из ила, волнующаяся  стайка  мелкой
рыбешки, которую мы вспугнули где-то не то у корпуса корабля, не то в  нем
самом, несколько пучков водорослей, колышущихся в струях течения -  вот  и
все, что осталось от чьих-то надежд на успешное плавание, от долгих трудов
неизвестных корабелов и, может быть,  нескольких  людей,  последние  взоры
которых ловили ужасные картины то ли штормов, то ли схватки, а  затем  все
заполонили неожиданно распахнувшиеся холодные  объятия  серых,  голубых  и
зеленых вод.
     Может быть, они шли морем,  намереваясь  пообедать  на  Андросе,  как
сделали это мы, освободившись от погружений. Мы ели на скатерти в  красную
и белую клетку в баре близ побережья -  только  здесь  было  сосредоточено
все, что делал человек на острове; внутренняя же территория  Андроса  была
защищена мангровыми топями, лесами из пиний и  красного  дерева,  населена
разнообразными птицами. Еда была хороша, а я проголодался.
     А потом  мы  еще  посидели,  покурили  и  поболтали.  Я  все  еще  не
познакомился с Полом Валонсом, хотя по графику должен был работать с ним в
паре уже завтра. Я поинтересовался у Димса, что из себя  представляет  мой
напарник.
     - Здоровый парень, -  сказал  он,  -  почти  с  тебя  ростом,  только
красавчик. Характер замкнутый. Прекрасный водолаз.  Они  с  Майком  каждую
неделю уезжали на уик-энд, облазали все Карибские острова. И держу пари, у
него на каждом острове по девчонке.
     - А вообще - как он?
     - Да ничего, я думаю. Я же говорю, характер у него  скрытный,  он  не
больно-то  и  показывает  свои  чувства.  Они  с  Майком  были  давнишними
друзьями.
     - А что вы думаете насчет смерти Майка?
     Картер вмешался в разговор:
     - Это один из тех проклятых дельфинов, -  сказал  он.  -  Никогда  не
следует валять с  ними  дурака.  Однажды  один  из  них,  чертов  скотина,
проскочил подо мной и чуть меня не разорвал.
     - Они ребячливы, - сказал Димс, - и зла не замышляют.
     - А я думаю, замышляют. И эти их гладкие  скользкие  туши  похожи  на
мокрые аэростаты. Отвратительно!
     - Ты к ним несправедлив. Они игривы  как  щенята.  И,  возможно,  это
имеет какой-то сексуальный подтекст...
     - Дряни! - бросил Картер - Они...
     Раз уж я положил начало этому спору, подумал я, то мне и тему менять.
И я спросил, правда ли, что Марта Миллэй живет неподалеку отсюда.
     - Да, - подтвердил Димс,  ухватившись  за  удобный  повод  прекратить
спор. - Она живет здесь, мили четыре ниже по побережью. Она мне показалась
очень ловкой и изящной, хотя я видел  ее  только  один  раз.  У  нее  свой
маленький порт. Гидроплан, парусное  судно,  приличного  размера  закрытый
катер и парочка небольших, но мощных моторок. Живет  она  одна  в  длинном
низком здании прямо у самой воды. Туда даже дороги нет.
     -  Мне  страшно  нравятся  ее  работы.  Вот  бы  как-нибудь   с   ней
встретиться...
     Он покачал головой:
     - Держу пари, что у тебя ничего  не  выйдет.  Она  терпеть  не  может
людей. У нее даже телефона нет.
     - Жаль. А вы не знаете, почему это так?
     - Ну...
     - Она уродина, - сказал Картер. - Я встретил ее однажды.  Она  стояла
на якоре, а я плыл мимо к одной из станций. Это было до того  еще,  как  я
про нее узнал, поэтому я подплыл ближе - всего-навсего поздороваться.  Она
что-то сказала сквозь стеклянное дно своей лодки, а когда увидела меня, то
начала визжать и кричать, чтобы я убирался, что я распугаю ей всю рыбу.  И
она сорвала брезент  и  накинула  себе  на  ноги.  Но  поздно  -  я  успел
разглядеть. Она симпатичная, нормально выглядевшая женщина - выше пояса. А
вот ноги ее скрючены и безобразны. Я расстроился из-за  того,  что  смутил
ее. Я был настолько смущен, что не знал, что и сказать.  Я  только  кивнул
ей: "Простите!", махнул рукой и уплыл.
     - Я слышал, что она вообще не может ходить, - сказал  Димс,  -  хотя,
говорят, отлично плавает. Я никогда не видел этого сам.
     - А что, это после аварии, или как?
     - Не совсем, насколько я понимаю, -  ответил  он.  -  Она  наполовину
японка, и я слыхал о том, что мать ее ребенком жила  в  Хиросиме.  Видимо,
пострадала наследственность.
     - Печально.
     - Да.
     Мы встали и отправились назад. Позже я долго лежал без сна, размышляя
о дельфинах, затонувших кораблях, утопленниках, полулюдях  и  Гольфстриме,
который разговаривал со мной через окно. Наконец  я  стал  вслушиваться  в
него, и он подхватил меня, и мы вместе дрейфовали в  темноту,  куда  бы  в
конце концов он ни направлялся.


     Пол Валонс был,  как  и  говорил  Энди  Димс,  почти  моего  роста  и
красавчик, одетый как на рекламном плакате. Еще бы лет двадцать и  он  бы,
возможно,  выглядел  бы  даже   выдающимся.   Некоторые   парни   способны
завоевывать все вокруг себя. Димс также был прав  насчет  необщительности.
Он  был  не  особенно  разговорчив,  хотя  это  не  выглядело  проявлением
недружелюбия. Что же касается его способностей водолаза, я не мог  оценить
их в первый день, отработанный с ним, потому что мы  оба  были  заняты  на
берегу,  пока  Димс  и  Картер  уплыли  к  Станции-Три...  И  снова  склад
оборудования...
     Я не думал, что это было очень хорошо - толковать с ним о  дельфинах;
разговор, уж скорее всего, следовало  вести  о  делах  более  насущных  и,
вместе с тем, достаточно общих. Так прошло утро.
     После  завтрака,   однако,   когда   я   начал   загадывать   вперед,
пересматривая свои планы на вечер, я решил, что о "Чикчарни" от него можно
узнать гораздо больше, чем от кого-либо другого.
     Он опустил клапан, который прочищал, и уставился на меня.
     - Для чего вам эта забегаловка? - спросил он.
     - Слышал, как ее поминали, - ответил я, - вот и захотелось поглядеть.
     - Они торгуют наркотиками без лицензии, - сказал он  мне,  -  торгуют
бесконтрольно... Если вы захотите перекусить, то нет никакой гарантии, что
вам не попадется  какое-нибудь  дерьмо,  сваренное  в  чулане  деревенским
дурачком.
     - Тогда ограничусь банкой пива.  Все  же  хочется  взглянуть  на  это
место.
     Он пожал плечами:
     - Не слишком там много такого, на что стоит посмотреть. Не здесь...
     Он вытер руки,  оторвал  с  настольного  календаря  листок  и  быстро
набросал мне карту. Я увидел, что бар располагался чуть в глубине острова,
поближе к птицам и мангровым деревьям, грязи и красному дереву. И был он к
югу от того места, где я был прошлым  вечером.  Бар  следовало  искать  на
реке, здание располагалось над водой на сваях, сказал  он  мне,  и  я  мог
подвести лодку прямо к причалу, примыкавшему к нему.
     - Думаю, съезжу туда сегодня вечером, - проговорил я.
     - Помните, что я вам сказал.
     Я кивнул, сворачивая "карту".
     Вторая половина дня прошла  быстро.  Нагнало  тучи,  прошел  короткий
дождь - буквально на четверть часа  -  и  затем  солнце  вернулось,  чтобы
высушить палубы и свежевымытый мир. Снова рабочий день закончился для меня
рано, благодаря тому, что с работой мы управились быстро.  Я  принял  душ,
сменил одежду и отправился на поиски легкой лодки.
     Рональд Дэвис, высокий темноволосый человек с диалектом Новой Англии,
сказал, что я могу взять быстроходную моторку, пожаловался на свой  артрит
и пожелал хорошо провести время. Я кивнул,  развернул  моторку  в  сторону
Андроса и пошлепал туда, надеясь, что  в  "Чикчарни",  помимо  наркотиков,
есть  и  что  перекусить;  не  хотелось  терять  времени,   останавливаясь
где-нибудь еще.
     Море было спокойным, и чайки  ныряли  и  вертелись,  издавая  хриплые
крики, когда волны, поднятые моторкой, достигали их  заповедных  краев.  У
меня не было никаких идей насчет того, что я  сделаю  потом.  Я  не  любил
действовать подобным образом, но иного выбора у меня просто  не  было.  Не
было настоящего плана работ, не было ни единой зацепки.  Поэтому  я  решил
набрать как можно больше информации,  причем  побыстрее.  Именно  скорость
казалась мне особенно необходимой, когда у меня  не  было  идей,  не  было
наметок предстоящего решения.
     Андрос вырастал передо мной. Я определил свои  координаты  от  места,
где мы ели вчерашним вечером, затем отыскал  устье  реки,  которое  Валонс
набросал для меня на карте.


     Поиски заняли минут десять, и я сбавил газ и медленно  последовал  по
извилистому руслу. Время от времени я поглядывал на отвратительную  дорогу
на левом от меня берегу. Листва разрасталась все гуще и гуще, и,  наконец,
я полностью потерял ее из виду. В конце концов ветви сомкнулись  над  моей
головой, замкнув меня на несколько  минут  в  аллее  и  в  преждевременных
сумерках, прежде чем река снова повернула, заставив меня обогнуть  угол  и
открыв мне то место, которое мне нарисовали.


     Я направился к  причалу,  к  которому  было  пришвартовано  несколько
других лодок, привязал свою,  взобрался  на  причал  и  огляделся.  Здание
справа от меня  -  единственное,  внешне  похожее  на  маленький  сарай  и
вытянувшееся над водой - было срублено из дерева и так покрыто  заплатами,
что я усомнился, осталось ли что-нибудь там  от  материала  первоначальной
постройки. Около него стояло с  полдюжины  экипажей  и  выцветшая  надпись
гласила, что название бара - "Чикчарни". Продвинувшись вперед, я  поглядел
налево и решил, что дорога, мимо которой я проплывал, была  лучше,  чем  я
предполагал.
     Войдя, я обнаружил отличный бар  из  красного  дерева,  возвышающийся
надо мной футов на пятнадцать, выглядевший так, как будто перенесен сюда с
борта какого-либо лайнера. Восемь или десять столов  было  расставлено  по
всему помещению, несколько из них были заняты, и дверная занавеска  висела
слева от бара. Кто-то нарисовал вокруг нее грубый нимб из туч.
     Я  двинулся  к  бару,  став  его  единственным  посетителем.  Бармен,
толстяк, который нуждался в бритье вчера точно так же, как и днем  раньше,
положил газету и поднялся.
     - Что закажем?
     - Пива, - ответил я. - И могу я получить что-нибудь перекусить?
     - Минуточку.
     Он двинулся дальше вниз; щелкнул маленький холодильник.
     - Сэндвич с рыбкой и салатом? - спросил он.
     - Пойдет.
     - И хорошо. Потому что это все, что у нас есть.
     Он приготовил сэндвич и протянул мне, пододвинул и пиво.
     - Это вашу лодку я слышал только что? - поинтересовался он.
     - Верно.
     - В отпуск?
     - Нет. Я только что устроился на Станцию-Один.
     - О, водолаз?
     - Да.
     Он вздохнул:
     - Значит, вы вместо Майка Торнлея. Бедняга.
     Я предпочитаю в подобных случаях слово  "преемник",  потому  что  оно
кажется мне более подходящим для человека и не напоминает процедуру замены
изношенной детали. Но я просто кивнул:
     - Да, я все об этом слышал. Паршиво.
     - Он часто бывал здесь.
     - Я это тоже слышал - тот парень, с которым он  погиб,  тоже  работал
здесь.
     Он кивнул:
     - Руди. Руди Майерс, - сказал он. - Работал здесь пару лет.
     - Они были хорошие друзья, да?
     Он покачал головой.
     - Не особенно, - помолчав, сказал он. - Они  были  просто  знакомыми.
Руди работал в заднем зале, - он глянул на занавеску, - вы знаете.
     Я кивнул.
     - Главный проводник, высший медицинский чиновник и глава  посудомоек,
- сказал он с отрепетированным легкомыслием. - А вас интересует...
     - А что за фирменное блюдо в вашем заведении?
     - "Розовый рай", - ответил бармен. - Неплохая штука.
     - И как?
     - Немного дрейфуешь, чуть-чуть паришь и ясно светишься.
     - Может быть, в следующий раз, - сказал я.  -  А  они  с  Руди  часто
плавали вместе?
     - Нет, это единственный раз... А вы побаиваетесь?
     - Меня все это не слишком  порадовало.  Когда  нанимался  на  работу,
никто не предупредил меня, что я могу быть  съеден.  А  Майк  когда-нибудь
рассказывал о необычных морских событиях, о чем-нибудь вроде этого?
     - Нет, что-то не припомню.
     - А как насчет Руди? Он что, так любил плавать?
     Бармен уставился на меня и начал хмуриться:
     - А чего это вы спрашиваете?
     - Потому что мне пришло в голову, что я могу найти концы.  Если  Руди
интересовался всякой такой всячиной, а Майк наткнулся на что-то необычное,
он мог прихватить с собой приятеля, чтобы посмотреть вместе на это диво.
     - Диво - это вроде чего?
     - Черт бы меня побрал... Ну, если  он  на  что-то  наткнулся,  и  это
что-то было опасным, я должен об этом знать.
     Бармен перестал хмуриться.
     - Нет, - ответил он. - Руди ничем таким не интересовался.  Даже  если
бы мимо проплывало лох-несское чудовище, он не двинулся бы с места,  чтобы
поглазеть на эту тварь.
     - Тогда почему он поплыл?
     Бармен пожал плечами:
     - Понятия не имею.
     У меня возникло подозрение, что если я спрошу  еще  о  чем-нибудь,  я
только разрушу наши с ним  чудесные  отношения.  Поэтому  я  поел,  выпил,
расплатился и ушел.


     Я вновь двинулся по реке до ее устья, а потом  на  юг  вдоль  берега.
Димс говорил, что этим путем надо пройти  мили  четыре,  если  считать  от
ресторана, и что это низкое длинное здание прямо на  воде.  Все  верно.  Я
надеялся, что она вернулась из того путешествия, о котором понимал Дон.  И
худшее, что она могла сделать -  приказать  мне  убраться.  Но  она  знала
ужасно много такого, что полезно было бы  послушать.  Она  знала  район  и
знала дельфинов. И я хотел выслушать ее мнение, если оно у нее было.
     Небо по-прежнему было достаточно светлым, хотя воздух, казалось, стал
чуть-чуть  холоднее,  когда  я  опознал  маленькую  бухту  на   подходящем
расстоянии, сбросил газ и двинулся к ней. Да, там было жилье, в  самом  ее
конце слева, прямо напротив крутого берега, а над водой  выступал  причал.
Несколько лодок, одна из них парусная, стояли на якоре с той  стороны,  их
защищала длинная белая дуга волнолома.
     Двигаясь  со  всей  осторожностью,  я  направился  туда   и   обогнул
оконечность волнолома.  Я  увидел  девушку,  сидящую  на  причале,  и  она
заметила меня и потянулась за чем-то. А затем она  смотрела  поверх  меня,
пока я шел под защитой волнолома. Заглушив мотор, я причалил  к  ближайшей
свае, следя при этом, не появится ли вдруг она с багром в  руках,  готовая
отразить атаку захватчика.
     Но этого не произошло, так что я взобрался на наклонную аппарель, что
привела меня наверх. Девушка только  что  закончила  приводить  в  порядок
длинную, бросающуюся в глаза юбку - наверное, именно ее  она  и  доставала
чуть ранее. Сверху на Марте был купальник,  и  сама  она  сидела  на  краю
причала,  а  ноги  ее   были   спрятаны   от   любопытных   взглядов   под
зелено-бело-синим ситцем. Волосы у нее были длинные и очень черные,  глаза
- большие и темные. Внешность - самая обычная, с легким восточным оттенком
того  самого  типа,  который  я  находил  чрезвычайно  привлекательным.  Я
помедлил наверху аппарели, чувствуя немалую неловкость, когда встретился с
нею глазами.
     - Меня зовут Мэдисон, Джеймс  Мэдисон,  -  сказал  я.  -  Работаю  на
Станции-Один. Здесь я новичок. Можно мне войти к вам?
     - Вы уже вошли, - заметила она,  а  затем  улыбнулась,  похоже,  ради
эксперимента. - Но вы можете пройти оставшуюся часть пути, и я  уделю  вам
минутку.
     Так я и сделал, и, когда я приблизился, она пристально посмотрела  на
меня. Это заставило меня проанализировать мои чувства - те, которыми,  как
мне казалось, я научился владеть после достижения совершеннолетия. И когда
я уже готов был перевести свой взгляд вдаль, она сказала:
     - Марта Миллэй  -  только  ради  того,  чтобы  представиться  вам  по
правилам, - и снова улыбнулась.
     - Я давно восхищаюсь вашими работами, - объяснил я,  -  но  это  лишь
часть причины, пригнавшей меня сюда. Я надеюсь, вы  поможете  мне  обрести
чувство безопасности моей работы.
     - Убийство, - предположила она.
     - Вот именно... Ваше мнение. Я хочу услышать его.
     - Ладно, вы его услышите, - сказала она. - Но я  была  на  Мартинике,
когда произошло  убийство,  и  все,  что  я  знаю,  почерпнуто  только  из
сообщений  в  газетах  и  одного  телефонного  разговора  со  знакомым  из
Института  дельфинологии.  На  основании  знаний,   полученных   за   годы
знакомства, того времени, что проведено  в  фотографировании,  в  играх  с
дельфинами, на основании того, что я их знаю  и  люблю,  я  не  верю,  что
подобное возможно -  что  дельфин  может  убить  человека.  Сообщение  это
противоречит всему моему опыту. По  многим  важным  причинам  -  возможно,
каким-то дельфиньим концепциям  братства,  по  ощущению  разумности  -  мы
кажемся им весьма важными, настолько близкими, что мне даже  кажется,  что
любой из них скорее умрет сам, чем увидит кого-либо из нас убитым.
     - Так вы отвергаете возможность убийства дельфином  человека  даже  в
качестве самозащиты?
     - Я думаю так, - сказала она, -  хотя  у  меня  нет  фактов  об  этом
происшествии. Тем не менее,  это  более  важно  -  отталкиваясь  от  вашей
формулировки - самое важное именно то, что все это было оформлено так, что
вовсе не походит на работу дельфинов.
     - Как так?
     - Я ни разу не слышала, чтобы  дельфины  пользовались  своими  зубами
так, как это было описано. Этот способ был задуман, исходя из того, что  в
клюве - или под носом - у дельфина сотня зубов и где-то восемьдесят восемь
на нижней челюсти. Но если дельфин вступает  в  схватку  -  к  примеру,  с
акулой или касаткой - он не пользуется  зубами,  чтобы  кусать  или  рвать
врага. Он сжимает их поплотнее, образуя очень  жесткую  структуру,  и  что
есть мочи таранит противника. Передняя часть черепа дельфина на  удивление
толста и сам по себе череп достаточно  массивен,  чтобы  погасить  сильное
сотрясение от ударов, наносимых дельфином  -  а  они  наносят  потрясающие
удары, потому что имеют могучие шейные мускулы. Они вполне способны  убить
акулу, отдубасив ее до смерти.  Так  что,  если  бы  даже  допустить,  что
дельфин способен на убийство человека, он не стал бы кусать его -  он  его
как следует вздул.
     - Так почему никто из этого дельфиньего  института  не  выступил,  не
сказал этого.
     Она вздохнула:
     - Они делали это.  Но  газеты  даже  не  воспользовались  заявлением,
которое туда послали. Очевидно, никто даже и не задумался над тем, что это
достаточно важное свидетельство, чтобы оправдать обвиняемого любого сорта.
     Она, наконец, оторвала свой взгляд от меня и посмотрела поверх воды.
     - Я думаю, что  их  равнодушие  к  ущербу,  который  они  нанесли,  и
нежелание затягивать эту историю, наиболее всего достойно презрения, и это
именно двигало ими, а вовсе не озлобленность, - сказала она наконец.
     Незадолго освободившись от ее взгляда, я  нагнулся,  чтобы  сесть  на
край причала, и мои ноги спустились вниз. Стоять и разглядывать ее  сверху
вниз - это усиливало и без того ощущаемое неудобство. Вместе с ней я  стал
разглядывать гавань.
     - Сигарету? - спросил я.
     - Не курю.
     - А мне можно?
     - Давайте.
     Я закурил, вынул сигарету изо рта, чуток подумал, а затем спросил:
     - А у вас есть какие-нибудь соображения насчет того, из-за чего могла
случиться эта смерть?
     - Это могла быть акула.
     - Но акул в этом районе не было много лет. "Стены"...
     Она улыбнулась.
     - Может быть несколько вариантов  проникновения,  которыми  могла  бы
воспользоваться акула, - заметила она. - Сдвиг на дне, открывший расщелину
или туннель под "стеной". Кратковременное короткое замыкание  в  одном  из
генераторов, которое не было замечено - или, что тоже может быть, короткое
замыкание в системе контроля и управления. И вообще, частоты, используемые
для создания "стены", как предполагалось, вызывают полное  расстройство  у
многих видов морских обитателей, но не  обязательно  смертельны  для  них.
Акула, обычно  старающаяся  избегать  "стены",  могла  попасть  в  сильное
течение, которое протащило ее чере