, Кэрол догадалась, что произошло,  но  Центр  принимает  только
факты. Я видел, что в кабине достаточно морской воды, чтобы уничтожить все
споры. Ни один анализ не докажет, что их убил я.
     А тело Альберта Швейтцера, несомненно,  смыло  приливом  из  открытой
кабины.
     Если я когда-нибудь встречу тех, кто успел познакомиться  с  Алом,  я
буду кем-то там еще с подходящей биографией  и  приметами,  так  что  этот
человек будет введен в заблуждение.
     Очень ловко. Но, может быть, я выбрал поганую работу. Я _в_с_е _е_щ_е
чувствовал себя точно в аду.
     Румоко-Из-Адских-Глубин дымился и рос, точно  голливудское  чудовище,
выползшее из научно-фантастического фильма. По прогнозам  через  несколько
месяцев  пламя  там  потухнет.  Затем  начнется  появление   слоя   почвы,
перелетные птицы станут останавливаться там на отдых, а  может,  и  совьют
там гнезда  и  удобрят  почву  пометом.  Мутировавшие  багровые  мангровые
заросли появятся там,  соединив  море  и  землю.  Заведутся  насекомые.  И
однажды, согласно теории, остров  станет  обитаемым.  А  позже  он  станет
первым звеном в цепи обитаемых островов.
     Двусмысленное решение демографической проблемы, скажете  вы:  творить
новую землю для расселения людей  и  убивать  при  этом  массу  обитателей
подводных городов.
     Да, землетрясение разрушило купол Нового Салема. Многие погибли.
     И несмотря на это, следующим летом намечено рождение двойника Румоко.
     Население Балтимора-2 было обеспокоено, но расследование, проведенное
Конгрессом, показало, что вина полностью ложится на  конструкторов  Нового
Салема, которые  не  предусмотрели  подобных  превратностей  судьбы.  Суды
привлекли к ответственности нескольких подрядчиков, и двое из них потеряли
контракты, несмотря на свои связи, так что им пришлось подыскивать  заказы
в другом месте.
     Это немало, но недостаточно, и я до сих пор сожалею о том, что  сунул
того парня под душ. Он жив и здоров, этот парень Нового Салема, но я знаю,
что ему уже никогда не стать прежним.
     В следующий раз  при  строительстве  острова  будут  приняты  большие
предосторожности - что бы это ни значило. Но я  не  верю,  что  они  будут
достаточными - я знаю им цену. С тех пор я никогда никому не верю.
     Если погибнет и другой город-пузырь, как погиб твой, Ева, я  полагаю,
работы по проекту замедлятся. Но я не верю,  что  проект  будет  отвергнут
навсегда. Думаю, они найдут другую  оговорку,  и  тогда  состоится  третья
попытка.
     Пока мы не сможем творить такие вещи без последствий, я полагаю,  что
вряд ли решение наших демографических проблем может  лежать  в  сотворении
новой суши. Нет!
     Экспромтом я могу сказать, что раз уж мы на сегодня контролируем все,
то могли бы контролировать и рост населения. Я даже  готов  расстаться  со
своей персоной - со многими, можно сказать, персонами -  и  проголосую  за
это, если дело дойдет до референдума. И я утверждаю,  что  городов-пузырей
должно быть больше, а ассигнования на изучение внешнего пространства нужно
увеличить. И никаких больше Румоко.
     Несмотря на прошлые оговорки, я  выбираю  свободу.  Вэлш  никогда  не
узнает об этом. Надеюсь, никто не узнает. Я не альтруист, но у меня  такое
чувство, что  я  в  огромном  долгу  перед  тем  народом,  кровь  которого
пролилась по моей вине. Кроме того, я однажды был их гостем...
     Используя преимущества своего несуществования,  я  задумал  диверсию,
которая будет исполнена настолько хорошо, что станет последней.
     Как?
     Я увидел, что тот  вулкан  очень  похож  на  Кракатау.  В  результате
последних событий в Центре появилось очень  много  данных  о  магме  -  и,
естественно, я располагал этими сведениями.
     Когда станет рождаться очередной ребеночек, я сумею сделать так,  что
в результате сейсмический баланс будет нарушен настолько основательно, как
этого еще не бывало на памяти людей.  Это,  пожалуй,  сделать  не  слишком
сложно.
     Возможно, в результате этого я убью тысячи людей  -  наверняка  будут
жертвы. Тем не менее, Румоко, разрушив Новый Салем, отправил на  тот  свет
так много народу, что, я думаю, Румоко-2 отправит еще больше. И я надеюсь,
что наверху после этого окажется достаточно свободного места. Добавим  еще
и то, какие слушки побегут - я сам подтолкну их. И так и сделаю.
     По крайней мере, я смахну с суши так много людей, как смогу.
     Они получат великолепные результаты, те, кто составляют планы  -  они
получат Эверест  в  Центре  Атлантики  и  несколько  треснувших  подводных
куполов. Отшутитесь - и вы хороший человек.
     Я наживил удочку и закинул ее. Билл отхлебнул апельсинового  сока,  я
же затянулся сигаретой.
     - Ты сейчас инженер-консультант? - спросил он.
     - Ага.
     - Отдыхаешь?
     - Нет, работаю - в уме. Обдумываю один хитрый фокус.
     - Справишься?
     - Да.
     - Иногда мне хочется быть таким, как ты - самому себе хозяином.
     - Нет. Овчинка выделки не стоит.
     Я вглядывался над темными водами,  могущими  нести  чудеса.  Утреннее
солнце лизало волны, и решение  мое  было  твердым.  Ветер  дул  теплый  и
приятный. Небо становилось прекрасным. Я мог судить об этом по разрывам  в
пелене туч.
     - Это звучит интересно. Разрушительная работа, говоришь?
     И я, Иуда Искариот, оглянулся на свой путь и сказал:
     - Передай наживку, пожалуйста. Похоже, что-то клюет.
     - У меня тоже. Погоди минутку.
     День, словно куча серебряных долларов, посыпался на палубу.
     Я вытянул добычу, оглушил и осторожно взял ее.
     Я сказал себе, что я не существую. Я надеялся, что это  правда,  даже
тогда, когда чувствовал, что это не  так.  И  мне  снова  мерещилось  лицо
старика Колгейта под тогдашней белой кепчонкой.
     ЕВА, ЕВА...
     ПРОСТИ МЕНЯ, МОЯ ЕВА... Я ХОТЕЛ БЫ ПОЧУВСТВОВАТЬ ТВОЮ РУКУ  НА  СВОЕМ
ЛБУ.
     День почти что серебряный. Волны этим утром синие и зеленые  и  -  о,
боже! - как очарователен свет!
     - Вот наживка.
     - Спасибо.
     Я взял ее. Нас медленно сносило течением.
     В конце концов, все мы смертны, - решил я. Но от этого мне  легче  не
стало.
     Следующая открытка будет, как обычно, на Рождество, Дон, только годом
позже.
     Не спрашивай меня, почему.



                              2. ПЕСНОПЕВЕЦ

     После того, как все разошлись,  выслушав  рассказ  о  происшедшем,  а
остатки останков убрали - еще  долго  после  этого,  пока  тянулась  ночь,
поздняя, чистая, с  множеством  ярких  звезд,  двоившихся  и  мерцавших  в
прохладных водах Гольфстрима вокруг станции, я сидел в кресле на маленьком
заднем дворике за моим жилищем, потягивал пиво из  жестянки  и  следил  за
тем, как заходят звезды.
     Чувства мои были в неприятном смятении,  и  я  еще  не  совсем  четко
представлял себе, что же делать дальше.
     Продолжать расследование было опасно. Конечно, я мог  бы  плюнуть  на
оставшиеся шероховатости, нерешенные маленькие загадки, беспокоившие меня:
ведь то, что мне поручили, было выполнено. И  хотя  у  меня  было  желание
узнать побольше, я имел полное право поставить мысленно "Закрыто" на папке
с этим делом, отправиться за гонораром, а затем жить припеваючи.
     А что до моего беспокойства - что ж,  никто  никогда  не  сможет  все
разузнать,  никого  не  встревожат  те  незначительные   детали,   которые
продолжают волновать меня. Я вовсе не обязан  вести  расследование  дальше
этого момента.
     И все же...


     Может быть, это и называется чувством долга. По крайней мере,  именно
оно  само  по  себе  заставляло  меня  действовать,  и   принуждение   это
маскировалось такими общепринятыми словами, как "чувство долга" и "свобода
воли".
     Так ли это? Или все дело в том, что люди унаследовали мозг обезьяны -
с глубокими извилинами, отвечающими за любопытство, которое может привести
к добру - или худу.
     Тем не менее, я должен оставаться на станции еще  некоторое  время  -
хотя бы для того, чтобы не лишать свою легенду правдоподобности.
     Я еще глотнул пива.
     Да, надо бы получить ответы на  те  вопросы,  которые  меня  волнуют.
Извилины этого требуют.
     А еще надо повнимательнее осмотреться вокруг себя. Да, решил  я,  так
мы и сделаем.
     Я вытащил сигарету и принялся было прикуривать. И тут вниманием  моим
завладело пламя.
     Я  уставился  на  трепетные  языки  пламени,  осветившие   ладонь   и
скрюченные пальцы левой руки, поднявшейся, чтобы защитить  их  от  ночного
бриза. Пламя казалось чистым как сами звезды, расплавленным и маслянистым.
     Языки пламени были тронуты  оранжевым  с  синим  нимбом  и  время  от
времени открывали мерцающий вишневый фитиль, похожий на душу огня. А затем
полилась музыка...


     Музыка - именно это слово, по-моему, и подходило лучше всего,  потому
что по сути своей это явление  было  скорее  похоже  именно  все,  хотя  в
действительности являлось чем-то таким, с чем мне никогда  не  приходилось
еще сталкиваться. Вообще это были  не  звуки  в  обычном  понимании  этого
слова. Они всплыли во мне,  как  всплывают  воспоминания,  без  каких-либо
внешних стимулов, и не хватало силы самосознания, чтобы повернуть мысль  к
необходимости прийти в себя и соотнести действия со временем - как во сне.
Затем что-то приостановилось, что-то высвободилось и чувства мои двинулись
к кульминации. Это были не  эмоции,  не  что-то,  им  подобное;  а  скорее
состояние  нарастающей  эйфории,  наслаждения,   удивления   -   все   это
переполняло меня, сливаясь с нарастающим  беспокойством.  Что-то  росло  и
что-то растворялось - но что это было на самом деле, я не знаю.  Это  была
угнетающая красота и прекрасная угнетенность - и я был ее частью. Походило
на то, что я испытывал нечто,  чего  еще  не  доводилось  испытать,  нечто
космическое, величественное и вездесущее, но игнорирующее все окружающее.
     И все это усиливалось и усиливалось  по  своим  собственным  законам,
пока я не согнул пальцы своей левой руки настолько, что пламя лизнуло их.
     Боль моментально прогнала наркотический  транс,  и  я,  вскакивая  на
ноги, щелкнул зажигалкой; звук предупреждением ударил по  моим  мыслям.  Я
повернулся и побежал через искусственный остров к маленькой кучке  зданий,
в которых располагались музей, библиотека и контора.
     Но в этот момент что-то опять накатило на меня. Только  на  этот  раз
уже не  чудное  музыкоподобное  ощущение,  коснувшееся  секундами  раньше.
Теперь это было нечто зловещее, несшее страх, ничуть не менее реальный  от
того,  что,  насколько  я  понимал,   он   был   иррационален.   Все   это
сопровождалось  полным  искажением  ощущений,  и  меня  шатало  на   бегу.
Поверхность, по которой  я  бежал,  казалось,  гнулась  и  волновалась,  и
звезды, здания, океан - все плыло,  накатывалось  прибоем  и  откатывалось
назад, вызывая приступ тошноты. Несколько раз я падал, но тут же вскакивал
и рвался вперед.  Какое-то  расстояние  я,  по-моему,  преодолел  ползком.
Закрыть глаза? Ничего из этого  хорошего  не  вышло  бы:  все  кривлялось,
корчилось, перемещалось и пугало не только снаружи, но и внутри меня.
     И все-таки мне необходимо было преодолеть всего лишь несколько  сотен
ярдов, несмотря на все эти чудеса, и, наконец, мои руки коснулись стены, я
нашел дорогу, нащупал дверь, толкнул ее и вошел внутрь.
     Еще дверь, и я в библиотеке. Казалось, прошла вечность, прежде чем  я
нашарил выключатель.
     Шатаясь, я добрел до стола и сразился с его ящиком, вытаскивая оттуда
отвертку.
     Затем, стиснув зубы, я на четвереньках добрался  до  дальнего  экрана
Информационной сети. Налетев на  консоль  управления,  я  успешно  щелкнул
выключателем, пробудив машину к жизни.
     Потом, все еще на коленях, держа отвертку обеими руками, я  освободил
левую сторону панели от крышки. Крышка упала со стуком, больно  отдавшимся
у меня в голове. Но доступ к деталям был открыт. Три маленьких изменения в
схеме, и я мог передать нечто, что в конечном итоге вольется в Центральный
банк данных. Я решил, что  сделаю  эти  изменения  и  отправлю  два  самых
опасных куска информации - о том, что, как я предполагал, имеет место и, в
конце, концов  связано  с  чем-то  достаточным,  чтобы  послужить  однажды
причиной возникновения проблемы. Такой проблемы, которая причинит  большой
ущерб человеку, который сейчас так мучил меня.
     - Вот что я задумал! - сказал я громко.  -  А  теперь  прекрати  свои
фокусы, или я выполню свою угрозу!
     ...И как будто с моего носа сняли искажавшие окружающее очки:  вокруг
снова была самая обычная реальность.
     Я поднялся на ноги и закрыл панель.


     Вот сейчас-то, решил я, как раз  и  самое  время  для  той  сигареты,
которую я было начал закуривать.
     После третьей затяжки я услышал, как во внешнюю дверь кто-то вошел.
     Доктор  Бартелми,  невысокий,  загорелый,  с  сединой   на   макушке,
жилистый, ступил в комнату - голубые глаза  широко  открыты  и  одна  рука
слегка приподнята.
     - Джим! Что стряслось? - спросил он.
     - Ничего, - ответил я. - Ничего.
     - Я видел, как вы бежали. И видел, как вы упали.
     - Ага. Я решил пробежаться. Поскользнулся. Немного  растянул  связки.
Все в порядке.
     - Но почему вы так спешили?
     - Нервы. Я  все  еще  расстроен.  Я  решил  пробежаться  или  сделать
что-нибудь еще, чтобы привести в порядок нервишки. Ну, к примеру,  сбегать
сюда и взять книжку - ну, что-нибудь почитать перед сном.
     - Дать вам успокаивающего?
     - Нет, все в порядке. Спасибо, не надо.
     - А что вы делали у машины? Не надо баловаться с...
     - Боковая панель отвалилась, когда я проходил мимо. Я только поставил
ее на место, - махнул я отверткой. - Должно быть, ослабли винты.
     - О...
     Я шагнул и  приладил  панель  на  место.  Когда  я  затягивал  винты,
зазвонил телефон. Бартелми подошел к столу, нажал кнопку и ответил.
     Через мгновение он сказал:
     - Да, минуточку, - повернулся ко мне, кивнул. - Это вас.
     - В самом деле?
     Я встал, двинулся к столу, взял трубку, кинул отвертку обратно в ящик
и задвинул его.
     - Да, - сказал я в трубку.
     - Порядок, - ответил голос. - Я  думаю,  нам  лучше  потолковать.  Вы
навестите меня?
     - А где вы?
     - Дома.
     - Ладно. Я приду. - Я повесил трубку и повернулся к  Бартелми.  -  Ну
вот, и книга теперь не нужна. Сплаваю ненадолго к Андросу.
     - Уже поздно. Вы уверены что в состоянии это сделать?
     - О, сейчас я чувствую себя хорошо, -  ответил  я.  -  Извините,  что
потревожил вас.
     Казалось,  он  расслабился.  По  крайней  мере,  уступил   и   мрачно
улыбнулся.
     - Может быть, это мне надо пойти и принять лекарство, - проворчал он.
- Когда такое случается... Знаете, вы напугали меня.
     - Ну, что случилось, то уже случилось. И кончено.
     - Вы правы, конечно. Ну, как бы то ни было, приятного вечера!
     Он повернулся к двери, и я вышел следом за ним, погасив  свет,  когда
проходил мимо выключателя.
     - Спокойной ночи!
     - Спокойной ночи.
     Он отправился обратно к домам, а я двинулся к  причалу,  решив  взять
"Изабеллу".
     Чуть позже я  отошел  от  берега,  по-прежнему  недоумевая.  Все  эти
странности,  в  конечном  счете,   вполне   могли   естественным   образом
соотноситься с проблемой человека.


     Случилось это в мае и не так  уж  давно,  хотя  сейчас  кажется,  что
прошло достаточно много времени. Я сидел в глубине бара "У капитана  Тони"
в Кей Вест, справа у камина, потягивая свое обычное пиво.  Было  уже  чуть
больше восьми, и я решил, что на этот  раз,  похоже,  зря  только  потерял
время, когда в бар через широкую переднюю арку вошел  Дон.  Он  огляделся,
скользнул по мне взглядом, отыскал свободный табурет в переднем углу бара,
занял его и что-то заказал. Нас разделяло много людей и, к тому же, группа
музыкантов вернулась к возвышению позади меня и начала новую песню, громко
открывая  счет,  так  что  мы  поначалу  просто-напросто  сидели   там   и
осматривались.
     Через десять-пятнадцать минут Дон поднялся и  пошел  к  задней  стене
вдоль дальней  стороны  бара.  Немного  спустя  он  повернулся  обратно  и
оказался рядом со мной. Я ощутил его руку на своем плече.
     - Билл! - сказал он. - А что ты здесь делаешь?
     Я поднялся, приветствуя его, и улыбнулся:
     - Сэм! Господи!
     Мы пожали друг другу руки.
     - Здесь слишком шумно и нам не дадут поболтать, - сказал он затем.  -
Пойдем куда-нибудь.
     - Хорошая мысль.
     Немного погодя мы оказались на  темном  и  пустынном  берегу  залива,
пахнущего соленым дыханием океана. До нас доносился лишь шум его  да  стук
случайных капель. Мы остановились и закурили.
     - Вы знаете, что Флорида продает отсюда  свыше  двух  миллионов  тонн
урана ежегодно? - спросил он.
     - По правде говоря, нет.
     - Ну, это так... А что вы слышали о дельфинах?
     - Ну, с этим  легче,  -  ответил  я.  -  Это  прекрасные  дружелюбные
существа, настолько хорошо приспособленные к окружающей среде,  что  своим
образом жизни не причиняют ей никакого вреда  и  в  то  же  время  всецело
наслаждаются  жизнью.  Они  разумны,  они  вообще  не  проявляют   никаких
признаков злобности. Они...
     - Достаточно, - поднял он руки. - Вы вроде того дельфина. Я знаю, что
вы бы это подчеркнули. Вы иногда мне напоминаете этих  существ  -  так  же
скользите по жизни, не оставляя ни следа в поисках  того,  за  чем  я  вас
посылаю...
     - Не забудьте дать мне рыбки.
     Он кивнул:
     -  Договор  обычный.  И  задание  вроде   бы   относительно   легкое:
определение по принципу "да" или "нет", и оно не  отнимет  много  времени.
Происшествию всего несколько дней, и то место, где оно  случилось,  совсем
рядом.
     - О! И кто в этом замешан?
     - Я хотел бы разобраться в деле, касающемся дельфинов,  обвиненных  в
убийстве.
     Если он предполагал, что я что-то скажу на это, он  разочаровался.  Я
раздумывал, припомнив новости прошедшей недели. Два водолаза погибли в  то
же самое время, когда  в  этом  районе  наблюдалась  необычная  активность
дельфинов. Люди были искусаны животными,  чьи  челюсти,  судя  по  следам,
напоминали челюсти бутылконосых дельфинов, обычно посещавших эти  парки  и
иногда даже селившихся в них. Тот же парк, в котором  произошел  инцидент,
был  закрыт  до  выяснения  обстоятельств  дела.   Свидетелей   нападения,
насколько я помнил, не было, и ни в одной газете я не  мог  найти  следов,
чем же кончилась вся эта история.
     - Я серьезно говорю, - сказал он наконец.
     - Один из тех ребят был опытным  проводником,  отлично  знавшим  весь
этот район, не так ли?
     Он просиял - это было заметно даже в темноте.
     - Да, - подтвердил он, - Мишель Торнлей... Он, можно сказать, работал
еще и проводником. Он был служащим "Белтрайн Процессинг". Подводный ремонт
и  обслуживание  добывающих  заводов  компании.  Бывший   военный   моряк.
Человек-лягушка. Крайне квалифицированный. Другой парень, его  приятель  с
Андроса, был новичком в подводном деле - Руди Майерс. Они вышли  вместе  в
необычный час и отсутствовал очень долго. В  то  же  время  было  замечено
несколько дельфинов, быстро  поднимавшихся  с  глубин.  Они  перепрыгивали
"стену", вместо того, чтобы проходить сквозь  "калитку".  Другие  дельфины
пользовались обычными проходами, а эти были не в себе, как сумасшедшие.  В
течение нескольких минут все дельфины, бывшие в парке, покинули его. Когда
служащие отправились на поиски Майка и Руди, то они нашли трупы.
     - А как это дело попало к вам?
     - Институт дельфинологии не пожелал признать  этот  поклеп  на  своих
подопечных. Они утверждают, что  никогда  не  было  подлинно  достоверного
случая неспровоцированного  нападения  дельфина  на  человека.  И  они  не
желают, чтобы этот факт лег в досье в Центральном банке  данных,  если  на
самом деле ничего подобного не было.
     - Ну, это и в самом де