ризнался он.
     - Ладно. Ну, увидимся.
     - Завтра в шесть.
     - Верно. Спокойной ночи.
     - Спокойной ночи.
     Итак, я отправился обратно, обдумывая возможное  развитие  событий  и
действия людей, приводящие в своей кульминации к убийству.  Но  в  картине
было все еще слишком много пробелов, чтобы закончить ее так, как  она  мне
понравилась бы.
     Я, конечно, был весьма обеспокоен  тем  фактом,  что  нашелся  некто,
который ощутил, что мое присутствие действительно представляет собой нечто
большее, чем его  внешнее  проявление.  Я  снова  и  снова  размышлял  над
причинами разоблачения  моей  тайны,  но  так  и  не  видел,  на  чем  мог
поскользнуться - я  был  весьма  осторожен  насчет  своих  полномочий,  не
сталкивался ни с кем, с кем был знаком раньше. И я начал  убеждаться,  что
ни раньше, ни теперь не допустил никакого случайного прокола.
     И  тогда  я  решил,  что  должен  быть  внимательнее   и   продолжать
расследование дальше. Я полагал,  что  смогу  осмотреть  место,  где  были
найдены тела. Я еще не был там - и в основном потому, что сомневался,  что
найду что-либо полезное для расследования. И все же... Я внес это  в  свой
список утренних дел - если смогу слетать туда перед обедом у Кашелей. Если
же нет - тогда на следующий день.
     Хотел бы я знать, совершаю ли я поступки, рассчитанные другим  -  как
это было с камнями. Я чувствовал, что это было так, и был весьма смущен  -
почти так же, как и удивлен, когда обдумывал мотивы поступка  информатора.
Однако, в этот момент мне не оставалось ничего другого, кроме  как  только
ждать.
     И пока я обдумывал все это, я услышал, как со мною поздоровался  Энди
Димс. Стоял Димс рядом со своим коттеджем, покуривая трубку. Ему  хотелось
знать, не интересует ли меня партия в шахматы. Она меня  не  интересовала,
но я пошел играть. Я проиграл две  и  загнал  его  в  пат  на  третьей.  Я
чувствовал, что ему было немного неловко, но большего, по крайней мере,  я
сказать не могу.


     На следующий день Димса и Картера послали на Станцию-Шесть, пока наша
с Полом очередь была заниматься разнообразными поручениями внутри и  около
склада оборудования. Это  просто  занимающая  время  процедура,  решил  я,
отдохну, прежде чем снова приниматься за свою работу.
     Так это и было вплоть до полудня и несколько позже,  и  я  уже  начал
размышлять, а хорошей ли кухаркой окажется  Линда  Кашел,  когда  в  склад
влетел Бартелми.
     - Собирайтесь, - сказал он. - Нам надо на выход.
     - В чем дело? - спросил его Пол.
     - Какая-то неисправность в одном из ультразвуковых генераторов.
     - Какая?
     Он покачал головой:
     - Трудно сказать, пока мы не притащим его сюда и  не  проверим.  Все,
что я знаю, - это на пульте погасла лампочка. Я хочу вытащить все в  сборе
и поставить новый агрегат, а не пытаться произвести ремонт  на  месте  под
водой, даже если это будет выглядеть простым делом. Я хочу поднять  его  и
очень тщательно исследовать в лаборатории.
     - Где он расположен?
     - К юго-западу, на глубине фатомов в двадцать  восемь.  Поглядите  на
пульте, если хотите. Это даст вам больше информации. Но не тяните  слишком
долго, ладно? Там много чего надо погрузить.
     - Ладно. А что за судно?
     - "Мэри Энн".
     - С соблюдением новых инструкций?
     - Да. Грузите все. Я пойду вниз  и  предупрежу  Дэвиса.  Потом  схожу
переоденусь... Скоро вернусь.
     - Тогда мы сходим поглядим.
     - Да.
     Он ушел, а мы продолжали работать, погрузили снаряжение,  подготовили
акулью клетку и подводную декомпрессионную камеру. Мы проделали два захода
на "Мэри Энн", а затем воспользовались возможностью взглянуть на карту, не
узнали из нее ничего нового и вернулись за агрегатом, который был погружен
на тележку.
     - Когда-нибудь погружался в этом районе? - спросил я Пола,  когда  мы
начали маневрировать тележкой.
     - Да, - сказал он, - некоторое время тому назад. Это очень  близко  к
краю подводного каньона. Именно там большой кусок "стены" выдается  углом.
За этой секцией периметра сразу очень крутой обрыв.
     - Это как-то осложняет дело?
     - Нет, - сказал он, - разве что  вся  секция  разрушится  или  что-то
снесет ее вниз. Тогда нам осталось взять  якорь  и  подцепить  туда  новый
агрегат из запасных вместо провалившегося в расщелину. Это  было  бы  лишь
немногим больше. Я покажу тебе эту работу на агрегате, который мы заберем.
     - Хорошо.
     Вскоре к нам присоединился Бартелми. Он и Дэвис, который тоже пошел с
нами, помогли донести все собранное  оборудование.  А  двадцатью  минутами
позже мы тронулись в путь.


     Лебедка  была  снаряжена:   к   ней   прицепили   акулью   клетку   и
декомпрессионную камеру, так что получилось нечто вроде  тандема  в  таком
вот порядке. Пол и я повели агрегат вниз,  поглядывая,  чтобы  провода  на
выходе не запутались, и освещая все вокруг во время  спуска.  Мне  еще  ни
разу не приходилось пользоваться декомпрессионной камерой, но  я  находил,
что было очень удобно иметь ее внизу, если учитывать,  что  у  предстоящих
работ могут быть неприятные следствия. Было приятно сознавать, что если  я
буду  ранен,  то  смогу  добраться  до  нее,  просигналить,  и  меня   без
промедления доставят  прямо  наверх,  не  останавливая  для  декомпрессии:
глубинное давление  будет  снижаться  в  этом  колоколе  по  ходу  дела  и
постепенно дойдет до нормального, пока меня будут волочь в амбулаторию  на
острове. Славные мыслишки.
     Мы установили клетку на дне неподалеку от агрегата, который находился
на месте и без видимых повреждений, а затем всплыли над ним парой  фатомов
дальше и восточнее, осветив  его.  Мы  действительно  находились  на  краю
ущелья. Пока Пол проверял ультразвуковой генератор, я двинулся  поближе  к
краю и направил вниз луч своего фонарика.
     Выступающие каменные  пики  и  извивающиеся  трещины.  Рефлекторно  я
отпрянул от края бездны и повернул фонарь в сторону. Но затем  вернулся  и
стал наблюдать за работой Пола.
     Десять  минут  отняла  у  него  операция  освобождения  агрегата   от
креплений. И еще пять - поднять его на проводах.
     Немного погодя, периодически поводя  лучами  фонарей,  мы  обнаружили
сменный агрегат, спускающийся сверху. Мы подплыли, чтобы встретить  его  и
подвести к месту. В этот раз Пол предоставил возможность поработать мне. Я
показал знаками, что хочу это сделать, и он написал на  грифельной  доске:
"Давай, погляжу, на что ты способен".
     Я принялся монтировать новый агрегат,  и  это  отняло  у  меня  минут
двадцать. Он проверил работу, похлопал меня по плечу  и  кивнул.  Я  начал
было подключать систему, но остановился и посмотрел на него.  И  он  подал
мне знак продолжать работу.
     Это заняло всего несколько минут, и когда я закончил, то почувствовал
удовлетворение от того, что сейчас на  далекой  станции  на  панели  снова
загорится огонек. Я повернулся, чтобы дать знак, что работа сделана и  что
можно оценить ее и восхищаться.
     Но напарника со мной больше не было.
     На несколько секунд я застыл,  уставившись  в  пустоту.  Затем  начал
водить вокруг лучом фонаря.
     Нет. Нет. Ничего...
     Чувствуя, как нарастает во мне панический страх, я  двинулся  к  краю
бездны и нагнулся над ней с фонарем в руке. По  счастью  Пол  двигался  не
слишком быстро. Но он действительно направлялся ко дну. Я ринулся  за  ним
со всей	скоростью, на какую только был способен.
     Азотное опьянение,  гроза  водолазов  или  "восторг  пустоты"  обычно
поражает на глубинах  до  двухсот  футов.  Мы  спустились  где-то  на  сто
семьдесят, не более, но Пол определенно демонстрировал  симптомы  азотного
опьянения.
     Позаботившись о собственном самочувствии, я догнал  его,  схватил  за
плечо и повернул назад. Через стекло его шлема я  разглядел  то  блаженное
выражение, которое было написано на лице Пола.
     Взяв его за руку и плечо, я потащил его  назад,  буксируя  за  собой.
Несколько секунд он следовал за мной, не сопротивляясь.
     Затем он стал бороться со мной. Я предвидел эту возможность и  принял
позицию из дзю-до "квансецу-вазе", но очень быстро обнаружил,  что  дзю-до
не особенно годится под водой,  особенно  когда  клапаны  баллона  слишком
близки к  вашей  маске  или  загубнику.  Я  отворачивал  голову  подальше,
откидывал ее назад. На некоторое время я утратил  возможность  тащить  его
назад таким способом. Но я не отказался от своих приемчиков. Если  бы  мне
только удалось поддержать его чуть дольше и не  допустить,  чтобы  азотное
опьянение поразило самого меня, то я получил бы преимущество -  я  в  этом
уверен. Кроме всего прочего,  у  него  пострадала  не  только  координация
движений, но и способность к мышлению.
     В конце концов я дотащил его до  агрегата  -  бурная  лавина  пузырей
рванулась из воздушного шланга, когда  он  выплюнул  загубник  и  не  было
способа вернуть его обратно без того, чтобы не отпустить самого  водолаза.
Впрочем, может быть, именно из-за того, что он стал задыхаться, мне  стало
чуть легче справляться с ним. Впрочем, не знаю.
     Я втолкнул его в камеру, последовал за  ним  и  запечатал  дверь.  Он
почти смирился и начал поддаваться. Я сумел сунуть ему в рот  загубник,  а
затем рванул сигнал подъема.
     Мы начали подниматься почти сразу же, и  хотел  бы  я  знать,  о  чем
думали в этот момент Бартелми и Дэвис.
     Они достали нас очень  быстро.  Я  почувствовал  легкое  дребезжание,
когда мы наконец-то попали на палубу. Вскоре после этого вода схлынула.  Я
не знал, сравнялось ли к тому времени давление в  камере  с  наружным,  но
переговорное устройство ожило, и послышался голос Бартелми  -  я  как  раз
вылезал из своей амуниции.
     - Через несколько минут двинемся,  -  сказал  он.  -  Что  стряслось?
Насколько все серьезно?
     - Азотное опьянение, - доложил я. - И Пол начал погружаться, и  начал
бороться со мной, когда я попытался вытащить его.
     - Пострадали оба?
     - Нет, не думаю. Он  ненадолго  потерял  загубник.  Но  теперь  дышит
нормально.
     - В таком случае, в каком он состоянии?
     - По-прежнему "под мухой", я  полагаю.  И  упадок  жизнедеятельности,
выглядит как... пьяный.
     - Порядок. Можете уже освобождаться от вашего снаряжения...
     - Уже освободился.
     - ...и раздеть его.
     - Уже начал.
     - Мы радировали на остров.  Медик  прилетел  и  ждет  в  лаборатории.
Впрочем,   предупреждали,   что   ему   необходима,    главным    образом,
декомпрессионная камера. Так что мы медленно и  осторожно  доведем  в  ней
давление до нормального на поверхности. Я займусь этим прямо сейчас... А у
себя самого вы чувствуете какие-либо симптомы опьянения?
     - Нет.
     - Ладно. Вы покинете камеру  через  некоторое  время...  Вы  что  еще
хотите мне сказать?
     - Да нет, пожалуй.
     - Тогда все в порядке. Теперь я свяжусь по радио с доктором.  Если  я
вам понадоблюсь, свистните в микрофон. Он это выдержит.
     - Ладно.
     Я освободил  Пола  от  снаряжения,  надеясь,  что  он  вскоре  начнет
приходить в себя. Но он не очнулся.
     Он сидел, сутулясь, бормоча что-то  с  открытыми,  но  остекленевшими
глазами, и то и дело улыбался.
     Хотел бы я знать, что с ним стряслось. Если давление и в  самом  деле
было снижено, он должен был прийти в себя почти мгновенно. Возможно,  надо
снизить давление еще чуть-чуть, решил я.
     Но...
     А не погружался ли он раньше, еще до начала рабочего дня?
     Продолжительность декомпрессии зависит от общего количества  времени,
проведенного под водой  в  течение  двадцатичасового  периода,  от  общего
количества азота,  усвоенного  тканями,  частично  -  головным  и  спинным
мозгами. Мог ли он погружаться, чтобы поискать что-нибудь, скажем, в  иле,
у основания сломанной мачты, среди обломков старого  затонувшего  корабля?
Возможно, погружаться надолго, тщательно обыскивая все  в  тревоге?  Зная,
что сегодня предстоит работать  на  берегу,  зная,  что  в  течение  всего
рабочего дня в ткани тела не попадет ни молекулы азота? И вот  неожиданная
авария, и он должен рисковать. Он делает вид, что все в порядке, возможно,
даже поощряет новичка продолжить и закончить  работу.  Отдыхает,  пытается
справиться с собой...
     Очень может быть. В этом  случае  ценность  декомпрессии,  проводимой
Бартелми, исчезает. У него данные о времени  и  глубине  погружения  -  но
только последнего погружения Пола. Черт побери, насколько  я  понимаю,  он
мог побывать в нескольких точках, разбросанных в различных местах  на  дне
океана.
     Я нагнулся над ним, изучая зрачки его глаз, чтобы привлечь внимание к
себе.
     - Как долго ты был утром под водой? - спросил я.
     Он улыбнулся.
     - Я не нырял, - ответил он затем.
     - Мне нет дела до того, зачем ты нырял. Меня куда больше заботит твое
здоровье... Как долго ты был внизу? И на какой глубине?
     Он покачал головой и повторил:
     - Я не нырял.
     - Черт бы тебя побрал! Я знаю, что  ты  нырял.  Это  было  у  старого
затонувшего корабля, да? Там где-то около двадцати фатомов. Но сколько  ты
там пробыл? Час? Или еще дольше?
     - Я не нырял, - настаивал он. - Это правда, Майк! Я не нырял.
     Я вздохнул, откинувшись назад. Быть может, он  говорил  правду.  Люди
устроены по-разному. Возможно,  что  его  особенности  физиологии  сыграли
такую шутку, и это был другой вариант - не тот, что предполагал я. Однако,
все это было так близко к истине... На мгновение я примерил его  на  место
поставщика камней, а Фрэнка -  на  место  укрывателя  краденого.  Итак,  я
пришел к Фрэнку со своей находкой, Фрэнк  сообщил  Полу  о  таком  обороте
дела, и тот, забеспокоившись,  отправился,  пока  все  на  станции  спали,
убедиться, что его добро по-прежнему там, где он и предполагал.  Во  время
неистовых поисков его ткани накопили много азота, а  затем  произошло  все
остальное. И эта стройная гипотеза поразила  меня  своей  логичностью.  Но
коснись это меня, я нашел бы способ  прервать  погружение.  Я  всегда  мог
соврать что-нибудь для того, чтобы подняться наверх раньше срока.
     - Ты не можешь вспомнить? - попытался я еще раз.
     Он начал без особого воодушевления клясть все на  свете,  но  потерял
последний энтузиазм после дюжины-другой слов. А затем он протянул:
     - Почему ты не веришь мне, Майк? Я не нырял...
     - Ладно, я верю тебе, - сказал я. - Все в порядке. Так что, отдыхай.
     Он потянулся и вцепился в мою руку.
     - Значит, все прекрасно, - решил он.
     - Ага.
     - Все это так - как никогда не было прежде.
     - С чего ты взял? - поинтересовался я.
     - ...прекрасное.
     - О чем ты? - настаивал я.
     - Ты знаешь, я никогда не притронусь ни к одному из них, - сказал  он
в конце концов.
     - Тогда в чем же дело? Ты знаешь?
     - Проклятая красота... - сказал он.
     - Что-то стряслось на дне? Что это было?
     - Я не знаю. Уходи! Не зови это обратно. Все  так,  как  должно  было
быть. Всегда. Не та дрянь, что ты взял... Начало всех неприятностей...
     - Прости, - сказал я.
     - ...это началось...
     - Я знаю. Прости, - рискнул я. - Добытые вещи... не иметь...
     - ...говорено, - говорил он. - Растранжирь их...
     - Я знаю. Прости. Но мы дали ему, - продолжал я.
     - Ага, - отреагировал он: - Затем... О, господи!
     - Алмазы... Алмазы в безопасности, - предположил я быстро.
     - Дали ему... О, господи! Прости.
     - Забудь. Скажи мне, что ты видел, - попросил я, пробуя вернуть его к
тому, о чем мне хотелось услышать.
     - Алмазы... - сказал он.
     Затем он разразился длинным и бессвязным монологом. Я слушал. Снова и
снова я говорил что-нибудь, чтобы  возвращать  его  к  теме  алмазов,  все
готовился  бросить  ему  имя   Руди   Майерса.   Ответы   его   оставались
фрагментарными, но в целом картина начала проясняться.
     Я  спешил,  стараясь  узнать  как  можно  больше,  пока  не  вернулся
Бартелми, чтобы продолжить декомпрессию.  Я  боялся,  что  Пол  неожиданно
протрезвеет - именно таким образом и срабатывает декомпрессия, если вы  не
ошиблись в диагнозе. Он и Майк, насколько я понял, принесли  алмазы  -  но
откуда они, установить не удавалось. Сколько бы я ни  пытался  выяснить  о
роли Фрэнка, Пол лишь только бормотал какие-то нежности по  поводу  Линды.
Но кое-что я все-таки сумел из него вытянуть.
     Видимо, Майк о чем-то проболтался однажды, приняв в заднем  помещении
"Чикчарни" наркотики. Руди это настолько заинтересовало, что  он  составил
снадобье, несколько иное, чем "Розовый рай" - и, наверное,  не  один  раз.
Это могло быть одной из тех коварных ловушек, о которых я слыхал. И  после
этого Руди обслуживал Майка и выведал у него всю историю, и  почувствовал,
что запахло долларами. Только Пол оказался куда умнее, чем он думал. Когда
Руди затребовал плату за молчание и Майк сказал об этом  Полу,  Пол  выдал
идею о "помешательстве" дельфинов в парке и предложил Майку  поучаствовать
в этом - чтобы он предложил Руди встретиться с ним в парке  для  получения
платы. Остальное было окутано какой-то дымкой,  потому  что  упоминание  о
дельфинах сдерживало его. Но он, очевидно, поджидал в условленном месте, и
они с Майком занялись Руди, когда  тот  добрался  до  места  засады;  один
держал жертву, а другой обрабатывал  шантажиста  дельфиньей  челюстью.  Но
было не совсем ясно: или Майк был ранен в  схватке  с  Руди  и  Пол  решил
прикончить  его  и  придать  и  ему  вид  дельфиньей  жертвы,  или  же  он
спланировал эту часть заранее и после первого  убийства  напал  на  Майка,
застав его  врасплох.  В  любом  случае  дружба  между  ними  со  временем
ослабела, и дело с шантажом окончательно рассорило их.
     Примерно такой рассказ я выслушал, перемежая  его  бормотание  своими
наводящими вопросами. Очевидно, убийство Майка потрясло его больше, чем он
предполагал. И он по-прежнему называл меня Майком, говорил, что сожалеет о
случившемся, и я поддерживал его бред.
     Прежде, чем я сумел вытянуть из него что-либо еще, вернулся  Бартелми
и спросил меня, как идут дела.
     - Пол бредит, - ответил я, - и больше ничего.
     - Я чуть подольше проведу декомпрессию. Может быть, это приведет  его
в чувство... Нам осталось немного, и нас уже ждут.
     - Хорошо.
     Но декомпрессия не привела его в чувство. Он оставался все таким  же.
Я пытался его перехитрить,  вытянуть  из  него  что-нибудь  еще,  особенно
насчет  источника  алмазов  -  но  что-то  вышло  наперекосяк.  Он   начал
реагировать по-другому.
     Он бросился на меня, схватил за глотку, но я отбил  атаку,  удерживая
его на месте. Он уступил, заплакал, забормотал в ужасе, что  признался  во
всем. Я разговаривал с ним медленно, тихо, пытаясь утешить его, вернуть  к
прежнему, доброжелательному  восприятию  действительности.  Но  ничего  не
помогало, и я замолчал, оставаясь начеку.
     Потом он задремал, и Бартелми продолжил  декомпрессию.  Я  следил  за
дыханием Пола и время от времени проверял пульс, но,  казалось,  ухудшения
не наступало.
     К тому времени, когда мы  добрались  до  станции,  декомпрессия  была
закончена полностью, и я открыл  люк  и  вышвырнул  наше  снаряжение.  Пол
вздрогнул, открыл глаза, уставился на меня и сказал:
     - Это была судьба.
     - А как вы себя теперь чувствуете?
     - Нормально, мне кажется. Только устал: на ногах не удержусь.
     - Позвольте подать вам руку.
     - Спасибо.
     Я  помог  ему  выбраться  из   камеры   и   опуститься   на   сидение
приготовленного кресла на колесиках. Там были и молодой врач, и  Кашел,  и
Димс, и Картер. Я не мог помочь желающим узнать,  что  происходит  в  этот
момент в голове у Пола. Доктор  проверил  сердцебиение,  пульс,  давление,
посветил ему в глаза и уши  и  заставил  кончиком  пальца  дотронуться  до
кончика носа. Затем он кивнул, махнул рукой, и Бартелми покатил  кресло  к
амбулатории. Доктор про