или нет?
    Мак почти ничего не разобрал из этой неудачной пародии на
жаргон далекого будущего. Но угрожающие интонации не оставляли
сомнения. Слова  Фауста могли  означать только  одно: прочь  с
моей дороги, наглый обманщик, а не то тебе придется худо!
    Обернувшись к Фаусту, он прокричал:
    - Я не могу сейчас все бросить! Это мое дело!
    - Черта с два! - ответил ему алхимик.- Я - единственный и
настоящий Фауст!
    Глаза Фауста горели в темноте, словно у хищного зверя. Он
достал из-под  плаща какой-то  странный блестящий  предмет, не
больше полуметра  в длину, усыпанный драгоценными камнями. Это
был скипетр  - тот  самый, который  Мак отнял  у  Кублай-хана.
Жутковатое бледное  сияние распространялось вокруг него - ведь
это был  волшебный скипетр!  И сейчас  он  находился  в  руках
величайшего  мага   Европы,  а  эти  руки  знали,  как  с  ним
обращаться. Маку  стало страшно: он знал, что Фауст не пощадит
его. Казалось,  алхимик упивался  своей властью над безоружным
противником; он  медлил,  чтобы  насладиться  видом  бледного,
перекошенного страхом  лица.  Этот  скипетр  обладал  страшной
силой: стоило  только направить  его на  врага и скомандовать:
"пли!",  как   враг  исчезал,  словно  испарялся.  Даже  "лучи
смерти", изобретение новейшего времени, не могли сравниться по
мощности с этим простым на вид, но очень эффективным оружием.
    Мак оглянулся кругом, ища защиты и спасения от неминуемой
смерти.  Он   скорее  угадал,  чем  увидел  впереди  очертания
могучего дуба,  широко раскинувшего  свои ветви  над небольшой
поляной. Решение пришло к нему мгновенно. Он действовал скорее
инстинктивно, как  убегающий от  опасности зверь.  Он поскакал
прямо на  дуб, но  круто свернул  в сторону всего в нескольких
метрах от  огромного, шершавого  ствола, бросившись  наперерез
Фаусту. Маневр  удался: Фауст  резко отпрянул в сторону, чтобы
избежать столкновения,  и... на  полном  скаку  врезался  лбом
прямо в  дерево, в  то время  как  его  соперник  благополучно
объезжал дуб с другой стороны. Маку почудилось, что он заметил
рой маленьких  светлячков, запорхавших вокруг темного ствола -
то были искры, посыпавшиеся из глаз доктора при сильном ударе,
чуть не  расколовшем его голову. Маргарита, сидевшая за спиной
Мака, одобрительно взвизгнула. Ученый доктор вылетел из седла.
Его лошадь,  поднявшись на  дыбы, громко  заржала  и  умчалась
куда-то в темноту, ломая низкий кустарник и перепрыгивая через
пни и  стволы упавших  деревьев. Даже не придержав коня, чтобы
посмотреть, что  стало с  его поверженным  врагом, Мак  поехал
своей дорогой.  Елена, подруга древних воинов, ловко спрыгнула
с крупа  взбесившейся лошади,  упав на  землю, перекувырнулась
несколько раз, но тут же вскочила на ноги, поправляя прическу.
Она чувствовала  себя одинаково  уверенно, приходилось  ли  ей
иметь дело с одним-единственным волшебником или с целым боевым
флотом древних  греков. Она  считала, что каждый должен всегда
быть готов продемонстрировать, на что он способен.

     7

    Проскакав без  остановки около  десяти лье,  Мак  наконец
заметил впереди  просвет между  деревьями.  Они  с  Маргаритой
выехали на  просторную поляну,  посреди которой  стоял простой
деревенский дом,  судя по  вывеске - трактир. Над трубой вился
дымок. Мак  обрадовался: лучшего  места для отдыха и не найти.
Оба они  смертельно устали, а их конь тяжело дышал. Мак тяжело
слез с  седла, помог  спешиться Маргарите  и, привязав  коня у
коновязи, пошел зачерпнуть воды из большой бочки, стоявшей тут
же. Поставив  ведро воды  перед конем,  он взошел  на  крыльцо
трактира. Маргарита направилась за ним.
    Трактирщик стоял  на своем  обычном месте - за стойкой, и
чистил медную  посуду. В углу большого зала весело горел очаг,
распространяя вокруг  себя  приятное  тепло.  Какой-то  путник
сидел возле очага, спиной к Маку, и грел руки у огня.
    - Доброе утро вам, почтенные путники,- сказал трактирщик,
заслышав, как  звякнул  дверной  колокольчик.-  Не  угодно  ли
выпить по стаканчику бренди для возбуждения аппетита?
    - Нет,  спасибо,-  ответил  Мак.-  Кто  же  пьет  крепкие
напитки по  утрам? А  от двух кружек травяного настоя мы бы не
отказались - он взбодрит нас и прогонит усталость.
    - Проходите, погрейтесь у очага,- предложил гостеприимный
хозяин.- А в это время я сварю вам душистого и крепкого чаю на
травах.
    Мак направился  к очагу,  учтиво  поклонился  незнакомцу,
сидевшему у огня на дубовой скамье. Этот человек был закутан в
серый дорожный  плащ; надвинутый  на глаза капюшон скрывал его
лицо. В  углу, за  спиной наклонившегося к огню путника, стоял
тугой тяжелый лук. Мак присел рядом.
    - Добрый  вечер,- вдруг сказал незнакомец, выпрямившись и
откинув свой капюшон.
    - Добрый  вечер,-  ответил  Мак,  повернувшись  к  своему
собеседнику.-  Знаете,   мне  кажется,   что  я   вас   где-то
встречал...
    - Вполне  возможно,- ответил  тот, пристально разглядывая
Мака.- Вы могли видеть мой бюст в греческом зале какого-нибудь
музея искусств.  Я Одиссей.  Я явился в подлунный мир, покинув
на время  свой дом в одном из пригородов мрачного Тартара. Как
мне удалось  попасть сюда  - это  отдельная история;  я  бы  с
удовольствием рассказал  ее вам, но, к сожалению, у меня очень
мало времени. Итак, перейдем к делу. Вы, случайно, не Фауст?
    Одиссей,  уроженец  Итаки,  говорил  на  языке  Гомера  с
заметным  акцентом,   но  Мак  прекрасно  понял  его:  Речевое
заклинание,  данное   ему  Мефистофелем,   еще  действовало  -
очевидно, демон забыл взять его обратно.
    - Ну,  да,- ответил  Мак,- в некотором роде... То есть, я
хотел сказать,  мы с  ним немного  знакомы...  Я  ведь  сейчас
выполняю за  него кое-какие  дела, но  в последнее  время  мне
начинает казаться, что зря я ввязался в эту затею.
    - Вы  тот Фауст,  который путешествует  вместе  с  Еленой
Троянской? - спросил Одиссей.
    - Нет-нет,  это тот,  другой,- сказал  Мак.- Мою спутницу
зовут Маргарита.
    Он   повернулся   к   девушке,   чтобы   представить   ее
легендарному греческому  герою, но Маргарита уже крепко спала,
устроившись на  скамье в углу кабинки, неловко прислонившись к
стене.
    - Но  вы, по крайней мере, тоже называете себя Фаустом? -
снова спросил Одиссей.
    - Видите  ли, дело  в том,  что я  играю  роль  Фауста  в
Тысячелетней Войне  меж силами Света и Тьмы. А настоящий Фауст
преследует меня, пытаясь выгнать вон.
    - И что же вы собираетесь делать?
    - Честно  говоря, я  и сам  не знаю.  Я пока  еще  только
начинаю размышлять  о том, насколько хорошо я справился с этой
ролью. Может быть, мне придется выйти из игры и уступить место
самому Фаусту...
    Одиссей покачал головой:
    - Мне  кажется, вы  и сам  неплохо с  этим  справляетесь.
Почему же  вы решили  умыть руки?  Зачем вам  бросать  начатое
дело? В конце концов, чем этот самый Фауст лучше вас?
    - Ну,  знаете, он  все-таки знаменитый  маг, ему и должна
принадлежать великая честь представлять человечество...
    - Ну  и ну! - воскликнул Одиссей, поплотнее закутываясь в
свой плащ.-  Что я  слышу! За что ж это магу такая честь? Маги
ничуть не лучше политиков, а может быть, даже еще хуже! Как вы
до сих  пор себе  этого не  уяснили? Магия  издревле  являлась
одним из противников всего человечества, и мне кажется, что со
временем она,  да и  само человечество  тоже, не так уж сильно
изменились.
    - Я никогда не думал об этом,- признался Мак.
    - Магия  дает человеку немалую силу,- продолжал Одиссей,-
но лишь  немногие знают,  как ею  пользоваться. Разве  горстке
посвященных в  ее тайны можно доверить управление целым миром?
Неужели вам самому хочется, чтобы Фауст правил вами?
    - Но Фауст знает гораздо больше, чем простой смертный...
    - Его  знания в  основном касаются  тех областей, которые
мало интересуют людей обыкновенных. Они как бы лежат в стороне
от повседневной  людской  жизни  и  от  насущных  человеческих
забот. У  меня есть  кое-какой опыт  общения с  магами. В наши
времена самым  знаменитым среди них считался Тиресий. И что вы
думаете, мы  позволяли ему  вмешиваться в нашу жизнь - скажем,
выступать на  политических собраниях,  управлять  каким-нибудь
государством  или   командовать  войском?   Нет!  Наш   вождь,
Агамемнон, отнюдь  не являлся образцом всех совершенств, но он
был _человек_,  и он  не водил  слишком  тесной  дружбы  ни  с
богами, ни  с духами.  Бойтесь людей,  взявшихся  говорить  от
имени богов!
    - Но он _настоящий_ Фауст!
    - Ну  и что?  Это еще  отнюдь не  значит, что именно он -
настоящий обладатель  знаменитого _фаустовского  духа_. Не имя
красит человека,  а человек  прославляет  свое  имя.  Если  уж
говорить о  героизме, то  я вижу  здесь только  одного героя -
вас, мой  милый Мак.  Да-да,  вас,  человека,  не  обладающего
какими-то    особыми     знаниями    и     сверхъестественными
способностями,  но   тем  не   менее  пытающегося  действовать
самостоятельно.
    От этих  слов Одиссея  на душе у Мака полегчало. Он выпил
кружку ароматного  настоя, поднесенную  трактирщиком, разбудил
Маргариту, заставил  ее тоже выпить душистое травяное зелье, и
поднялся с лавки, поддерживая под руку свою подругу.
    - Я поеду дальше,- сказал он.
    - А Фауст? - спросил Одиссей.
    - Он гонится за мной следом.
    - А,  отлично! -  сказал Одиссей и легонько пихнул локтем
Ахиллеса, похрапывающего в углу кабинки на лавке.- Ты слышишь,
Ахиллес?
    Ахиллес вздрогнул.
    - А?.. Что?..- спросил он, открывая глаза.- Ты звал меня,
Одиссей?
    - Приготовься, друг,- тихо, но внятно проговорил Одиссей,
наклонившись к нему.- Фауст близко! Он скоро явится сюда.
    Одиссей и Ахиллес! Теперь Мак не сомневался, что эти двое
сумеют задержать Фауста.
    - Идем, Маргарита,- обратился он к своей спутнице.
    - Иду,- ответила она, подавляя зевоту.
    Они вышли  из трактира.  Вскоре раздался  стук  лошадиных
копыт на дороге, ведущей в Сен-Менехольд.

     8

    Фауст прискакал  к трактиру  через двадцать  минут  после
того, как  уехали  Мак  с  Маргаритой.  На  лбу  его  вскочила
огромная шишка;  но, если  не считать еще нескольких царапин и
легких ушибов,  удар головой  о ствол дуба и падение с коня не
сильно повредили ему.
    Елена,  с   развевающимися  по   ветру   волосами,   была
прекрасна, как всегда.
    Перешагнув порог трактира, Фауст столкнулся с Одиссеем.
    - Я знаю вас! - воскликнул Одиссей.- Вы Фауст!
    - Ну и что же? Я не скрываю своего имени,- ответил ученый
доктор.
    - Значит, Елена Троянская с вами!
    -  Да,   она  со   мной,-  сказал   Фауст.-  Только  она,
прекраснейшая из  земных женщин,  достойна быть моей подругой.
Кто вы и что вам нужно от меня?
    Одиссей назвал  себя  и  поманил  рукой  Ахиллеса,  чтобы
представить   своего    друга.   Фауст    выслушал   его    со
сверхчеловеческим хладнокровием.  Если он  и был  удивлен,  то
ничем не выдал своих чувств.
    - Мы,-  обратился  к  Фаусту  Одиссей,  положив  руку  на
богатырское плечо  Ахиллеса,- требуем  назад прекрасную Елену.
Тот демон,  который отдал  ее  вам,  не  имел  никакого  права
похищать эту женщину из Тартара, уводить ее от мужа.
    - Об  этом не может быть и речи,- холодно ответил Фауст.-
Мне лично нет никакого дела до чьих-то прав. Мне дали Елену, и
она останется со мною.
    - Кажется,  я уже  слышал нечто  подобное раньше,- сказал
Одиссей, взглянув на своего товарища и вспомнив те далекие дни
войны  греков   с  Троей,  когда  Ахиллес  не  хотел  отдавать
Агамемнону свою  пленницу, прекрасную  Брисеиду, и  был  готов
защищать ее  с  оружием  в  руках.  Но  вождь  греков  проявил
упорство,  и  разгневанный  Ахиллес  скрылся  в  своем  шатре,
уклоняясь от  участия в  боях. Это  чуть не послужило причиной
гибели всего греческого войска((72)).
    - Может  быть, слышал,  а может, и нет,- сказал Ахиллес.-
Это к  делу не  относится. Отдавайте  нам Елену  сейчас же!  -
прибавил он, обращаясь к Фаусту.
    - Ни  за что! Уж не думаете ли вы отнять ее у меня силой?
- Фауст  выхватил из-под  своего сюртука  небольшое  кремневое
ружье.
    - Если  бы мы  захотели применить силу,- сказал Одиссей,-
мы бы  это сделали,  будьте покойны. Мы ничуть не боимся вас и
вашего оружия.  Но вложи-ка в ножны свой меч, дорогой Ахиллес.
Я придумал кое-что получше.
    Одиссей сунул  два пальца  в  рот  и  свистнул.  В  ответ
откуда-то издалека  донеслись дикие  вопли и завывания. Сперва
Фаусту показалось,  что это  ветер воет  в  печной  трубе,  но
вскоре он ясно различил пронзительные, резкие женские голоса.
    Дверь трактира  распахнулась, и  в нее ворвался зловонный
смерч. Фурии  не заставили себя долго ждать. Они влетели в зал
в облике  огромных черных  ворон,  распространяя  вокруг  себя
отвратительный смрад. Они подняли жуткий галдеж, почти оглушив
людей в  трактире хлопаньем  крыльев и громким криком. В конце
концов они  превратились в  людей: перед  Фаустом  стояли  три
безобразные  старухи  -  длинноносые,  с  красными,  лишенными
ресниц глазами,  одетые в  грязные  и  рваные  черные  платья.
Алекто была  чересчур полной, Тисифона - костлявой и жилистой,
а у  Мегеры была  очень нескладная  фигура:  широкие  плечи  и
талия, плоская  грудь, толстая,  короткая шея,  узкие бедра  и
сухие, как  палки, лодыжки. Три неразлучные сестры завертелись
вокруг Фауста  в бешеной  пляске. Они  заглядывали ему в лицо,
обдавая зловонным  дыханием, визжали  и  кричали  ему  в  уши,
ухали, точно  совы, и  каркали  по-вороньи,  галдели,  шумели,
топали и  хлопали в  ладоши, прыгали,  скакали  и  кривлялись,
словно обезьяны. Фауст старался не обращать внимания на все их
выходки; однако его терпения хватило ненадолго, и он сказал:
    - Подобное  поведение никак  не делает вам чести, дорогие
дамы. Кроме того, вы зря тратите силы, поднимая такой шум. Я -
человек другой  эпохи, и  вряд ли  на  меня  подействуют  ваши
трюки, которым  без малого две тысячи лет. Вы для меня - всего
лишь тени далекого прошлого. Вам не удастся меня напугать.
    -  Если  даже  мы  и  не  сможем  нанести  тебе  никакого
физического ущерба,-  раздался скрипучий  голос Тисифоны,-  то
послушаем, что  ты скажешь, когда мы будем день и ночь визжать
и кричать тебе в уши, не давая ни минуты покоя.
    - Какие глупости! Смешно слушать!
    -  Смешно   или  грустно,   а  вот  посмотрим,  как  тебе
понравится  народная   песня  в   нашем  исполнении,-  сказала
Тисифона.- Она  как нельзя  лучше подходит  для таких случаев,
когда нужно  поскорее свести человека с ума. А ну-ка, девушки,
грянули!
    И действительно, грянули.
    Песня оказалась древнегреческой вариацией на тему "Йо-хо-
хо и  бутылка рому". Исполнение и впрямь было такое, что могло
довести впечатлительного  слушателя до  сумасшедшего дома. Три
старые девы  истошно заголосили,  выводя замысловатые рулады и
безбожно фальшивя.  Их пение  одновременно напоминало  блеянье
козлиного стада,  вой стаи  шакалов и  ослиный рев. Даже самый
отвратительный кошачий концерт показался бы райской музыкой по
сравнению с  этой ужасной  какофонией. Фауст не смог вытерпеть
ее дольше  минуты: дыхание  у него  перехватило, мысли  начали
путаться... Ему казалось, что голова его вот-вот расколется от
всего этого шума, визга и пронзительных воплей. В конце концов
он поднял вверх руки:
    - Милые  дамы! Я прошу вас сделать небольшой перерыв. Мне
нужно подумать.
    И воцарилась желанная тишина.
    Пошатываясь, словно  пьяный, он  побрел через весь зал, к
трактирной стойке,  чтобы перекинуться  с хозяином парой слов.
Неразлучные сестры  собрались в тесный кружок и начали зловеще
перешептываться, бросая  на Фауста  недоверчивые  взгляды.  Их
резкие голоса  раздавались прямо  в мозгу  Фауста, приводя  ум
несчастного   доктора   в   полное   расстройство,   вызванное
раздвоением (а точнее, расчетверением) его личности.
    "Ох",- думал  Фауст, чувствуя,  что  находится  на  грани
помешательства,- "я  не помню даже, из-за чего я попал в такую
неприятную ситуацию... У меня так сильно шумит в голове, что я
не могу  собраться с  мыслями... Я должен был что-то решить...
Что именно? Ах, да, Елена... Елена?.. Как я могу думать о ней,
если эти ведьмы чуть не свели меня с ума своими воплями?"
    Фауст считал  эти мысли  своими собственными, но на самом
деле они были внушены ему тремя фуриями, стоявшими в стороне.
    "Стоит ли  упрямиться и держать у себя Елену",- рассуждал
он,- "если  у меня  в голове  то и дело вертятся обрывки чужих
мыслей -  то рецепт  приготовления кровавого  пудинга, то  сто
пятьдесят семь  способов жульничества  при игре  в  маджонг...
Приходится признать,  что противным  старухам все-таки удалось
взять надо мной верх".
    И он сказал вслух:
    - Ну,  ладно, если  эта женщина  вам так  уж  необходима,
забирайте ее.
    Едва он  проговорил это,  как Алекто,  Тисифона и  Мегера
исчезли, словно  их и не было. Фауст огляделся: Елены, Одиссея
и Ахиллеса тоже нигде не было видно - очевидно, Эринии забрали
их с собою.
    Наконец-то   измученный   доктор   Фауст   мог   спокойно
перекусить. Он  сел за  стол  и  приказал  трактирщику  подать
каравай хлеба  и стакан  вина. Жуя  хлеб и  запивая его вином,
Фауст наслаждался  тишиной и  покоем. Его,  конечно,  огорчала
разлука с  прекрасной Еленой;  однако облегчение,  которое  он
испытывал, избавившись  от преследования Эриний, примиряло его
с этой  утратой. Нет худа без добра, думал Фауст; вернув Елену
посланникам из  царства Аида, он тем самым развязал себе руки.
Теперь уже  ничто не  будет отвлекать  его от  главного дела -
изгнания самозванца  Мака и доблестного завершения фаустовских
подвигов в Тысячелетней войне меж силами Добра и Зла.
    Допив вино, Фауст встал из-за стола. Времени оставалось в
обрез, и  ему нужно  было торопиться.  Бросив на  стол монету,
Фауст вышел  из трактира  и вскочил  на коня.  Вскоре  он  уже
мчался по дороге в Сен-Менехольд, по следам Мака и Маргариты.

     9

    Мак выехал  на широкую поляну. Вдали виднелись деревянные
постройки -  это был провинциальный городок Соммевесл, где Мак
ожидал встретить  герцога де  Шуазеля, одного  из самых верных
людей короля.
    Герцог де  Шуазель сидел  у трактира,  глядящего окнами в
лес;  перед  ним  была  развернута  парижская  газета.  Герцог
просматривал объявления о купле и продаже лошадей.
    - Вы герцог де Шуазель? - спросил Мак, подойдя к нему.
    Герцог отложил  газету и  взглянул из-под пенсне в тонкой
золотой оправе  на стоящего  перед ним светловолосого молодого
человека:
    - Да, это я.
    - Я привез известия о короле!
    - И  вовремя,- ответил  герцог де  Шуазель. Он  аккуратно
сложил газету  - на  первом листе  крупными буквами был набран
заголовок: _Парижский  Революционный Журнал_. Герцог указал на
одну из передовых статей:
    -  Вы   видели  это?   Дантон  и   Сен-Жюст  призывают  к
кровопролитию. Они  требуют казни  короля и  Марии-Антуанетты.
Подумать только,  ведь совсем недавно подобные вещи назывались
инсинуациями, а  их авторов  сурово наказывали. Но теперь иные
времена. Каждый может писать, что ему только вздумается. И они
еще  называют  это  прогрессом!..  Итак,  сударь,  где  сейчас
король?
    - Через некоторое время он будет здесь.
    - Когда именно?
    - К сожалению, я не могу назвать вам точное время...
    -  Великолепно!  -  герцог  де  Шуазель  дал  волю  своим
чувствам. Сняв  пенсне и  вставив монокль  в  левый  глаз,  он
строго  поглядел   на  Мака.  Его  тонкие  губы  скривились  в
иронической усмешке.-  Я жду уже несколько часов; жители этого
города готовы  напасть на  мой отряд - они, видите ли, приняли
нас за  сборщиков королевских  податей -  а вы объявляете, что
король будет  здесь _через  некоторое время_!  Ну, и  когда же
наступит это время?
    - Когда  речь идет  о коронованных  особах, трудно  знать
что-ниб