ся   бы   для   принца,
путешествующего инкогнито,  Мак подумал,  что  пора  разыскать
Маргариту.  Хозяин  гостиницы  объяснил  ему,  как  пройти  на
шелковый рынок - маленькая рыночная площадь находилась в конце
улицы Фьезоле.  Мак, не  бывавший на  востоке  и  не  видевший
тамошних базаров,  решил, что  так должен  выглядеть восточный
базар.   И   действительно,   флорентийский   шелковый   рынок
представлял из  себя красочное  зрелище. Палатки  стояли почти
вплотную одна  к  другой,  и  под  навесами  расцветали  всеми
цветами радуги  пестрые шелка.  На рынке  было много китайцев,
одетых в  длинные халаты,  с неизменными  черными косичками за
спинами, - их присутствие придавало площади восточный колорит.
    Мак огляделся. Повсюду лежали шелка - груды материи самых
разных сортов  и оттенков.  Здесь  были  муаровые  шелка,  без
которых не  обходилась ни  одна модная  лавка во  Франции и  в
Нидерландах,    узорчатый    шелк,    особенно    полюбившийся
амстердамским портным,  эстофады из  грубого плотного  шелка и
легкие,  экпортирующиеся   из  Испании  санбенито  с  открытым
воротом.  Всюду,   где  только   удавалось  втиснуть   два-три
маленьких  столика   между   соседними   палатками,   дымились
кофеварки и пахло свежим кофе. Тут же продавали спагетти - эту
новинку  привез  из  Китая  Марко  Поло.  Китайцы  неосторожно
назвали их  _лапшой_, не  ведая, что  в Италии им дадут новое,
более звучное  и изящное  название.  Обойдя  весь  рынок,  Мак
наконец обнаружил  Маргариту в одной из модных лавок (которые,
к слову  сказать, были  еще  довольно  редким  явлением  в  те
времена -  век шикарных  магазинов и  модных мастерских еще не
наступил).  Девушка  охорашивалась  перед  огромным  зеркалом,
которое держал  перед нею  хозяин лавки, маленький человечек с
заячьей губой,  но на  удивление  ровными  и  крепкими  белыми
зубами  -   должно  быть,   природа   решила   таким   образом
вознаградить его за уродство.
    - Ах,  синьор,- проговорил  хозяин лавки,-  вы пришли как
раз вовремя,  чтобы посмотреть  на свою  госпожу  во  всей  ее
красоте!
    Мак снисходительно улыбнулся. Он мог сделать широкий жест
- ведь он тратил не свои деньги, а Мефистофеля.
    - Ну,  что тебе  здесь понравилось, дорогая? - спросил он
Маргариту.
    - Ах,  посмотри,- прощебетала  она,-  я  выбрала  бальное
платье. Прелестно,  правда?.. Иоганн,  тебе нужно  заглянуть в
специальный магазин,  где торгуют всем необходимым для мужчин.
У синьора Энрико можно найти самые модные камзолы и камичи.
    - Камичи?..- переспросил Мак.
    Синьор  Энрико,   державший  перед   Маргаритой  зеркало,
улыбнулся, отчего  его заячья  губа еще больше оттопырилась, и
быстро заморгал своими влажными, темными глазками.
    - Это новинка, ее привезли к нам из Венгрии,- сказал он.-
Легкий, небрежный  стиль. Вечерний  костюм предполагает трико,
обтягивающее ноги, которое носят с панталонами особого покроя.
Гульфик  панталон   будет  лишь   слегка   подчеркивать   вашу
мужественность, а не кричать о ней до небес...
    - Ах, как он говорит! - воскликнула Маргарита.
    Мак почувствовал  себя немного  неловко - он никак не мог
понять, о чем идет речь, не мог ухватить общую нить разговора;
но, подумав  о том,  каким  удовольствием  для  состоятельного
мужчины является  покупка дорогих  нарядов своей  подруге,  он
приободрился. Когда  Маргарита  закончит  делать  покупки,  он
сможет подыскать  что-нибудь для  себя,  попросив  Мефистофеля
выдать ему  вперед часть  причитающегося  ему  вознаграждения,
если возникнет  нужда в деньгах. Правда, Мефистофель не сказал
ему, каков  размер его  вознаграждения. Мак  пожалел,  что  не
обговорил этот  пункт сделки  заранее. Однако  сейчас, похоже,
подвернулся удобный  случай расставить все точки над "i". Ведь
если его  не устроит  то,  что  ему  полагается  по  договору,
получится, что  он работает задаром и только зря теряет время,
участвуя в Тысячелетней Войне.
    -  Ты   прекрасно   выглядишь,   дорогая,-   сказал   Мак
Маргарите.- Поторопись,  пожалуйста. У  меня есть  одно важное
дело.
    - Какое дело, дорогой?
    - Мне нужно найти картину Боттичелли. Если мне удастся ее
разыскать, то можно будет устроить одно выгодное дело.
    - Боттичелли?  - вмешался  Энрико.- Может  быть, я  смогу
быть вам  полезен. Я  знаю всех  художников.  Для  меня  будет
величайшим наслаждением предложить вам свою помощь и свой опыт
в оценке  картин... О  нет! -  воскликнул  он  громко,  и  Мак
вздрогнул от  неожиданности,- моя  помощь вряд ли понадобится.
Синьор, по-видимому, знаток живописи.
    - Что  ж,- улыбнулся  Мак,- давайте проверим это на деле,
не откладывая на завтра то, что можно сделать сегодня.
    И Мак  пошел к  выходу. Внезапно  дверь  распахнулась,  и
тучный, странно одетый человек чуть не сбил его с ног.
    - Доктор  Фауст! -  прокричал он,  задыхаясь.- Мне  нужен
Иоганн Фауст!  Доктор, прибывший из Германии! В "Парадизо" мне
сказали, что он пошел сюда!
    - Я тот, кого вы ищете,- ответил Мак.- Что случилось, мой
друг?
    - Мой  господин! Он  умирает! Когда  он  услышал,  что  в
городе объявился  доктор из Германии, он послал меня разыскать
его. Ах,  сударь, если  вам удастся  исцелить моего господина,
вас наградят  по-царски. Вы  сможете пожелать  все, что  вашей
душе угодно.
    - Гм...  Вообще-то я...  я сейчас  занят...-  пробормотал
Мак,  боясь   обнаружить  свое  невежество.  Жители  Флоренции
показались ему  очень вспыльчивыми,  и он опасался, как бы ему
не пришлось расстаться с головой, если его разоблачат.- У меня
мало свободного  времени... Как,  вы  говорите,  зовут  вашего
господина?
    - Мой господин - Лоренцо Медичи, прозванный Великолепным.
    - Кажется,  дело принимает  нужный  оборот,-  шепнул  Мак
Маргарите. А  вслух добавил: - Сложи вещи, дорогая, и жди меня
в гостинице.  Я вернусь  к тебе,  как только исполню свой долг
милосердия.

     5

    Слуга Лоренцо  Медичи  повел  Мака  к  своему  господину.
Палаццо Медичи  было расположено в живописном месте неподалеку
от Арно.  Стройные  колонны  из  белого  мрамора  и  портик  в
греческом стиле придавали этому прекрасному дворцу изящество и
величавую простоту.  Двери из  полированного  красного  дерева
были украшены  затейливой резьбой  - этот  стиль ввел Дамьято,
прозванный Проклятым. У дверей стояли важные лакеи в ливреях и
белых  рубашках,  сшитых  по  последней  неаполитанской  моде;
смерив Мака презрительными взглядами, они преградили ему путь:
его платье,  вполне приличное  для такого  места,  как  рынок,
выглядело  слишком   бедно  в   сравнении  с  их  собственными
ливреями. Старик-слуга, сопровождавший мнимого доктора, что-то
шепнул разряженным  лакеям, и  Мака пропустили  во  внутренние
покои.
    Стеная и  заламывая руки,  слуга повел  Мака по  длинному
коридору.  На   стенах  висели   картины,  писанные  маслом  -
благодаря знаниям,  полученным от Мефистофеля, Мак мог оценить
их. Подойдя к двери в дальнем конце коридора, слуга постучал и
осторожно открыл  ее. Заглянув  внутрь, Мак  увидел роскошные,
поистине царские покои.
    Стены зала были украшены картинами великих мастеров, а на
мраморных и столиках тут и там стояли миниатюрные скульптуры и
статуэтки. Богатый  восточный ковер  покрывал пол, а к потолку
на тяжелых бронзовых цепях была подвешена огромная хрустальная
люстра. Пламя  горящих светильников  отражалось  в  прозрачных
подвесках, сверкающих, словно алмазы. Тяжелые шторы на высоких
окнах были опущены, сквозь них кое-где пробивались слабые лучи
света. Сильный запах серы не мог заглушить того специфического
кислого запаха,  который всегда  присутствует в  комнате,  где
лежит больной.  На столе  у  окна  стоял  поднос  с  остатками
роскошной  трапезы;   терпкий  аромат   вина,   приправленного
пряностями, смешивался с резкой вонью испражнений на полу, где
собаки грызли кости.
    Посередине этого  зала, словно величественный королевский
трон, возвышалась  огромная кровать.  Ножки кровати  и высокие
деревянные столбики,  поддерживающие  балдахин,  были  покрыты
искусной резьбой;  занавеси из  легкого, полупрозрачного шелка
ровными складками  ниспадали  на  тонкие  белые  простыни.  На
столиках возле кровати горели высокие белые свечи в серебряных
подсвечниках. Несмотря  на то, что день был достаточно теплым,
в камине горел огонь.
    - Кто здесь? - послышался негромкий голос.
    Лоренцо Медичи,  утопающий в  мягких перинах, выглядел на
все свои  семьдесят с  лишним лет;  недуг сильно состарил его.
Его  бесформенное,  раздувшееся  от  водянки  тело  лежало  на
постели, словно  деревянная колода  -  больной  почти  не  мог
шевелиться. Из-под  набрякших век  на Мака  глянули маленькие,
проницательные и  умные глаза.  Казалось, только  эти глаза  и
жили  на   бледном,  опухшем  лице,  превращенном  болезнью  в
застывшую уродливую  маску. Лоренцо  Великолепный  умирал,  но
даже на  смертном  одре  он  старался  сохранять  достоинство,
подобно древним  героям и  могущественным королям. На нем была
длинная  ночная  сорочка,  расшитая  единорогами,  голову  его
покрывала черная  шапочка -  две тонких  ленточки завязывались
под подбородком,  не давая  ей упасть  или сползти набок. Там,
где тело  не  было  тронуто  болезнью  и  разложением,  сухая,
морщинистая, землистого  цвета кожа  свисала  складками.  Губы
Лоренцо Медичи,  бывшие полными  и румяными  в те  дни,  когда
восшедший на  престол римской  католической церкви  член семьи
Медичи дерзко  объявил  о  существовании  иного  Бога  -  бога
Медичи((39)),  сейчас   побледнели,  сморщились   и  покрылись
сероватым  налетом,   словно  на  них  осталась  горечь  после
прожитых трудных лет. На шее умирающего старика неровно билась
голубоватая жилка  - удивительно,  подумал Мак, что она еще не
затихла, как  все остальные.  Пальцы  левой  руки,  скрюченные
после паралича, чуть дрожали.
    -  Я   доктор  Фауст,-   громко  объявил  Мак.-  Что  вас
беспокоит?
    - Я,- сказал Медичи,- самый богатый человек на свете.
    Тот, кто  слышал голос  Медичи в  те времена,  когда этот
парализованный, прикованный  к  постели  человек  находился  в
полном расцвете  сил, мог  бы сказать,  что сейчас  он  звучит
слишком неровно  и глухо;  однако в  нем еще  было  достаточно
силы, чтобы  заставить дрожать  хрустальные подвески  люстры -
мельчайшие частицы  пыли  поднялись  с  них  и  затанцевали  в
воздухе.
    Мак почувствовал,  что по  спине у него пробежал приятный
холодок. Судьба  сама шла  ему навстречу,  и он  не  собирался
упускать такой удобный случай.
    - А  я,- ответил  он,- самый  дорогой врач  в мире. Какая
удача, что мы встретились!
    - Каким образом вы предполагаете меня вылечить? - спросил
Медичи так  властно, что,  казалось, даже  черви, уже грызущие
его  тело,   на  минуту   приостановили  свой   кровавый  пир,
охваченные благоговейным трепетом перед силой этого голоса.
    Мак знал,  что лечение  не  займет  много  времени  и  не
отнимет у  него много  сил.  Нужно  было  всего  лишь  достать
пузырек  с   чудодейственным  эликсиром,   который   дал   ему
Мефистофель, и  вылить содержимое склянки в рот Медичи. Однако
он отнюдь  не собирался  раскрывать больному  свой  секрет.  В
самом  деле,  кто  же  будет  платить  сумасшедшие  деньги  за
несколько ложек  снадобья? Маку хотелось, чтобы процедура была
как можно  более сложной  и произвела впечатление на всех, кто
будет  при   этом  присутствовать.  В  его  голове  уже  начал
созревать хитрый  план. Приняв  важный  и  степенный  вид,  он
сказал:
    - Для начала нам потребуется золотая чаша. Весом не менее
чем двадцать четыре карата.
    (Он подумал,  что неплохо  было бы  иметь под рукой кусок
чистого золота  на тот  случай, если что-нибудь пойдет не так,
как он  ожидал. Вот  какие мысли  иногда приходят  в голову  в
критический момент!)
    - Сию же минуту приготовить,- приказал Медичи слугам.
    Слуги  бросились   выполнять  приказ.  Небольшая  заминка
возникла из-за  того, что  не сразу  смогли отыскать  ключи от
сейфа, где  хранилась золотая посуда - горшки, кастрюли и тазы
для варки варенья.
    Наконец принесли золотую чашу и те алхимические снадобья,
которые Мак  потребовал якобы для приготовления лекарства. Все
необходимое отыскалось в считанные минуты - Лоренцо Медичи был
очень  богат  и  обладал  весьма  разносторонним  вкусом;  его
коллекции предметов  искусства, различных редкостей и диковин,
а также разнообразных принадлежностей для колдовских опытов не
имели себе  равных в  мире.  Один  из  дальних  покоев  дворца
занимала   алхимическая    лаборатория,    оснащенная    самым
современным оборудованием.  Здесь  стоял  огромный  перегонный
куб, сверкающий  цветным венецианским  стеклом и начищенной до
блеска  бронзой   -   этот   изящный   прибор   служил   ярким
доказательством  утонченного   вкуса  и   проницательного  ума
хозяина.  Горн,  стоявший  в  углу,  был  снабжен  специальным
устройством,   позволяющим    контролировать   температуру   с
невиданной доселе  точностью.  Оставалось  только  удивляться,
почему Медичи,  будучи, по-видимому,  столь искушенным в науке
алхимии, не смог сам приготовить для себя лекарство и прибегал
к посторонней помощи.
    Мак соединил  трубки гибкими шлангами, повозился с ручной
горелкой и уже был готов начать свой спектакль для внимательно
наблюдающей за  его действиями  публики, когда тишину внезапно
нарушил громкий,  властный  стук  в  дверь.  Дверь  тотчас  же
распахнулась. Человек,  известный во  всем мире под именем фра
Джироламо Савонарола((40)), решительно перешагнул порог покоев
своего опаснейшего противника, Лоренцо Медичи.
    Этот человек,  молва о котором распространилась далеко за
пределы Италии,  был высок  и худ,  и очень  бледен.  Устремив
горящий взор своих черных глаз на Медичи, он сказал:
    - Говорят, что ты хотел меня видеть по некому делу.
    - Да,  брат мой,- ответил Лоренцо.- Мы по-разному смотрим
на многие  вещи; однако я думаю, мы сойдемся в том, что оба мы
- сторонники  сильной Италии,  а значит,  оба заинтересованы в
устойчивом курсе  лиры, оба  противники коррупции  в церкви. Я
хотел исповедоваться тебе и получить отпущение грехов.
    - Рад  это слышать,-  ответил Савонарола,  вытаскивая  из
складок грубой  рясы свиток  пергамента.- Я отпущу твои грехи,
если ты  отдашь все  свое добро  и  нажитые  тобою  деньги  на
благотворительные   цели.   Я   лично   прослежу,   чтобы   их
распределили между неимущими. Подпиши вот это!
    Развернув  пергамент,  он  подсунул  его  прямо  под  нос
Лоренцо  Медичи  -  неровные  строчки  оказались  прямо  перед
гноящимися глазами  умирающего старика.  Никто не  подумал бы,
что тщедушное  тело монаха  способно двигаться  столь быстро и
ловко - Савонарола страдал от лихорадки и зубной боли, которые
не мог изгнать ни молитвами, ни долгими постами.
    Глаза Медичи  забегали по  строчкам,  затем  прищурились,
превратившись в две узкие щелочки:
    - Ты заламываешь слишком большую цену, брат. Я приготовил
завещание, в  силу которого  в церковную  казну отойдет немало
денег. Но  у меня есть родственники, и я обязан позаботиться о
них.
    - Господь о них позаботится,- отвечал Савонарола.
    - Возможно, ты не хотел оскорбить меня, когда пришел сюда
с таким  предложением; однако  мне в  это не  верится,- сказал
Медичи.
    Инстинкт  подсказал   Маку,   что   этот   тощий   монах,
ворвавшийся в  опочивальню Медичи, может помешать его планам и
лишить его  щедрой награды,  обещанной  за  исцеление  Медичи.
Поэтому он  оторвался от  своих колб  с бурлящей  и булькающей
жидкостью и громко объявил:
    - Лекарство почти готово.
    - Подпиши  пергамент! - воскликнул Савонарола.- Признайся
в своих грехах!
    - Я  молюсь Господу  в сердце своем,- медленно проговорил
Лоренцо.- Но эта молитва - не для твоих ушей.
    - Я монах,- сказал Савонарола,- исповедь - по моей части.
    - Ты  горд и  тщеславен,- с  трудом произнес  Медичи,-  а
кроме того, ты глуп. Убирайся к чертям. Фауст! Лекарство!..
    Мак вытащил  пузырек, данный  ему Мефистофелем.  Горлышко
склянки было  запечатано, и  открыть его,  не имея  под  рукой
плоскогубцев или  щипчиков, было  очень трудно.  В  те  давние
времена их  имел далеко  не  каждый,  тем  более  -  врач  или
алхимик, которому  подобные инструменты  совсем не нужны. Пока
Медичи и  Савонарола спорили  друг с  другом, Мак изо всех сил
дергал за  пробку,  пытаясь  сорвать  тугую  печать  с  узкого
горлышка. Напуганные  слуги столпились  в  углу,  наблюдая  за
бурной сценой,  происходящей между  их господином и монахом. С
улицы доносился звон церковных колоколов.
    Наконец Маку  удалось открыть свой пузырек. Он повернулся
к Медичи, зажав спасительный эликсир в высоко поднятой руке.
    Но Лоренцо  Великолепный внезапно замолчал и откинулся на
подушки, попытался  приподняться, но  не смог.  Все  его  тело
напряглось и  затрепетало, потом  дрожь прошла,  и он  остался
недвижим. Рот  его был  открыт,  невидящие  глаза  подернулись
тонкой мутной пленкой.
    Медичи умер.
    - Спокойно, спокойно,- пробормотал Мак.- Сейчас...
    Поднеся склянку к губам Медичи, он опрокинул ее горлышком
вниз, пытаясь  влить ему  в рот  чудесное лекарство. Жидкость,
стекая по  подбородку мертвого  старика, проливалась на ночную
сорочку и на простыни.
    Слуги подняли  ропот, на  все  лады  ругая  незадачливого
доктора, когда  Мак, пятясь, отошел от тела того, кто двадцать
с лишним  лет  правил  Флоренцией.  Савонарола  склонился  над
умершим,   выкрикивая    что-то   резким,   высоким   голосом.
Воспользовавшись общим  смятением, Мак  пробрался  к  двери  и
быстро зашагал по коридору.
    Выйдя из дворца, он прошел несколько кварталов; свернув в
один  из   переулков,  ведущих  к  гостинице,  где  ждала  его
Маргарита, он  на секунду  остановился, пытаясь  вспомнить, не
забыл ли  он что-нибудь  в покоях Медичи. Ему казалось, что он
оставил там нечто важное... Ну конечно! Золотую чашу!
    Он хотел  вернуться назад.  Но было уже поздно. Навстречу
ему двигалась целая толпа, и он был увлечен ее мощным потоком.
Люди приплясывали, смеялись, кричали, молились, плакали, пели.
Они шли  на пьяцца  Синьориа посмотреть  на гигантский костер,
обещанный городу Савонаролой. В этот час все жители Флоренции,
казалось, посходили с ума.

     6

    Толпы людей,  охваченных необычным  возбуждением накануне
предстоящего торжества,  хлынули на  улицы. В воздух поднялась
пыль от  топота многих сотен бегущих ног. На порогах трактиров
и пивных  уже дремали  пьяные, успевшие  осушить кувшин-другой
вина  с   самого  утра.   Детвора  с   восторженными   воплями
устремлялась вслед  за взрослыми;  дети путались  под  ногами,
пытаясь пробраться  в самый  центр  людского  потока,  шалили,
кривлялись, хохотали,  швыряли мелкие  камешки вслед прохожим.
Все магазины  и лавочки  были закрыты  - их хозяева, почтенные
купцы и  разного рода торговцы, сейчас устремились на площадь,
где  готовилось   знаменитое  сожжение   предметов  искусства.
Раздался громкий  стук копыт  -  отряд  вооруженных  всадников
прокладывали себе  путь через  толпу.  В  своих  красно-черных
мундирах они  выглядели весьма  эффектно. Мак  юркнул в первый
попавшийся  кабачок,   чтобы  его   не  затоптали   лошади,  и
столкнулся в  дверях с каким-то человеком, выходившим на улицу
в этот самый момент.
    - Смотри, куда идешь, парень! - отчитал его незнакомец.
    - Извините,- пробормотал Мак.- Это солдаты...
    -  Какие,   к  черту,  солдаты?  Вы  мне  ногу  отдавили,
милейший!
    Человек, на которого так неловко налетел Мак, был высок и
строен, с  правильными  чертами  лица;  он  мог  бы  послужить
неплохой моделью  для античной  статуи Аполлона.  В одежде его
чувствовались оригинальный  вкус и привычка к роскоши: длинный
черный плащ  был оторочен темным мех