ись разноцветные  знамена -  очевидно, там размещались
командиры  этого  огромного  войска.  Мак  подумал,  что  этот
огромный лагерь  - настоящий город на колесах, готовый сняться
с места  по первому сигналу горна. Жители этого города осилили
многомильные  переходы,   которые  они   ежедневно  совершали,
покинув земли франков.
    Пора было  приниматься за дело. Мак решительно направился
к лагерю.  По дороге его обогнал небольшой кавалерийский отряд
- всадник, скакавший впереди, поднял руку в железной рыцарской
перчатке в  знак приветствия,  и  Мак  помахал  ему  в  ответ.
Очевидно, его приняли за одного из франков - ведь в его одежде
преобладали скромные  серо-коричневые и  черные тона,  обычные
для европейца тех времен, в то время как жители Востока носили
роскошные цветные  шелка. Вскоре  Мак увидел первый сторожевой
пост - несколько солдат сидело прямо на земле; рядом лежали их
щиты и  копья, блестевшие  на  ярком  солнце.  Заметив  пешего
человека на дороге, они поднялись с земли.
    - Какие  новости ты  принес от  консула? - спросил у Мака
один из них.
    - Какими бы ни были эти новости, они предназначены не для
ваших ушей,-  ответил  Мак,  решивший  с  самого  начала  быть
начеку, чтобы не разоблачить себя.
    - Но ведь Бонифаций Монферратский((21)) еще не вернулся с
переговоров, правда? Это само по себе добрый знак.
    - Я  могу сказать вам только одно: за последние несколько
часов не произошло никаких важных перемен.
    - В  таком случае  у этих  разбойников еще  есть  надежда
спасти свою  честь,-  пробормотал  второй  воин,  стоявший  на
часах.
    Мак пошел  дальше. Побродив  по лагерю, он вышел к крытой
повозке, с  одной  стороны  которой  был  устроен  навес.  Под
навесом были  расставлены столы  и стулья;  свиные головы были
свалены в громадную кучу по другую сторону повозки. За столами
сидели мужчины  - они  ели и  пили вино.  Мак  задумался:  эта
картина ему  что-то напоминала.  Ну конечно, трактир! Трактир,
поставленный на колеса.
    Облегченно вздохнув,  он нырнул  под навес и опустился на
свободный стул.  Наконец-то он  нашел такое  место, где сможет
чувствовать себя как рыба в воде!
    Подошел  хозяин   трактира;  окинув   нового   посетителя
оценивающим взглядом,  он, как  и все  остальные, был введен в
заблуждение тщательно  продуманным костюмом Мака - эту одежду,
так же  как и  весь свой  нынешний облик, лже-Фауст получил на
Кухне Ведьм. Низко поклонившись, трактирщик спросил у Мака:
    - Чем могу служить, господин?
    -  Подайте  лучшего  вина,-  важно  приказал  Мак,  сразу
угадав, что  его костюм  должен сослужить  ему хорошую службу:
ведь всегда и везде человека встречают по одежке.
    Трактирщик принес  вина в  деревянном ковше  и, осторожно
поставив его на стол, поклонился еще раз:
    - Ваше лицо мне незнакомо, сударь. Осмелюсь предположить,
что вы недавно присоединились к нашему славному войску.
    - Осмельтесь  и предположите, хозяин. Кажется, я чувствую
запах жареной оленины?
    - У господина очень тонкое обоняние. Я сейчас принесу вам
кусочек оленины.  Прошу вас,  сударь,  расскажите  нам,  какие
новости вы принесли от своего прославленного сеньора?
    - Какого  сеньора?  -  спросил  Мак,  подозревая,  что  в
недомолвке трактирщика скрыт какой-то тайный смысл.
    -  Я   просто  предположил,  сударь,  что  такой  знатный
господин, как  вы, должен служить еще более знатной особе. Ибо
таков закон  - все  вещи служат  одна другой:  смерд -  своему
господину, бык  - крестьянину,  лорд -  Господу Богу;  даже  в
Небесных Сферах царит все тот же порядок.
    - А  ваш  живой  ум,  очевидно,  служит  вашему  длинному
языку,- сказал Мак; крепкое вино взбодрило его.
    - Могу я узнать ваше имя, господин мой?
    - Я Иоганн Фауст.
    - Вероятно,  вы прибыли издалека, чтобы принять участие в
этой кампании?
    - Да, я совершил далекое путешествие.
    - Поведайте нам, сударь, кому вы служите?
    Все посетители  трактира повернули головы и стали глядеть
на  Мака   в  ожидании  ответа.  Но  он  только  едва  заметно
усмехнулся и покачал головой:
    - Я  предпочел бы  не разговаривать  о подобных  вещах  в
такое время и в таком месте.
    - Ну, тогда хотя бы намекните.
    Вокруг столика, за которым сидел Мак, собралось несколько
любопытных, прислушивающихся к разговору между молодым, богато
одетым незнакомцем и хозяином таверны.
    Один, судя по платью, знатный господин, сказал:
    - Готов поспорить, что вы - доверенное лицо Венецианского
Совета, и  вы явились  сюда с  каким-то  важным  поручением  к
Энрико Дандоло,  дожу Венеции.  Очевидно,  Венецианский  Совет
хочет вмешаться в ход событий.
    Мак вздрогнул.
    - Нет,-  воскликнул другой,- не может он быть посланником
венецианцев! Неужели вы не заметили этого особенного выражения
на его лице, какое бывает только у служителей церкви? Разве вы
не видите, как его пальцы теребят рукава, словно он носил рясу
несколько лет  и никак  не может  избавиться от  приобретенной
скверной  привычки?   Бьюсь  об   заклад,  что  он  переодетый
священник, присланный  к нам  самим папой римским, Иннокентием
Третьим,((22)) чья  святая воля  направила войско  Христово  в
этот Крестовый  поход. У  Рима здесь  свои интересы,  и  папе,
конечно, не  по  вкусу  приходятся  дьявольские  козни  Энрико
Дандоло.
    И оба с нескрываемым любопытством посмотрели на Мака. Тот
произнес:
    - Я не скажу ни да, ни нет - таков мой ответ.
    Третий, простой солдат, заявил:
    - По  тому, как  стойко он  держится и  как мало говорит,
сразу видать,  что он  из военных. Я думаю, его прислал Филипп
Швабский,((23)) суровый  воин, скупой  на слова, но уже не раз
показавший себя  на поле  битвы. Правда,  многие из его дел не
слишком  угодны   Господу...  Так  вот,  похоже,  что  Филиппа
заинтересовал  Константинопольский   трон.  И   этот   молодой
господин явился  сюда от его имени для участия в переговорах о
выборе правителя  Константинополя после  того, как капризный и
упрямый  Алексей  Третий((24))  будет  низведен  до  положения
жалкого нищего,  просящего милостыню  на площадях  того самого
города, над  которым  он  когда-то  столь  самонадеянно  хотел
властвовать.
    Мак  упорно   молчал,  не  принимая  никакого  участия  в
политических спорах.  Споры о том, кому же все-таки он служит,
еще долго  не утихали,  ибо все  были уверены  в том,  что  он
служит _кому-то_,  но  каждый  высказывал  на  сей  счет  свою
собственную  точку   зрения.  Когда   Мак  собрался   уходить,
трактирщик не  взял с  него  платы,  кланяясь  и  уверяя,  что
посещение трактира  столь  знатным  господином  само  по  себе
великая милость;  заручившись обещанием Мака не забыть хозяина
и его  трактир в тот день, когда командование решит ограничить
продажу  вина   в  лагере,   хозяин  направился   к  остальным
посетителям. Тут  же к Маку подошел какой-то низенький, полный
юноша, одетый  в добротный серый костюм,- по внешнему виду его
можно было  принять за писца. Представившись Василем из Гента,
он учтиво предложил свою помощь в поисках подходящего жилья.
    Василь привел Мака к высокому, просторному желтому шатру.
У  входа   развевались   разноцветные   флажки   -   это   был
Квартирмейстерский корпус.  Возле палатки  толпились  какие-то
люди; Василь заставил их расступиться, громко воскликнув:
    - Дорогу  Иоганну Фаусту,  прибывшему из  земель франков!
Дорогу Иоганну  Фаусту, до  сих пор еще не объявившему о своих
политических взглядах и не примкнувшему ни к одной из фракций.
    Квартирмейстер, казалось,  был  слегка  удивлен,  но,  не
задав Маку  ни одного  вопроса, молча  указал  на  островерхий
шатер, поставленный  неподалеку от его собственного - ведь сам
он тоже  был далек  от политики и не принадлежал ни к какой из
образовавшихся  в   войске  группировок.  Василь,  который  по
собственной воле  стал служить важной и таинственной особе, не
раскрывшей  пока   никому  секрета  своей  миссии,  тотчас  же
отправился лично  приглядеть за тем, чтобы к приходу господина
все было  готово. Переступив  порог своего  нового жилища, Мак
увидел, что  для него  уже накрыт великолепный стол - холодная
дичь, вино  и полкаравая  мягкого пшеничного хлеба. Изысканные
блюда возбуждали аппетит, а кусочек жареной оленины, съеденный
в  трактире,  конечно,  не  мог  заменить  плотного  завтрака;
поэтому Мак  тотчас же  сел к  столу и  начал есть,  рассеянно
слушая болтовню Василя.
    - Всем  известно,- говорил  Василь,- что  Энрико Дандоло,
венецианский дож, превратил в коммерческое предприятие то, что
поначалу являлось  исключительным делом религии((25)). Об этом
судят по-разному  - все  зависит от  того, как вы относитесь к
религии и  к коммерции  и что  считаете более  важным,- тут он
кинул на Мака острый взгляд, пытаясь выяснить, на чьей стороне
находятся его  симпатии, но  Мак только отложил на блюдо ножку
птицы, чтобы взять еще один кусок хлеба.
    - Папа  римский, Иннокентий  Третий,- продолжал  Василь,-
непогрешимый христианский  пастырь,  преследует  одну  великую
цель -  освободить  Иерусалим  от  сарацинов,  отвоевать  Гроб
Господень у  неверных. Но не скрывается ли за этим что-то еще?
Может быть,  он думает  использовать Крестовый поход для того,
чтобы в  конце концов  подчинить Греческую Церковь владычеству
Рима?
    - Интересная  мысль,- сказал Мак. Управившись с дичью, он
принялся за засахаренные фрукты.
    - Нельзя  также не принимать в расчет Алексея IV, как его
иногда называют.  Хоть у  него и нет своих земель, все-таки он
сын низложенного  Исаака II  Ангела((26)). Говорят,  он обещал
отдать Константинополь  под власть Рима, если взойдет на трон.
Он очень  благочестив и  набожен -  по крайней  мере,  внешне.
Однако правда и то, что основную помощь он получает от Филиппа
Швабского, которого  никак  нельзя  назвать  верным  союзником
папского престола.  Филипп -  горячая голова  и гордое сердце;
его амбиции столь же велики, сколь малы его владения.
    - Я  понимаю,- сказал Мак, хотя на самом деле он мало что
смог уяснить из столь длинной, полной недомолвок речи.
    - И,  наконец, мы добрались до Вийярдуэна, возглавляющего
эту кампанию.  Он  умеет  внушать  к  себе  страх  и  почтение
одновременно. Он  уважительно относится  к религии,  хотя сам,
конечно, не  святой и  не отличается набожностью. Он, конечно,
верный  и   надежный  человек,   однако  его   нельзя  назвать
дальновидным   и   тонким   политиком.   Вийярдуэн   полностью
равнодушен к  коммерции, а  его политические взгляды, пожалуй,
несколько узки. Его волнует только лязг мечей да бранный клич.
Спрашивается, такой ли командующий нам нужен?
    Мак вытер  губы и  обвел глазами шатер, ища место, где он
мог бы  вздремнуть.  Расторопный  и  предусмотрительный  слуга
позаботился о  том, чтобы  в  шатре  была  поставлена  удобная
походная кровать  с мягким  стеганым одеялом и даже с новейшим
капризом моды  - пуховой  подушкой. Мак,  отяжелевший от еды и
вина, поднялся  на ноги  и  нетвердой  походкой  направился  к
постели.
    - Мой  господин,- сказал  Василь,- я ваш преданный слуга.
Не окажете  ли вы  мне доверие,  сообщив,  кем  и  к  кому  вы
посланы? Я  буду защищать  вас и  ваши интересы  до последнего
вздоха - скажите лишь, в чем они заключаются.
    Мак  вздохнул.   Он  сам   был  бы  рад  сказать,  в  чем
заключаются  его   интересы,  да  не  мог  -  слишком  сложной
оказалась его  задача. Природное  чутье подсказывало Маку, что
ему не  обойтись без  верных помощников  здесь,  где  вершатся
судьбы народов,  где сошлись интересы стольких людей. Но он не
знал ровным  счетом ничего о сложившейся ситуации; не знал, на
чьей стороне  сила, на  чьей -  закон, и  поэтому никак не мог
решить, что  ему делать.  Разумеется, он хотел бы помочь всему
человечеству и спасти Константинополь, но как?
    - Добрый  слуга,- наконец произнес Мак.- В лучшие времена
тебе будет  доверено все. Поверь мне, ты будешь первым, кому я
поведаю о  своих политических  взглядах и о своих интересах. А
пока пройди  по  лагерю  и  принеси  мне  свежие  новости.  Я,
пожалуй, отдохну часок-другой.
    - Иду!  - ответил  Василь, поклонился и вышел из палатки.
Мак лег на постель и крепко заснул.

     3

    Мак проснулся  со странным  чувством,  что  рядом  с  его
постелью находится кто-то посторонний. Открыв глаза, он понял,
что проспал  дольше, чем  думал: уже  темнело, и  на  столе  в
глиняной плошке горела свеча. Наверное, ее зажег Василь. Пламя
свечи колыхалось,  и на  противоположной стене  шатра  плясали
тени.  Приглядевшись,   Мак  увидел,  что  они  приняли  форму
человека, весьма напоминающего привидение - человека в серых и
черных одеждах,  с распущенными  по плечам  волосами.  Призрак
глядел прямо  на Мака. Странно, однако, до чего все это похоже
на правду, подумал Мак. Совсем как живой человек...
    Он потянулся  к темной  фигуре, сидевшей  напротив  него.
Пальцы  нащупали   материю,  а   под  ней   было  обыкновенное
человеческое тело. Мак поспешно отдернул руку назад.
    -  Прежде  чем  протягивать  руку,-  насмешливо  произнес
незнакомец,- воспитанные люди обычно здороваются. Впрочем, вы,
вероятно, и не слыхали о правилах хорошего тона.
    - Я  думал, вы...  не настоящий,- пробормотал Мак.- Не из
мира сего, я хотел сказать.
    - Так  оно и  есть.  Но  вы-то  сами  разве  _настоящий_?
Сдается мне, что вы совсем не тот, за кого себя выдаете.
    - А вы?
    - Ах,  я забыл представиться! - в голосе незнакомца снова
послышались иронические  нотки.-  Но  думаю,  что  вы  и  сами
догадаетесь, кто я.
    Темная фигура  отделилась от  стены, и  свет упал  на  ее
лицо. Мак,  конечно, должен  был узнать  этого человека - ведь
Мак несколько  дней шпионил  за ним, прежде чем сообщник Мака,
латыш, ударил  его  дубиной  по  голове  в  темном  краковском
переулке.
    - Вы - доктор Фауст,- прошептал Мак.
    - А  ты -  самозванец, черт  бы тебя  побрал! -  вскричал
рассерженный Фауст.
    Мак растерялся.  Он никак  не ожидал  встретиться лицом к
лицу с  человеком, чье  имя он  присвоил. Несколько  секунд он
молча глядел  на ученого доктора, напряженно думая, что делать
дальше. Наконец  ему удалось  собраться с  мыслями. При первой
встрече с  Мефистофелем в  кабинете Фауста  он попал в сложную
ситуацию, но  в конце концов ему удалось выйти сухим из воды и
даже  кое-что   приобрести.  Так   почему  бы  не  попробовать
выкрутиться сейчас?..  У мошенников,  как и  у честных  людей,
тоже существует  своя мораль,  свой неписанный  кодекс чести и
свои нормы поведения. Каждый человек в какой-то мере нуждается
в самооправдании,  позволяющем ему  сохранять уважение к себе,
особенно когда наступают трудные времена.
    И сейчас,  похоже, для  Мака наступило  такое  время.  Он
находился в  весьма щекотливом  положении пойманного  за  руку
вора. Более слабый человек на его месте тотчас же побледнел бы
и пробормотал  дрожащим голосом  что-нибудь вроде:  "Я сам  не
знаю, как это получилось... Поверьте, сударь, это была роковая
ошибка... Я  больше  не  буду,  только  отпустите  меня,  ради
Христа!" Но  Мак был  не из  таких. Он  не  собирался  просить
пощады. Решив  бороться до  конца, он  подумал, что,  в  конце
концов, тот,  кто  отважился  играть  Фауста  на  исторической
сцене, должен  нести  в  себе  хотя  бы  частицу  неукротимого
фаустовского духа, иначе он неизбежно провалит эту роль.
    - Похоже,  что нас обоих привело сюда одно и то же дело,-
произнес Мак  ровным голосом,  в котором  не чувствовалось  ни
капли растерянности  или испуга.-  Вы, несомненно,  знаменитый
доктор Фауст.  Но ведь  и _я_  тоже  Фауст  -  если,  конечно,
признавать авторитет столь влиятельной особы, как Мефистофель.
    - Мефистофель ошибся!
    - Великие  не ошибаются, они творят историю. Законы - это
их ошибки, ставшие всеобщим правилом.
    Фауст  выпрямился,  расправил  плечи  и  шагнул  к  Маку,
воинственно задрав подбородок. Теперь они стояли друг напротив
друга. Несмотря  на свой  весьма средний  рост, ученый  доктор
выглядел довольно внушительно.
    - Я  не собираюсь выслушивать всякий казуистический вздор
от того,  кто присвоил  мое имя!  - надменно  произнес Фауст.-
Берегитесь! Я  страшно отомщу  вам, если  вы не оставите своих
дурацких притязаний  на место,  которое по  праву  принадлежит
мне, и не уберетесь отсюда вон!
    Мак поглядел на него сверху вниз:
    - Больно  много вы  о себе  воображаете. Я-то  как раз на
своем месте.  Мефистофель заключил  сделку со  мной и ни с кем
другим. Вы  можете оспаривать  свои  права  до  конца  времен,
только вряд ли что-нибудь получите.
    - Оспаривать  права? О  нет, я  сделаю гораздо больше! Вы
забываете, с  кем имеете  дело. Я  сотру вас  с лица  земли  с
помощью страшных заклинаний! Так вам и надо! По вору и мука!
    - Ой ли?
    - Ой,  ой. То  есть так оно и будет. Я накажу вас за ваши
грязные делишки!
    - Никогда бы не подумал, что профессора умеют так скверно
ругаться,- притворно  вздохнул Мак.-  Теперь послушайте, что я
скажу вам,  Фауст. Я  бросаю вам вызов. За мной стоит огромная
мощь Сил  Тьмы. Вы не учли этого важного обстоятельства, когда
кричали здесь  о своем  могуществе. Вне  всякого  сомнения,  я
гораздо лучше справлюсь с ролью Фауста, чем вы сами!
    Фауст пришел  в бешенство.  Глаза  его  налились  кровью,
пальцы судорожно  сжимались в кулаки и вновь разжимались. Он с
трудом сдерживался,  чтобы  не  закатить  стоящему  перед  ним
негодяю оплеуху.  Справившись с  первым  приступом  гнева,  он
рассудил, что  запугивать самозванца  бессмысленно. Он  прибыл
сюда отнюдь  не для  участия в  глупейшем споре.  Его  цель  -
занять свое  место в  Тысячелетней Войне  меж  двумя  великими
силами -  Светом и  Тьмой. А  препираться с  Маком  (которому,
впрочем, он  не смог  бы причинить  никакого  вреда)  означало
тратить время впустую.
    -  Прошу  прощения.  Я,  кажется,  немного  погорячился,-
проворчал он.- Давайте поговорим разумно.
    - Как-нибудь  в другой  раз,- ответил  Мак; в  эту  самую
минуту полог,  завешивающий вход,  колыхнулся, и в шатер вошел
Василь, кинув на Фауста подозрительный взгляд.
    - Кто это?
    - Один  старый знакомый,-  ответил Мак слуге.- Его имя...
гм... оно  тебе ничего не скажет, да и не так уж это важно. Он
собирался уходить, когда ты вошел.
    Василь повернулся  к Фаусту. Ученый доктор заметил, что в
руке  у  этого  полного  розовощекого  юноши  блестит  длинный
кинжал,  а   выражение  его   лица  отнюдь  не  располагает  к
дальнейшим разговорам.
    - Да,- подтвердил Фауст,- я уже ухожу. До встречи...- ему
было очень  трудно произнести  это слово;  после недолгой,  но
тяжкой борьбы с самим собой он прибавил: - Фауст...
    - Да-да, до встречи,- ответил Мак.
    - А  кто та  женщина, которая стоит возле нашего шатра? -
спросил Василь.
    - Это Маргарита,- сказал Фауст.- Она ждет меня.
    - Вот  и забирайте  ее с  собой. Не  хватало  еще,  чтобы
гулящие девки шатались возле нашего жилья.
    Фауст был  вынужден молча  снести еще  и это.  Он не смел
возражать, не  смел объявить о том, кто он есть на самом деле,
не  переговорив   прежде  с  Мефистофелем.  Князю  Тьмы  может
прийтись не  по вкусу,  если кто-то своевольно вмешается в ход
событий и испортит ему игру, прервав Тысячелетнюю Войну. Когда
затрагивается честь демона, нужно действовать очень осторожно.
    Фауст  повернулся  и  вышел  прочь.  Маргарита,  которой,
очевидно, уже наскучило ждать, подбежала к нему и спросила:
    - Ну, что?
    - Ничего,- ответил Фауст.
    - Что  значит "ничего"?  Разве ты  не сказал  ему, кто ты
такой?
    - Сказал.
    - Тогда почему ты не занял его место?
    Фауст остановился и строго посмотрел на девушку.
    - Все  гораздо сложней,  чем ты  думаешь,-  ответил  он.-
Сначала я  должен поговорить  с Мефистофелем. А с _ним_ я пока
еще не встр