о это в лучшем случае, а
в худшем -- до него  все-таки добрались люди Арагорна... Будем  надеяться на
лучшее,  мессир,  и ждать  следующей пятницы,  двадцать шестого. А прикрытие
придется снять -- иначе опять все сорвется.
     -- Верно. Но покинуть "Зеленую макрель" своими ногами он не должен...

        ГЛАВА 49
     Умбар, Приморская, 12.
     25 июня 3019 года

     Мангуст неспешною походкой шел по коридорам посольства.
     Не  крался вдоль  стен  стремительной невесомой тенью, а  именно шел --
так,  что  шаги  его  отзывались  эхом по всем закоулкам  спящего  здания, а
настенные светильники с исправной периодичностью  выхватывали  из  полумрака
черный парадный мундир  с серебряными офицерскими шнурами  по  левому плечу.
Впрочем, Марандил  почти сразу сообразил, что это все шутки неверного света:
на самом-то деле  лейтенант был в  партикулярном, а "серебро" на его плече и
груди -- просто пятна какой-то белесой  плесени... Да нет, не плесень -- это
же самая натуральная изморозь!.. Изморозь на одежде -- откуда  ей взяться?..
И  в  тот  же  миг лица капитана  коснулось  слабое,  но  вполне  отчетливое
дуновение -- будто  ледяное дыхание  склепа;  язычки  светильников при  этом
дружно  кивнули,  как  бы  подтверждая:  это  не  глюк,  не  надейся!  Стены
посольства, превращенного  в  неприступную крепость,  два кольца  по-собачьи
преданной охраны, ДСД  с его непревзойденной системой сыска -- все оказалось
попусту...
     Можно было  физически ощутить смертный холод,  которым так  и веяло  от
приближающейся фигуры -- и холод  этот,  намертво приморозив к полу  подошвы
Марандиловых сапог, разом  обратил панический  вихрь  его мыслей в застывшее
желе. "Ну вот и  все. Ты ведь  с самого  начала  знал, что  кончится  именно
этим...  Получив показания Аравана, ты понял -- когда, а теперь вот узнал --
как,  только  и всего..." Лейтенант меж тем прямо на глазах перевоплощался в
самого  настоящего мангуста, который неспешно, чуть враскачку, подбирается к
кобре  --  плоская  треугольная  морда  с   прижатыми  ушками.  сама  чем-то
смахивающая  на  змеиную, рубиновые бусины  глаз и  ослепительно белые  иглы
зубов  под встопорщенными усами. А ведь кобра --  это он, Марандил... Старая
измученная кобра с обломанными  ядовитыми зубами... Вот сейчас, прямо сейчас
эти челюсти сомкнутся  на его горле,  и  ударит фонтанами кровь из порванных
сонных артерий, и  захрустит ажурная кость шейных позвонков... Он попятился,
тщетно заслоняясь  руками  от надвигающегося кошмара,  -- и вдруг  грохнулся
навзничь: зацепился каблуком за задранный краешек ковровой дорожки.
     Именно  боль (в  падении он сильно расшиб  локоть) и выручила капитана,
вернув его  к  реальности.  Ужас  отчего-то  поменял свою  модальность -- из
парализующего сделался  подстегивающим,  и  Марандил,  мгновенно  вскочив на
ноги, рванул  прочь  по полутемному коридору,  да так, что пунктир настенных
светильников слился в огненную черту. Лестница... вниз... махом через перила
-- на следующий пролет...  и еще раз... здесь  же должен торчать охранник --
куда он подевался?.. коридор, ведущий к кабинету резидента... охрана, где же
вся  охрана,  дьявол  их  раздери?!.  А  за  спиною шаги  --  мерные,  будто
нарезающие  на  аккуратные  ломтики  плотную  и  вязкую  тишину  коридора...
А-а-а-а!!!  -- да ведь  это же тупик!.. куда,  куда теперь?.. в  кабинет  --
выбирать не из чего...  ключ... в скважину не лезет, сука!.. о кретин, это ж
от  сейфа... спокойнее,  спокойнее...  Ауле Великий, помоги --  этот  чертов
замок и так-то вечно заедает... а шаги ближе и ближе --  как  ледяная капель
на выбритую макушку... (кстати, интересно, а почему  он не переходит на бег?
--  заткнись,  идиотина,  не  каркай!)...  спокойно...  поворачиваю...  Все,
порядок!!!
     Ящерицею проскользнув в щель  чуть  приоткрывшейся двери  кабинета,  он
навалился на нее изнутри всем телом и успел запереться на ключ  в  тот самый
миг,  когда шаги оборотня достигли порога.  Зажигать внутри свет  капитан не
стал -- не было сил; трясущийся и потный -- хоть выжимай, он уселся прямо на
паркет посреди  комнаты,  в обширном квадрате  лунного света,  перечеркнутом
решеткой  оконного переплета.  Странное  дело:  умом Марандил  понимал,  что
кошмарный преследователь никуда не делся, но здесь, сидя на этом серебристом
коврике, отчего-то ощущал себя в безопасности -- будто в детской игре, когда
ты успел прокричать: "Трик-трак, чур я в домике!" Он  рассеянно вгляделся  в
рисунок лунных  теней на полу  рядом с собою и  тут только догадался поднять
взор на само окно. Поднял -- и едва не завыл от ужаса и отчаяния.
     На  карнизе, почти  прижавшись лицом к стеклу, стоял человек,  в облике
которого было  нечто удивительно напоминающее гиену. Этому  второму оборотню
явно ничего не стоило вышибить ногою оконный переплет и спрыгнуть в комнату,
однако он  не двигался  с места и лишь глядел на Марандила в  упор  круглыми
бледно фосфоресцирующими  глазами... Сзади  тем временем  послышался  слабый
металлический скрежет -- Мангуст  уже занялся дверным  запором. "Хорошо хоть
ключ остался  в  скважине", -- промелькнуло в  голове  капитана,  и  в ту же
секунду на дверь обрушился  страшный удар.  Рядом с  замком возникло  рваное
овальное отверстие  дюймов шести  в поперечнике, сквозь  которое  хлынула из
коридора струя тусклого света: струя эта, впрочем, почти мгновенно усохла до
нескольких  лучиков  -- дыру  чем-то заткнули  снаружи,  --  а  потом  вдруг
раздался щелчок отпираемого замка,  и дверь кабинета распахнулась настежь...
Только тут Марандил понял, что лейтенант просто прошиб ударом кулака дверную
филенку,  просунул  руку  в  дыру  и  спокойно  повернул изнутри торчащий  в
скважине  ключ.  Капитан  метнулся  было   к  подоконнику  (человек-гиена  с
наружного  карниза пугал его меньше,  чем Мангуст), и тогда  из непроглядной
тьмы  по  углам  комнаты с  бесшумной  грацией выскользнули еще  двое --  он
отчего-то сразу понял: волки.
     Они выволокли его  за ноги  из-под стола,  куда он  пытался забиться, и
стояли  теперь  над  добычей, ощеря  клыки и обдавая капитана острым запахом
псины  и жарким мясным дыханием, а он, осознав уже с полной неотвратимостью,
как  предстоит ему сейчас  расплатиться за  свое  предательство, раздавленно
скулил  на полу,  судорожно пытаясь прикрыть горло и пах... И вдруг все  это
наваждение  развеялось, повинуясь  бесстрастному  голосу Мангуста:  "Капитан
Марандил, именем  короля вы  арестованы. Сержант,  отберите  у  него оружие,
жетон и ключи от сейфа. В подвал его!"
     Нет! Нет!! Не-е-ет!!! Это неправда, этого просто не может быть... С кем
угодно, но  только  не  с ним -- капитаном тайной  стражи Марандилом, главою
умбарской резидентуры!..  Но его  уже  волокут вниз по  крутым  выщербленным
ступенькам (ему вдруг со странной отчетливостыо  припомнилось, что  ступенек
этих ровно двадцать штук, а на четвертой  снизу  есть по  центру здоровенная
выбоина), а потом, в подвале, единым махом вытряхивают из  одежды и, голого,
подвешивают за  связанные большие пальцы  на крюк в  потолочной  балке...  И
тогда перед ним вновь возникает лицо Мангуста -- глаза в глаза:
     -- Твои  шашни с умбарской секретной службой меня сейчас не интересуют.
Я  хочу знать -- кто надоумил тебя навести на нашу группу эльфов, стравив их
подполье  с   тайной   стражей  Его  Величества.  На  кого  ты  работаешь  в
Минас-Тирите -- на людей Арвен? Что им известно о миссии Тангорна?
     -- Я ничего  не знаю, клянусь чем угодно! -- хрипит он, корчась от боли
в выдернутых суставах  и отлично понимая, что  это еще пока легкая разминка.
-- Я не  отдавал никаких приказов о похищении этого Альгали --  Араван  либо
рехнулся, либо работал от себя...
     -- Приступайте, сержант... Так кто велел тебе засветить меня эльфам?..
     Они  хорошо знают свое дело  и очень  точно дозируют боль, не давая ему
ускользнуть  в  настоящее  беспамятство,  и  это  длится  долго,  бесконечно
долго...  А  потом все кончилось:  милость Валаров  воистину беспредельна, и
ласковые ладони Вайры  подхватывают его, унося в самое надежное из убежищ --
в сумрачные покои Мандоса.
     ...Солнечный  луч бил  Марандилу  прямо в  глаза --  время близилось  к
полудню. Он со стоном  оторвал тяжеленную -- будто и не спал вовсе -- голову
от  свернутого  плаща,  заменявшего  ему  подушку,   тщетно  пытаясь  то  ли
проглотить,  то ли  выплюнуть крик, что так  и  застрял в  пересохшем горле.
Привычно нашарил на полу  рядом с диваном недопитую бутылку рома и, выдернув
зубами пробку, сделал несколько крупных глотков. Вообще-то алкоголь ему  уже
не  помогал  -- чтобы  по-настоящему  прийти  в  себя,  требовалось  нюхнуть
кокнара:  страх  за эти  дни полностью выел резидента изнутри,  оставив лишь
жалкую сморщенную  оболочку. За ворота посольства капитан  теперь не выходил
вовсе, а спал только днем,  не  раздеваясь:  он отчего-то убедил себя, будто
Мангуст явится за ним именно в полночь -- как в преследовавших его кошмарах.
     Кошмары  эти были затейливы и  разнообразны. Мангустова  спецкоманда то
проскальзывала  внутрь его кабинета  тенями-ниньокве,  то  заявлялась вполне
натуральными   призраками  прямо  из  глубин  большого   настенного  зеркала
кхандской работы (очнувшись в тот раз, он тут же разбил его вдребезги), а то
просто  вламывалась  в  дверь,  как  обычный  полицейский  наряд -- при всех
регалиях и документах. Ярче всего ему запомнился тот сон, где на него напали
четыре  огромных --  с кошку  размером  -- нетопыря.  Неуязвимо-верткие, они
гоняли капитана по всему ночному зданию и со злобным писком хлестали  его по
голове своими кожистыми крыльями, норовя добраться до глаз: ладони, которыми
он прикрывал лицо,  и  затылок с шеей были уже изорваны в  кровавый  фарш их
мелкими  острыми  клыками  -- и лишь  тогда  последовала неизменная сюжетная
развязка: "Капитан Марандил. именем короля  вы арестованы. Сержант, отберите
у него оружие, жетон и ключи от сейфа. В подвал его!"
     -- Господин секретарь! Господин  секретарь, очнитесь!  -- Тут только он
сообразил, что проснулся не сам по себе  -- в  дверях  кабинета переминается
вестовой. -- Вас срочно вызывает господин посол.
     "Срочно вызывает" -- это что-то  новенькое. Получив десять дней назад в
утренней почте пакет с показаниями Аравана, Чрезвычайный и полномочный посол
Воссоединенного Королевства сэр Элдред потребовал от  резидента  объяснений:
получив  же вместо таковых жалобный лепет  на тему "я не я и корова не моя",
он стал шарахаться от капитана как от зачумленного, демонстративно прервав с
ним  всякие  дела.  Самый  ужас   состоял  в   том,  что   версия   событий,
продиктованная Аравану Тангорном, оказалась столь убедительной, что Марандил
усомнился в собственном рассудке: а вдруг он и вправду отдал такой приказ --
находясь в каком-то помрачении ума?  Он  утвердился в  этом  настолько,  что
ликвидировал раненого Моримира ("А ну как тот, придя в себя, тоже подтвердит
факт  приказа   на  похищение  Альгали?"):  ликвидировал  второпях,  оставив
множество  следов,  и тем самым  отрезал  себе всякие  пути  к  отступлению.
Марандил  физически  ощущал  удушливую  пустоту,  возникшую  вокруг  него  в
резидентуре:  подчиненные --  все  как один  -- избегали  встречаться  с ним
взглядом, а в помещениях, куда он заходил, тотчас замирали всякие разговоры.
Умом он понимал, что самое  время уходить  в бега, но оказаться в одиночку в
городе боялся еще больше. Оставалось лишь  уповать на то, что  ДСД доберется
до  Мангуста  раньше, чем  тот --  до  него;  в  то, что  лейтенанта  сумеет
остановить его собственная охрана  (та получила соответствующий приказ),  он
уже не верил.
     -- Что там за  пожар? -- хмуро спросил он вестового, пытаясь привести в
порядок одежду, изрядно пожеванную после сна.
     -- Труп там какой-то нашли -- говорят, по вашей части. Приметы -- много
мелких шрамиков на губах...
     В кабинет  посла Марандил почти вбежал -- и  был тотчас аккуратно  взят
под   руки  двумя  занявшими  позицию  по  бокам  от   двери  оборванцами  в
перемазанных грязью камзолах. Сэр  Элдред  стоял чуть поодаль;  в его позе и
выражении    лица    причудливым     образом     смешивались    оскорбленное
аристократическое  высокомерие и служебное  подобострастие -- чувствовалось,
что его превосходительство только что получил пресловутую скипидарную клизму
ведра  эдак на  три.  В  кресле  же  посла  сидел,  нога  на  ногу.  Мангуст
собственной персоной -- столь же чумазый, как и его подчиненные.
     -- Капитан  Марандил,  именем короля вы арестованы. Сержант, отберите у
него оружие, жетон  и ключи от сейфа. В подвал  его! -- И,  вставая,  бросил
через  плечо:  --  А вам, господин посол,  настоятельно  рекомендую  дать по
заднице мешалкой начальнику охраны. Вообще-то к вам  сюда  можно  пробраться
минимум  четырьмя способами, но чтоб даже входы  в  ливневую  канализацию не
были забраны  решетками... То есть такое раздолбайство  просто  в  голове не
укладывается! Так что не удивляйтесь, ежели  как-нибудь  поутру обнаружите в
посольском саду цыганский табор, а в вестибюле -- пару дрыхнущих бродяг...
     Нет! Нет!! Не-е-ет!!! Это неправда, этого просто не может быть... С кем
угодно, но только не  с  ним -- капитаном  тайной стражи  Марандилом, главою
умбарской резидентуры!..  Но  его  уже волокут  вниз  по крутым выщербленным
ступенькам (ему вдруг со странной отчетливостью припомнилось,  что  ступенек
этих ровно двадцать штук,  а на четвертой снизу есть по  центру  здоровенная
выбоина), а потом, в подвале, единым махом вытряхивают из одежды и,  голого,
подвешивают за  связанные большие пальцы  на  крюк  в  потолочной балке... И
тогда перед ним вновь возникает лицо Мангуста -- глаза в глаза.
     -- Твои шашни с умбарской  секретной службой меня сейчас не интересуют.
Я хочу знать -- кто надоумил тебя навести на нашу группу эльфов, стравив  их
подполье  с  тайной  стражей  Его  Величества.   На  кого  ты   работаешь  в
Минас-Тирите -- на людей Арвен? Что им известно о миссии Тангорна?
     -- Я ничего не знаю, клянусь чем угодно!  -- хрипит он, корчась от боли
в выдернутых суставах и отлично понимая,  что это  еще пока легкая разминка.
-- Я не отдавал  никаких приказов  о похищении этого Альгали -- Араван  либо
рехнулся, либо работал от себя...
     -- Приступайте, сержант... Так кто велел тебе засветить меня эльфам?..
     Они хорошо знают свое дело и очень точно  дозируют боль, не  давая  ему
ускользнуть  в  настоящее  беспамятство,  и  это  длится  долго,  бесконечно
долго... А потом все  кончилось: милость  Валаров  воистину беспредельна.  и
ласковые ладони Вайры подхватывают его. унося в самое  надежное из убежищ --
в сумрачные покои Мандоса...
     Как же -- "уносят"... Дожидайся!
     -- ...И  не  надейся, паскудина,  что ты  сдохнешь раньше, чем выложишь
все! Так на кого из свиты Арвен ты работаешь? Как осуществляется связь?
     Ничего не кончилось -- все только начиналось...

        ГЛАВА 50
     Умбар, Длинная дамба.
     26 июня 3019 года

     Умбарская Длинная дамба не значится среди двенадцати чудес света -- как
их перечислил  некогда в своей "Всеобщей истории" Аш-Шарам, но это, пожалуй,
говорит лишь об особенностях личного вкуса великого  вендотенийца: тот отдал
предпочтение  не  функциональным  сооружениям  (сколь угодно грандиозным), а
изысканным  безделушкам вроде  барад-дурского  шпиля  или  Висячего  храма в
Мендоре. Семисотсаженная насыпь, соединившая четыре века назад  Полуостров с
Островами, исправно поражала  воображение каждого прибывающего в Умбар:  она
была шире любой  из городских  улиц и позволяла разминуться двум бактрианьим
караванам.  Собственно,  за этим  ее и строили -- теперь купцам, возившим по
Чевелгарскому тракту товары с материка  и на материк, не было нужды возиться
с паромными переправами. Не  задаром, ясное дело: как утверждали злые языки,
из тех серебряных монет,  что переплатили  за эти  четыре века  в  городскую
казну караванщики, можно было бы насыпать рядышком вторую такую же дамбу.
     Перед  массивным  зданием  таможни,  высившимся  у въезда  на дамбу  со
стороны  Полуострова, раскинулся  целый городок из пестрых шатров, палаток и
бамбуковых балаганчиков.  Здесь купец, истомленный пятидневным переходом  по
крутым серпантинам Чевелгарского тракта, имел все возможности потратить свои
денежки  более  приятным  для  себя  способом,  нежели в  кабинете  сборщика
таможенных пошлин. Стелющийся над  мангалами сизоватый шашлычный чад -- едва
ли не более вкусный, чем сами шашлыки, девушки  всех цветов кожи и  телесных
объемов, ненавязчиво  демонстрирующие  свои прелести,  прорицатели  и  маги,
сулящие за какую-то  пикколу предсказать  результат грядущей  сделки,  а  за
кастамирку  -- раз  и  навсегда стереть в порошок всех твоих  конкурентов...
Напористо   взывали  к  милосердию  нищие,  шныряли  карманники,  артистично
завлекали  в свою компанию  лохов шулера и  наперсточники;  тут же  степенно
вершили  свой собственный  рэкет  полицейские (место  было  хлебное  -- чего
там... Говорят, некий  начинающий страж  порядка  на  полном  серьезе  подал
своему начальнику  такой вот рапорт: "Испытывая  крайнюю  денежную  нужду по
случаю  рождения третьего ребенка, прошу хотя бы ненадолго перевести меня на
Длинную дамбу). Словом, эдакий Умбар в миниатюре -- во всей своей красе.
     ...Сегодня  очередь  двигалась  совсем  уж  по-черепашьи. Мало того что
таможенные  чиновники будто  бы норовили заснуть на ходу  (что  не мешало им
неукоснительно совать носы в  каждый тюк) --  так еще возник  дополнительный
затор на самой дамбе, где  строителям  приспичило менять дорожную облицовку.
Здоровенный чернобородый караван-баши из Кханда уже понял: таможенники -- да
порази их Всемогущий трясучкой и гнойными язвами! -- промурыжили его столько
времени, что раньше  обеда его бактрианам уже не попасть на Острова никакими
силами -- а значит, сегодняшний базарный день  пошел ишаку под хвост. Ладно,
чего  теперь  дергаться  и  пускать дым из ушей... на все воля  Всемогущего.
Поручив  присматривать за животными  и  товаром своему помощнику, он,  чтобы
скоротать время, решил прошвырнуться по палаточному городку.
     Подзаправившись в одной  из  харчевен (лагман, три порции превосходного
шафранного  плова  и  блюдо сладких пирожков с  курагой),  он  двинулся было
назад,  но  застрял  перед  маленьким  помостом,  где   призывно  изгибалась
оливково-смуглая  танцовщица,   всю  одежду  которой   составляли  несколько
разлетающихся шелковых ленточек.  Два горца с Полуострова так  и пожирали ее
глазами  -- начиная с двигающихся  во вполне недвусмысленном ритме  стройных
бедер и  матово-лоснящегося живота; при этом  они,  разумеется,  не забывали
время  от  времени  сплевывать, как  бы в крайнем  омерзении ("Тьфу, и  чего
городские в том находят? Ведь ни кожи в ней, ни рожи"), а также обмениваться
между  собою  прочувствованными  обобщениями  на  предмет  морального облика
горожанок. Караван-баши  уже прикидывал --  почем ему встанет  более  тесное
знакомство с  танцовщицей  в  ее палатке позади  помоста,  но  тут  принесла
откуда-то нелегкая хакимианского проповедника  --  облаченную в полусгнившие
лохмотья  плешивую  мумию с  горящими  как уголья  глазами, -- и тот с  ходу
обрушил  шквал обличении  на  головы  распутников,  "похотливо взирающих  на
непотребство, чинимое падшей сестрою  нашей". "Падшей  сестре" все это  было
абсолютно  по  барабану,  а  вот караванщик предпочел  быстренько слинять  в
сторонку:  ну  его  к  Богу  в  рай,  а то  припечатает  еще,  чего доброго,
каким-нибудь кошмарным проклятием...
     Бабу, однако,  хотелось до невозможности: пять  дней воздержания, шутка
ли... Впрочем -- какие наши годы! Он пошарил глазами вокру