стенами  форта и  сильно
затруднить  им связь с  Минас-Тйритом,  но к решению основной его задачи все
это  не приблизит  лейтенанта ни на шаг. Не следует ли им  двоим встретиться
для переговоров -- хоть в  Эмин-Арнене (под гарантии безопасности),  хоть на
одном из хуторов по выбору барона?..

        ГЛАВА 26
     Итилиен, Эмин-Арнен.
     Ночь с 14 на 15 мая 3019 года

     -- Послушай,  вот ты говоришь -- принцессы Элендейл  на  самом  деле не
было на  свете, ее просто выдумал этот  Альруфин... Йовин сидела  в  кресле,
забравшись в него  с  ногами,  сплетя на колене свои  тонкие пальцы и смешно
нахмурившись. Принц улыбнулся и, присев на подлокотник, попытался разгладить
эту милую морщинку прикосновением губ, но у него ничего не вышло.
     -- Нет,  Фар,  подожди --  я серьезно.  Ведь она живая,  понимаешь,  --
по-настоящему живая! А когда она погибает, чтобы спасти своего любимого, мне
хочется плакать, будто я  и  вправду потеряла друга...  Вот саги про древних
героев -- это,  конечно, тоже здорово, но как-то не так, совсем не так.  Все
эти  Гил-Гэлады и Исилдуры -- они какие-то... ну, вроде как каменные статуи,
понимаешь? Перед ними преклоняешься-- и только, а вот  принцесса -- слабая и
теплая, ее можно любить... Я непонятно говорю?
     -- Ты говоришь очень здорово, зеленоглазая. Мне  сдается,  Альруфин был
бы рад услыхать твои речи.
     -- Элендейл  должна  была жить  в  начале Третьей Эпохи.  Никто,  кроме
нескольких летописцев, не  помнит даже  имен тех конунгов, что правили тогда
на роханских равнинах; так  кто же более настоящий  -- они или  эта девушка?
Значит,  Альруфин --  страшно вымолвить!  --  превзошел  в могуществе  самих
Валаров?
     -- В некотором смысле -- да.
     -- Знаешь, мне вдруг пришло в голову... Представь себе, что кто-нибудь,
такой же могущественный, как  Альруфин, напишет  книгу о нас с тобой -- ведь
может быть такое, правда? Тогда какая из двух Йовин будет настоящей -- я или
та?
     --  Ты, помнится, --  улыбнулся Фарамир, -- давеча просила объяснить --
"на  доступном для глупой бабы уровне", -- что такое философия. Так вот, эти
твои  рассуждения  как  раз и  есть  философия --  правда, довольно наивная.
Понимаешь, над этими  вещами  задолго до тебя размышляло  множество людей, и
далеко не все из найденных ими ответов --  не  стоящая внимания глупость. Ну
вот, например...  Да-да,  войдите! --  откликнулся он, услыхав стук дверь  и
озадаченно  покосился на  Йовин:  ночь  на  дворе,  кого  это  там  принесла
нелегкая?
     Вошедший  был  одет  в  черную  парадную  униформу сержанта  гондорских
Стражей Цитадели (принца всегда интриговало это обстоятельство: отряд Белый,
а форма -- черная),  и при виде его у Фарамира отчего-то сразу засосало  под
ложечкой  -- похоже,  они  где-то крупно прокололись... Он  велел было Йовин
удалиться в соседнюю комнату, однако гость мягко попросил ее остаться -- то,
что они будут сейчас обсуждать, имеет прямое отношение и к Ее Высочеству.
     -- Прежде всего позвольте представиться, князь, -- пусть  и с некоторым
опозданием.  Имени  у меня нет, но  вы можете называть меня  Гепардом. Я  на
самом деле  не сержант,  а капитан тайной стражи (вот мой жетон)  и руковожу
здешней   контрразведкой.  Несколько  минут  назад  я  арестовал  коменданта
Эмин-Арнена по  обвинению  в заговоре  и государственной  измене. Однако  не
исключено,  что Берегонд лишь выполнял ваши приказания, не особо вникая в их
смысл, и тогда его вина не столь велика. Собственно, именно в этом я и хотел
бы сейчас разобраться.
     -- Не могли бы вы выражаться яснее, капитан? В лице Фарамира не дрогнул
ни один мускул, и он сумел бестрепетно встретить взгляд Гепарда --  пустой и
страшный,  как и  у всех офицеров Белого отряда; если же не брать  в  расчет
глаза, то лицо капитана было вполне располагающим -- мужественное и при этом
немного печальное.
     -- Как мне сдается, князь, вы  совершенно превратно понимаете суть моих
обязанностей.  Я должен  любой ценой  -- повторяю: любой  -- оберегать  вашу
жизнь. Не потому, что  вы  мне симпатичны, а  потому что таков  приказ моего
короля: любое несчастье,  случившееся с вами,  молва однозначно припишет Его
Величеству, а  с какой стати  ему  платить  по чьим-то счетам?  Это с  одной
стороны. А с другой -- я обязан предотвратить возможные попытки склонить вас
к  нарушению вассальной присяги. Представьте себе, что какие-нибудь недоумки
нападают  на форт и "освобождают"  вас, дабы превратить в знамя Реставрации.
Если  при этом  погибнет хоть кто-нибудь из людей  короля  -- а они погибнут
наверняка,  -- Его Величество  при всем  желании не  сможет закрыть глаза на
такую историю.  Королевская  армия  вступит  в Итилиен, а  это  скорее всего
прямиком  приведет  Воссоединенное  Королевство к кровопролитной гражданской
войне.  Так  что  считайте  --  я  здесь для  того,  чтобы оберегать  вас от
возможных глупостей.
     Странно,  но  в речи Гепарда (в интонациях?  нет, скорее  в  построении
фраз...)  было  нечто такое, отчего у Фарамира возникло отчетливое ощущение,
будто он вновь разговаривает с Арагорном.
     --  Я  весьма  ценю вашу  заботу, капитан,  однако  не  понимаю,  какое
отношение все это имеет к аресту Берегонда.
     -- Видите ли, некоторое  время назад он встретился в "Красном  олене" с
высоким  худощавым  человеком, у  которого вдоль  левого виска  идет длинный
шрам, а одно плечо заметно выше другого. Вы, часом,  не знаете,  о ком речь?
Внешность запоминающаяся...
     --  Признаться,  не  припоминаю,  --  улыбнулся принц, стараясь,  чтобы
улыбка не вышла кривоватой --  было отчего... -- Наверное, проще спросить об
этом у самого Берегонда.
     --  О, Берегонду предстоит  ответить на целую кучу вопросов. А вот ваша
забывчивость, князь, весьма  удивительна.  Я понимаю -- капитан Итилиенского
полка Фарамир может и не  помнить в лицо всех своих солдат, но уж офицеров и
сержантов-то, по идее, обязан... Внешность, повторяю, приметная...
     -- При чем тут Итилиенский полк?
     -- Ну как же -- при чем? Видите ли,  многие из воевавших в составе сего
замечательного  подразделения  не  вернулись  по  окончании войны  домой,  в
Гондор.  Особенно  примечательно  полное отсутствие  вернувшихся офицеров  и
сержантов -- общим числом до полусотни. Ну, часть наверняка погибла -- время
военное,  -- но ведь не  все же!.. Как  вы полагаете, князь, куда б они  все
могли подеваться -- уж не к нам ли в Итилиен?
     -- Возможно, -- равнодушно пожал плечами принц. --  Только я об этом не
имею ни малейшего представления.
     --  Вот именно, князь, вот именно: не  имеете  представления! Заметьте,
остаться в Итилиене,  с которым  была связана их служба и где княжит любимый
ими капитан  (а вас  в полку  действительно  любили  -- это ни  для  кого не
секрет), вроде  бы  совершенно  нормально и естественно. Только отчего-то ни
один из них не приехал в Эмин-Арнен официально представиться и попроситься к
вам на службу... Согласитесь, это не  то что неестественно, это --  весьма и
весьма подозрительно! Логично предположить,  что  полк сохранился как единая
дисциплинированная организация, только перешедшая на нелегальное  положение,
и  теперь  эти люди  вынашивают  планы вашего  "освобождения".  К  чему  это
приведет -- мы, кажется, уже обсудили.
     -- Ваши домыслы, капитан, весьма любопытны  и по-своему логичны, однако
если это все "доказательства" измены Берегонда, коими вы располагаете...
     -- Оставьте, князь,  --  досадливо поморщился Гепард, -- мы ведь с вами
не  в  суде  присяжных!  В  настоящий  момент  меня волнуют  не  юридические
закорючки, а истинная степень вины этого  заговорщика-дилетанта. И тут сразу
возникает  вопрос:  каким образом  комендант, служивший  в  Минас-Тирите,  в
отряде Стражей Цитадели, мог выйти на контакт с сержантом Ранкорном, вольным
стрелком, который всю войну безвылазно просидел в Итилиенских лесах? Значит,
кто-то их познакомил (пусть даже заочно),  и первый претендент здесь  -- вы,
князь... Ну  так все-таки: Берегонд действовал по  своему почину или --  что
больше похоже на правду -- выполнял ваше поручение?
     "Вот и  все, -- понял Фарамир,  -- зачем же они послали тогда  на связь
именно Ранкорна -- его ведь и в самом деле так легко опознать  по словесному
портрету... Словесные портреты сержантов -- ох, и глубоко же они копают... И
"Красный  олень", видать, перекрыт куда плотнее, чем я думал... Мы проиграли
вчистую,  только платить  нам придется разную цену:  меня  ждет  продолжение
почетного  пленения,  а капитана  -- мучительная смерть.  Самое ужасное -- я
ничего не могу для него сделать: придется предоставить Берегонда его  судьбе
и  жить  дальше  с несмываемым  ощущением  собственной подлости... Глупейшая
иллюзия, будто  с победившим  врагом  возможны какие-то соглашения. На таких
"переговорах" в  принципе невозможно что-либо выторговать -- ни для себя, ни
доя других; все идет по единой схеме: "Что мое -- то мое, а что твое -- тоже
мое". Вот потому-то  и существует  железный закон  тайной  войны: при  любых
обстоятельствах  молчать либо отрицать  все  -- вплоть до факта собственного
существования.  Признав свою  роль  в контактах с итилиенцами,  я  не  спасу
Берегонда и лишь ускорю гибель Грагера и его людей..."
     Все это вихрем пронеслось в голове  принца, прежде чем он поднял взгляд
на Гепарда и твердо произнес:
     -- Я не имею ни малейшего представления о контактах коменданта с людьми
из Итилиенского полка -- если таковые  и вправду  имели место. Вам прекрасно
известно, что  мы с ним  за все это время не  обменялись и  десятком фраз --
этот человек как-никак убил моего отца.
     --  То  есть,  --  сухо  резюмировал контрразведчик,  -- вы  не  хотите
избавить вашего человека... ну, если не от смерти, так хотя бы от пыток?
     "Он знал, на что идет", -- подумал Фарамир, а вслух ответил:
     --  Если тут  и  вправду  имела  место  измена  (в чем вы меня  пока не
убедили),  капитан  Берегонд  должен  понести  суровую  кару.  --  И  затем,
тщательно подбирая формулировки, закончил: -- Я  же готов поклясться тронами
Валаров, что никогда не собирался -- и не собираюсь -- нарушить свое  слово:
обязательства перед сюзереном нерушимы.
     -- Поня-атно, -- задумчиво протянул Гепард. -- А вы что скажете, Йовин?
Вы тоже готовы для пользы дела совершить предательство  и отдать на съедение
волкам своего человека? Впрочем, -- усмехнулся он, -- о чем я говорю... Ведь
на дыбу попадет всего  лишь  какой-то офицер из простолюдинов; экая важность
для особы королевской крови -- ей-то самой в любом случае ничто не грозит!..
     Среди многочисленных достоинств Йовин умение владеть лицом не значилось
-- она побледнела и беспомощно  оглянулась  на  Фарамира. Гепард безошибочно
нашел  уязвимое  место в  их обороне: девушка  была  органически  неспособна
оставаться безучастной,  когда рядом гибнет  товарищ.  "Молчи!"  -- взглядом
приказал ей Фарамир, но было поздно.
     --  А  теперь  послушайте  меня вы, оба! Меня совершенно  не интересуют
чьи-то признания-- я не судья,  а контрразведчик;  мне нужны лишь сведения о
дислокации бойцов из Итилиенского полка. Я не  собираюсь убивать этих людей:
моя  цель  --  именно  предотвратить  кровопролитие... Уж  тут  вам придется
поверить  мне на слово --  вы проиграли,  и ничего  иного  вам не  остается.
Сведения эти я  получу от вас, чего бы это ни  стоило. Никто, разумеется, не
вправе подвергнуть допросу третьей  степени  сестру короля Рохана  -- но  уж
зато присутствовать  при  пытках сданного  вами  Берегонда я ее  заставлю от
начала и до конца, клянусь молчанием Мандоса!
     Принц  между тем  рассеянно играл  пером, лежащим  поверх  неоконченной
рукописи, не замечая того, что левый локоть  его ненароком  сдвинул на самый
краешек стола недопитый бокал. Еще  чуть-чуть, и бокал упадет на пол, Гепард
непроизвольно повернет голову на звук --  и тогда он перемахнет  через стол,
чтобы добраться до горла шефа  контрразведки, а уж там -- что черт пошлет...
Но тут дверь распахнулась без стука, и в комнату стремительными шагами вошел
лейтенант Белого отряда:  двое рядовых застыли в полумраке коридора прямо за
порогом. "И тут опоздал", -- обреченно  понял  Фарамир, однако лейтенант, не
удостоив его вниманием, беззвучно зашептал на ухо  Гепарду нечто весьма того
удивившее. "Мы продолжим нашу беседу  минут через  десять, князь", -- бросил
капитан уже через плечо,  направляясь к двери.  Лязгнул замок, прогрохотали,
стремительно  удаляясь, сапоги,  и  настала  тишина  -- смутная  и  какая-то
растерянная, будто бы сама осознающая свою предгрозовую мимолетность.
     -- Что ты там ищешь? -- Она была на удивление спокойна, если не сказать
-- безмятежна.
     -- Что-нибудь вроде оружия.
     -- Да, это правильно... Надеюсь, и на мою долю тоже?
     -- Видишь, малыш, я втянул тебя во все это и не сумел уберечь...
     -- Глупости. Ты все делал верно. Фар, просто  удача в  этот раз была на
их стороне.
     -- Давай прощаться?..
     -- Давай. Что бы ни случилось, у нас  все же был  этот месяц... Знаешь,
это, наверное, зависть Валаров: мы с тобой получили слишком много счастья...
     -- Ты готова, зеленоглазая? -- Теперь, по прошествии этих мгновений, он
обратился в совершенно иного человека.
     -- Да. Что мне надо делать?
     -- Смотри внимательно. Дверь открывается на нас, и косяки тоже вдвинуты
внутрь...

        ГЛАВА 27

      А Гепард тем временем, опершись  на зубцы  надвратного  укрепления,  не
сводил глаз с жесткого ястребиного лица Грагера, знакомого ему ранее лишь по
словесному  портрету.  Пятачок перед воротами  форта был  выхвачен  из мрака
десятком  факелов  --  их  держали  составляющие  свиту  барона  всадники  в
маскировочных  плащах   Итилиенского  полка.  Переговоры  шли   трудно,  что
называется  --  колючками  вперед: "высокие  договаривающиеся  стороны" были
согласны в том, что следует избежать кровопролития  -- и только.  Друг другу
они -- вполне  обоснованно -- не верили  ни на ломаный грош ("А что, если  я
сейчас попросту захвачу  вас, барон, и  разом решу все  мои проблемы?"  "Для
этого вам  придется  открыть  ворота,  капитан. Откройте -- и  поглядим, чьи
лучники  круче..."); оба ни  на шаг не отступали от предварительных условий.
Грагер  требовал, чтобы итилиенцев допустили в форт  -- нести охрану  покоев
Фарамира.  Гепард  желал  узнать  расположение их лесных  баз  ("Вы,  никак,
держите  меня  за  идиота,  капитан?"  "Ну,  ведь  предлагаете  же   вы  мне
добровольно   впустить   вооруженного   противника   внутрь   крепости...").
Попрепиравшись таким манером минут пятнадцать, они сошлись на том, что Белый
отряд   запросит   инструкций   из   Минас-Тирита,    а   итилиенцы   завтра
беспрепятственно пропустят гонца; на том и расстались.
     Кого как, а Гепарда этот балаган  не ввел в заблуждение ни на миг. Едва
поднявшись на  стену  и оценив  ситуацию, он обернулся к сопровождавшему его
лейтенанту и негромко скомандовал: "Объявить тревогу, только без шума. Всех,
кого  можно, -- во двор. Замрите и ждите  лазутчика:  сейчас, под прикрытием
этой  говорильни, кто-то из  Итилиенского полка полезет через стену  -- надо
полагать,  через  заднюю.  Брать  только  живым:  за  жмурика  --  на  части
разомкну".
     Он был совершенно прав и ошибся лишь в паре деталей. Лазутчик выбрал не
заднюю  стену,  а  переднюю.  Он  бесшумно  закинул  на  гребень  халтурного
эмин-арненского  частокола  крохотную кошку на невесомой  эльфийской веревке
(буквально  в десятке ярдов от стоявшей у ворот  форта кавалькады, там,  где
ночной  мрак, оттесненный  в  стороны  факелами итилиенцев,  казался  --  по
контрасту  --  гуще  всего), паучком  по  паутинке  взмыл  наверх,  а  затем
дуновением ночного ветерка скользнул во двор  едва  ли не из-под самых сапог
топтавшихся на  стене дозорных: те, никак  не ожидая  подобной  наглости, не
сводили глаз --  и  луков -- с  ярко  подсвеченных людей Грагера. И еще одна
неугаданная Гепардом  мелочь:  человек, пытающийся сейчас  вызволить  принца
(экспромт,  рожденный меньше часа назад безнадежностью  и отчаянием), был не
из Итилиенского полка, а из другого. Из Кирит-Унгольского.
     ...Надобно  заметить,  что  полковая  принадлежность  сержанта  Цэрлэга
послужила в  Дроздиных выселках предметом для весьма бурной дискуссии -- как
по сути,  так и по  форме. "У вас совсем крыша уехала, друг  мой?  -- такова
(или  почти  такова)  была  первая  реакция  Грагера,  когда  Тангорн  вдруг
предложил  использовать  для   проникновения  в  Эмин-Арнен  не   одного  из
итилиенских рейнджеров,  как они решили поначалу, а "заезжего профессионала"
из  Мордора.  --  Орк  есть  орк, и  вверять  ему  жизнь  принца!.. Конечно,
соблазнительно, что  он ориентируется во внутренних помещениях форта  -- это
еще с той поры, как они тут квартировали, да?  -- и к тому же умеет работать
с замками... Но все же, черт побери, барон, -- своими руками вводить в покои
принца  вооруженного  мордорца..."  "Я ручаюсь за  этих  ребят  головой,  --
терпеливо  объяснял Тангорн.  --  Хоть я и не вправе рассказать  тебе об  их
миссии, но поверь: случилось так, что все мы -- по  крайней  мере сейчас  --
сражаемся  в  одной  команде против общего  врага,  и они  не  меньше нашего
заинтересованы вырвать Фарамира из лап Белого отряда".
     Впрочем, работа  в  разведке  давно уже приучила  Грагера  к  тому, что
временное  совпадение  интересов  рождает  порою  совершенно  фантастические
альянсы, а на вчерашнего врага сплошь  и рядом можно полагаться крепче,  чем
на  иного  друга-приятеля. Кончилось тем, что он взял всю ответственность на
себя  и формально зачислил  Цэрлэга  --  "на  время  проведения рейда в форт
Эмин-Арнен" -- в состав Итилиенского полка и вручил орокуэну соответствующую
бумажку -- на случай, если  тот попадется  в плен к  Белым. Сержант  в ответ
только фыркнул -- с захваченным орком церемониться не станут в любом случае,
пускай уж лучше его повесят как мордорского диверсанта, а не как гондорского
заговорщика, -- однако Халаддин велел ему не умничать.
     -- ...И помните, сержант: при  снятии  часовых и всем таком  прочем  --
никакого кровопролития! Считайте, что вы на учениях.
     -- Очень мило. А они понимают, что это -- учения?
     -- Надеюсь, что да.
     -- Ясно. Значит, в случае чего меня вздернут на учебной веревке...
     Говорят,  будто в  дальневосходных  странах существует  зловещая  секта
оборотней-ниньокве  --  супершпионов   и  суперубийц,   способных  внутренне
перевоплощаться в  животных, сохраняя при этом людское обличье. Воплотившись
в геккона,  ниньокве может вопреки  всем  законам физики  лазить по  гладкой
вертикальной стене, став змеей -- проскальзывает в любую  щель, а будучи все
же застигнут  стражей --  обращается  в летучую мышь  и улетает  по воздуху.
Цэрлэг  искусством  ниньокве  отродясь  не   владел  (что,  кажется,  втайне
подозревал за ним Тангорн), однако  командир  разведвзвода  кирит-унгольских
егерей и безо всяких магических штучек умел многое.
     Во  всяком  случае, к  тому времени,  когда  поднятые  по тревоге бойцы
Белого отряда заняли свои позиции во дворе форта, он уже успел взобраться на
одну из  внешних  галерей и  теперь, сменив  кошку на  слесарный инструмент,
занимался ведущей внутрь дверью. Навыками  настоящего  взломщика сержант  не
обладал, однако в работе по металлу кое-что смыслил,  а любой эмин-арненский
запор (сколько  он помнил по  прошлому году)  запросто открывался при помощи
складного  ножа и пары  кусков проволоки. Несколькими минутами спустя он уже
бесшумно скользил  по полутемным  и совершенно пустым  (все Белые наружи  --
весьма кстати!)  коридорам форта; орокуэн никогда не жаловался на зрительную
память и пространственную ориентацию,  но чувствовал  -- отыс