едоуменно озираясь, путешественники, оглушенные громогласными здравицами разноголосых дикторов и гремящей музыкой, льющейся отовсюду, ослепленные каскадом огней, оглушенные сыпавшимися отовсюду вопросами, поздравлениями, приветствиями и просто восторженными воплями, толкаемые, щипаемые, дергаемые и дружески хлопаемые по плечам, спине и остальным частям тела, медленно продвигались вперед по странно пружинящей под ногами "мостовой".
     - Да это же Святослав Логишевский, товарищи!
     - Ур-ра-а!!!
     - Слава советским покорителям космоса!!!
     - Сабиночка!
     - Лии!
     - Святослав, можно мне подержать ваш меч?!
     - Арнольд Игоревич, а почему вы связаны?!
     - Тш-ш, дуреха-а! Он же отрицательный персонаж!
     Тротуар, как оказалось, был не только податливо-упругим - он двигался вперед, плавно, без рывков, словно лента гигантского конвейера шириной в несколько метров. Это спутники, засыпаемые дождем разнообразнейших цветов и конфетти, спиралями разноцветного серпантина и воздушными шариками, почувствовали далеко не сразу, только по постепенно смещающейся назад стене женских, мужских и детских лиц всех возможных для человеческих рас цветов и оттенков, сверкающих одинаково белозубыми улыбками.
     - Да здравствуют мужественные подводники!!! Ур-ра, товарищи!!!
     - Всего один автограф, Сабиночка! Очень просим!
     - Меч!
     - А кот дрессированный, папа?1. Можно его погладить?!
     - А это кто, в очках?
     - Где?!!
     - Да вот же, вот!..
     - Роланд Мещеряков! Сцм очки надень!!
     - Ур-ра!!!
     Толпа взревела с новой силой, и почти все лица обратились куда-то за спины наших героев.
     - Экипаж "Всепобеждающего"!
     - Ур-р-ра!!!
     - Фарнанинцы!!! Фарнанинцы!!!
     - Смотри: Георгий Фарнанин!!!
     - И Ларимейро с ним!!!
     - И Светлана Кондакова!!!
     - Ура!!!
     - Да здравствуют проницательные работники советской милиции!!!
     - Это в ваш адрес, Николай Ильич... - Ротмистр наклонился к самому уху Александрова, но все равно приходилось кричать в полный голос. - Ответьте им.
     Толпа понемногу редела, шум становился тише, а движение чудесного тротуара под ногами заметно стремительнее. Когда последние зеваки остались далеко позади, а бегущая дорожка, описав крутую дугу, влилась в "текущую" под острым углом к ней твердую "реку", совершенно безлюдную, путешественники с разной степенью ловкости соскочили на простой неподвижный асфальт.
     Вокруг в душной летней ночи раскинулся почти обычный город.
     Многоэтажные параллелепипеды типовых домов, подмигивающие огоньками освещенных окон, уютные скверики за невысокими коваными оградами со звездами, перемежающимися серпасто-молоткастыми эмблемами, кубики темных киосков... В многозвездном небе застыла огромная бело-голубая луна, мутноватые пятна на которой "складывались в немного усталую улыбку, а где-то в траве надрывался сверчок-виртуоз. О грандиозном празднике напоминала только чуть слышная, приглушенная стенами домов музыка да переливающееся за крышами далекое многоцветное зарево.
     - Где мы, Петр Андреевич?
     - Не знаю, Валюша... О, простите пожалуйста, госпожа Палевская! Или все-таки Лии Фан-Вей в гриме?
     Николай тронул завиток красно-золотистого серпантина, аксельбантом свисающий с плеча ротмистра:
     - Товарищ Палевская, граф, товарищ... Конькевич вздохнул и плюхнулся на лавочку, оказавшуюся рядом:
     - Не знаю уж, где мы оказались, ребята, но скажу вам, что люди в этом Хоревске счастливы. И гораздо больше, чем мы, бродяги...
     - Вы думаете, Георгий, социализм?
     - Я думаю, Петр Андреевич, коммунизм. - Грязноватая ладонь нумизмата указала на припозднившегося прохожего в мексиканском сомбреро и шортах до колен, который, остановившись на миг, проделал какие-то простейшие манипуляции у торчащей близ бордюра тротуара тумбы, смахивающей на афишную, и, поприветствовав путешественников вежливым кивком, шагнул снова на движущуюся дорожку и направился дальше своей дорогой, потягивая что-то пенное из высокого стакана, вынутого из гостеприимно осветившегося окошечка.
     "Хоревский общепит" - значилось выпуклыми металлическими буквами на округлом боку тумбы.
     Изучение клавиатуры, видневшейся над окошком, заняло всего несколько минут.
     - Чем черт не шутит! - Палец Конькевича утопил засветившуюся мягким зеленым светом клавишу с надписью "Бархатное уральское", и в окошечке с мелодичным звоном неизвестно откуда появился такой же, как у давешнего прохожего, стакан с темно-янтарной жидкостью, украшенный пенной шапкой.
     Схватив тут же подернувшийся матовой пленкой испарины сосуд, Жорка припал к его краю, опростав одним глотком больше чем наполовину. Когда же он, отдуваясь, оторвался, неопрятная щетина над верхней губой превратилась в пышные белоснежные усы.
     - У-ф-ф! Налетай, ребята, - пивко классное! Сто лет такого не пил...
     Не выпуская из руки бокала, он нацелился пальцем на клавишу с надписью "Пльзеньское", но приятный женский голос сообщил ему:
     - Пиво является спиртным напитком и не рекомендуется к употреблению в больших дозах лицами, не достигшими двадцати одного года, особенно в данное время суток.
     - Ты меня еще учить будешь, дура железная! - обиделся Конькевич, допивавший пиво. - Тоже мне: нашла подростка!
     - Не ругайся. Сказали несовершеннолетний - значит, несовершеннолетний! - Николай отстранил Жорку от автомата, мимолетно задумавшись над рядом клавиш, сулящих приятные неожиданности.
     Полчаса спустя, наблюдая за постепенно гаснущими в доме напротив окнами, путешественники смаковали пиво разных сортов, заедая его солеными сухариками, раками и прочими пивными атрибутами, которыми автомат щедро поделился из окошечка на противоположной стороне.
     - Да-а... - протянул Чебриков, подставляя связанному Кавардовскому стакан так, чтобы тому было удобнее пить. - Неужели прав был этот теоретик Маркс? Не представляю себе, что должно было случиться...
     - Скорее уж не Маркс, а Никита Чудотворец. - Николай, отщипнув перышко великолепной воблы, с банальным "кис-кис-кис" протянул его Шаляпину. Ополовиненный бокал с "Ячменным колосом" он поставил рядом с собой на скамейку, в доску которой была глубоко врезана старая как мир формула: "Викентий Т. + Аленушка И. = Л..."
     - Кто это такой?
     - Не слушайте его, граф, хохмит по привычке!
     Валя, отказавшись от всех расхваливаемых мужчинами сортов пива, выбрала клубничную газированную воду.
     - Никита Чудотворец - это Никита Сергеевич Хрущев. Он в свое время американцев пугал, стуча в ООН по трибуне ботинком, все пространство до полярного круга засеял кукурузой, а нам обещал к восьмидесятому году коммунизм... К девятьсот восьмидесятому, естественно...
     - Да тут, похоже, уже лет двадцать как наслаждаются принципом: "От каждого по способностям, каждому - по потребностям". - Жорка, не обращая внимания на увещевания автомата, почему-то упорно считающего его недостойным теплой мужской компании (заказы Чебрикова и Александрова никаких возражений не вызывали), нацедил себе "Кочкарского №2". - Николай, прекрати кормить кота соленым! Обопьется ведь потом!
     - Кстати, - он повернулся к ротмистру, - это не...
     - Нет, это не мой мир, - отчеканил ротмистр, покрутив немного в пальцах опустевший стакан в поисках мусорной урны, но не найдя, поставил его у ножки скамейки и теперь зачарованно наблюдал, как прозрачный сосуд тает без следа с легким шипением. - Ничего общего...
     - Союз нерушимый республик свободных... - затянул кто-то хорошо поставленным мужественным баритоном за ближайшим поворотом. - Сплотила навеки великая Русь...
     Как ни привлекателен был коммунистический мир с дармовым пивом и воблой, но оставаться здесь или даже задерживаться надолго не захотелось никому. "Аннигилировав" свои стаканы, путешественники построились в походный порядок и направились в ту сторону, куда указывала синяя стрелка, как всегда загадочным образом возникшая на карте, по-прежнему ветхой на вид, но теперь не поддающейся даже лезвию ротмистрова кинжала, которым он легко, словно карандаш, затачивал железные гвозди.
     Минуя гостеприимный ларек, Чебриков вдруг, повинуясь какому-то необъяснимому чувству, мутной атавистической волной поднявшемуся из глубины сознания, выхватил свой "Дюрандаль" и на глазах ахнувших от неожиданности спутников наискось рубанул по золотистому боку будочки.
     - Ячменное пиво является ценным высококалорийным диетическим продуктом, обогащенным витаминами, ферментами и микроэлементами, - укоризненно сообщил ему автомат, которому лезвие меча не причинило ровно никакого вреда, отскочив, словно детская сабля от резинового меча. - Необходимыми для нормальной жизнедеятельности человеческого организма...

***

     - Похоже, прорвало... - стараясь не слишком сильно высовываться из скрывавших его кустов, ротмистр изучал в бинокль картину, расстилавшуюся у подножия холма, на котором "окопались" путешественники после перехода из коммунистического мира. - Не было ни гроша, да вдруг - алтын...
     Внизу насколько хватало глаз жизнь кипела - на изрезанной на правильные разноцветные прямоугольники равнине, уходившей к вздымавшимся на горизонте горам, буквально яблоку негде было упасть.
     Тысячи, если не десятки тысяч, людей, сверху казавшихся муравьями, копошились на зеленых, желтоватых, полосатых или сверкавших, словно осколки зеркала, упавшего с огромной высоты, прямоугольниках, напоминая своими экономными движениями заведенные автоматы. По пересекавшим равнину во всех направлениях линиям дорог, судя по рыжему цвету, грунтовых, взад и вперед неторопливо двигались повозки, напоминавшие жуков, и проносились верткие, как тараканы, всадники в разноцветных одеждах, а вся картина смахивала на внезапно ожившую схему какого-то умопомрачительно сложного механизма или прибора...
     - Вы не поверите господа, но большинство этих тружеников почти абсолютно обнажены. Взгляните, Валя!
     Ротмистр протянул бинокль стоявшей рядом с ним девушке, но та, зардевшись, отвела его руку.
     - Вы неправильно меня поняли, - поправился Чебриков. - Они одеты только в набедренные повязки и какие-то головные уборы.
     Бинокль выхватил невоспитанный Жорка, тут же прилипший к окулярам.
     - Очень плохо видно, - пожаловался он, ища и не находя колесико подстройки, обычное у оптического прибора. - Мутное все!
     - Там сбоку шпенек, - посоветовал граф, показывая для наглядности пальцем. - Подвигайте его туда-сюда. Не очень быстро, разумеется...
     - Ага! Здорово!
     Конькевич увлеченно сопел несколько минут, а затем сообщил:
     - Знаете... А ведь эти квадраты - поля. Похоже, рисовые... А сами крестьяне - не то китайцы, не то индусы.
     - Удивил, - фыркнул Николай. - Что это поля, даже без бинокля видно. Колхоз, что ли, какой?
     - Стоп! А это что такое?
     - Где? - Николай выдернул прибор из Жоркиных рук и самостоятельно навел на резкость. - Где именно?
     - А вон там, справа от палатки...
     Николай перевел бинокль на расписной шатер с развивающимися по ветру длинными вымпелами, располагающийся на небольшом бугорке, словно на острове, и ахнул.
     - Что там? Что? - всполошились все остальные.
     - Слоны... - протянул Александров, зачарованно, словно во сне, опуская прибор. - Ей-богу, слоны.

***

     Путешественники мучались бездельем второй час, слоняясь вокруг ротмистра, разложившего на обратной стороне "новой" карты, расстеленной на траве, детали явно электронного происхождения, и наровя заглянуть ему через плечо.
     Чебриков не выражал своего неудовольствия соглядатаями даже жестом, но и со спины было понятно, что задавать какие-либо вопросы небезопасно если не для здоровья физического, то для духовного - точно.
     - Ну скоро все-таки? - не выдержал первым Конькевич.
     Ротмистр смерил его долгим взглядом и произнес веское:
     - Своевременно. - Еще через минуту он добавил: - Когда я служил в Заокеанских Владениях, в моей пластунской команде имелся один колоритный индивидуум из семиреченских казаков, вахмистр Троегубенко, Иван Потапович...
     - Ну и?
     - Так вот он говаривал, бывало: "Быстро только кошки родятся". Весьма точное замечание, поверьте. Держите...
     Петр Андреевич протянул нетерпеливым спутникам бинокль, снабженный какой-то хитрой приставкой.
     Теперь, через значительно приблизившую изображение оптику, было отлично видно трех слонов, занятых какой-то работой на одном из дальних участков.
     - Натуральные слоны. Я таких в зоопарке видел. А вот это интереснее...
     Все копошащиеся по колено в воде крестьяне были чересчур темны кожей, но вот гарцующие взад-вперед всадники, хотя и не арийцы - значительно светлее...
     - Да тут налицо дискриминация по расовому признаку! Эксплуатация человека человеком!
     - Не ерничай, Жорка. - Николай передал бинокль Чебрикову. - Видите, вон там, граф...
     - Как вы думаете, что это такое? Александров устало протер глаза:
     - Не знаю, что это такое, но мне кажется, что это здание находится точно на том месте, которое нам нужно...
     Солнце уже клонилось к горной гряде на западе, когда все попадающее в поле зрения, включая непонятное здание, было доскональнейшим образом изучено.
     - Подведем итог, - начал ротмистр. - Судя по всему, здание непонятного назначения, вероятно, храм какого-то божества, находится именно на указанном месте на карте. Возможно, переход, свойства которого знакомы аборигенам, и явился причиной постройки культового сооружения. Следовательно, если мы не хотим сворачивать с "тропы" куда-то в совершенно незнакомые нам места, а это проблематично, во-первых, потому что мы не знаем, действуют ли здесь знакомые нам переходы, а во-вторых, отклонившись от маршрута, мы вполне можем попасть на красные линии Континуума, что приведет к неизвестным, возможно, плачевным для нас результатам. В-третьих...
     - Чего тут думать, - невежливо перебил ротмистра Конькевич. - В-третьих, в-четвертых... Нужно просто пробраться к храму и пройти в ворота. Если не пустят добром - прорваться силой. Верно, Николай?
     Капитан был целиком и полностью согласен, но не хотел потакать расхрабрившемуся другу и только неопределенно пожал плечами, взглянув на Чебрикова. Тот, встретив его взгляд, тоже пожал плечами.
     - Чего вы дергаетесь?! - Жорка вскочил на ноги и, схватив свою видавшую виды двустволку, закинул ее за плечо. Глаза под очками с треснувшим стеклом кровожадно блестели под закатным светом, растрепанные волосы торчали во все стороны. - Валя, скажи!..
     Валя подняла свое поблекшее лицо и тихо промолвила:
     - Я как все...
     Граф снова пожал плечами.
     - Ну, если все согласны, - тогда в путь... Но...
     - Что "но"?
     - Вы не видите ничего странного в этом значке?
     Грязноватый ноготь ротмистра указывал на значок перехода, опять неуловимо видоизменившийся.
     Теперь он имел вид синей окружности с тремя стрелками, обращенными в разные стороны, внутри. Две из них: правая и средняя были красного цвета, а левая - синего.
     - Что бы это значило, а?

***

     Самым коротким путем к невидимому в ночной темноте храму была одна из грунтовых дорог, вернее насыпей или даже дамб, поднимавшаяся метра на два над затопленными водой полями.
     Конечно, на ней запросто можно было столкнуться, допустим, с ночной стражей, но брести по колено в воде, привлекая всеобщее внимание плеском, да к тому же в случае опасности не имея достаточного маневра, было еще неосмотрительнее.
     - Стрелять только в самом крайнем случае! - строго предупредил Петр Андреевич, закидывая автомат за спину и обнажая верный "Дюрандаль". - Не хватало еще весь этот муравейник переполошить пальбой!
     - А если...
     - Я же сказал: только в крайнем случае. Александров молча отнял у Конькевича его берданку и закинул на плечо, под бочок к "Дегтяреву".
     - А чем мне обороняться? - жалобно протянул нумизмат, поблескивая в свете луны линзами очков. Похоже, что его воинственность улетучивалась по мере приближения боевых действий в геометрической прогрессии.
     Николай так же молча сунул другу в руку саперную лопатку с хорошо заточенным краем. По своему богатому опыту еще почти пятнадцатилетней давности он прекрасно знал, какое это грозное оружие. Правда, в умелых руках... Зато очень тихое.
     Освободившейся рукой он задвинул Конькевича себе за спину, прошипев при этом:
     - Не высовывайся понапрасну, вояка...
     Ротмистр одобрительно похлопал коллегу по плечу. В данный момент он был занят обматыванием лезвия меча, тускло светившегося в лунном свете, свежесорванной травой.
     - Удару, в случае чего, не помешает, - пояснил он вполголоса, хотя никто его ни о чем не спрашивал. - А до поры незаметен... Готовы?
     - Минуту, - остановил его Александров и, подойдя к Кавардовскому, не обращая внимания на его протесты и сопротивление, туго завязал ему рот подходящей по размеру тряпкой, кажется, портянкой, но чисто выстиранной, предварительно запихав туда комок листьев.
     - Носом сможешь дышать?
     Князь не ответил, свирепо сверля капитана глазами и сопя, словно взбешенный носорог.
     - Сможет, - ответил за пленника сам себе Николай. - Теперь готовы...
     До храма спутникам удалось дойти без всяких происшествий.
     Мощный хор мириад лягушек, по-видимому вольготно чувствовавших себя в мелких водоемах, заглушил бы не только крадущуюся поступь нескольких человек, к тому же ступающих по мягкому грунту насыпи, напрочь лишенной какого-нибудь твердого покрытия, а, наверное, даже грохот идущей на полной скорости танковой колонны. Луна же, к тому времени почти закатившаяся, словно вступив с путешественниками в сговор, практически ничего не освещала.
     Отличающиеся беспечностью надсмотрищики "трудовой армии" даже не потрудились выставить охранение, лишь возле шатра, который находился метрах в трехстах слева по ходу маршрута маленькой группы, на фоне нескольких ярко пылающих костров выделялась темными тенями парочка-другая лениво бродящих, сидящих у огня и стоящих, опираясь на копья, людей.
     - Да-а... - пробормотал себе под нос ротмистр еле слышно. - Ну и дисциплинка тут, скажу я вам. Нужно бы мне было, так я все это воинство голыми руками повязал бы...
     Никто из спутников с предводителем не спорил.
     Храм, не освещенный ни единым огоньком, черным угловатым монстром раскорячившийся на фоне звездного неба, встретил "миропроходцев" гробовым молчанием, если можно так выразиться в тот момент, когда рядом надрывает глотки неисчислимый лягушачий вокальный ансамбль.
     Чебриков тихим свистом заставил товарищей остановиться, а сам неслышно скользнул вперед по направлению к входу, определенному еще засветло, абсолютно растворившись в чернильной тени.
     Секунды и минуты напряженного ожидания тянулись словно столетия.
     Наконец в темноте мигнул условный сигнал фонарика, и путешественники один за другим тихонько двинулись вперед.
     Вблизи постройка, даже практически неразличимая в темноте, поражала своей грандиозностью. Вполне вероятно, что она была равна размерами знаменитому Нотр-Дам де Пари или даже превышала его. Не было никаких сомнений, что причина возведения такого сооружения была не из мелких.
     Стоило войти под гулкие своды коридора, ведущего куда-то в глубь здания, как слаженный лягушачий хор потерял добрых три четверти мощности, позволяя слышать каждый шаг, эхом отдающийся со всех сторон.
     Петр Андреевич, пользуясь своим прибором ночного видения, двигался вперед легко и уверенно, чего нельзя было сказать о его спутниках, постоянно спотыкавшихся о неровности каменного пола или натыкавшихся на какие-то неожиданные выступы, преграждавшие путь в широком вообще-то коридоре.
     - Черт! Понаставили тут всякую... - прошипел сквозь зубы, забыв про соблюдение тишины, Жорка, чувствительно вписавшийся головой во что-то разлапистое и каменное на ощупь, при этом, естественно, уронив на каменные плиты пола загремевшую, словно гонг, лопатку.
     Дрожащий свет, вспыхнувший впереди, ослепил всех, кроме ротм