о немыслимо, и Чебриков, в серьезные моменты молчаливо признаваемый всеми вожаком, приказал остановиться и занять оборону. Окапывались двумя саперными лопатками, которыми щедро снабдили путешественников краснознаменцы, роя неподатливую землю по очереди.
     - Принесла их нелегкая! - Берестов, хотя и мучимый в разреженном воздухе одышкой, работая своей неразлучной пешней успешнее, чем остальные саперными лопатками, в одиночку быстро отрыл окопчик во льду, перемежаемом слоями рыхлого грунта, почти сплошь состоявшего из пепла и принесенной откуда-то пыли, и теперь углублял его, вычерпывая черное и поблескивающее как антрацит крошево какой-то фанеркой, выуженной из поклажи. - Шакалы проклятые... Шакалы пока попыток нападения не предпринимали, лениво, казалось совершенно бесцельно, перемещаясь вне пределов досягаемости прицельного автоматного огня, и, судя по всему, внимательно наблюдали издалека за своими потенциальными жертвами. Мало-помалу оба отряда соединились, замкнув кольцо окружения, и теперь, хотя точно утверждать было нельзя, их численность понемногу увеличивалась.
     - Жалко-то как! - пожаловался куда-то в пространство старик, трамбуя дно своего укрепления ногами и так придирчиво ровняя острием пешни стенки, словно собирался обосноваться здесь на постоянное жительство. - Еще денек-другой, и выбрались бы из этого холодильника, а теперь...
     Владимирыч неторопливо распаковал свои санки, которые укладывал в подземном городе сам, не доверяя никому, и теперь под его ловкими пальцами на глазах изумленных товарищей из аккуратно высвобождаемых из разнообразного промасленного тряпья деталей рождалось что-то несомненно огнестрельное и чрезвычайно убедительное.
     - Ребята!.. - отвлекая мужчин от занимательного зрелища, взвизгнула Валя, по-бабьи зажимая рот и трясущимся пальцем указывая куда-то вперед.
     Молча, видимо следуя какой-то безмолвной команде, преследователи внезапно и все разом ринулись в атаку и теперь стремительно приближались, несомые вперед не иначе как колдовской силой. В руках их явственно поблескивало какое-то оружие.
     - Держитесь! - громко выдохнул в свою повязку Чебриков, припадая к прицелу автомата. - Не допускайте паники!
     Первые же короткие очереди "Калашникова", слившиеся с гавканьем александровского пистолета и гулким буханьем берестовской двустволки, которой неумело пользовался пацифист Жорка, в руках которого любое оружие было скорее психологическим, чем боевым, пробили широкие бреши в рядах нападавших, но нисколько не задержали их наступательного порыва. Уже были ясно различимы в вечном сумраке оскаленные безумные лица, заросшие дикой растительностью, и смертоносные пики, тесаки, топоры в руках...
     - Ни в коем случае не допускать паники! - снова подал голос ротмистр, лихорадочно передергивая затвор, чтобы выбросить заклинивший не ко времени патрон, но его слова внезапно перекрыл оглушительный грохот.
     Старик Берестов, возвышавшийся до половины груди над бруствером своего капонира, оскалившись не хуже нападавшего "берсерка", уперев приклад в плечо и прижимая его свободной рукой, поводил из стороны в сторону изрыгавшим пламя раструбом пулемета Дегтярева, легко узнаваемого по дисковому магазину сверху.
     Не ожидавшие такой огневой мощи обороняющихся, которых наверняка считали легкой добычей, "шакалы" разом, как и вначале, повернулись и понеслись восвояси, сопровождаемые очередями с редкими проблесками трассеров, каждая из которых сшибала словно кегли двух, а то и трех человек...
     Только когда ледяное поле вокруг укрепившихся путешественников опустело, Сергей Владимирович опустил на ледяную насыпь сразу зашипевший ствол пулемета и вымученно улыбнулся спутникам подрагивающими губами:
     - Против лома - нет приема!
     - Ты где эту пушку раздобыл, Владимирыч?! - прокричал Николай, лихорадочно вставляя в пистолетную обойму новые патроны и время от времени поглядывая через край мелкого окопчика в сторону противника.
     - Места знать нужно! - откликнулся Берестов, ударом ладони отсоединяя от пулемета диск и вытаскивая из своего неистощимого вещмешка увесистый холщовый мешочек, в котором что-то металлически побрякивало. - Дело пришить, что ли, хочешь, а, Николай Ильич?
     В этот момент над головами присевших от неожиданности путешественников сипло свистнуло, послышался гулкий взрыв метрах в пятнадцати-двадцати от окопчиков, и всех засыпало ледяной крошкой.
     - Миномет у них там, что ли? - растерянно проговорил Николай, инстинктивно прикрывая голову сложенными руками. - Вот влипли так влипли!

***

     Предваряемые короткими артобстрелами атаки в этот день случались еще два раза. Видимо, нападавшие испытывали недостаток в боеприпасах к своему миномету, - к тому же не отличавшемуся особенной точностью (наверняка самодельному). Потери осажденных пока заключались в случайном осколке, даже не от мины, а ледышки, глубоко поцарапавшем щеку невезучего Жорки, да легкой контузии у всех, без исключения, от снаряда, без сомнения шального, лопнувшего метрах в пяти от укрытия. Зато "шакалов" вокруг валялось предостаточно, в большинстве своем неподвижных, хотя некоторые все-таки пытались уползти к своим, и им в этом, экономя патроны, не препятствовали.
     Выяснился и источник "дьявольской силы", позволявшей нападавшим перемещаться так быстро: оказалось, что это просто-напросто обычная доска-скейт, грубо сделанная и снабженная вместо колес изрядно изношенными шарикоподшипниками! Обладатель этого средства передвижения, доставшегося осажденным в качестве трофея, теперь лежал, изредка постанывая, в нескольких шагах за бруствером Берестова, прошитый мощной очередью практически в упор, когда во время очередной атаки пулемет заело и лишь каким-то чудом он заработал в тот самый момент, когда торжествующий людоед с нечленораздельным воплем уже занес какую-то невообразимую секиру с зазубренным лезвием над видавшей виды ушанкой старика.
     - А ведь патроны-то на исходе, господа, - буднично подал голос ротмистр, когда бурные восторги по поводу отражения очередной вылазки, в основном со стороны Валентины и "героя" Жорки, которому она бинтовала щеку, улеглись. - У меня осталось полтора магазина.
     - У меня двенадцать штук, - невозмутимо откликнулся Александров.
     Сергей Владимирович помолчал, позвякивая металлом.
     - Тридцать семь россыпью и, наверное, с четверть диска в пулемете.
     - А я все расстрелял! - испуганно проговорил Конькевич. - Вот, два последних в патронташе.
     - Ну, тогда еще одна атака и - в рукопашную! - подытожил Чебриков. - В штыки, так сказать. Правда, штыков у нас не наблюдается... Держите, Георгий!
     Раззява Жорка, конечно, чебриковский "вальтер" не поймал и, чертыхаясь, зашарил под ногами, пытаясь отыскать среди осколков льда, которые не успел вычерпать до начала первой атаки.
     - Что же будет, ребята? - Валентина, судя по голосу, была на грани истерики. - Что же будет?
     - Тут еще есть кое-что. - Берестов продолжал копаться в своем тюке. - Гранат пара-тройка, лимонка... Серьезная вещь. Я думаю, тратить на этих скотов не будем - для себя прибережем, если что...
     Товарищи, исключая ничего, к счастью, не понимавшую Валентину, молчаливо одобрили идею, так как сдаваться на милость и без того разъяренных людоедов не хотелось никому.
     В стане противника тем временем наметилось оживление. Похоже, готовилась очередная атака, на этот раз без неэффективной, как выяснилось, артподготовки. Берестов снова припал к прикладу своей смертоносной "машинки".
     - Вы уж простите, если что не так...
     Но что это: не промчавшись и половины пути, атакующие смешались и остановились, словно в нерешительности, а затем едва ли не быстрее, чем вперед, понеслись назад к своей базе, откуда доносились одиночные выстрелы, лязг металла и вопли. Вот простучала жиденькая автоматная очередь, еще одна, хлопнул взрыв, на таком расстоянии больше смахивающий на звук детской петарды.
     - А ведь они, паразиты, нападая, ни разу не выстрелили, - промолвил, опустив ствол автомата на бруствер, ротмистр, ни к кому конкретно, по своему обыкновению, не обращаясь.
     - Ты думаешь? - повернулся к нему Николай.
     Звуки боя становились то отчетливее, то совсем заглушались, сминаемые порывами ветра. На таком расстоянии никак нельзя было определить, кто берет верх в неожиданной заварушке.
     - А может, это краснознаменцы сзади на них напали? - наконец высказала крутившееся у всех на языке предположение Валя. - Подкрались потихоньку и...
     - Чего же мы тогда сидим? - подскочил Жорка, словно его, тоже незаметно подкравшись, пырнули в мягкое место. - Помочь надо ребятам!
     - Молчи уж, помощник! - одернул его Александров. - С двумя дробовыми патронами? Нужно подождать...
     - Тише!
     Берестов приставил ладонь, сложенную лодочкой, к уху.
     Шум боя значительно поутих, и теперь изредка раздавались только одиночные выстрелы.
     - Кончают...
     - Кого?
     - Если б знать...
     Все путешественники напряженно вглядывались в темноту, стараясь определить: кто же все-таки взял верх в скоротечном бою. Тьма, однако, сгустилась настолько, что разглядеть ничего дальше вытянутой руки было невозможно.
     Внезапно вдалеке замигал огонек, потом еще, еще... Огоньки мигали по очереди, загорались все разом и так же синхронно гасли, словно кто-то подавал сигнал.
     - Маячат что-то, - сообщил во всеуслышание старик, хотя и без того все отлично видели загадочную иллюминацию.
     - Может, нам? - предположила Валя.
     Словно в ответ на ее слова, вдалеке раздался голос. Слов было не разобрать, но было понятно, что окликают именно их, осажденных. Наконец удалось расслышать:
     - ...стреляйте... мы-ы... красно...
     Берестов приподнялся над бруствером и, сложив руки рупором, крикнул что есть мочи:
     - Егоры-ы-ыч!.. Ты-ы-ы?
     - Я-а-а-а!.. - донеслось в ответ.
     - Наши! - Радостно повернулся Сергей Владимирович к товарищам. - Я же говорил!
     И начал торопливо выбираться из своего окопчика, опираясь на приклад "Дегтярева".
     - Подождите, - хотел остановить его Чебриков, но старик уже спешил навстречу маячившим все ближе огонькам.
     - Ну, что будем делать?
     Вопрос ротмистра остался безответным, поскольку свои убежища уже покидали все, разминая затекшие ноги и размахивая руками, чтобы хоть немного согреться.
     - Егорыч! Ты что так долго, зараза? - Берестов уже почти сблизился с идущим ему навстречу с фонарем краснознаменцем, когда вдруг присел и, судорожно лязгая затвором ставшего вдруг неподъемным пулемета, обернулся к спутникам с воплем: - Это не он!.. Спаса...
     Выросшие вдруг словно из-под земли черные тени уже окружили растерявшихся путников плотным кольцом, тявкнул пару раз и заткнулся автомат Чебрикова, гулко бабахнула двустволка в руках у Жорки...
     Николай почувствовал, как черная, лохматая, страшно воняющая не то мокрой псиной, не то бездомным бродягой туша навалилась на него, сшибая с ног, обдавая смрадным дыханием, и, воткнув ствол пистолета куда-то в спутанную не то шерсть, не то мех, два раза нажал на спуск. Взревев, чудовище стиснуло жесткими корявыми пальцами горло милиционера, но сила уже уходила из простреленного в упор двумя девятимиллиметровыми пулями тела, и издыхающий монстр смог лишь больно оцарапать горло длинными когтями, обильно орошая лицо капитана чем-то густым и теплым. Борясь с омерзением, Александров попытался столкнуть с себя бьющегося в агонии людоеда, но тут где-то совсем рядом оглушительно громыхнуло и, словно в ответ, что-то звонко лопнуло в ушах, отдавшись мгновенной острой болью в голове... Николай почувствовал на миг странное облегчение, холод и вонь отродясь не мытого противника отодвинулись в сияющую пустоту и последним, что успело пронестись в его голове, было: "Успел-таки Владимирыч с гранатой-то..."

20

     Лицо обдало ледяным холодом, перехватившим дыхание, и тут же без перерыва что-то тупое и твердое, представившееся огромным, словно танк, врезалось в бок так, что хрустнули ребра и екнула внутри какая-то мелкая, но очень болезненная деталь организма.
     Сознание возвращалось постепенно, будто ощупью пробираясь сквозь свирепый пульсирующий гул в ушах и малиновые, рассыпающиеся мириадами колючих ледяных игл сполохи в глазах.
     Еще один удар в ребра, остро отдавшийся в ноющей голове, и Николай окончательно пришел в себя.
     Веки никак не желали подниматься, а попытавшись протереть глаза, Александров не почувствовал рук. Нет, сами руки были: ладонью правой, например, Николай чувствовал что-то холодное, но пошевелить хотя бы пальцем не удавалось. И этот невыносимый гул и вой в ушах. Где это он? Куда опять влип?
     Перевернуться на живот удалось только с третьей попытки, и то после серии чувствительных ударов в бок, ноющий, словно сплошной синяк. Царапнув щекой по чему-то плоскому, ледяному и шершавому, как наждак, Николаю удалось сорвать пелену хотя бы с одного глаза, и он, пусть и с дикой болью от выдираемых с корнем ресниц, худо-бедно открылся.
     Александров находился в обширном помещении. Настолько обширном, что огромный костер, напоминающий пионерский из милого далекого детства, почти никоим образом не влиял ни на температуру, вряд ли сейчас более высокую, чем на улице, ни на освещение. Вокруг костра толпилось несколько десятков одетых в лохматые одежды зверообразных личностей, весело приплясывающих на месте, некоторые даже, кажется, с перьями в волосах, хлопающих друг друга по спинам и плечам, сующих в пламя палки с нанизанными на них дымящимися кусками.
     Самое странное, что все это происходило на фоне ужасного шума, рева и визга, будто вокруг бушевал ураган, но пламя костра тем временем почти не колебалось.
     Еще секунда, и Николая, рывком вздернув за плечи, заставили принять вертикальное положение и наконец оставили в покое. Только сейчас он смог оглядеться и, увидев рядом своих спутников в таком же, как и у него, жалком состоянии, рванулся к ним.
     Валя и Жорка беззвучно разевали рты, что-то крича ему, хотя из-за шума в ушах совершенно ничего не было слышно. Ротмистр Чебриков сидел со скрученными за спиной руками, нахохлившись, словно ворон, а Берестов...
     Берестов лежал без движения, и из-за царившего здесь полумрака и мельтешения отблесков костра невозможно было различить, дышит ли он вообще.
     Удар, обрушившийся на затылок, снова отправил Николая в забытье...

***

     "Это надо же так опростоволоситься! Клюнул, как сопливый кадет, на тривиальнейшую азиатскую хитрость! Эх ты, а еще кадровый военный... В прошлом. Похоже, впрочем, что все уже в прошлом..."
     Петр Андреевич корил себя, не переставая ни на минуту, уже больше часа. А что еще прикажете делать, как не заниматься самобичеванием? Отряд влип в очень скверную историю, и, судя по всему, особенно после оказанного людоедам отпора и огромных потерь с их стороны, ждать пощады не приходилось. Слава богу, в стане обороняющихся потери были минимальны: ранен, хоть и тяжело, но, к счастью, не смертельно, осколками собственной гранаты старик Берестов (сумел все-таки отбросить от себя - не рванула в руках), да тем же взрывом контужен Николай. Царапины, ссадины и синяки, полученные при захвате противником и проявлении с его стороны поистине людоедского торжества, можно не считать. Да, самое главное, бесследно исчез Шаляпин и, видимо, судьба его печальна... Скорее всего раздавлен чьим-то сапогом в свалке, если не стал закуской кого-нибудь из этих лохматых варваров.
     Обидно. Обидно до слез.
     Между тем в стане врагов наметилось оживление. Одни из них спешно догрызали свои недожаренные в пламени костра шашлыки, о происхождении которых думать не хотелось, другие, обжигаясь, прятали куски куда-то в свои мохнатые одежды, но все, отодвигаясь от костра, принимали какое-то подобие строевой стойки, и наблюдать последнюю у лохматых троглодитов было довольно дико. Очень скоро неподалеку от костра образовалось подобие сдвоенного строя - ни дать ни взять победоносное войско, выстроенное шпалерами в ожидании прибытия своего славного полководца.
     А вот, кажется, и он наконец...
     Между замершими рядами своей "гвардии" к пленникам неторопливо приближался некто, об очень важном статусе которого в данной стае... отряде говорил табунок особо приближенных лизоблюдов, почтительно семенящих за предводителем, отстав на пару шагов. Да и внешность главаря, в корне отличная от диковатого, да что диковатого, дичайшего облика рядовых, заслуживала того, чтобы остановиться на ней подробнее.
     Предводитель был одет ярко, можно сказать - щеголевато. Если забыть о том, что над здешними просторами два десятка лет тому назад пронеслась ядерная война, да закрыть глаза на всю троглодитско-пещерную обстановку, можно было заподозрить в этой личности испанского гранда или французского шевалье эпохи какого-нибудь Генриха Третьего или его коллеги Филиппа Второго. Костюм был почти в точности скопирован с картинок из "Королевы Марго", читанной ротмистром в далеком детстве: кожаный колет, камзол с разрезными рукавами, короткие штаны буфами, высокие кожаные сапоги, отложной белоснежный воротник с кружевами по краям. Портила облик средневекового красавца только огромная меховая шапка, из-под которой по плечам струились темные волосы, длинные и ухоженные. Фигура выглядела бы совсем опереточной, если не обращать внимания на рукоять явно не бутафорского меча, высовывающуюся из-за левого плеча, да приличной длины кинжал, украшающий правое бедро.
     - Добрый вечер. И кого же это занесло в наши суровые края? - насмешливо обратился "гранд", приглаживая бородку а-ля кардинал Ришелье к Чебрикову, безошибочно угадав в нем старшего.
     - А с кем, позвольте, имею честь... - не тратя времени на приветствия, ответил ротмистр, просчитывая в уме наиболее подходящую в данном случае линию поведения с этим экстравагантным персонажем.
     Хохотнув, странноватый "предводитель команчей" сорвал с головы свой устрашающих размеров головной убор, как оказалось еще и украшенный пушистым хвостом какого-то зверя, и с поклоном и приседанием проделал им замысловатый финт, долженствующий изображать жест приветствия рыцарско-мушкетерских времен.
     - Владыка и повелитель здешних мест князь Роланд и прочая и прочая и прочая! - заученно возвестил из-за спины главаря сиплый пропитой бас, должно быть княжеского герольда.
     "Не многовато ли собралось князей на мою грешную голову!" - подумал Петр Андреевич, а вслух поинтересовался:
     - А почему, собственно, не король? Или, скажем, не император?
     "Князь Роланд" снова хохотнул и, щелкнув в воздухе пальцами, уселся в услужливо подставленное холуями кресло, являвшееся чем-то средним между пляжным шезлонгом и складным стулом для зимней рыбалки.
     - Да вот, знаете ли, не удосужился как-то... Да и звучит "князь Роланд", по-моему, гораздо внушительнее, чем "император Роланд". Вы не находите?
     Чебриков конечно находил, что и удостоверил утвердительным кивком головы.
     - А это, значит, ваш Дюрандаль, - указал подбородком ротмистр на рукоять меча, продолжая светскую беседу.
     - Естественно! - самодовольно подтвердил главарь.
     - А где же Олифан?
     - Какой еще Алифан? - опешил на мгновение Роланд.
     - Не Алифан, а Олифан. "О", а не "А"... У того, настоящего, Роланда кроме волшебного меча был еще и боевой рог по имени Олифан.
     - Я тебе самому сейчас все роги поотшибаю! - высунувшись было из-за плеча командира, прогнусавил один из его прихлебателей, но тот остановил его, подняв ладонь:
     - А больше у того Роланда ничего такого особенного не было? - Роланд уже не похохатывал, а раздраженно подкручивал свой ухоженный мушкетерский ус.
     - Как же, как же, - словоохотливо пояснил ротмистр, уловив, за какую струнку главаря нужно дергать. - Коня его любимого звали Вильянтифом, а... Кстати, не он ли сейчас подавал голос?
     "Князь" несколько изменился в лице, но уловил смысл шутки, по-солдатски незамысловатой, и расхохотался. За ним следом угодливо захихикали и остальные, в том числе "конь", злобно по