Дмитрий Александрович Емец

                      ОХОТНИКИ ЗА ПРИВИДЕНИЯМИ

                       фантастическая повесть


    ГЛАВА, В КОТОРОЙ ВСЕ ВОТ-ВОТ НАЧНЕТСЯ


    Он был призрак.
    Он ненавидел.
    Ненавидел люто.
    Уже  много  веков  он  думал  лишь о мести. Единственным чувством, которое
владело  им и при жизни и особенно сейчас, когда он был мертв, была ненависть.
Ненависть помогла ему не раствориться, перешагнув границу миров и пространств.
Если  бы  он  только  мог вырваться! Он залил бы мир кровью, истоптал бы землю
копытами  своей  конницы, раздробил таранами стены городов, заставил бы людей,
этих жалких червей, трепетать перед собой и вновь с прежним ужасом полушепотом
произносить его некогда грозное, но уже почти забытое имя...
    А  пока ему оставалось лишь ждать, и он ждал, расслабленный и одновременно
собранный,  как  гремучая  змея  перед  прыжком.  Он  ждал,  пока многовековая
преграда,  заточавшая  его,  перестанет  существовать,  и его ненависть сможет
наконец вырваться на свободу...


    Они  называли  себя  "великолепной  пятеркой".  Это  была компания из пяти
подростков  -  четверых  ребят  и одной девочки. Все они волей случая, а, быть
может, указующим перстом судьбы жили в одном подъезде.
    Их дом стоял в Москве, в черте Садового кольца, и был построен в начале ХХ
века.  Его  архитектура  была  в  стиле  так  называемого "нового модерна" - с
башенками  на  крыше,  узорчатыми  ассиметричными пилястрами, лепными узорами,
сводчатыми  арками,  ведущими  во  двор,  в  которых  еще сохранились петли от
когда-то  висевших  ворот.  Уже  один  взгляд  на этот дом наполнял смотрящего
глубокой  уверенностью,  что  с  этим  домом  непременно  должна  быть связана
какая-то загадка.
    И он не ошибался.
    Именно  здесь,  под  этой крышей, в начале XXI века суждено было произойти
событию,  которое  по  своей  важности имело для мировой истории значение куда
большее, чем любая из войн.
    Но познакомимся прежде с нашей "пятеркой".
    "Великолепная  пятерка" относится к весьма редкому типу компаний. Все пять
ее членов удивительно дополняют друг друга, вместе составляя единый организм.
    Головой,  или  точнее  мозгами,  этого  организма является юный гений Егор
Лопатин,  для  которого ничего не стоит с закрытыми глазами собрать компьютер,
вклиниться  в защищенную паролями сеть или собрать сложнейшую радиоуправляемую
модель. Пару лет назад, когда ему было двенадцать, он сделал робота, который с
голоса  умел  выполнять  около  двадцати команд и среди них такие сложные, как
открыть дверь, включить телевизор или стащить из кухни что-нибудь вкусненькое.
Правда,  последнюю  команду  он  выполнял  чаще  всего  ошибочно  и вполне мог
схватить первую попавшуюся тарелку, а то и жидкость для мытья посуды.
    Кулаками   компании,   ее   вышибалой   и   телохранителем,  а  отчасти  и
"отрицательным  персонажем",  служит  брат  Егора  -  Федор. Как и большинство
хороших  спортсменов,  умом Федор не блещет, но тут уж ничего не поделаешь. "И
на солнце бывают пятны", - говорит Катя Большакова.
    Обоим  братьям Лопатиным по четырнадцать лет, они близнецы и внешне похожи
как две капли воды. Однако это сходство только наружное, на самом же деле Егор
и  Федор абсолютно разные, настолько разные, что не будь они близнецами, легко
можно было бы поверить, что одного из них подменили в младенчестве.
    Если  Егор  часами  может  ковыряться  с деталями и чертежами, то его брат
Федор  смутно представляет даже, как устроена батарейка и чем вольт отличается
от ватта. Зато Федор уже пять лет занимается в секции карате и недавно сдал на
черный пояс.
    В раннем детстве родители одевали и стригли близнецов абсолютно одинаково,
но  как  только  Егору  и  Федору  исполнилось  по десять лет, они стали бурно
протестовать   против   такого  уравнивания.  Вначале  они  отказались  носить
одинаковые  вещи, потом же и этого им показалось мало. И вот в одно прекрасное
утро  Федор  взял папину бритву и побрился наголо, а Егор разбил свою копилку,
выгреб оттуда свои сбережения и отправился в инстутут красоты требовать, чтобы
ему  сделали  пластическую  операцию.  "Я  заплачу!  Я не хочу быть похожим на
брата!" - заявил он. Разумеется, никакой пластической операции ему не сделали,
а  только  сказали:  "Иди  домой,  мальчик! Никакой операции мы тебе делать не
будем. Можем только дать по носу, чтобы он распух!"
    Вскоре братья разделились и по интересам. Федор записался в секцию карате,
а  Егор  обложился  справочниками  по  электронике,  программированию и высшей
математике и начал самостоятельно грызть фундамент науки.
    Кроме   братьев  Лопатиных,  в  "великолепную  пятерку"  входят  еще  Катя
Большакова, Дон-Жуан и Паша Колбасин.
    Дон-Жуан,  романтик  и музыкант, внук известного археолога, известен своей
отвагой,  независимостью  и  непредсказуемостью.  Он  вполне  может среди ночи
отправиться  кататься  на  велосипеде,  сочинить  песню  в десять куплетов или
забраться  на  балкон к кому-нибудь из своих друзей по веревке. Имеется у него
на  этот  случай  даже специальная альпинисткая веревка - прочная и крепкая, с
завязанными на ней узлами.
    Есть  в "великолепной пятерке" и своя красавица - Катя Большакова. Правда,
ни под один из известных канонов красоты она как будто не подходит, но в то же
время  присутствует  в ней нечто неуловимое, нечто такое, что проявляется в е„
движениях  и  улыбке.  И  вот это-то вместе с неуемной энергией и способностью
быть сразу везде, и есть настоящая красота.
    Катя  носит  короткую  стрижку-каре  и  контактные  линзы.  Очков  она  не
признает,  считая,  что они ей не идут. Никто не помнит, чтобы он когда-нибудь
видел  Катю сидящей на одном месте - для этого пришлось бы связать е„. Да и то
едва ли в мире нашлась бы веревка, способная удержать эту неукротимую комету.
    Иногда,  правда, Большакова перестает бегать и на несколько дней затихает,
словно  вулкан перед очередным извержением. Все эти дни она проводит на диване
и жадно заглатывает книги. Круг ее чтения самый обширный - здесь и классика, и
фантастика,  и мистика, и любовные романы, и астрология, и книги по искусству,
и   описания   ста   крупнейших   сражений.  Читает  она  быстро,  запоем,  по
триста-четыреста страниц в день, и все проглоченные книги образуют в ее голове
взрывоопасную  смесь.  И  вот  в один прекрасный день очередная книга остается
недочитанной,  а саму Катю срывает с места и нес„т, нес„т куда-то, она сама не
знает куда...
    Пятый  и последний член компании, официально и по полному ритуалу принятый
в  нее,  - Паша Колбасин, личность весьма примечательная. Примечателен же Паша
главным образом тем, что может в один присест съесть тридцать котлет и залпом,
не отрываясь от горлышка, осушить две двухлитровые бутылки воды.
    Разумеется,   фигура   у   Паши   Колбасина   соответствующая,   настолько
соответствующая,  что это дает ему право гордо утверждать, что когда он встает
на  напольные  весы,  то  их  стрелку зашкаливает в область высшей математики.
Впрочем,  Колбасин  не  комплексует,  что  он  такой  толстый. Он давно усвоил
правило:  если  не  можешь  скрыть  недостаток  и  не  хочешь, чтобы над тобой
смеялись,  выставляй его напоказ. Именно поэтому Паша любит носить белую майку
с  надписью: "Если хочешь похудеть, спроси меня так!" Кстати, маек у Паши было
великое множество и все с надписями, но об этом после.
    * * *
    Но вернемся к дню, когда вс„ началось...
    Тогда  на  дворе стоял май. День был ярким и солнечным. Примерно в полдень
Паша Колбасин стоял у окна и, жуя бутерброд, смотрел, как, помахивая сумочкой,
к  остановке троллейбуса идет Маринка Улыбышева, победительница предпоследнего
конкурса  красоты  и фотомодель, живущая с ними в одном подъезде. Хотя Маринка
шла  как  ходят все обычные люди - методом поочередного переставления правой и
левой  ног,  но  то  ли  ноги у нее были особенные, то ли вокруг самой Маринки
распространялась  какая-то  аура, но Паша Колбасин смотрел на нее неотрывно, с
тоской думая, что она вот-вот скроется за углом дома. "Не успею я досчитать до
пяти, а она уже исчезнет, - размышлял Паша. - Раз, два..."
    Внезапно Паша ощутил сильный удар по плечу, заставивший его вздрогнуть.
    - Куда  это  смотрит  наша  худышечка?  Ага, на Маринку! Кто тебе разрешил
смотреть  на  Маринку?  А ну колись: ты в нее влюбился? Неужели в этой жирной,
как  у  мамонта,  груди скрывается нежное и ранимое сердце? - услышал он голос
Федора Лопатина.
    Колбасин обернулся. Он ощущал себя, как человек, который был на небесах, а
его  взяли,  обвязали  веревкой  и  сд„рнули  с  небес  на землю. Кроме Федора
Лопатина и его брата Егора в комнате были еще Катя Большакова и Дон-Жуан - вся
их компания.
    - Отвяжись!  Ни  в  кого  я  не  влюблялся, - краснея, пробурчал Колбасин,
предпочитавший  скорее  скрывать  правду,  чем  признать очевидное: то, что он
давно и безнадежно влюблен в красавицу Маринку Улыбышеву.
    Федор подошел и покровительственно положил ему ладонь на плечо:
    - Слышь,  Паш,  я  тебе  как  друг  говорю:  забудь ее! Сам подумай: зачем
Маринке  парень  на пять лет младше да к тому же еще и толстый? Да я съем свои
брюки, если она тебя когда-нибудь хоть в гости пригласит!
    - Перестань,  Федор!  То же мне нашелся - язва, летящая на крыльях ночи! -
вступился  за  Пашу  Дон-Жуан.  Он сидел рядом с Катей Большаковой и перебирал
струны гитары.
    Паша   благодарно   посмотрел  на  Дон-Жуана,  которым  он  всегда  втайне
восхищался  и  на которого мечтал быть похожим. Еще бы, хорошо быть красивым и
музыкальным!  Такие  девочкам  нравятся.  Вот у него, у Паши, нет ни малейшего
шанса на взаимность. Даже если он будет любить Маринку всю жизнь, а именно это
он и собирался делать.
    - Отгадайте шифр! Что такое "очищение внутренней пятницы?" - спросил вдруг
Егор.
    - Загрязнение окружающей среды! - моментально откликнулась Катя.
    - Правильно,  -  вздохнул Егор. - С тобой скучно играть. Ты слишком быстро
вс„ отгадываешь.
    "Великолепная пятерка" сидела теперь в комнате у Дон-Жуана, которая, равно
как  и  вся  остальная квартира археолога Штукина, была словно частью большого
музея.
    Всю  жизнь  Штукин-дед  увлеченно  собирал  предметы,  относящие к древней
истории.  В  его  коллекции можно было обнаружить и каменный топор, и фрагмент
клыка  саблезубого тигра, и костяные наконечники копий, и серебряные украшения
II  тысячелетия  до  нашей  эры,  и  глиняные  черепки с росписью и еще многое
другое.  Коллекция размещалась в стеклянных стелажах, которые тянулись по всей
квартире.  Стеллажей  было  так  много,  что часть их них пришлось поставить в
ванной  и  на  кухне.  Как  шутил  Федор  Лопатин,  у кого еще в туалете можно
рассматривать бивень мамонта и скифский меч?
    Тем  временем  Дон-Жуан  взял  гитару и, перебирая струны, стал наигрывать
романс собственного сочинения:


    Ах сударыня, вы любите графа М.
    Не могу я понять почему.
    И луной вы любуетесь только затем,
    Чтоб луну подарить ему.


    Играл  он великолепно, бегло, почти не глядя на гриф и на свою левую руку.
Видно  было,  что  он  вслушивается  в саму музыку, не спотыкаясь на отдельных
нотах,  как  это  делал  бы новичок. Он играл и смотрел на Катю, а она, изящно
склонив  голову  набок  и  широко  распахнув зеленые глаза, благодарно слушала
романс, зная, что он посвящен ей.
    Дон-Жуан  тоже  был  влюблен,  влюблен  в  Катю  Большакову уже третий год
подряд, а это, когда тебе всего пятнадцать, срок немалый. Причем по-своему его
любовь  была  не менее несчастной, чем у Паши Колбасина. Конечно, Дон-Жуан мог
встречать и провожать Катю из школы, мог вместе с ней ходить в кино, играть на
компьютере,  списывать  у  нее  уроки, но при этом чувствовал, что хотя Кате и
нравится бывать с ним рядом, сердце ее по-прежнему свободно.
    Как только Дон-Жуан за ней не ухаживал! Любая другая девочка, да не только
девочка,  даже  железобетонная  стена  дала  бы  трещину  и  упала бы к нему в
объятия. Он писал романсы, посвящал ей песни, совершал безумства - но вс„ было
тщетно. Он нравился Кате, но не более того: в глубине души ей хотелось чего-то
большего,  хотя  ни  один  другой  парень  и  не нравился ей больше Дон-Жуана.
Возможно,  виной  тому были те сотни книг, которые она прочитала, а, возможно,
сердце ее пока не пробудилось для любви. Кто знает, кто знает...
    Пока  Дон-Жуан  играл  на  гитаре,  Егор сидел на краю письменного стола и
задумчиво  щелкал  выключателем  настольной  лампы.  Разумеется,  в устройстве
выключателя  для  него  не  было ничего загадочного, но все равно что-то в нем
привлекло   его   внимание.   С  Гением  часто  так  бывало:  он  мог  надолго
заинтересовываться  самыми  заурядными вещами: краном в ванной, батарейкой или
мухой, ползающей по потомолку.
    Катя, украдкой разглядывавшая обоих близнецов, решила про себя, что они не
так  уж  и  похожи. Движения Федора были более уверенными, в правом ухе у него
красовалась  серьга,  а  короткий ежик на голове был выкрашен в ярко-оранжевый
цвет.  У  Егора  же  прическа  была  самой  обычной,  а  движения  были скорее
неуклюжими,  что  особенно  бросалось  в  глаза теперь, когда он стоял рядом с
братом.
    "Великолепная  пятерка"  уже  довольно долго сидела в комнате безо всякого
дела, и Федор, самый нетерпеливый из всех, начинал уже маяться от скуки. Он то
бросался  отжиматься  на  кулаках,  то  садился  на  шпагат,  а  потом  вдруг,
соскучившись,  стал  наносить  по воздуху удары ногами. Катя, перед которой он
главным  образом  и выставлялся, смотрела на него с неодобрением. Е„ совсем не
тянуло влюбляться в парня, размахивающего ногами у нее перед носом. Флегматика
Пашу  Колбасина,  мирно  жевавшего  бутерброд  с сыром, это мелькание ног тоже
беспокоило,  тем  более  что  нередко  Федор  начинал  делать  над его головой
"милиметражи".
    - Эй  ты,  Жан-Клод  Как  Дам, не разбей витрины! Сам будешь разбираться с
моим  дедом! - встревожился Дон-Жуан, отодвигая Катю подальше от разошедшегося
каратиста.
    - Ерунда, я чувствую дистанцию!- самоуверенно заявил Федор. - Вот смотри!
    Он подпрыгнул, чтобы сделать вертушку, но в этот миг Паша подавился сыром,
пытаясь  отдышаться,  резко  нахлонился  и зацепил Федора головой. Каратист не
ожидал этого. Он потерял равновесие, и его нога врезалась в ближайший стеллаж.
Зазвенело  стекло,  перегородка  рухнула, и коллекция древностей посыпалась на
пол вместе с осколками.
    На  несколько  секунд  в комнате повисла мертвая тишина, нарушаемая только
звуками, издаваемыми подавившимся Колбасиным.
    - Ну  вс„,  можете  писать  мне  некролог,  - обреченно сказал Дон-Жуан. -
Теперь  меня  дед  убьет.  Посадит  голым на муравейник как это делали атцеки,
закопает  в  раскаленный песок как басмачи, или сбросит с Тарпейской скалы как
древние греки.
    - Я  не  хотел!..  Всего  какой-то  сантиметр! Если бы не этот... Кто тебя
просил  давиться?  А,  толстяк, кто? - Федор подскочил к Колбасину и начал его
задиристо толкать.
    - Отстань,  ты  что  дурак,  что  ли?  -  огрызнулся  Паша.  Иногда  и его
всеобъемлющее терпение подходило к концу.
    - Это  ты  мне?  Кто "дурак"? Это что наезд или повод для драки? - закипел
Федор.
    - Хватит!  Сиди и молчи! - решительно оборвал его Егор. Федор покосился на
него и счел более выгодным послушаться. В конце концов виноват-то был он.
    Гений наклонился и посмотрел на осколки. Затем достал из кармана рулетку и
замерил разбитый стеллаж.
    - Жуан, когда вернется твой дед? - спросил он.
    В  ответственных  ситуациях  его голос становился деловитым и решительным.
Как  и  его  брат  он  немедленно  бросался  на  поиски: но Федор обычно искал
виновных, а Егор искал выход.
    - Не раньше пяти. Он принимает экзамены, - ответил Дон-Жуан.
    - Отлично,  тогда мы успеем. Убирайте осколки, а я скоро вернусь, - сказал
Егор и куда-то умчался.
    - Куда это он? - спросила Катя.
    - Наверное, в стеклорезку, - предположил Дон-Жуан.
    Он  положил  гитару  на диван, присел на корточки и, отодвигая разбившиеся
стекла,  стал  собирать  с  пола  деревянные  части луков, наконечники стрел и
бронзовые  чеканные  украшения.  Колбасин,  пыхтя,  слез  с кресла, и стал ему
помогать,  а  Катя,  знавшая,  что  убирать  стекла  руками  занятие  опасное,
отправилась за веником.
    - Откуда  это?  -  спросила  она,  возвращаясь и поднимая с пола бронзовый
браслет.
    - Там  же  где-то была бумажка... С раскопок могильника Аттилы, - спокойно
пояснил Дон-Жуан.
    - Ха! А я думал, они из каменного века! - фыркнул Федор.
    - Тогда  бы  они  были  каменными,  а не бронзовыми! - назидательно заявил
Паша.
    Федор,  нахмурившись,  уставился  на  него.  Он  терпеть не мог, когда его
подлавливали.
    - Не умничай, Колбасин! Лучше тебя знаю! - пробурчал он.
    Дон-Жуан снисходительно посмотрел на каратиста:
    - Предводитель  гуннов  Аттила  был одним из самых известных завоевателей.
Современники  называли  его  "бичом  Божьим".  Ему  первому удалось объединить
разрозненные племена гуннов и напасть на Рим.
    - А,  гунны! Чего-то мы про них проходили! Кого-то они там гасили, ну были
типа  как татары! - обрадовался Федор, обводя всех торжествующим взглядом. "Ну
что усекли, какой я умный?" - словно говорил весь его вид.
    - Очевидно,   ты  хотел  еще  добавить,  что  гунны  -  кочевой  народ  из
Центральной  Азии, - с иронией сказал Дон-Жуан. - В эпоху великого переселения
народов  они  двинулись  на  запад  и  в  конце  IV  века  вторглись в Европу.
Возглавляемые  Аттилой,  они  обосновались  на берегах Дуная, откуда совершали
набеги  на  соседние  земли.  В  451  году объединенное войско римлян, готов и
франков  разбило  их  на  Каталаунских  полях  в  Галлии.  Но  победа эта была
временной,  и,  осознавая это, римляне попытались откупиться от Аттилы. Аттила
золото  взял, но продолжал готовиться к новому походу. Рим бы обязательно пал,
если  бы  не  неожиданная  смерть  Аттилы в 453 году. Ходили слухи, что Аттилу
отравили.  Другая  тайна  связана  с  его  погребением. Вместе с предводителем
гуннов  по  обычаю  должны были похоронить награбленные им огромные сокровища.
Естественно,  могилу  немедленно  разрыли бы и сокровища украли, поэтому место
захоронения держалось в тайне. Чтобы навечно спрятать могильник от посторонних
глаз,  гунны на время преградили течение Дуная, пустив его по другому руслу. В
обнажившемся  дне  они  выкопали  огромный  могильник, вымостили его камнями и
положили  в него мертвого вождя вместе с несметными сокровищами. Одних золотых
украшений  было  больше  тонны,  и это не считая множества драгоценого оружия,
изукрашенных конских седел и сбруи. Ты ведь это хотел сказать, а Федор?
    - Не выпендривайся! - буркнул каратист. - Если бы мне было интересно, я бы
еще больше всякой фигни выучил.
    - Послушай,  Дон-Жуан,  а  седла  и  сбруи  в  могиле просто так лежали? -
спросил Паша Колбасин.
    Его  богатое  воображение  нарисовало  громадную  гору  сокровищ, на самой
вершине  которой, сжимая в окоченевших руках меч, лежит мертвец. "Брр!" - Паша
даже содрогнулся от своей мрачной фантазии.
    - Нет,  конечно.  Они были надеты на лучших жеребцах, которые принадлежали
Аттиле. Разумеется, от них уже остались одни скелеты. Гунны, как и скифы, были
язычниками. Они приносили богам кровавые жертвы и считали, что в загробный мир
повелитель  должен  попасть  вместе  со  своим богатством, оружием, лошадьми и
любимой женой.
    - А  любимая  жена  что,  по своей воле шла на смерть? - с ужасом спросила
Катя.
    - Вообще-то  ее не спрашивали, - признался Дон-Жуан. - Когда все работы по
сооружению  могильника  были  закончены,  все  рабы,  которые  строили  его  и
поворачивали  Дунай,  а  их  было  больше  пяти тысяч, были убиты. Такова была
предс