а с его собственных вымокших башмаков. Судья изучал  его  -  не
поднимая головы, Эгерт чувствовал тяжелый, въедающийся под кожу взгляд.
     - Мы ожидали увидеть вас раньше, Солль, - сорванный голос  судьи  был
едва слышен, казалось, каждое слово стоит ему усилия. - Мы ожидали... Ведь
арестованная дочь декана Луаяна - ваша жена?
     Эгерт вздрогнул. Судье пришлось довольно долго ожидать его ответа:
     - Но... мы только должны пожениться... Собирались...
     Прошептав эту жалкую фразу, Эгерт проникся отвращением к самому себе,
будто, сообщив судье эту сущую правду, он каким-то образом предал Торию.
     - Это одно и то же, - прошелестел судья.  -  Правосудие  надеется  на
вас... На суде вы выступите главным свидетелем.
     Эгерт поднял голову:
     - Свидетелем... Чего?
     За  дверью  послышались  отрывистые  голоса  и  грохот  сапог,  из-за
портьеры вынырнул канцелярист и что-то быстро зашептал судье на ухо.
     - Скажите им, что приказ отменяется...  -  голос  судьи  шуршал,  как
змеиная кожа по сухому камню. - Он уже здесь...
     Обострившееся чутье Солля безошибочно определило,  что  речь  идет  о
нем. Он вспомнил стражников, направлявшихся  к  университету,  и  облизнул
запекшиеся, потерявшие чувствительность губы.
     - Вам нечего бояться, Солль, - усмехнулся наблюдавший за ним судья. -
Вы всего лишь свидетель... Ценный свидетель, поскольку были близки к семье
старого колдуна... Ведь так?
     Эгерт почувствовал,  как  его  бледные  щеки  становятся  горячими  и
красными. Назвать господина Луаяна старым колдуном означало преступить все
границы бессовестности - однако страх поглотил порыв Соллевого возмущения,
как болото поглощает брошенный в трясину камень.
     Судья проронил безучастно:
     - От свидетеля требуется одна лишь доблесть - говорить  правду...  Вы
знаете, как тяжело обошелся городу Мор. Вы знаете, что он  явился  не  сам
собой...
     Эгерт напрягся.
     - Мор явился не сам собой, - чуть слышно продолжал  судья.  -  Старый
колдун и дочь его применили свою магию, чтобы вызвать  его  из-под  земли,
где  только  и  место  порождениям  мрака...  Священное   привидение   Лаш
предупредило об Окончании Времен, а служители его неустанными молениями  и
обрядами сумели остановить напасть и погубить колдуна... Город спасен,  но
сколько  жертв,  Солль,  сколько  жертв...  Согласитесь,  что  соучастница
преступления должна ответить перед  законом,  этого  требуют  родственники
погибших, этого требует сама справедливость...
     Сорванный голос судьи казался Соллю  оглушительным,  как  рев  стада,
ведомого не убой.
     - Это неправда, - прошептал он, потому что  даже  страх  на  какое-то
мгновение обомлел в его душе. - Это неправда...  Служители  Лаш  раскопали
логово Мора, это они призвали его, а декан остановил ценой своей  жизни...
Я видел, я...
     В эту секунду страх опомнился от шока и завопил,  заметался,  зажимая
Эгерту  рот,  источая  потоки  липкого  пота,   бросая   в   немилосердную
лихорадочную дрожь.
     - Словесное преступление против Лаш, - заметил судья,  -  совершенное
однократно и в первый раз, влечет за собой публичную порку плетьми...
     Стало тихо, и несколько долгих минут воспаленное  воображение  Эгерта
являло ему картину и плетей, и толпы, и палача  с  подручными;  на  мокрой
спине его сами собой загорелись жгучие полосы.
     Судья вздохнул - в  горле  его  что-то  клекотало  и  рвалось,  будто
лопались пузыри:
     - Однако я понимаю ваше состояние, вы не вполне владеете собой  и  не
отвечаете за свои слова, следовательно, я сделаю вид, что не слышал  их...
Вероятно,  процесс  состоится  на  днях,  когда  будут  закончены  допросы
подсудимой... Что до вас, Солль... У меня нет оснований  задерживать  вас,
однако обвинитель, возможно, захочет задать вам несколько вопросов...
     Судья потянулся рукой к колокольчику на столе. Не  дожидаясь  звонка,
откуда-то из-за невидимой прежде  портьеры  явился  приземистый  стражник;
едва переставляя негнущиеся ноги, Солль  шагнул  за  откинутую  перед  ним
потайную портьеру.
     По сырым стенам бегали мокрицы. В свете укрепленных по стенам факелов
тень Соллевого сопровождающего металась, как исполинская  ночная  бабочка;
слушая звук своих шагов, Эгерт мучился, думая о Тории.
     Они допрашивают ее и будут допрашивать еще.  О  чем?  Что  она  может
сказать им? Она... Небо, неужели они осмелятся пытать женщину?!
     И  тогда  в  гулкой  тишине  коридора  ему  померещились  отдаленные,
приглушенные камнем крики. Он не выдержал и застонал - сопровождавший  его
стражник удивленно оглянулся.
     Лязгнул ключ в потайной дверце,  стражник  пропустил  Эгерта  вперед,
чуть подтолкнув в спину; узкая темная комнатка походила скорее на  камеру,
и Эгерт уверился было, что доставлен прямиком в тюрьму -  когда  внесенный
факел осветил высокое кресло в углу  и  сидящего  в  кресле  человека.  Не
удивляясь и даже не пугаясь более, Эгерт узнал Фагирру.
     Оставив факел в кольце, стражник низко поклонился и вышел.  Стук  его
сапог долго отдалялся по коридору.
     Фагирра не шевелился,  капюшон  лежал  у  него  на  спине,  и  Эгерту
показалось, что со времени их последней встречи прошли десятилетия  -  так
много страшного случилось с тех пор и так внезапно постарел, изменился его
моложавый прежде знакомец. Эгерт  поразился  -  истинный  возраст  Фагирры
открылся ему только сейчас.
     Прошло несколько  минут,  прежде  чем  плащеносец  шумно  вздохнул  и
поднялся, уступая Эгерту кресло, единственное в комнате:
     - Присядьте-ка, Солль... Вам, я вижу, непросто держаться на ногах.
     - Я устою, - отозвался Эгерт глухо. Фагирра серьезно покачал головой:
     - Нет, Эгерт, вы не устоите. Вы сами понимаете это... Ваша гордость и
ваша трусость рвут вас пополам - но что-то подсказывает мне, что  трусость
окажется сильнее... Можно, конечно, без конца горевать  по  этому  поводу,
мучить себя и казнить - а можно  просто  присесть  и  послушать,  что  вам
скажет симпатизирующий вам человек... Потому что вы симпатичны мне, Эгерт.
С самого начала.
     - Вы  -  обвинитель,  -  сказал  Эгерт  в  темный  угол,  сказал,  не
спрашивая, а просто высказывая уверенность. - Обвинитель по делу  Тории...
Можно было ожидать.
     - Да, - печально подтвердил Фагирра. - Я - обвинитель,  а  вы  будете
свидетельствовать.
     Эгерт прислонился к стене, постоял,  чувствуя,  как  соприкасается  с
холодной  твердыней  каждая  его  мышца;  потом  подогнул  колени  и  сел,
привалившись к камню спиной.
     - Фагирра, - сказал он устало, - вы видели... Мор?  Я  не  знаю,  что
было там, за стенами Башни... Но город... Вы хоть видели?
     Фагирра прошелся по низкой  комнате  -  Эгерт  смотрел,  как  ступают
скрытые плащом до пят отличной выделки военные сапоги.
     - Солль, - Фагирра остановился, - у вас... умер кто-нибудь?
     - У меня умер друг, - отозвался Эгерт глухо. - И погиб... учитель.
     - Да, - Фагирра возобновил свою прогулку,  -  понимаю...  А  у  меня,
Солль, умерли шесть человек семьи - мать, брат, сестры, племянники...  Они
жили в предместье и умерли в один день.
     Эгерт молчал. Он сразу понял, что Фагирра не врет - голос  плащеносца
непривычно, странным образом изменился.
     - Я не знал, - сказал он хрипло, - что  у  служителей  Лаш...  Бывают
семьи.
     - По вашему, - горько усмехнулся Фагирра, - служители  Лаш  вырастают
на деревьях, как груши?
     Некоторое время в комнате только потрескивал факел да  вышагивали  по
каменному полу мягкие Фагирровы сапоги.
     -  Извините,  -  сказал  Солль  наконец.   Фагирра   усмехнулся,   не
останавливаясь:
     - Вы не были там, в Башне... Когда все входы завалены, даже потайные,
даже крысиные... И вот начинается Мор, и некуда девать трупы...
     - Вы сами... - сказал Эгерт шепотом. - Вы сами этого хотели...
     Фагирра жестко оскалился:
     - О наших помыслах не вам судить...
     - Но это же безумие...
     - Да, потому что Магистр  -  безумец!  -  Фагирра  рассмеялся  сухим,
трескучим смехом. - Он безумец, но орден - орден не состоит из одного лишь
Магистра... Магистры уходят, а орден остается, остается  Тайна,  -  тут  в
голосе Фагирры скользнул неприкрытый сарказм, - и остается связанная с ней
Власть... - он посерьезнел. -  Вам  не  понять,  Солль.  Вы,  кажется,  не
властолюбец.
     - Властолюбец - вы, - уточнил Солль едва слышно. Фагирра кивнул:
     - Да... Знаете, кто будет следующим Магистром?
     - Знаю, - глухо отозвался Эгерт, и некоторое время снова  было  тихо.
Потом  где-то  внизу,  в  подземелье,  загремело  железо,  и  Соллю  снова
померещились глухие, отдаленные крики. Он похолодел - но  во  всем  здании
суда стояла, как прежде, тишина, и ужасные звуки, возможно,  рождены  были
больным воображением Солля.
     - Послушайте, - сказал он в отчаянии, - власть властью...  Но  вы  же
знаете правду не хуже меня. Вы знаете, откуда явился Мор,  и  кто  победил
его...  Мы  же  обязаны  жизнью  господину  декану  -  вы,  я...  Судья...
Стражники... Бургомистр... Человек отдал жизнь - за что вы хотите наказать
его ни в чем не повинную дочь?!
     - Луаян был даже сильнее, чем я предполагал, -  Фагирра  остановился,
щурясь на огонь факела. - Воистину... он был великим магом.
     Слова эти, сказанные так просто  и  без  колебаний,  заставили  Солля
податься вперед:
     - Так вы признаете?!
     Фагирра пожал плечами:
     - Только безумец, подобный Магистру, захочет отрицать это.
     Эгерт в изнеможении сжал мокрые ладони:
     - Ради неба... В чем же вы хотите обвинить Торию?!
     Фагирра взглянул в умоляющее лицо Эгерта, вздохнул и сел рядом  -  на
каменный пол, привалившись спиной к стене. Где-то далеко в недрах  подвала
лязгнула железная дверь.
     - Вы вернетесь домой, - сказал Фагирра без всякого выражения. - У вас
ведь престарелый отец... Больная мать... В городишке,  который  называется
Каваррен...
     - В чем вы хотите обвинить Торию? - повторил Эгерт почти беззвучно.
     - Да,  она  красива...  Она  слишком  красива,  Эгерт.  Она  приносит
несчастье... Она, хоть  и  косвенно,  послужила  причиной  смерти  первого
своего жениха, того, которого...
     - Откуда вы...
     - ...которого вы убили. Она не похожа на прочих женщин,  в  ней  есть
что-то... дар, я бы назвал это даром,  Эгерт.  Исключительная  женщина,  я
понимаю, что вы сейчас испытываете...
     - Она невиновна,  -  сказал  Солль  в  мерцающие  в  полумраке  глаза
Фагирры. - В чем вы хотите ее обвинить?
     Фагирра отвернулся:
     - В колдовских действиях, повлекших за собой Мор.
     Не обрушились стены, не задрожала земля; огонь  все  так  же  обвивал
смолистую верхушку факела, и поблескивали серебряные пластинки, украшавшие
пустое кресло в углу.
     - Не понимаю, - сказал Эгерт беспомощно, хотя понял все - и сразу.
     Фагирра вздохнул:
     - А вот попытайтесь понять... Существуют вещи  более  ценные,  нежели
просто жизнь и просто сиюминутная справедливость... Жертва всегда невинна,
иначе какая же она жертва? Жертва всегда лучше, чем окружающая  жертвенник
толпа...
     - Фагирра, - сказал Солль шепотом. - Не делайте этого.
     Его собеседник удрученно кивнул:
     - Понимаю... Но у меня нет  другого  выхода.  Кто-то  должен  понести
наказание за этот Мор.
     - Виновные...
     - Виновна Тория, злоумышленная колдунья, дочь декана Луаяна, -  ровно
отозвался Фагирра. - И подумайте вот о чем, Солль... В моей власти сделать
вас соучастником, но вы - всего лишь свидетель... Сознаете, по краю  какой
пропасти вы ходите все эти дни?
     Эгерт стиснул зубы, пережидая муторную волну страха. Фагирра коснулся
рукой его колена:
     - Но вы всего лишь свидетель, Солль... А ваше  свидетельство  весомо,
потому что вы любите подсудимую -  но  ради  правды  отречетесь  от  своей
любви.
     - Ради правды?!
     Фагирра встал - на  стене  выросла  длинная  темная  тень.  Отошел  к
креслу, облокотился на спинку - в свете факела он показался Соллю едва  ли
не стариком.
     - Что ее ждет? - сами собой спросили непослушные Соллевы губы.
     Фагирра поднял глаза:
     - Зачем вам  знать,  как  именно  она  умрет?  Возвращайтесь  в  свой
Каваррен... Сразу после суда. Не думаю, что вы будете так уж  счастливы...
Но время затягивает и не такие раны.
     - Я не  стану  свидетельствовать  против  Тории!  -  выкрикнул  Эгерт
раньше, чем страх успел зажать ему рот. Фагирра покачал головой. Вздохнул,
о чем-то раздумывая; кивнул Эгерту:
     - Вставайте... Идемте со мной.
     Онемевшие ноги отказывались  подчиняться  -  Эгерт  встал  со  второй
попытки. Фагирра извлек откуда-то из глубин плаща звонкую связку ключей; в
темном углу обнаружилась еще одна низкая железная дверь, а за  ней  крутая
винтовая лестница, ведущая вниз.
     Низкорослый плечистый человечек в мешковатом балахоне ковырял в зубах
щепкой - появление Фагирры и Солля застало его  врасплох,  и  он  едва  не
проглотил свое орудие,  вскакивая  навстречу  плащеносцу.  Приняв  из  рук
Фагирры факел, он затрусил впереди - а  Эгерт  тем  временем  все  пытался
вспомнить, где раньше он мог его видеть. Размышлениям Солля пришел  конец,
когда провожатый угодливо распахнул перед Фагиррой  и  Соллем  приземистую
дверь с решетчатым окошком.
     Здесь уже горели два или три факела, и в их свете  со  всех  каменных
стен на Эгерта глянули уродливые, извергами придуманные приспособления.
     Он остановился,  сразу  ослабевая  -  Фагирра  четким  подготовленным
движением поддержал его, крепко взяв за руку повыше  локтя.  На  крюках  и
полках в избытке хранились не тронутые ржавчиной,  содержащиеся  в  полной
готовности инструменты - клещи и сверла,  тиски  для  ступней  и  коленей,
доски, усеянные иглами, многохвостые плети, еще что-то отвратительное,  от
чего Эгерт поспешно отвел глаза. Посреди пыточной  помещалась  жаровня,  в
которой дотлевали последние  угольки,  рядом  стоял  трехногий  табурет  и
кресло с высокой спинкой - точно такое же,  как  оставленное  в  маленькой
пустой комнате кресло Фагирры. На  небольшом  возвышении  мечущиеся  глаза
Солля разглядели истертый деревянный топчан со свисающими хвостами цепей.
     Теперь он вспомнил, где видел плечистого  хозяина  пыточной.  В  День
Премнооголикования тот взошел на эшафот вместе с судьей и приговоренными -
тогда в руках его был топор, он нес его так же  скромно  и  буднично,  как
буднично и деловито принялся сейчас раздувать угли в жаровне.
     - Эгерт, - тихо спросил Фагирра, по-прежнему поддерживая его за руку,
- где находится золотая безделушка, принадлежавшая декану, медальон?
     Угли из черных  становились  малиновыми  -  из  палача  получился  бы
отменный истопник. Эгерт захрипел, пытаясь произнести хоть слово.
     - Помните, я тогда  спрашивал  вас  о  сейфе...  Наши  люди  обыскали
кабинет декана - и ничего не нашли. Где медальон сейчас, вы знаете?
     Солль молчал, и на краю его замутненного  ужасом  сознания  теплилась
мысль:  кощунство...  кабинет...  стальное  крыло...   они   осквернили...
Господин декан, где вы...
     - Эгерт, - Фагирра заглянул ему в глаза, - меня очень интересует этот
вопрос...  Поверьте,  что  крики  пытаемых  не  доставляют  мне   никакого
удовольствия. Где?
     - Я не знаю, - сказал Солль неслышно, но плащеносец прочел его  слова
по губам. Медленно и красноречиво перевел взгляд с  Эгерта  на  палача,  с
палача на жаровню; вздохнул, потирая уголок рта:
     - А ведь вы не врете, Солль... Любому другому я  не  поверил  бы,  но
вы... Жаль, но вы действительно не знаете, - и Фагирра выпустил его  руку.
- Знает Тория. Да?
     Эгерт чуть не упал. Не сознавая, что делает, хотел присесть на топчан
- и отшатнулся; Фагирра  мягко  подтолкнул  его  в  кресло,  и  Эгерт,  не
удержавшись на ногах, ударился затылком о высокую деревянную спинку.  Руки
его мертвой хваткой вцепились в подлокотники.
     Палач вопросительно уставился на Фагирру - тот устало бросил ему:
     - Погоди...
     Подтянув трехногий табурет,  он  уселся  перед  Соллем,  устилая  пол
складками плаща:
     - Я повторю: вы мне симпатичны, Эгерт... У  меня  нет  от  вас  тайн.
Законом предусмотрено наказание за отказ от дачи  свидетельских  показаний
или лжесвидетельство: уличенных  в  этом  преступлении  карают  сразу  же,
вырывая солгавший язык... Покажи клещи, - обернулся он к палачу.
     Смерив Эгерта взглядом опытного  портного,  тот  метнулся  в  угол  и
вытащил из гремящей груды подходящее, по его мнению, орудие. На  изогнутом
клюве клещей поблескивало масло - палач был мастеровит и аккуратен, и даже
рукоятки клещей были приспособлены для особой  надобности,  отточены,  как
два гигантских шила.
     Эгерт зажмурился.
     - Не поможет, - вздохнул Фагирра в наступившей для Солля  темноте.  -
Не поможет, Эгерт, что вы, как ребенок... Это жизнь, бывает всякое, нечего
закрывать глаза... Ну ладно, не надо, не смотрите. Суд состоится, по  всей
видимости, послезавтра - за вами присмотрят и придут; нужно  ли  говорить,
что удирать не стоит? Не нужно, вижу, вы  сами  понимаете...  А  если  вам
понадобятся через пару дней деньги на дорогу в Каваррен - я  ссужу,  а  вы
потом вернете... Да?
     Эгерт попытался вспомнить смеющееся лицо Тории - и не смог.


     Изуродованный Мором город снова хотел жить.
     Из далеких  и  близких  мест  являлись  наследники,  претендующие  на
осиротевшие и порядком разграбленные дома, мастерские и лавки; тут  и  там
затевались склоки и тяжбы. Ремесленные цеха, изрядно поредевшие, отступили
от освященных веками правил и принимали в  свои  ряды  даже  недоучившихся
подмастерьев; в городские ворота с рассвета и до ночи валом валили веселые
и  злые  провинциалы  -  в  основном  молодежь,  честолюбивая  и  желающая
немедленно  выбиться  в  люди,  то  есть   разбогатеть   и   жениться   на
аристократке. Аристократы возвращались тоже, и по мощенным  улочкам  снова
разносился стук копыт  и  колес,  снова  покачивались  паланкины  в  руках
ливрейных слуг; на улицах снова появились дети: розовые карапузы на  руках
кормилиц и чумазые  трущобные  ребятишки  одинаково  радовались  выпавшему
наконец чистому белому снегу.
     Днем в городе царило оживление - но ни одна ночь  не  обходилась  без
стонов и слез,  кошмаров  и  горестных  воспоминаний.  По  нетронутым  еще
пепелищам бродили сумасшедшие, потерявшие рассудок в дни Мора - их  жалели
и боялись даже бродячие собаки. Не  было  семьи,  не  понесшей  утрату,  и
потому так всколыхнулся город, когда осипшие на холоде глашатаи поведали о
предстоящем процессе.
     За одну ночь в университете не осталось ни одного целого окна; те  из
горожан, кто не поверил  в  гнусное  преступление  декана  и  его  дочери,
вполголоса  переругивались   с   соседями   и   домочадцами,   приводя   в
доказательство своей правоты один  только  убийственный  довод:  не  может
быть! Большинство сомневалось, кривило губы и  пожимало  плечами:  маги...
Кто их знает... Этих магов простому человеку не понять, а ведь Мор  явился
откуда-то... Колдуны, пусть им...
     На площади случилась драка - группка студентов насмерть  сцепилась  с
озлобленными  мастеровыми,  и  дело  дошло  до  крови,  и  только  суровое
вмешательство  стражи   положило   конец   побоищу;   студенты,   избитые,
оскаленные, удалились в университет, и вслед им летели камни.
     Еще вечером накануне процесса у здания суда появились первые зрители;
на рассвете площадь была запружена народом так,  что  стражникам  пришлось
пустить в ход плетки, чтобы очистить  дорогу  в  здание.  Перед  вереницей
направляющихся в суд служителей Лаш люди расступались сами,  охая  и  давя
друг  друга;  университет  зиял  разбитыми  окнами,  но  толпа  студентов,
прорываясь сквозь  окрики  и  оскорбления,  явилась  тоже.  Четверо  дюжих
стражников с пиками наперевес препроводили в здание суда  одного  из  них,
высокого и с