ь в воду я
не стал.
     Отпрыгнув в сторону, как заяц, я опрометью поскакал туда, где остывал
прогоревший костер, где спал в неудобной позе ни о  чем  не  подозревающий
Легиар:
     - Хозяин, хозяин!
     Нет, он уже не спал. Он сидел, нахохлившись, и смотрел исподлобья  на
того, другого, что стоял, протянув руки над розовыми угольями.
     Серело небо.
     -  Долго  же  пришлось  тебя  дожидаться,  Орвин,  -  сказал   Легиар
прохладно.
     - Есть вещи, которые не повинуются  даже  магу,  -  хрипло  отозвался
пришелец.
     Да,  это  был  добрый  знакомец  Орвин,  исхудавший,  с   еще   более
ввалившимися и еще более воспаленными глазами,  понурый,  опустошенный.  И
куда девался тот сумасшедший напор, с которым он  явился  в  наш  дом  три
месяца назад!
     - Дамир, - бросил Ларт через плечо. - Костер, быстро!
     Отсыревшие в росе поленья занимались плохо, а хозяин и не  думал  мне
помогать.
     Прилежно дуя в  едкий,  противный  дым,  я  увидел,  как  качнулся  в
протянутой руке Орвина медальон на цепочке:
     - Вот, Легиар. Почти полностью. Ржавчина.
     Ларт поднялся, потянулся было к медальону, но касаться его не стал, а
принялся выхаживать вокруг,  подминая  ботфортами  мокрую  осеннюю  траву.
Остановился резко:
     - Ты нашел его? Того, о ком я просил?
     Орвин качнул головой. Ларт пустился вышагивать снова, решительнее,  и
все скорее.
     - Я не могу найти его, - медленно сказал Орвин. - И ты не можешь.  Он
не маг, у нас нет связи... Вот если бы у тебя сохранился принадлежащий ему
предмет... Пуговица, пряжка...
     - Я не дама, чтобы складывать безделушки в шкатулку, - отрезал  Ларт,
- а он мне не возлюбленный, чтобы хранить его вещи.
     - Хорошо бы кровь, - сказал тихо Орвин. - Хорошо бы  хоть  каплю  его
крови. Можно было бы проследить.
     Ларт поддал носком сапога подвернувшуюся под ноги палочку, та описала
дугу и ударилась о трухлявый пень:
     - Хватит об этом... Ильмарранена ты не нашел. Я же не  нашел  ничего,
что продвинуло бы поиски твоей Третьей  силы  хотя  бы  на  волосок.  Твой
медальон ржав, как гвоздь в кладбищенской ограде... Что еще?
     Я призадумался, услышав имя Ильмарранена. Очевидно, та мысль, что все
последнее время занозой сидела в Лартовой голове, напрямую была связана  с
этой ходячей легендой. А теперь оказывается, что хозяин давно уже  пытался
разыскать Маррана. А зачем?
     - Я с самого начала все сделал неправильно, - пробормотал Легиар. - Я
разыскивал ее, приманивал ее, собирал  слухи,  в  то  время  как...  -  он
запнулся.
     - В то время... - эхом отозвался Орвин. Ларта передернуло:
     - В то время как по миру бродил Марран. Марран, которого мы вывели из
игры... Да, потом я освободил его, освободил вопреки договору с Эстом,  но
я даже не знаю, в порядке ли у него рассудок! Небо, да кто же оправится от
такого удара!
     Он зашагал еще быстрее, под ногами у него была уже протоптана дорожка
- черная дорожка в росистой траве.
     - Ты думаешь... - пробормотал Орвин.
     Ларт встал - разлетелись из-под ботфорт комья земли:
     - Я не думаю. Я даже не хочу думать об этом. Он  лишился  магического
дара... Пожалуй, он и мог бы оказаться магом, который не маг, тем самым, о
котором говорится в прорицании... Но он раздавлен, он уничтожен, я  ни  на
секунду не принимал его во внимание!
     Он со свистом втянул воздух, потом его плечи вдруг опустились,  и  он
выдохнул с тоской:
     - Эх...
     От этого горького "эх" что-то во мне болезненно сжалось. Нечасто,  ох
как нечасто мой мрачный хозяин позволял себе подобные интонации.
     - Ты не принимал его во внимание, потому что тебе не хотелось, - тихо
сказал Орвин. - Ты просто не желал видеть его Привратником. Маррана...
     Ларт свирепо на него взглянул:
     - Не говори ерунды...  -  крутнулся  на  каблуках  и  снова  принялся
расхаживать, рассуждая, как ни в чем не бывало:
     - На многие наши вопросы мог бы ответить старый Орлан  из  предгорий.
Мог бы, если б не умер в одночасье, увидев нечто в  Зеркале  Вод...  А  до
этого в Зеркале был кто-то, преследуемый невидимым и неощущаемым, страшным
спутником... Кто это был? И кто его преследовал?
     Орвин сидел, неудобно задрав голову, следил воспаленными  глазами  за
Лартом, который бросил наконец расхаживать и остановился прямо перед своим
молчаливым собеседником:
     - Что ж ты, Прорицатель? Кто Привратник? Откуда явится Третья сила  и
куда она нанесет удар? Есть ли вообще ответы на эти вопросы?
     - Ответы уже здесь, - тихо отозвался Орвин. - Во  мне  прорицание.  Я
вынашивал его много дней и ночей. Теперь оно здесь, и мы все узнаем.
     Он говорил, будто оправдываясь, а я весь покрылся мурашками, и  Ларт,
мой невозмутимый хозяин, переспросил внезапно севшим голосом:
     - Что?
     - Сегодня, - кивнул Орвин. - Через несколько минут...  А  пока  сядь,
пожалуйста, Ларт. Ты такой высокий, у меня шея болит...


     Неподалеку  от  озерца  три  сосны  росли  треугольником.  Это  их  и
погубило, потому что для прорицания понадобились три огня.
     И Ларт зажег три огня, и сосны пылали сверху донизу.
     Было очень страшно, но я стоял и смотрел, как между трех огней  встал
Орвин, и в глазах его плясало пламя,  и  он  достал  из-за  пазухи  ржавый
амулет и посмотрел в прорезь.
     И голос его без усилия покрыл рев огня:
     - Извне, она идет извне!  Она  пришла.  Один  день,  один  час,  один
человек. О горе! Чудовища пожирают живущих... И вода загустеет, как черная
кровь. И ветви поймают в липкую паутину  всех,  имеющих  крылья.  И  земля
присосется к подошвам имеющих ноги. Но  стократ  хуже  имеющим  магический
дар! Горе, горе... Один день, один час откроют  ей  двери.  Один  человек.
Привратник. Горе, она здесь!
     - Кто Привратник?! - закричал  что  есть  силы  Ларт,  и  прорицатель
услышал его, хотя огонь выл, пожирая сосновые кроны, мечась по стволам:
     - Привратник. Он маг и не маг. Он предал и предан. Только  Привратник
откроет дверь, только Привратник, только один день, один час!
     - Кто Привратник?! - надрывался Ларт.
     - Он... лишен дара. Он был всемогущ и стал беспомощен. Он  изменил  и
ему изменили... Он измененный и изменившийся. Только он! Он откроет, и ЭТО
войдет, но не раньше! Земля закричит разверстыми могилами... Воздух станет
тяжел и погребет под собой... Погребет... Как пусты лица,  лишенные  глаз!
Но не раньше, чем Привратник откроет!
     Сосны закачались вдруг, как огромные факелы в  неверных  руках.  Ларт
кинулся на Орвина и увлек его из треугольника, и вовремя - деревья рухнули
одно за другим,  подняв  целый  смерч  пляшущих  искр.  Маги  едва  успели
увернуться, а я - я давно уже отбежал подальше и  оттуда  смотрел,  дрожа,
как полыхает исполинский костер.
     ...Оттерев с лица жирную копоть, Легиар сказал бесстрастно:
     - Теперь я знаю точно. Я знаю, кто Привратник. Я сам  его  создал.  А
теперь я убью его, найду и убью прежде, чем он откроет ЕЙ дверь.
     Он стиснул зубы до хруста, потом резко вскинулся:
     - Вперед. Пока не поздно. Я знаю, я понял, как его найти.


     Зал суда был устроен проходным  -  в  одну  дверь  палач  выволакивал
молящего о пощаде осужденного, в другую стража вводила  следующего  злодея
для нового разбирательства. Судья едва успевал подписывать бумаги, которые
подсовывал ему примостившийся на низкой скамейке секретарь-писец.  Шлепала
круглая  печать  в  лужицу  сургуча,  росла  стопка  приговоров  рядом   с
помещавшимся  тут  же,  на  столе,  устрашающим  символом   правосудия   -
игрушечной виселицей с казненной куклой.
     Ильмарранена   ввели   в   зал   сразу   после    мошенника-торговца,
приговоренного к публичной порке. Угрюмый стражник  поставил  Руала  перед
судьей, вернее, перед его тусклой лысиной, ибо  вершитель  правосудия  как
раз склонился над какими-то бумагами.
     - Имя? - безучастно спросил маленький серый писец.
     Руал разлепил запекшиеся губы:
     - Мое имя не для твоих ушей, холоп.
     Сидящий за столом хмыкнул и поднял голову. Руал вздрогнул -  у  судьи
было благообразное, ухоженное лицо с двумя холодными дырами вместо глаз.
     - Руал Ильмарранен, -  сказал  судья  тихим,  бесцветным  голосом.  И
уронил сухой смешок: хе...
     Руал судорожно вдохнул. Он не называл Тилли своего полного имени.
     - Руал Ильмарранен, - продолжал судья, - пойман с поличным на  мелкой
краже. К тому же... - он сунул руку  куда-то  под  стол  и  извлек  оттуда
золотую ящерицу. Руал бессознательно шагнул вперед. Стражник придержал его
за локти.
     - Это ваша вещь, Ильмарранен? - спросил судья небрежно,  в  то  время
как его глаза-дыры прошивали Руала до костей.
     - Моя, - хрипло сказал Руал.
     - Хе, - снова смешок, от которого мороз продирал по коже. - Эта  вещь
принадлежит некоему герцогу, некоему неудачнику-герцогу, которого  однажды
пользовал       своими       знахарскими       снадобьями       самозваный
гадальщик-предсказатель... Как его звали, Ильмарранен, вы не помните?
     Руал покачнулся.
     -  Хе,  -  судья  внимательно  за  ним  наблюдал,  -  я  давно   жду,
Ильмарранен, жду, когда вы попадетесь... Дружок, - обратился он к писцу, -
оставь эту пачкотню, тут совсем особый случай... Скажи на входе, пусть  не
беспокоят пока... И позови господ обвинителей.
     Писец скрипнул скамейкой и засеменил к  двери.  Руал,  который  успел
овладеть собой, угрюмо смотрел прямо в буравящие его глаза, пока судья  не
вытянул палец и не качнул им тряпичного висельника в петле:
     - Так на чем мы остановились... Ага, - он порылся в бумагах, -  выдал
себя за знахаря... К этому вернемся позже. Украл  золотую  статуэтку...  -
судья прихлопнул ящерицу пухлой рукой. Руала передернуло.
     - Дальше, - ровно продолжал судья, разбирая бумаги. Мягкие и  розовые
его пальцы  поглаживали  шпионские  донесения,  поглаживали  нежно,  будто
трогательные любовные письма:
     -  Интересная  закономерность...  Господину   Ильмарранену   нравится
присваивать себе власть над людьми и явлениями... Вот он  выдает  себя  за
ясновидящего, но - увы! - ему везет меньше, нежели в случае с герцогом.  А
вот, погодите-ка... Да, снова ворожба, знамения,  господин  Ильмарранен  с
удовольствием пророчит перед толпой... Превращает оборотня в собаку...  До
чего же все-таки глупа эта деревенщина! Вот еще, оружие погнулось вроде бы
само собой, и какой-то скелет, впряженный в телегу... Вам  не  откажешь  в
изобретательности! Однако все это, вместе взятое, как-то  жалко  выглядит,
не так ли?
     Судья, казалось, расцветал с каждым словом. Он  загонял  слова  Руалу
под ногти, сдирал словами кожу и словами же втаптывал в  грязный  каменный
пол.
     Руал вздрагивал под ударами, пытался вспомнить лицо вдовы из  поселка
с пчелами и расписными кувшинами, и как пес  тыкался  ему  в  колено,  ища
защиты и покровительства... Вместо этого наползали одна на другую  рожи  и
хари, и бился на траве невинно истязаемый юноша,  на  которого  он,  Руал,
возвел напраслину. Стаканы... У него в руках треснул стакан.
     - Хе... -  снова  сказал  судья.  Игрушечный  висельник  качался  все
медленнее.
     - Вы... подослали мне девчонку? - спросил Руал с трудом.
     Судья удовлетворенно откинулся на спинку кресла:
     - А, маленькая бродяжка, что выдала вас правосудию? Вам было бы легче
услышать, что все подстроено заранее, что эта соплячка оказалась шпионкой?
     Судья, казалось, был в восторге, он качал  головой  и  потирал  руки.
Потом, помучив Руала наизнанку выворачивающим взглядом, сказал мягко:
     - Нет, Ильмарранен. Это не наша девчонка. Вы ДЕЙСТВИТЕЛЬНО спасли  ее
там, на дороге. Она ДЕЙСТВИТЕЛЬНО к вам привязалась. Это  на  помешало  ей
гнусно предать вас при первом удобном  случае.  Согласитесь,  что  гнусно,
Ильмарранен?
     Распахнулась входная дверь за Руаловой спиной, судья нахмурился было,
но, очевидно, вошли те, кого он ожидал увидеть.
     - Приветствую,  господа  обвинители!  -  он  даже  привстал  вошедшим
навстречу.
     Совсем близко от Руала прошелестела грубая ткань плащей,  и  двое  из
воинства Священного Привидения Лаш, оба покрытые капюшонами, оба хмурые  и
исполненные значительности, подступили с двух сторон к судейскому столу.
     - Вот Руал Ильмарранен, - сказал судья, указывая им на  Руала.  -  Вы
познакомились с документами по его делу. Хотите  ли  вы  сказать  что-либо
относительно  его  установленных  и  занесенных  в  протокол  деяний?  Или
Священное Привидение равнодушно к проступкам такого рода?
     Тот из служителей Привидения, что  был  пониже  и  помоложе,  вскинул
голову так, что капюшон полностью  открыл  его  лицо.  Он  был,  очевидно,
тяжело болен - кожа его казалась серой и  дряблой,  под  глазами  набрякли
тяжелые мешки.
     - Священное Привидение слышит меня, -  сказал  он  неожиданно  низким
голосом.  -  Свидетельствую  и  обвиняю.  Человек  по  имени   Ильмарранен
неоднократно выдавал себя за мага, либо провидца, либо знахаря, таковым на
самом  деле  не  являясь.  Неправедное   присвоение   магического   звания
признается Священным Привидением проступком тяжелым и  оскорбительным  для
Лаш. Священное Привидение  требует  публичного  отречения  вышеозначенного
Ильмарранена от права  называться  когда-либо  и  до  смерти  включительно
магом, а также  провидцем,  а  также  знахарем,  отречения  с  последующим
заключением в темницу. В случае неотречения Привидение настаивает на казни
через усечение головы. Слава Священному Привидению!
     Он поднял глаза к потолку, а потом уронил голову на грудь, и  капюшон
снова закрыл его лицо. В зале суда на несколько минут стало тихо,  как  на
уроке строгого учителя.
     - Хе, - не то усмехнулся, не то кашлянул судья.  -  Отрекаться  будем
завтра, в День Премноголикования, сразу после  парада  и  перед  народными
гуляниями. Это будет внушительное и поучительное зрелище.
     Прилетела откуда-то толстая муха,  уселась  на  игрушечную  виселицу.
Ловким жестом прирожденного охотника судья поймал муху и казнил  ее  через
задушение в кулаке.
     - Нет, - сказал Руал устало. - Поучительного зрелища не будет.  Перед
вами, - он оттолкнул стражника и с трудом выпрямился, - парад  вами  стоит
великий маг, может быть, величайший из всех живущих.  Если  вы  не  можете
этого понять - ваша беда. Отрекаться?  -  и  он  засмеялся.  Сначала  было
трудно, смех выходил жалкий, но потом будто пробку  выдернули  у  него  из
горла, и он  расхохотался  по-настоящему,  звонко,  заливисто,  как  никто
никогда не смеялся в этом пыльном и страшном зале.
     Судья смотрел на  него  без  улыбки,  настороженно  поводя  холодными
дырами-глазами. Двое из воинства Привидения стояли безучастно  -  капюшоны
скрывали их лица.
     Руал отсмеялся, и ему стало легче. Ему стало  совсем  легко,  и  даже
жалко этого старика с его игрушечной виселицей.
     - Я огорчил вас? Извините, - сказал он с улыбкой.
     - Хе, - ответил судья. Двое в капюшонах, как по команде, повернули  к
нему головы.
     - Зрелище будет, - сказал судья. - Исключительное зрелище...  Вкусное
зрелище... Ах! - Он сладко зажмурился и поцеловал от удовольствия  кончики
пальцев. - Сразу же после парада  и  перед  народными  гуляньями  назначим
вместо отречения казнь. Вельмож  казнят  через  укушение  ядовитой  змеей,
бродяг вешают. С тобой поступят  сообразно  воле  Привидения:  усекновение
головы. Итак, у господина великого  мага  будет  повод  продемонстрировать
свое могущество, не так ли?
     - Хе! - ответил ему Руал.


     Ночь накануне вкусного зрелища он провел в яме,  в  затхлом  каменном
мешке.
     Струилась вода по липким цвелым стенам, собиралась в  лужу  на  полу.
Руал сидел, скорчившись, и потихоньку бредил.
     Виделась ему высыхающая  под  солнцем  трава,  и  круглые  камушки  в
прибое, и муравей во впадинке, маленькой впадинке на девичьей шее.
     - Ты... Ты... - бормотал он  невнятно,  и  прыгало  эхо,  чуткое  эхо
тюремного колодца.
     Вспоминался тугой горячий ветер в  лицо,  и  как  непривычно  ощущать
перья на своей человеческой коже, и земля  внизу,  подернутая  туманом,  и
небо, как гигантский опрокинутый бокал... И просто треск камина  зимой,  и
просто горячее вино у камина.
     Не убивайте меня. Ну что за беда - маг ли, не маг?
     Богач транжирит деньги из бездонного мешка, пичуга на  ветке  думает,
что лето  бесконечно.  А  потом  рука  наталкивается  вдруг  на  последнюю
монетку, падает снег на зеленые листья - это несправедливо и  неотвратимо.
Вот моя жизнь - лаковая игрушка, яркая дорогая игрушка, и вот ее  сломали,
я сам ее разломал, так хотелось посмотреть - что внутри? Из  чего  сделана
любовь? Хрусь - и нет любви... И я так и не  понял,  как  она  устроена...
Новая игра, снова - хрусь... Да кто он мне такой, Ларт? Кем  он  был  мне?
Кто был я сам? Кому я нужен? Небо, зачем?
     Потом он, кажется, даже задремал, и в полусне увидел обоих.
     Они тогда взяли его в клещи - разъяренный, скрученный ненавистью  Эст
и оскаленный, взбешенный Легиар:
     - Ты что же, щенок? Ты о чем с Хантом поспорил?
     Тогда он понял, что влип, что это серьезно,  что  ему  не  справиться
сразу с  двумя.  Попытался  шутить  -  улыбка  сползала  с  его  лица,  не
держалась, не клеилась.
     - На две стороны смотришь? - со страшным прищуром спрашивал Эст. -  В
два  гнезда  червячков  носишь?  Двумя  куклами  вертишь,  кукловод,  и  с
мельником об заклад бьешься?
     - Марран... -  сказал  тогда  Легиар,  и  тоска  в  его  голосе  была
страшнее, чем Эстова ненависть, - что ж ты так поторопился? Предавать, так
сразу обоих?
     - Я не предавал! - заходился Ильмарранен, но веры  ему,  конечно,  не
было,  ибо  лгал  он   и   раньше,   лгал   обоим,   и   радовался   своей
изобретательности, и выдумке, и хитрости...
     - Будь проклят, - сказал устало Легиар.
     - Будь проклят! - повторил Эст.
     И  тогда  вдвоем  они  парализовали  его  волю,   лишив   возможности
оправдываться и сопротивляться. Хлестали искры из их  простертых  пальцев,
опутывали его сетью, он метался в этой  сети,  становившейся  все  чаще  и
прочней. И скрючились его руки, и судорогой свело ноги, и он слышал сквозь
вой крови в ушах, слышал, переставая быть человеком:
     - Проклят, предатель! Мебель, вещь!
     Тот же, кто долго пробудет вещью, навсегда лишается магического дара!
     И три года, три года ты, Ларт,  ходил  мимо,  и  вешал  плащ  на  мои
онемевшие пальцы, и знал, отлично знал, что с каждой  секундой,  с  каждым
мгновением я  теряю  по  капле,  как  кровь,  счастье  быть  магом,  теряю
безвозвратно, потому что никто в этом мире не в состоянии вернуть мне  мою
суть, мой смысл, мой магический дар...  Не  ты  давал  мне  его,  тебе  ли
отбирать?!
     А ты, Эст? Я помню твою  шубу...  И  глаза  твои  помню,  испытующие,
тянущие такие глаза... Ты сказал  тогда:  "Здесь  он  уместен,  как  нигде
более"... И стер ладонью пыль с моего деревянного плеча!
     От одного этого воспоминания Ильмарранена бросило в жар.  Он  забился
на скользких каменных плитах, кусал до крови губы, и пальцы, и руки...
     Небо, единственное, для чего бы стоило выжить - это вернуть вам долг,
маги. Вернуть долг той же звонкой монетой.


     Парад наконец закончился, поговаривали, что это был лучший  парад  за
последние пять лет.  На  каждом  углу  продавали  леденцы  на  палочках  и
пирожные в виде  кремовых  грозовых  туч  со  свешивающимися  мармеладными
молниями. Дети восседали на  плечах  отцов,  подружки  несмело  стискивали
влажными пальчиками онемевшие от смущения ладони дружков.
     Гуляние никак не начиналось - все ждали  назначенного  на  это  время
исключительного зрелища.
     И  вот  наконец  по  толпе  прокатилось  оживление,  а  затем   волна
восторженных воплей и хохота.
     На улицы выехала большая открытая  повозка  с  установленной  на  ней
узкой обезьяньей клеткой. В клетке, п