Он  и
не вспоминал о них, пока однажды, во время очередного привала, не  заметил
высохшее молодое деревце, которое, казалось, по размеру и  весу  подходило
для древка копья.
     Всадить наконечник на древко казалось несложным делом, и, пока Норна,
сидя  на  земле  и  смеясь,  смотрела  на  него,  он  принялся  насаживать
наконечник, как это делали в его присутствии дикие  токи.  Делая  это,  он
потерял равновесие и со смехом скатился по склону. Он встал  на  ноги  при
помощи палки, когда услышал ее крик:
     - За тобой... сзади... убей его... убей!
     Рорк был огромным, и Ломару почему-то показалось, что он очень  стар.
Он сидел в своем гнезде, наклонившись в одну сторону. Ран  видел,  как  от
медленного дыхания его бока поднимались и опускались. Что-то сморщенное  и
грязное свисало с рорка, и поверхность тела, где оно соприкасалось с  этим
чем-то, была влажной, измятой, покрытой  какой-то  жидкостью.  Рорк  менял
шкуру.
     Движением настолько  внезапным,  что  его  плечевой  сустав  чуть  не
вывернулся наизнанку,  Ран  обеими  руками  поднял  над  головой  пику.  В
следующую секунду он хотел ударить ею  чуждое  ужасное  создание,  но  эта
секунда так и не пришла. Причины не  были  ясны  ему  самому  -  ужасающее
очарование, возможно, смешанное с жалостью к беспомощному теперь существу,
- он этого не знал. Норна больше не кричала, но он  слышал  ее  испуганное
всхлипывание, когда рорк медленно  и  болезненно,  кренясь  и  карабкаясь,
поворачивался к нему.
     У него был резкий и удивительно чуждый запах. Ничего похожего Ран  не
знал, и эта необычайность была пугающей.  Рорка  нельзя  даже  сравнить  с
предположительно безвредным созданием из  старых  лент,  ибо  смена  шкуры
исказила, изуродовала его маску. Когда, углубившиеся в  почву  от  тяжести
тела  и  усилий  повернуться,  рорк  показал  свои  когти,  они  оказались
длинными,  острыми  и  отвратительными.  Звуки,  которые   издавал   рорк,
напоминали ночной кошмар.
     И все же Ран не мог заставить себя ударить рорка и бежать, зная,  что
будет в безопасности.
     Казалось, он окаменел. И тут рорк,  полностью  повернувшись  к  нему,
доказал, что  старая  токская  сказка  была  удивительной,  невероятной  и
неправдоподобной правдой.
     Рорк заговорил с ним.



                                    5

     Речевой аппарат рорка, его голосовые связки, грудная клетка  и  т.д.,
должны  очень  отличаться  от  речевого  аппарата  человека,  ведь  он  не
млекопитающее.  Звуки  хрипели,  гремели,   щелкали,   отдавались...   Ран
чувствовал, что ожил сон, в котором рорк разговаривал с ним. Через секунду
он проснется. То, что звуки складываются в слова, а слова эти он понимает,
лишь усиливали это чувство. У него кружилась голова, рассудок  его  был  в
опасности: ведь эти слова так соответствуют тем, что он слышал во сне.
     Через секунду все стало реальным. Обнаружилась разница: рорк  из  сна
говорил "убью!", а настоящий рорк... что же он говорит?
     Н_е _у_б_и_в_а_й_.
     Н_е_...
     Мышцы его сжимались и разжимались, но, успокаиваясь, он опустил пику.
За и над собой он услышал короткий вскрик Норны и  звук  ее  падения.  Он,
полуотвернувшись, начал подниматься по склону. И осознал, что слова  рорка
обращены не к нему.
     На склоне стояли два человека, одетые, как он потом понял,  в  старые
шкуры рорка; в руках у них дубины. Это были, несомненно, люди,  как  и  он
сам, несомненно, был  человеком:  ничего  чуждого  не  было  в  их  телах.
Отличались лица, но это отличие не физическое. Глаза их смотрели  на  него
не так, как его глаза смотрели на них. Рот их не был сжат в той же линии и
щеки, брови - все лица выражение было другим. Он не смог  бы  описать  эту
разницу, но она была очевидна и многозначительна.
     Он знал, что эти люди никогда не жили среди подобных ему.
     И он знал теперь, кто следил за ними.
     Один из них, глядя на Ломара с  выражением,  которое  могло  означать
спокойствие, безмятежность, если бы не было настолько чуждым, что он, Ран,
не имел об этом никакого представления, - этот человек взглянул на него  и
сказал:
     - Не убивай.
     Это человеческий голос, и в то же время очень странный,  есть  в  нем
что-то от рорка. Это значило: Ломар не убьет рорка, рорк не убьет  Ломара,
и двое новых людей не будут убивать  никого.  Это  не  предупреждение,  не
просьба. Утверждение.
     И Ломар поверил в него.
     Он опустил пику с наконечником вниз.
     - Нет... -  сказал  он  неуверенно,  -  мы  не  убиваем...  Я  должен
подняться к ней...
     Он указал на Норну, лежавшую без сознания. Один из людей протянул ему
руку и помог взобраться  на  склон,  колени  Рана  перестали  дрожать.  Он
склонился над Норной.
     - Девушка больна? - спросил человек. Он  издал  губами  соболезнующие
звуки, какие делают ребенку.
     Р_е_б_е_н_к_у_!
     Голова Ломара закружилась. В этот момент он понял, что за люди  стоят
перед ним и в чем их отличие. Он взял голову Норны  в  руки,  похлопал  по
щекам. Второй человек издал те же  самые  успокоительные  и  соболезнующие
звуки.
     - Бедная девушка, - сказал он. За ними болезненно хрипел старый рорк,
усаживаясь вновь в своем гнезде. Норна открыла глаза.
     Вначале им трудно  было  понимать  друг  друга.  Словарь  Ломара  был
исключительно человеческим и в  этом  смысле,  конечно,  гораздо  обширнее
словаря этих двоих.  Но  они  умели  говорить  на  языке  рорков  и  часто
пользовались им, пока не поняли, что он их не понимает. Большей частью  их
разговор  шел  на  человеческом  языке,  хотя  довольно  искаженном,  -  с
усилиями, но он понимал их. Однако,  казалось,  у  них  есть  свои  особые
слова, не из языка рорков, и их  он  не  понимал.  _Ю_л_л_о_а_,  например,
имело  какое-то  отношение  к  пище...   или   же   еде...   или   голоду.
А_у_н_г_д_у_о_а_-_д_и_н_ или что-то похожее связано было с местностью  или
путешествием по ней;  они  часто  повторяли  это  слово,  сопровождая  его
жестами, оставшимися непонятными Ломару.
     Более высокий из них - он назвал себя  _Т_а_н_о_м_  -  смутно  помнил
свое происхождение. Была женщина, и у нее был другой, еще меньший ребенок,
он кормился грудью... И был мужчина. Костер. Его  потеряли.  Он  кричал  в
ночи и тьме, а ночь и тьма возвращали ему его  крики.  Ужас,  блуждания  и
тысячи плачущих ночных голосов. И голод. Потом вышло что-то из  темноты  и
подобрало его и унесло прочь. Кормило его, согревало его  своим  телом.  А
днем играло с ним.
     Другой из этих двоих был рожден - и он простыми  наглядными  жестами,
не допускавшими непонимания, изобразил картину  человеческого  рождения  -
здесь, в Роркленде, и больше ничего не знал. Его мать? Он спокойно  указал
на землю со слабым пожатием плеч. Его отец? Он обвел рукой вокруг себя.
     Ломар размышлял о разнице между фактом и  вымыслом.  Перед  ним  были
"украденные  дети"  старых  токских  легенд.  Утерянные  дети.   Во   тьме
человеческое ухо не могло отличить плач ребенка от  крика  крайбэби...  Но
рорки  -  _м_о_г_л_и  _о_т_л_и_ч_и_т_ь_!!!  Утерянные  младенцы  не   были
съедены,  их  вырастили.  Они  встретили  не  жестокость,  а  доброту.  Он
сопоставил это обращение с тем, которому подвергались захваченные  молодые
рорки, и это сопоставление заставило его вздрогнуть.
     Время от времени старый рорк поблизости стонал от боли и  неудобства;
два роркмена  -  человека  рорков  -  успокаивающе  разговаривали  с  ним,
покачивали его. Для Ломара это было пугающе и отвратительно, но рорку явно
нравились прикосновения и слова  людей.  Очевидно,  взаимоотношения  между
ними были не простым симбиозом,  но  сути  этого  он  не  мог  понять.  Он
вспомнил свою мать на  Старой  Земле,  играющую  с  котенком...  нет,  эта
параллель казалась неверной.
     Если он был ошеломлен, то Норна пришла в ужас. Она цеплялась за него,
не понимая ни слова из того, что он пытался объяснить ей. Здесь был  рорк!
Рорк! Никогда еще она не находилась так близко к рорку; но все же осталась
живой. Она не смотрела на рорка, зажала уши и дрожала, дрожала, дрожала.
     Ее не удивило, что рорк говорил: все  в  диком  Токленде  знали,  что
рорки умеют говорить, но это не делает их менее страшным. Наоборот.
     - Давай убежим, - шептала она снова и снова. -  Ох,  давай  убежим  и
спрячемся... и спрячемся... Ранни...
     Присутствие двух вновь прибывших  не  успокаивало  ее.  Они  касались
рорка, разговаривали с ним, были одеты в шкуры рорка. Откуда можно  знать,
что они люди? Может, они не настоящие люди, а рорки,  которые  с  какой-то
злой целью обернулись людьми. _О_б_о_р_о_т_н_и_-_р_о_р_к_и_! Ломар  видел,
как у него на глазах рождается еще одна легенда токов.
     Положение не стало лучше, когда младший или  меньший  из  двоих  (его
имя, насколько мог произнести его Ломар, звучало как Н'коф)  предложил  ей
напиться. Она с дрожью отказалась, и он принял ее отказ так  же  спокойно,
как  делал   предложение.   Хозяин   предлагает   гостю   напиток,   гость
отказывается, было бы невежливо хозяину как-то реагировать на это.
     Наконец они ушли -  Ран  с  Норной  и  Тан.  Ломар  каким-то  образом
почувствовал, что их уход вызван необходимостью освободить  старого  рорка
от  неудобства  их  присутствия,  но  он   не   был   уверен.   Постепенно
взаимопонимание улучшалось, но все равно многое оставалось неясным.  Н'коф
будет ждать, пока не завершится процесс смены шкуры. Он и  Тан  объясняли,
зачем это делается, но Ломар не был уверен,  делается  ли  это  для  того,
чтобы обезопасить  беспомощного  рорка  от  нападения,  или  чтобы  просто
составить ему компанию, или по какой-то другой причине.
     Итак, они втроем отправились на север.  Тан  никак  не  комментировал
страх Норны перед ним, но шел с другой стороны от Ломара  и  на  некотором
удалении; он не пытался ни подойти ближе к Норне,  ни  заговорить  с  ней.
Двигались они теперь медленнее: Ломару было  ясно,  что  главная  причина,
заставлявшая их спешить, теперь не существовала. Погода  стала  мягкой,  а
Тан знал  столько  мест,  где  можно  отыскать  пищу  -  здесь  тайник  со
съедобными орехами, там фруктовое дерево или пещера с грибами или пруд,  в
замерзшей воде которого спала рыба, - что они больше не голодали.
     Они медленно шли, останавливались для еды, восхищались открывающимися
перед ними видами. Но больше всего они разговаривали. У  них  было  о  чем
поговорить: они говорили с трудом, хотя постепенно трудности  уменьшались.
И каждый час их медленного путешествия по заснеженным холмам и  прогалинам
с увядшими от мороза  краснокрылками,  под  огромными  древними  деревьями
Ломар благодарил побуждение, из-за которого он не убил лежавшего перед ним
беспомощного рорка. Ибо Тан не  был  философом-пацифистом,  не  был  он  и
дикарем-вегетарианцем. Его дубина  сокрушала  черепа  рипов,  осмелившихся
подойти слишком близко, и, метко брошенная, сбивала немало дичи.
     Постепенно Ран понял, что не их человеческое общее происхождение, как
он вначале считал, не сделало Тана их врагом. Тан был ближе к рорку, чем к
людям. Ран не убил рорка, когда мог это сделать, и теперь Тан был  если  и
не другом, то проводником и попутчиком. Ран припомнил старую истину о том,
что "ребенок", выросший среди волков, становится "волком", разумеется - не
физически, а умственно. Насколько же это было верно по отношению к Тану  и
ему подобным?  Он  ходит  прямо,  а  не  на  четвереньках...  Тан  был  не
единственным воспитанником рорков. Ни он, ни Ран  Ломар  не  представляли,
сколько существует таких "подкидышей". Точно так же никто не знал, в каком
возрасте нашли самого старшего из подкидышей. Но, очевидно,  некоторые  из
них должны были уже уметь говорить.
     Их разговоры оставляли очень много неясного в представлении о рорках,
об их человекоподобных качествах и особенностях, об отношении между ними и
людьми.  Потребовались  бы  годы  напряженных  научных  изысканий,   чтобы
выяснить все это. Неизбежно, люди, выросшие среди  рорков,  испытывали  их
сильное влияние. Но подобно тому, как луч света, проходя сквозь прозрачный
материал, все же слегка окрашивается этим материалом, точно так же влияние
рорков должно было меняться в разумном человеческом материале.
     Это был бы совершенно новый и увлекательный предмет исследования,  но
пока что Ран мог лишь строить гипотезы. И гипотезы эти были очень шаткими,
ибо Ран никогда не встречал этих людей, роркменов, в Южном Токленде и даже
не слышал о них в Северном Токленде. Он упомянул об  этом  в  разговоре  с
Таном, и тот ответил:
     - Мы остаемся в центре своей земли. Мы боимся, что нас увидят  другие
люди. Если они убивают наших больших, они убьют и нас.
     Всю жизнь проведя в поросших колючим кустарником  долинах,  эти  люди
считали себя в безопасности в самых глухих местах Роркленда.  Рорки  вовсе
не были чудовищами и пожирателями людей; напротив, они миролюбивы. Но -  и
он спросил об этом - разве рорки никогда не нападали  на  людей?  Была  ли
какая-нибудь правда в рассказах об этом?
     - Ты можешь летать, Ран'к? - спросил Тан,  добавляя  к  имени  Ломара
своеобразный щелчок рорка; он всегда так делал, обращаясь к нему.
     - Нет... конечно, нет.
     Тан задумался, подыскивая слова.
     - Нет... ты не можешь летать. Точно так же большие не могут  нападать
на вас, если только вы не нападете на них. Они не могут. Не то,  чтобы  не
хотят. Не могут. Но если вы нападете на них, они могут. И...  делают  это.
Почему и бы нет?
     Действительно, почему бы и нет? И все же очевидно, что  по  инстинкту
рорки не были агрессивными.
     Время  от  времени  Тан,  ни  слова  не  говоря,  садился  и  как  бы
отключался, ни знаком, ни взглядом не показывая, что видит Рана  и  Норну.
Иногда он молчал, а иногда бормотал что-то тихо, бессловесно; и  всегда  в
такие минуты он смотрел на солнце. Позже он не мог и  не  хотел  объяснить
это: пожимал плечами, улыбался своей  любопытной,  непередаваемой,  чуждой
улыбкой.
     - Рорки делают так?
     Легкое движение головой, легкий жест рукой, легкое  пожатие  плечами,
загадочная улыбка.
     Рорки... Столетиями люди на Пиа-2 верили,  что  рорки  -  это  акулы.
Теперь же Ран знал, что они скорее  подобны  дельфинам...  Предстояло  еще
многое, многое, многое узнать.
     Появился еще один  роркмен,  худой,  рыжеволосый,  краснобородый;  он
спустился с холма и заговорил с ними. Тан ничего не сказал, так же  как  и
Ран и Норна - она даже не двинулась. Но как бы ощущая  ее  страх,  человек
приближался  медленно,  огибая  ее  на  определенной   дистанции;   он   с
незнакомыми звуками и непонятными жестами подошел к Тану, и  только  тогда
начался разговор.
     То, что он сказал, очевидно, опечалило его и Тана. Когда их  разговор
прервался на момент, Ломар спросил, что случилось.
     - Здесь вверху, - Тан показал, - человек и три рорка. Все трясутся.
     - Трясутся? - Удивленный Ран даже повторил это слово.
     Рыжеволосый серьезно посмотрел на него, слегка  откинул  голову  и  с
трудом выговорил:
     - Ихо... адка. - Потом графически изобразил значение слова.
     - Лихорадка? - внезапно сообразил Ран. - Токская лихорадка?
     - Тохк... ихо... адка, - согласился рыжеволосый. Тан  издал  знакомые
сожалеющие и утешающие звуки. Они ничего не могли сделать, да и  никто  не
ожидал от них этого, поэтому с несколькими гротескными жестами  и  звуками
они расстались.
     Местность, по которой они теперь шли, представляла собой широкий  луг
с пожелтевшей травой, пробивающейся сквозь снег.  Ран  думал  о  том,  что
жизнь  обитателей  планеты  сложилась  бы  совсем  по-другому,   если   бы
первопоселенцы завезли бы сюда хоть  какой-нибудь  скот.  Но  Внешний  мир
считал эту  планету  лишь  источником  краснокрылки,  и  поэтому  так  все
кончилось. Он думал о том, что стоит ли то  благо,  которое  приносит  это
растение всей галактике, того зла, что принесло оно обитателям планеты.
     И потом внезапно  вернулся  к  сегодняшним  событиям.  Итак,  токская
лихорадка распространена и здесь; может,  ее  занес  кто-то  из  найденных
роркам детей; и даже рорки восприимчивы к ней. Болезнь,  которая  поражает
две разные расы, уникальна. Сейчас... сейчас, он  уверен,  он  поймет  эту
важную мысль. Возможно, болезнь возникла у  рорков  и  от  них  передалась
токам. Он не знал, как она действует на рорков. Но  зато  хорошо  знал  ее
действие на токов.
     Кое-что еще пришло ему в голову, и он спросил  об  этом.  Когда  рипы
размножаются.
     - Не здесь, не в этой части  страны,  -  сказал  Тан.  -  Обычно  нас
предупреждают, когда они приходят и каким путем идут. И мы уходим... когда
можем...
     Что касается того, что рорки  их  ведут  на  людей,  -  никогда.  Те,
которых видели Ран и Харб перед  волной  рипов,  просто  убегали  от  нее.
Обычно большие сами  справляются  с  этими  хищниками,  но  в  циклические
периоды, когда рипы невероятно размножаются, с ними не справляется никто.
     Образование Рана Ломара продолжалось по мере того, как он с  Таном  и
Норной продвигался на север. Можно было бы узнать и много больше и гораздо
больше увидеть, если бы с ними не было Норны. Хотя ее страх  перед  чужими
людьми немного ослаб,  он  никогда  не  исчезал  полностью.  Что  касается
рорков, то ее отношение к ним тоже изменилось: она не убегала с криком при
виде рорка... если рорк был не  очень  близко...  если  рядом  с  ней  был
Ломар... если он не приближался к  рорку.  Но  на  большее  она  оказалась
неспособной.
     Не появилось в ней и любопытства по отношению к роркам; и это  больше
всего раздражало Ломара, но он понял, что иначе и быть не может.
     Так они миновали Холлоу Рок, возвышавшийся в  отдалении,  и  однажды,
когда шли по узкой тропе между скалами и слушали тихий звук капающей  воды
- это было за несколько дней до того, как они увидели Ласт Ридж,  -  Норна
сказала, глядя на него со смесью недоумения и удовольствия:
     - Ранни. Ранни. Послушай... Снег тает.
     - Да. Так всегда бывает в это время года... Разве не так?
     Полуигриво, полураздраженно она слегка ударила его по плечу.
     - Да, он обычно тает. Но это значит, что холодное время кончается,  а
мы уже на Севере, рядом со Станцией.
     И мы еще живы!



                                    6

     Когда появился Ласт Ридж, Тан не пошел дальше. Он говорил им об  этом
раньше, но его исчезновение без предупреждения было таким неожиданным, что
Ран долго звал и искал его, пока не понял, что тот ушел насовсем.
     На  Ласт  Ридж  поднимался  дым.  Шорти,   прирученный   ток,   решил
отправиться порыбачить в том самом пруду, где когда-то (казалось, это было
миллион лет назад) купались Ран с Рэнго. С ним была его  нынешняя  жена  и
мальчик - ее сын, возможно, сын Шорти и, также возможно, ее брат. Семейные
отношения прирученных токов так сложны, что могут поставить а тупик  целую
армию антропологов и генетиков. Костер же они  разожгли,  чтобы  поджарить
мясо.
     С высоты Ласт Ридж Шорти  заметил  костер  в  глубине  Роркленда.  Он
встревожился, так как в это время из-за лихорадки ни один охотничий  отряд
не отправлялся в Роркленд. Шорти не знал, что предвещает этот костер, и не
пытался  угадать.  Он  просто  направился  к   Токитауну,   сопровождаемый
морганатической миссис Шорти. Мальчик остался поддерживать костер,  жарить
рыбу и поглощать ее с юношеским аппетитом.
     Ласт Ридж растворился  в  сумерках,  вновь  появился  на  рассвете  и
постепенно становился все  выше  и  выше,  когда  внимание  Ломара  что-то
привлекло наверху. Он побежал на открытое место, таща  за  собой  Норну  и
яростно размахивая, чтобы привлечь внимание скиммера с  флажком  командира
Станции.
     - Мальчик, вы устроили мне адскую зиму,  -  сказал  Тан  Карло  Харб,
улыбаясь всем своим большим лицом.
     - Нам тоже было не очень  приятно...  -  ответил  Ломар.  -  Ох...