ь. Но в конце концов она все же ток!
     В _к_о_н_ц_е _к_о_н_ц_о_в_... Он видел теперь это достаточно ясно.  И
не мог не осознать и своей вины, своего  недавнего  равнодушия,  занятости
работой... он считал, что ее  покорность  гарантирована...  и  использовал
ее... это было так удобно... Ран Ломар был не очень склонен к самокритике,
что вообще характерно для его века и общества. Но он не  мог  избежать  ее
теперь. Однако и предаваться ей долго не мог.
     Сказал же ему старый Кэп, доложив, что  партия  N_490  перемещена  из
сушильного навеса на склад и готова к  упаковке  и  все  остальные  партии
также находятся на складе; так вот Кэп сказал ему:
     - Ну, а я не удивлен, да. Кровь скажет свое. Ее отца я  хорошо  знал,
да, Олд Ган, - но мать была токской девушкой, а та, с  которой  вы  пришли
сюда, кем была она? Также токской девушкой. Доброе утро, да.  Естественно,
что она отправилась к своим, в  Токитаун.  Дикие,  прирученные,  северные,
южные - какая разница?
     Ран хотел отыскать ее, извиниться, убеждать,  уговаривать,  стараться
вернуть ее назад. Но дорога в Токитаун проходила мимо его квартиры,  и  он
решил зайти туда переодеться  и  избавиться  от  терпкого  острого  запаха
сушильного навеса. Кто-то был в его комнате.
     - Ты вернулась! - сказал он. - Я рад.
     - Я тоже рада, - ответила она. - И рада, что ты рад.
     - Линдел? - сказал он.
     Она сидела на его постели, скрестив ноги и спрятав  лицо  в  ладонях.
Кивнула:
     - Да... Линдел. Ты знал, что я вернусь к тебе? Я  была  уверена,  что
она тебе наскучит. У меня был однажды любовник из  токов.  Он  был  всегда
готов, всегда хотел меня. Но ничего больше. Да и как может быть  иначе?  Я
ждала и я рада. А ты? Ты на самом деле рад?
     Он сел рядом с ней, развел ее руки, и она тесно прижалась к нему.  Он
сказал ей, что очень рад, а потом и продемонстрировал, как именно  рад.  С
ней очень приятно, искушение махнуть на все рукой сильно, он сдался, и так
потянулись дни.
     Командир послал за ним. С застывшим лицом стоял он  на  возвышении  в
центре приемного зала, обычно именуемого  залом  советов.  Ран  был  здесь
раньше только один раз, и, хотя он терпеть не мог различные церемонии, его
поразили богатые золотые украшения и  фрески,  выполненные  давно  забытым
художником. Дикие люди,  напряженно  сгрудившиеся  в  зале,  на  мгновение
перестали разговаривать при виде Рана; потом начали вновь, но уже тише.
     Ран при первом же взгляде узнал Жана Малларди и  клювоносого  старого
Ханнита. Командир шепотом заговорил с ним.
     - Мне следовало обратить больше внимания на ваш рассказ, - сказал он,
- но я принесу извинения в другое время. Эти, - он кивком головы указал на
диких токов, - болтают и трещат с того момента,  как  их  лодки  причалили
этим утром, так что я теперь знаю, что им нужно. Теперь мы будем обсуждать
это дело официально.
     В его манерах не было и намека на старую королеву, и не в первый  раз
Ран удивился, как его начальник умеет  преобразиться,  а  потом  прийти  в
прежнее состояние; конечно, он никогда не был уверен, которое из состояний
является истинным.. но сейчас было не время для рассуждений.  Правая  нога
Харба слегка нажала на бледно-зеленую поверхность ковра.  Прозвучал  гонг,
движение и разговоры прекратились.
     - Я не хочу играть с вами в слова, - заявил Харб. - Вы пришли не  для
покупки серы или мотыжных лезвий. Вы хотели говорить со мной.  Я  здесь  и
слушаю вас.
     Жан Малларди громко прочистил горло и плюнул на ковер.  Это  не  было
выражение презрения или оскорбления, он просто  хотел  плюнуть,  и  в  его
обычаях, привычках, правах ничто не запрещало ему сделать это.  Он  поднял
свое длинное худое лицо, выставив редкую, вьющуюся черную бородку.
     - Старик умер, - кратко сказал он, - теперь я мистер и..
     - Ты мистер в стране Малларди, но старше всех здесь Доминик.
     Слова  эти  были  встречены  гулом  одобрения.  Жан  нахмурился,   но
замолчал. Старый Доминик расчесывал свою  большую  белую  гриву,  кивал  и
кивал. Через некоторое время он заговорил.
     - Мой челн слишком стар и тонок для  таких  долгих  морских  поездок.
Слушайте, гильдсмены, я оставил свой дом и очаг в лагере  Доминика  только
потому, что всем нам грозит гибель. -  Голос  его,  удивительно  глубокий,
постепенно переходил в крик. - Гильдсмены! Мы много раз просили  вас  дать
нам больше ружей и материала для них; и  вы  всегда  отвечали  "нет".  Это
верно? - Его  товарищи  одобрительно  ворчали  и  кивали.  Лицо  Харба  не
изменилось. - Но сейчас не время вновь услышать "нет".  Продайте  нам  то,
что мы просим, или мы придем сами забирать его...
     - Почему? - сказал Харб.
     Все разом заговорили и закричали. Старый Доминик орал, требуя тишины.
Он дергал себя за седую бороду и смотрел на всех косящими глазами.
     - Почему? Вы слышите:  почему?  Флиндерс  хочет  совершить  набег  на
Станцию. Флиндерс хочет прийти и забрать все, что есть здесь: еду, одежду,
металл, серу, женщин. - Он жестом показал невозможность  перечислить  все,
что собирался награбить Флиндерс. - Флиндерс говорит: "Присоединяйтесь  ко
мне, и мы разделим добычу на всех. И всем хватит", - говорит Флиндерс...
     Теперь слушайте, гильдсмены. Мы не любим вас. У нас нет оснований вас
любить. Но, клянусь сиянием Пиа Сол, мы любим Флиндерса еще меньше. Мы  не
хотим с ним совершать набег. Мы не верим его словам, нет, не  верим  и  на
длину его крайней плоти. Получим ли мы то,  что  нам  нужно,  если  примем
участие в набеге? Может быть. Мы побеждаем - что тогда? А  тогда  Флиндерс
будет главным мистером среди нас всех. Это будет очень плохо, слышите? Ох!
- глубокий вздох вылетел из его груди.
     Он громко кричал об их неверии, презрении к Флиндерсу. Было ясно, что
он и все они не хотят объединяться  с  ним  для  набега  на  станцию.  Но,
продолжал он гораздо тише, им придется  присоединиться  к  нему.  Флиндерс
планирует, Флиндерс уговаривает. Флиндерс нашептывает и убеждает. Если  он
решит, что его время настало, очень многие кланы присоединяться к нему.
     И тогда у остальных не будет выбора.
     Но пусть гильдсмены не думают,  предупреждал  старый  Доминик,  самим
явиться в дикий Токленд и искать  Флиндерса.  Ни  один  клан  не  потерпит
такого вмешательства... Ни один... Флиндерс дикий ток,  и  все  они  дикие
токи.  Они  сами  могут  наказать  Флиндерса,  если  только  гильд-станция
поставит   их,   антифлиндеровские   кланы,   в   положение   вооруженного
превосходства над  профлиндеровскими  кланами.  А  часть  кланов  сохранит
нейтралитет и не будет вмешиваться в борьбу.
     Если же нет... если Флиндерс не будет низвергнут, и низвергнут скоро,
тогда не останется нейтральных кланов, кланы же оппозиции ослабеют, и  все
объединяться вокруг Флиндерса.
     - Вы должны сделать выбор, - заключил мистер Доминик.
     Потом говорили другие, но говорили они то же самое. Все это время Тан
Карло Харб не двигался. Когда последний ток закончил и  наступила  тишина,
заговорил Харб.
     - Вы уже завершили торговлю?
     Старый Доминик покачал снежной головой.
     - Нет. Мы хотим услышать, получим ли мы то, что нам нужно. И  сколько
нам придется заплатить?
     - Торгуйте, - кивнул Харб. - Если я дам вам металл и серу - я  сказал
"если"... - он прервал этим замечанием возбужденный гул  голосов,  -  если
дам, это не будет вам стоить  ничего.  Мы  за  все  заплатим  сами.  -  Он
замолчал, дав им возможность выговориться. Головы тряслись. головы кивали,
головы сдвигались.
     Наконец старик задал последний вопрос:
     - Когда ты нам скажешь?
     - Завтра, - ответил Харб. И вышел, не взглянув на них и не сказав  им
ни слова. Ран последовал за ним.
     Когда они остались одни, он сказал Рану:
     - Коротко суть вот  в  чем.  Конечно,  у  них  нет  ни  одного  шанса
пробиться сквозь защитные поля или уморить нас голодом. Но  они  уничтожат
наших собственных токов, прирученных токов, для развлечения или в припадке
раздражения. В этом случае нам  придется  ответить  им  тем  же  самым.  В
результате токов совсем не будет, ни диких, ни прирученных. Мне лично  это
совсем не нравится. И - могу заверить вас - Директорату это понравится еще
меньше.
     И_с_т_р_е_б_л_е_н_и_е_ н_а_с_е_л_е_н_и_я_. Не очень  приятные  слова.
Моя карьера на этом будет кончена, а у меня были несколько иные  планы  ее
завершения. Можете себе представить меня -  меня?  -  спившимся  бродягой?
Из-за сумасшедшей жадности вождя варваров. Флиндерс. Тот самый, который  и
вас захватил для выкупа, верно? Да.  Слышал  я  о  нем.  Флиндерс  на  это
способен. О, мои больные  потроха,  но...  кто  знает,  какие  последствия
вызовет вооружение этих варваров? Кто? Вы жили среди них. Ну?
     И Ран ответил:
     - Действительно. Может, это как раз та возможность, которую я  искал.
У нас есть время до завтра,  верно?  Считаю,  что  я  заслужил  выпивку  в
резиденции. Идемте-ка и выпьем. И поговорим.
     Харб посмотрел на него. Строго. Сказал:
     - Хорошо. Мы так и поступим. Но не забывайте, мальчик, кто  я  такой.
И, как это сказано в одной классической пьесе: "Мы сейчас не забавляемся."
     Они выпивали и разговаривали; они разговаривали, забыв про выпивку. И
наконец, с глазами, покрасневшими от бессонницы, Тан Карло Харб сказал:
     - Ладно... ладно... Я утверждаю ваш план. _М_е_н_я_  вы  переубедили.
Посмотрим, как вы убедите токов. Если  это  удастся,  мы  отвлечем  их  от
междоусобных войн и набегов... Ну, посмотрим. Вначале я смеялся над  вами.
Хотя сейчас вовсе не до смеха.
     Не до смеха было и диким токам.  Они  сдали  краснокрылку,  завершили
торговлю и теперь ждали решения. Огромные, угрюмые, избитые непогодой,  со
свирепым  выражением  лица,  они  казались  совершенно  неуместными  среди
элегантных безделушек и украшений зала советов.
     Вновь Харб нажал кнопку  под  ковром.  Вновь  прозвучал  гонг,  вновь
наступила тишина. Все глаза из-под лохматых бровей устремились  на  Харба,
волчьи глаза, но на сей раз перед волками была не овечка, а равное  им  по
силе существо. Они не любили друг друга (волки любят только волков,  и  то
не часто), но по крайней мере взаимно уважали силу.
     Тем же ровным голосом, что и вчера, Харб сказал:
     - Я отдал приказ приготовить для вас металл и серу...
     Как один человек, все собрание вождей кланов  и  делегатов  выдохнуло
слово:
     - Ружья!
     Это не крик;  но  по  своей  мягкости  и  страстности  оно  прозвучал
страшнее, чем крик. Глаза токов сверкали.
     Казалось, Харб не собирается пережидать. Если он  замолчал,  то  весь
его облик говорил, что ему просто захотелось помолчать. А потом он захотел
говорить. И, как дети, дикие люди избегали встретить с ним глазами.
     - Но мне нужно кое-что за это.  Больше,  чем  просто  позаботиться  о
мистере Флиндерсе. О, конечно, о  нем  нужно  позаботиться.  Прежде  всего
нужно. Но потом нужно будет сделать еще кое-что. Вы знаете этого человека,
- Ран выступил вперед, - он среди вас жил недавно. Слушайте его.
     Очевидно, они не хотели слушать его, они  хотели  побыстрее  получить
свои  ружья  и  убраться.  Но  они  слушали.  Они  слушали.  не  прерывая.
Гильдсмены засмеялись бы, но эти дикие люди не смеялись. Ран  даже  хотел,
чтобы они... засмеялись, или запротестовали, или  сделали  бы  что-нибудь,
только  бы  не  стояли  так,  глядя  на  него  глазами,  подобными  ночным
бассейнам.
     Он говорил им о лихорадке. Он даже не осознавал, что так много  знает
о ней. Как она приходит внезапно, как бы  ниоткуда.  Он  говорил.  Человек
может сидеть  у  своего  очага  и  чувствовать  себя,  как  обычно,  потом
попытаться встать на ноги, и  не  сможет  сделать  этого  без  посторонней
помощи. Жар, сменяющийся ознобом, дрожание всех  членов  и  долгие  недели
вынужденной  неподвижности  и  иногда,  часто...  смерть...  Посадки,  что
погибают от отсутствия ухода, рыболовные лодки, стоящие у  причалов  из-за
отсутствия рыбаков, голод, опускающийся на землю.
     - Вы осуждаете нас за то, что мы не даем вам медикаментов.  И  нельзя
сказать, что это несправедливое обвинение. Но так или иначе мы не даем вам
медикаментов. Их делают слишком далеко отсюда, их  всегда  не  хватает,  и
никогда не будет хватать. Но я могу сказать  вам,  как  вообще  уничтожить
лихорадку. А если не будет лихорадки, то не нужны будут и медикаменты.
     Они стояли молча, но не проявляли нетерпения. Кто-то из них сказал:
     - Говори.
     Ран глубоко вздохнул.
     - Вы знаете, что люди Флиндерса убили Олд Гана и захватили в плен его
дочь и меня. Вы знаете, что мы бежали. Но вы, очевидно,  не  знаете  того,
как мы вернулись сюда, на  север,  к  Гильд-станции.  Рассказать  вам?  Мы
пришли через Роркленд.
     Он захватил их, захватил все их внимание. Он  рассказал  им,  как  он
разговаривал с рорками, и они верили ему. Он рассказал, что  среди  рорков
живут люди, воспитанные ими, и они верили ему. Что и эти люди и сами рорки
страдают от токской лихорадки. И они верили. Если бы  он  сказал  им,  что
рорки умеют летать или, что они собрали огромные  сокровища  из  золота  и
драгоценностей, они и тогда бы поверили ему, ибо он затронул самое  сердце
легенд, столь же достоверных  для  них,  как  мрачные  факты  их  угрюмой,
тяжелой жизни.
     Далее  он  говорил  о  своих   подозрениях   относительно   источника
лихорадки, о том, что ее вспышки точно следуют  за  периодами  размножения
рипов.
     - Убейте рипов, - сказал он, - и вы убьете лихорадку.
     Медленно, медленно они закивали; но их глаза неотступно следовали  за
ним, и в их глазах и на их лицах был написан невысказанный вопрос.
     - Вы хотите знать, _к_а_к_? Я скажу вам:  мы  не  можем  сделать  это
одни. Рорки всегда были нашими врагами, но иногда можно на время заключить
союз и с врагом против еще большего врага. Разве  вы  не  объединяетесь  с
нами против Флиндерса? А разве же  лихорадка  не  больший  наш  враг,  чем
рорки? Вы видите рорка, вы можете застрелить его или убить копьем.  Можете
ли вы увидеть лихорадку? Услышать ее? И точно так же лихорадка для  рорков
больший враг, чем вы.
     Я не знаю определенно, сможем ли мы и рорки  работать  вместе,  чтобы
уничтожить рипов и лихорадку, которую  они  распространяют.  Но  мы  можем
попытаться. Мы обязаны попытаться.  Делайте  свои  ружья.  Разделайтесь  с
Флиндерсом. А потом позвольте мне организовать совет с рорками.  Если  они
захотят, вы тоже захотите.
     Такова наша цена.
     Взволнованное молчание прервал Жан:
     - А сели мы скажем "нет"?
     Презрительная усмешка скривила рот Ломара.
     - Вы знаете, из-за чего я здесь?  -  спросил  он.  -  Я  здесь  из-за
краснокрылки. Знаете ли вы, зачем существует Станция?  Ради  краснокрылки.
Вы говорите, что не любите Гильдию. Хорошо. А теперь спросите меня:  любит
ли вас Гильдия? Да, вы скалите зубы и вы смеетесь, настолько это глупо.
     А теперь подведем итог. Гильдия нуждается в вас только для  получения
краснокрылки. Но вы нуждаетесь в Гильдии, чтобы оставаться в  живых.  Если
мы не прекратим распространение лихорадки,  сбор  краснокрылки  упадет  до
нуля.  А  когда  это  случится,  без  всякого  сомнения,   прекратится   и
деятельность Станции.
     И вы останетесь одни. А ведь вы помните, что случилось в прошлый раз,
когда планета была покинута?
     Если бы они осмелились, они набросились бы на него и разорвали бы  на
куски.  Он  видел  это  в  их  расширенных   глазах,   обнаженных   зубах,
раздувавшихся ноздрях, в конвульсивных движениях их рук и тел. О, да.  Они
помнили. Но они не посмели. И наконец заговорил старый Доминик:
     - Это сумасшедший план, - сказал он. - Но если вы рискнете,  мы  тоже
рискнем.



                                    7

     В этом суть дела. Дикие токи не убеждены,  что  люди  могут  работать
совместно с рорками. Угроза одиночества страшна... очень страшна... и одно
упоминание об ней поднимало в их душах волну ненависти. Но,  не  осознавая
этого, Ран затронул основное в них. _Е_с_л_и_ в_ы_ р_и_с_к_н_е_т_е_,  _м_ы
т_о_ж_е_...
     Дикие токи считали всех гильдсменов трусами. Если Ран Ломар,  который
прошел через весь Роркленд, а этого не делал ни один дикий  человек,  если
этот Ломар рискнет отправиться туда вновь,  они  не  могут  отказаться  от
риска.
     На поверку вопросы выживания оказались для  них  менее  важными,  чем
гордость.
     Так обстояло дело с дикими токами. Но в соответствии  с  планом  Рана
потребовалась бы и помощь  прирученных  токов.  Потребуется  участие  всех
людей вообще. Никогда Гильд-станция не имела с прирученными  токами  дела,
как с равными; среди них не было даже  чего-нибудь  вроде  "совещательного
совета" или еще чего-нибудь аналогичного. Их  время  от  времени  созывали
всех и говорили  им,  чего  от  них  желает  Гильд-станция.  Многие  такие
инструкции были заранее обречены на неудачу:  не  допускайте,  чтобы  ваши
женщины  занимались  проституцией,  не  пейте  слишком  много;  вы  должны
приносить больше краснокрылки; содержите  свои  дома  в  чистоте.  Иногда,
очень редко, эти увещевания приводили к успеху: вы должны  хоронить  своих
мертвецов в глубоких могилах, чтобы до них не могли добраться рипы; вы  не
должны пачкать краснокрылку грязью, чтобы увеличить  ее  вес  при  продаже
нам.
     И вот теперь по  "приглашению"  командира  Станции  оборванная  толпа
собралась со всего Северного Токленда. Продолжавшееся все еще  присутствие
двоюродных братьев - диких токов, - не ушедших после торговли, не осталось
незамеченным. Прирученные токи не пришли  послушно,  не  пришли  они  и  с
намерением повиноваться. Они пришли, потому что таков обычай.  К  тому  же
они были любопытны. Кто знает, какие необычные  требования  предъявят  им?
Такая перспектива не разочаровывала и не пугала их. Что бы  это  ни  было,
они попробуют хотя бы новизны.
     Этот совет, однако, с самого начала отличался  от  остальных.  Прежде
всего  здесь  присутствовали  и  дикие   токи   перед   настилом,   наспех
воздвигнутом  на  открытом  пространстве.  Это  бравые,  смелые,   свирепо
выглядевшие люди, многие с мушкетами. Северные токи пожирали глазами южных
со смешанным чувством восхищения, страха, подозрительности, негодования. А
южные глядели на северных равнодушно или презрительно. Новостью был и  Ран
Ломар, "человек" со Старой Земли. Помимо происхождения,  рассказы  о  том,
как он бежал от  злого  старого  мистера  с  Утеса  и  прошел  через  весь
Роркленд, сделали его значительной фигурой.
     Соленый  запах  моря,  покрытого  пенными  волнами,  тот  же,  что  и
несколько месяцев назад (теперь они казались годами),  когда  Ран  впервые
ступил на эту землю. Он думал  об  этом,  вставая  для  выступления  после
короткого слова командира. Тогда он хотел, чтобы  его  оставили  в  покое,
хотел побродить вокруг. Что ж, побродил...
     Теперь, глядя на море  лиц,  грязных,  часто  беззубых,  безучастных,
невыразительных, непонятных, глуповатых, он почувствовал,  как  ослабевает
его недавняя уверенность, как возбуждение сменяется раздражением... Что он
надеялся сделать с этими людьми? Конечно,  они  не  виноваты  в  том,  что
таковы. Но что с того? Его внезапно захлестнула волна равнодушия. Что  ему
до всего этого - до Станции, до краснокрылки, рорков, токов? Если его план
не удастся, ну и пусть. Гибель Пиа-2 - это не его гибель.  Есть  немало  и
других миров.
     Чувствуя холод, спокойствие и равнодушие, он начал говорить. Не думая
об этом, изменил порядок реплик по сравнению  с  тем,  что  говорил  диким
людям.
     - Мы, гильдсмены, построили эту Станцию только ради  краснокрылки,  -
сказал он. - Но мы не получаем ее в том количестве, в каком она нам нужна,
и с каждым годом получаем все меньше. Скоро, если так будет  продолжаться,
мы не получим ничего. А когда это случится, мы уйдем.
     Толпа напряженно зашевели