ся снова вопреки  надежде,
и не помогали ни травы, ни заговоры, ни отчаянные усилия воли...
    Пальцы его на руле свело судорогой.
    - Вспомнил? - негромко спросил его спутник.
    Гай мельком взглянул на него - и отвернулся.
    Что "вспомнил"? Что за интерес в чужих потаенных воспоминаниях?
    - А вот про это, пожалуй, не спрашивайте, - проронил он, глядя  на
собственные ладони, белые и непривычно мозолистые. - А вот об этом  я,
пожалуй, и не скажу...
    - Да и не надо, - неожиданно легко согласился  его  спутник.  -  А
погодка-то портится... Поедем?
    Гай посмотрел на часы, вздрогнул:
    - Ох ты елки-палки...
    И завел мотор.
    Налетел ветер, рыжая пыль взвилась столбом; Крысолов убрал  локоть
из окна и поднял стекло. Солнце пропало; Гай  сидел  за  рулем,  желая
слиться с машиной, стать машиной, ничего не знать и не помнить,  кроме
биения мотора, запаха бензина,  мелких  камушков,  щекочущих  шины,  и
крупных, остающихся между колесами, и выбоин, от  которых  вздрагивает
кузов...
    - Не гони так, - попросил Крысолов. -  Не  жалко  меня  -  пожалей
своих нутрий.
    Ну я и дурак, думал Гай, все крепче сжимая зубы. Ну я и  кретин...
И как это он меня так легко раскрутил?!
    - Ну и дорога, надо сказать,  -  тут  Крысолов  чуть  не  ударился
головой о крышу кабины, - ну и водитель, надо  сказать,  адский...  Ты
имел в виду, что вот именно за это тебе  прекрасно  платят?  И  набор,
вероятно, по конкурсу, охотников полным-полно?
    - Нет, - выдавил Гай.
    - Что, никому деньги не нужны?
    Да что ж он не отстанет никак, подумал Гай почти жалобно. Ну  чего
ему еще надо-то?..
    - Дорога, сами видите... Никому не охота по этой дороге... да  еще
мимо... ну, места такие. Мимо Пустого Поселка...
    Крысолов заметно оживился:
    -  Пустой  Поселок?  Парень...  словесник,  филолог,  фольклорист.
"Актуальный фольклор в его саморазвитии", а? Купи у меня тему,  дешево
возьму, а хочешь,  бери  бесплатно,  "глубокие  исследования  молодого
ученого", "юноша, вам уже готово местечко в аспирантуре"...
    Гай прерывисто вздохнул. Ладно, смейся.
    -  Шагающие  деревья!..  -  продолжал   потешаться   Крысолов.   -
Гигантские пауки! Летающие кровососы! Ползучие  запальцеукусы!..  Нет,
серьезно? Ты мне про Пустой Поселок - в порядке лекции или  ты  в  это
веришь?..
    Гай хмыкнул. Комичность ситуации  заключалась  в  том,  что  самым
яркий представитель "актуального фольклора" ехал с ним в одной машине.
    - Ладно,  -  отсмеявшись,  сказал  флейтист.  -  Хорошо...  Пустой
Поселок. А что в нем страшного?
    Гай молчал. Смотрел на дорогу.
    - Пустой - ну и пустой себе... Ты вроде бы пустоты не боишься?
    Гай зябко повел  плечами.  Про  Поселок  говорили  всякое,  и  так
живописно, что, не будь у Рыжей Трассы объездного рукава - нет,  никто
бы не сел здесь за руль. И он, Гай, не сел бы...
    - Нет, парень, ну серьезно... ты в Пустом Поселке бывал?
    Гай поперхнулся. Крысолов пожал плечами:
    - Сам же говорил - "мимо езжу!" Он же на дороге лежит,  неужто  не
бывал?!
    - Прямая дорога, - наставительно сказал Гай,  -  не  всегда  самая
короткая.
    Теперь поперхнулся Крысолов:
    - Да? Ну-ну... "Этот парень был смышлен, он не перся  на  рожон...
Этот парень был смельчак, не мечом, а не речах"...
    Гай тяжело вздохнул. Крысолов  шутил,  смеялся  и  подтрунивал,  и
поводов для беспокойства вроде бы не  находилось,  но  в  Гаевой  душе
зашевелились почему-то все прежние страхи; совершенно в соответствии с
его душевным  состоянием  на  небе  сгустились  тучи.  День  съежился,
навалилась предгрозовая  темень  -  и  в  этот  самый  момент  впереди
показалась развилка.
    Старая дорога, не меняя направления, углублялась в лес и  терялась
за стволами; новая  круто  сворачивала  вправо,  к  реке,  намереваясь
втиснуться между кручей и  берегом,  пробежаться  по  самой  кромке  и
избавить путника от пути через Пустой Поселок. Гай решительно свернул.
    За окном мелькнул дорожный указатель; далекая вспышка выхватила из
мути трудноразличимую надпись "Объезд". Крысолов вдруг тихо засмеялся,
и от этого смеха Гаю сделалось не по себе.
    - Славный ты парень, - сообщил флейтист, все еще смеясь. - Хочешь,
легендочку подарю? Украшеньице актуального фольклора?  Про  Того,  кто
живет под землей, и питается исключительно  путниками.  Объявится  где
попало, схватит жертву за что придется - и  тянет,  туда,  под  корни,
глубоко-глубоко... И рытвины от  него  остаются  -  ну  точно  как  от
экскаватора... Не слыхал?
    Земля вздрогнула.
    Не гром - и молнии-то не было,  глухой  подземный  грохот;  фургон
подскочил, на мгновение оторвав от земли передние колеса.
    Тормознув, Гай едва не высадил лбом стекло.
    - Легче, парень!.. - Крысолов еле успел подхватить свою сумку.
    - Что это? - выдохнул Гай. Крысолов улыбался - от уха до уха:
    - Подземная тварь дебоширит, по всему видать... А что, страшно?
    Гай  ощущал  вкус  собственной  слюны.  Противный,  надо  сказать.
Металлический.
    - Все бы вам насмехаться, - сказал он глухо.
    Крысолов поднял длинный палец:
    - Запомни раз и навсегда. В моем обществе если чего-то  бояться...
ну, разве что меня. Остального бояться глупо, а я к тебе расположен...
по-дружески.  Следовательно,  мой  юный   водитель   в   безопасности,
следовательно, поедем, не век же здесь торчать, сейчас будет дождь...
    И он подмигнул. И,  будто  желая  подтвердить  его  слова,  совсем
неподалеку хлестанула молния и грохнул, расползаясь по небу, гром.
    ...Это был коротенький участок дороги, где  ее  прижимала  к  реке
почти вертикальная глинистая стена, усыпанная, как изюмом,  пятнышками
стрижиных норок; теперь стрижи носились над бесформенной грудой камней
и глины, которая была когда-то частью этой стены  и  которая  завалила
дорогу от обочины к обочине, не оставляя ни малейшей лазейки не то что
для фургона - для бульдозера.
    Гай соскочил на землю.
    В потемневшую  реку  скатывались  камушки;  о  возможности  обвала
говорено-переговорено, но укреплять  стену  -  безумно  дорого,  да  и
зачем, не так часто тут проезжают... Ну, пару грузовиков в  день,  ну,
мальчишка на фургоне с нутриями...
    Гай  поежился,  воочию  увидев,  как  кусок  дороги  под  колесами
оползает в реку, как вода  выдавливает  стекла...  собственно,  ему  и
выплывать было бы незачем. Потому что если за одну  нутрию  он  еще  в
состоянии заплатить, то за десять, да еще с машиной...
    Впрочем,  ничего  страшного.  Обошлось;   Гай   перевел   дыхание,
жизнерадостно обернулся - и только теперь вдруг понял.

    Крысолов  сидел  в  кабине.  Молчал,  смотрел,  обнажая  в  улыбке
великолепные белые зубы.
    Вот так. Вот так одно обещание, данное в надежде на легкий  исход,
оборачивается... совершенно другим обещанием. Думать надо было раньше,
теперь плачь-не плачь...
    Да черт с ней,  с  нутрией  поганой!..  Да  жила  бы  под  мостом,
заплатил бы Гай, не облез бы...
    Он что обещал-то?! СЕГОДНЯ доставить пассажира В  ЛУР?  А  как  он
доберется, если дорога закрыта? Через ПУСТОЙ ПОСЕЛОК?!
    Хлынул ливень.
    Ливень долго ждал этого момента и теперь едва не  захлебывался  от
злорадства; рубашка вымокла сразу и противно  прилипла  к  телу,  вода
текла по волосам и  заливалась  за  шиворот,  бесновался  ветер,  ноги
разъезжались  в  рыжей  грязи,  капли  лупили  по  щекам,  скрывая  от
посторонних глаз постыдные, злые слезы.
    - Зачем? - спросил он у Крысолова. - Что я вам сделал? И зачем так
сложно - не проще сразу шею свернуть?!
    Губы Крысолова дрогнули, Гай скорее увидел, чем услышал -  "Садись
в машину".
    И не сдвинулся с места - стоял, чувствуя,  как  сбегают  по  спине
холодные ручейки дождя.
    - Садись в машину, -  повторил  Крысолов,  и  Гай  понял,  что  не
ослушается. Кишка тонка - противиться ТАКИМ приказам.
    Он медленно взобрался в кабину, на  свое  место;  вода  лилась  по
стеклам, закрывая мир, а Гаю и не  хотелось  на  него  смотреть  -  он
скорчился, обняв мокрые плечи мокрыми руками.
    - Ну-ка, посмотри на меня, - негромко велел Крысолов.
    Гай согнулся сильнее.
    - Посмотри на меня.
    Гай повернул голову - с трудом, как шайбу на заржавевшей резьбе. И
уставился на футляр с флейтой.
    - В глаза.
    Над машиной ударил гром - кажется, над самой крышей. Крысолов взял
Гая за подбородок:
    - Посмотри мне в глаза.
    Гай рванулся, высвободился и отчаянно, с куражом самоубийцы глянул
прямо в узкие, зеленые, бьющие взглядом прорези.
    Ничего не случилось.
    По крыше кабины молотил дождь, казалось, прошло пару  лет,  прежде
чем Крысолов  сам,  первый  отвел  взгляд,  и  тогда  Гай  обессиленно
откинулся на спинку кресла, и зажмурился, понемногу расслабляясь.
    - А теперь послушай меня, - тихо начал флейтист. - Я не  истребляю
студентов и не охочусь на сезонных водителей. И вряд ли силы  земли  и
неба объединились,  чтобы  восстать  против  прибытия  в  Лур  десятка
нутрий... Никто не собирается сживать тебя со свету.  Раньше,  чем  ты
это поймешь, нет смысла разговаривать.
    Крысолов выжидательно замолчал; Гаю было  холодно,  мокрая  одежда
липла к телу, кураж прошел, оставив  после  себя  озноб  и  обморочную
слабость.
    Флейтист вздохнул. Открыл  сумку,  вытащил  плоскую  металлическую
флягу и доверху наполнил граненый колпачок:
    - Выпей.
    - Не хочу.
    - Не будь дурачком... Это не яд. Выпей.
    Гай принял колпачок, едва не расплескав  густую  темную  жидкость;
обреченно опрокинул напиток в рот, захлебнулся и закашлялся.  На  этом
неприятности, по счастью, закончились - по телу стремительно разлилась
волна спокойного тепла, горячо вспыхнули  уши  и  моментально  высохла
рубашка.
    - Паниковать будешь? - серьезно осведомился Крысолов.
    - Нет, - отозвался Гай, не очень, правда, уверено.
    Ветровое стекло, омываемое потоками  дождя,  совершенно  перестало
быть прозрачным. Щетки-очистители и  не  думали  бороться  -  замерли,
безвольные, будто мокрые усы недавно издохшего жука.
    Зачем я ему, думал Гай под непрерывный  грохот  грома.  Именно  я.
Вроде как муравья взяли на ладошку, их сотни тысяч, в муравейнике,  но
попался  именно  этот,  вот  повезло...  А  может,  побалуется   -   и
отпустит?..
    Крысолов смотрел, и совершенно ясно было, что ни одна Гаева  мысль
не умеет от него укрыться, Гай сидит перед  ним  совершенно  понятный,
как деревенский  дурачок,  как  открытый  букварь;  ответом  на  косой
насупленный взгляд снова была улыбка - ряд  великолепных,  первозданно
блистающих зубов.
    - Смешно? - спросил Гай глухо. - Вы серьезным вообще не бываете?
    - Бываю, - добродушно отозвался Крысолов. - Но это зрелище  не  из
приятных.
    Гроза выдыхалась.
    Гром не стрелял больше, как пушка, гром устало ворчал из-за  реки,
которая, наоборот, раззадорилась, раздулась и вообразила себя  могучим
потоком. Ливень сделался  дождиком,  дорога  превратилась  в  сплошное
желтое месиво.
    - Что теперь? - поинтересовался Гай угрюмо.
    - Теперь... - Крысолов рассеянно почесывал бровь. -  теперь...  Ты
сумеешь здесь развернуться?..

    Дождь прекратился вовсе.
    Машина то и дело пробуксовывала, Гай с ужасом  думал  о  заглохших
моторах и увязших колесах - что  тогда,  во  исполнение  обещания,  на
плечах его тащить?!
    - Послушай, парень... Так называемый "актуальный  фольклор"  -  ты
действительно думаешь заняться всерьез? Или просто случайно -  старуха
сболтнула, воображение заработало... А?
    Гай вздохнул.
    - Я вот к чему все это веду - история есть одна, как раз о здешних
местах история, очень любопытная - и ты ее не знаешь. На  что  спорим,
что не знаешь?..
    - Дорога плохая...  -  пробормотал  Гай  устало.  -  Разрешите,  я
сосредоточусь.
    - Сосредоточься... Я же тебе не мешаю. Я  просто  чинно-благородно
рассказываю историю... Вот, вообрази, много сотен лет назад в  здешних
краях свирепствовала эпидемия. Одни селения вымирали полностью, другие
в ужасе разбегались... гибли в поле, гибли от зверей, от голода...  Ты
сосредоточься, сосредоточься, считай, что я сам себе рассказываю... Ну
и вот, в одном селении появился человек, который  придумал  лекарство.
Не вакцину, о вакцине тогда еще речи идти не могло...  Но  тот  парень
был учеником  знахаря,  травником,  да  вообще  талантливым  ученым  -
составил некое  зелье,  причем  совершенно  интуитивно...  И  вот,  он
вылечил-таки половину поселка, хотя  и  своей  шкурой,  надо  сказать,
рисковал... Страх, отчаяние, измученные темные люди... Да, смелый  был
парень. И упрямый. И сделал свое дело - тот колокол, что звонил у  них
по умершим... день  и  ночь  звонил...  колокол  замолчал  наконец.  И
настало время благодарности...
    Гай не отрывал глаз от дороги. Гай старательно  объезжал  размытые
дождем выбоины - но слушал,  слушал  со  все  большим  напряжением,  и
потому повисшая длинная пауза заставила его переспросить:
    - Отблагодарили?..
    - Да. Еще как. Они объявили его колдуном. А  знаешь,  как  во  все
времена поступали с колдунами?
    - Хорошо с ними не поступали...
    - Да уж. Чего хорошего в смолистом пятиметровом костре.
    Машина подпрыгнула, попав колесом на камень.
    - Они хотели его сжечь?
    - Хотели. Хотели и сожгли, будь уверен, потому что они  тоже  были
люди обстоятельные, с характером, и любили доводить дело до конца.
    Гай молчал. Ему  почему-то  сделалось  очень  грустно.  Прямо-таки
тоскливо.
    - Сказка произвела на тебя впечатление?
    Машину тряхнуло снова.
    - Нет, - сказал Гай медленно. - Сказки справедливы. В сказке  было
бы - пациенты поклонились спасителю в ноги и назначили его князем... А
то, что вы рассказали, скорее похоже на правду.
    - Какая разница,  -  усмехнулся  Крысолов.  -  Все  это  было  так
неимоверно давно...
    - Все это повторяется много раз, и причем совершенно недавно, -  в
тон ему отозвался. - Со спасителями... поступают именно так.  Впрочем,
что я вам рассказываю, вы же лучше меня знаете...
    - Слушай, ну  ты  мне  нравишься,  -  сказал  Крысолов  совершенно
серьезно. - Кстати, тот парень,  про  которого  речь,  был  совершенно
молодой. А выглядел еще моложе  своих  лет  -  но  не  ребенок,  чтобы
жалеть. И не старик, чтобы  проникнуться  уважением...  И  он  был  не
местный. Пришлый; кто знает, если бы он вырос среди  сельчан  -  может
быть...
    Гай осторожно на него покосился:
    - А вы так говорите, будто видели его своими глазами.
    -  Да  я  ведь  тоже  в  некотором   роде...   фольклорист.   Так,
останови-ка.
    Гай вздрогнул - за разговорами они подъехали  к  развилке;  солнце
пробивалось сквозь редеющие облака, и мокрая трава вспыхивала сочными,
цветными огнями.

    - Вы потащите меня в Пустой Поселок, - Гай не спрашивал, а  просто
сообщал.
    - Да.
    - Не надо...
    - Послушай, мы ведь обо всем договорились, да?..  Идем-ка,  покажу
тебе одну вещь.
    Крысолов легко соскочил на землю, и Гай последовал за ним -  через
"не могу". Воздух и солнце - потрясающий коктейль, в другое время  Гай
вздохнул бы полной грудью и глупо  улыбнулся,  он  и  теперь  поддался
обаянию этого дня - на секунду, не больше...
    - Сюда, - позвал Крысолов.
    Он стоял в двух шагах от того, что  Гай  привык  считать  дорожным
указателем. На самом  деде  это  был  двухметровый  древесный  пень  с
приколоченной к нему трухлявой доской.
    - Читаем, - торжественно объявил флейтист. - Что тут написано?
    Надпись масляной краской, гласившая  "Объезд",  была  теперь  ярко
освещена полуденным солнцем.  Корявая  стрелка  отправляла  путника  к
завалу из камней и глины - там, на берегу, где  носятся  потревоженные
стрижи...
    - Здесь написано, - глухо сказал Гай, - что не  следует  соваться,
куда не следует.
    - Хорошо, - сказал Крысолов с видимым удовольствием. - Не следует,
стало быть, куда  не  следует,  и  следовать  никак  не  может...  Кто
поставил этот указатель?
    Гай коснулся столба кончиками пальцев. Растрескавшаяся  кора  была
мокрой.
    - Смотри, - вкрадчиво улыбнулся Крысолов.
    Гай отдернул руку.
    Мертвый  указатель  ожил.  Сперва  показалось,  что  он   покрылся
сплошным слоем суетящихся насекомых, но на влажной  коре  не  было  ни
муравьишки - просто столб стремительно  молодел.  Будто  кинопленку  в
ускоренном темпе  пустили  назад;  исчезла  надпись,  сделанная  белой
масляной краской, проступила другая, сделанная желтой, и  еще  одна  -
снова белой, и еще... Спустя несколько секунд "Объезд" исчез вовсе,  а
из трещин, щелей и пятен выступила совершенно другая надпись,  темная,
не очень четкая, на незнакомом с первого взгляда наречии.
    - Ну, парень, ты ученый человек, без пяти минут бакалавр... Читай.
    - Я не... - начал было Гай и осекся.  Он  понял,  на  каком  языке
сделана надпись - на его родном. Чуть не тысячелетней давности.
    Запах   аудиторий.    Профессор-филолог,    плакаты    и    схемы,
словосочетания, выводимые мелом на доске...
    Гай был неплохим учеником. Только не мог предположить, что вот так
придется применять свое умение.
    - "Прохожий, - начал он дрогнувшим  голосом.  -  Ты  вступаешь  на
землю общины..." Тут название.
    - Какое? - спросил Крысолов все так же вкрадчиво.
    Морщась от напряжения, Гай прочитал:
    - "Горелая..." Вроде, Горелая Колокольня. Не, Горелая Башня...
    - Браво! - флейтист в восторге обнажил  белые  зубы.  -  тебе  это
название ничего не говорит?
    Гай поморщился.  По  дну  его  памяти  прошла  слабая  тень  -  но
внезапное озарение помешало ей  пробиться  наружу.  Новая  мысль  была
сильнее.
    - Мне кое-что говорит другое, - сказал  он  медленно.  -  Судя  по
знакам, тексту около тысячи лет.
    - Чуть меньше. Но где-то так.
    - Ну? - Гай выжидательно поднял глаза.
    - Ну? - Крысолов, похоже, не понял.
    - Так какое дерево  столько  простоит?!  Тут  камни  крошатся,  не
говоря уже о людях, которые и  знать  позабыли...  А  трухлявый  пенек
ничего себе стоит, а?
    Крысолов расхохотался. Долгую минуту гай, насупившись, наблюдал за
его смехом.
    - Ох... молодец. Здраво рассуждаешь, и логика твоя безупречна...
    Указатель за долю секунды вернулся в прежнее свое  состояние;  Гай
отшатнулся.
    - А теперь скажи мне, юноша, - голов флейтиста разом  посерьезнел.
- Знаешь такое слово - "проклятие"?
    Гаю снова сделалось холодно.
    - Вижу, что знаешь... Что, ты думаешь, долговечнее - деревяшка или
проклятие?
    - Проклятие, я думаю, - отозвался Гай хрипло.
    - И правильно думаешь, - Крысолов помолчал, потом улыбнулся снова,
и Гай почти обрадовался этой его улыбке. - Ну что, теперь поехали?
    Гай обернулся и посмотрел на дорогу, уводящую в лес.
    Она была живописна. Она была очень  мила,  эта  дорога,  в  пятнах
солнца и тени, удобная, гладкая, почти без рытвин,  широкая,  отличная
дорога...
    - Вы не передумаете? - спросил он одними губами.
    Его спутник с улыбкой покачал головой.
    - Что ж, - сказал Гай почти неслышно.
    В последний момент у него мелькнула мысль о том, что  будет,  если
посреди леса обломается машина; толку от этих дум не было  никакого  -
потому что не было выбора, и потому, что первые ветви  уже  сомкнулись
за спиной.
    Конечно же, ничего страшного в этом лесу не было. Разве  что  густ
он был чрезвычайно, ну прямо неестественно густ, и, конечно, темноват.
Ни полянки, ни тропинки  -  дорога,  узкая  и  прямая,  и  ненормально
гладкая - ни дерево не решится  упасть,  ни  кустик  не  выберется  за
невидимую черту, чистая дорога, будто каждую  ночь  тут  в  поте  лица
вкалывают дорожные рабочие...
    Гай поежился. Ему привиделись  лесовики,  зеленые  и  лохматые,  с
лопатами, с сигаретами в растрескавшихся деревянных губах...
    Он криво усмехнулся. Чем мучиться всякий раз на Рыжей Трассе -  не
проще ли лесочком, напрямик,  по  это