м.  Что  они  знают  про  этого
замордованного парня, скрючившегося в седле, как столетняя старуха?  Что  он
выдал под пыткой Ятеря и Тучку?
   ...Он не выдавал. Если в беспамятстве - то не считается...
   Карен  махнул  рукой,  отправляя  отряд  по  собственным  следам.  Солнце
покинуло зенит опустив веки, Игар ловил щекой его теплые и красные лучи.
   ...Как жила Илаза все эти дни? Неужели по-прежнему в липкой паутине?..  А
как она жила все эти годы... Мать тиранила прежде всего тех, кого любила,  -
Аду вот затиранила до смерти... Теперь он понимает  Илазу,  как  никогда.  И
любит ее, как никогда... И спасет. И, может быть, спасенная  Илаза  уговорит
мать... Сомнительно, но все же. Вернувшись в Замок с Илазой,  Игар  отсрочит
встречу с Перчаткой Правды. Не совсем же княгиня рехнулась, не может она  не
понимать, что узы, которыми связывает Алтарь...
   Воодушевленный, он оторвал глаза от стоптанной травы и посмотрел  вперед.
Прямо над рыжей головой Карена, прямо над гордо вскинутой, уверенной в  себе
головой - висела, покачиваясь, длинная серая нить.
   От Игарова  крика  дернулись,  испуганно  захрипели  кони  и  забранились
всадники.  Непосвященному  взгляду  сложно  было  разглядеть  полупрозрачную
нитку, теряющуюся в путанице  ветвей  хмурый  Карен  долго  и  презрительно
разглядывал возбужденного Игара, потом протянул руку в перчатке  и,  гадливо
морщась, сильно дернул.
   Нить, против ожидания, не поддалась Карен зло  ругнулся  и  рванул  еще.
Треснула ветка, посыпались листья и мусор - с третьего Каренового усилия  на
голову ему свалился маленький, в осыпающихся перьях, в сетке паутины  птичий
трупик.
   Карен долго  отряхивался,  брезгливо  мотал  головой,  вытирал  ладони  о
кожаные  штаны  его  люди,  спешившись,  долго  и  удивленно   разглядывали
неожиданную добычу. От птицы - при  жизни  это  был,  похоже,  кривоклюв,  а
кривоклювы редко бывают размером меньше индюшки -  остался  обтянутый  кожей
скелет, и то какой-то плоский, как сухая роза между страницами книги. Мутные
глаза - а голова криво-клюва  прекрасно  при  этом  сохранилась  -  смотрели
сквозь хмурого, склонившегося над находкой Карена.
   Игар почувствовал, что его разбирает смех. Проклятая натура - его  смешит
несмешное,  и  как  объяснить  этим  злым  вооруженным  парням,  что  он  не
издевается, что он просто ничего не может поделать?!
   - Птички, - он давился смехом. - Птички-то  не  поют...  Как  им  петь...
Когда их высосали... насухо... досуха... Ох-ха-ха...
   Потом он замолчал, будто поперхнувшись. Ему привиделась Илаза - плоская и
обескровленная, с мутными выпученными глазами, в сетке паутины...
   Солнце склонялось к западу. Ехали молча мрачный Карен возглавлял  теперь
кавалькаду, благо  дорогу  проламывать  не  нужно  было  -  возвращались  по
собственной проторенной тропе. Игар смотрел на овраг не раз и  не  два  ему
померещилась  белая  тень  среди  темных  зарослей,  а  потом   одновременно
вскрикнули несколько голосов, вытянулись,  указывая,  несколько  пальцев,  и
Игар тоже увидел. Длинный светлый лоскуток, нанизанный на  острый  древесный
сук, и прямо на краю оврага.  Будто  Илаза  бежала  здесь,  разрывая  нижнюю
юбку... или специально оставила знак. Указала, где ее искать.
   Сердце Игара переместилось к горлу. Бедная девочка. Нашел-таки. И  солнце
уже низко...
   - Здесь, - сказал он шепотом. - Да, здесь. В овраге. Здесь.
   Карен командовал - резко, четко, вполголоса
   Игар от души порадовался, что именно Карен отправился  во  главе  отряда.
Такому предводителю можно доверять. Четверо спустятся  в  овраг  -  двое  до
самого низа, двое подождут их на полпути тем временем  еще  пятеро  обшарят
округу на предмет выявления  чудовища,  и  по  возможности  пристрелят  его.
Прочие будут дожидаться специальной команды, их много, уверенных  и  опытных
бойцов, и сыщиков, и сторожей... Солнце еще не село,  еще  по  крайней  мере
час, если надо будет, эти люди  обшарят  всю  округу,  каждую  нору,  каждое
дупло...
   В Игарову спину, уперлось острое и твердое:
   - Ну, ты, - голос щуплого конвоира. - Не вздумай под шумок-то... Не знаю,
кто там кровь сосет, а ты стрелу сразу заработаешь, понял?
   Игар кивнул, бессмысленно улыбаясь.
   Четверо бесшумно нырнули в овраг. Пятеро растворились между стволами  их
лошади, привязанные, уныло переступали ногами. Игар  сидел,  обхватив  плечи
руками, пытаясь унять дрожь. Как холодно. Как холодно и как долго.
   Карен стоял, картинно опершись ногой о камень под веснушками на его лице
ходили желваки. По его мнению,  отправленные  в  овраг  люди  слишком  долго
копались.
   Лошади забеспокоились. Забились, будто пытаясь оборвать  поводья  из-под
копыт полетели комья земли и прелые листья. Парень, оставленный  за  конюха,
напрасно пытался их остановить и унять - Карен раздраженно оглянулся.
   Игару становилось все хуже и хуже. Солнце неотвратимо ползло к горизонту.
   Карен  снял  с  пояса  миниатюрный  рожок,  похожий  скорее  на   детскую
свистульку лес, казалось, вздрогнул от резкого призывного звука, а лошади и
вовсе сошли с ума. Игар заткнул уши: если и была какая-то надежда на то, что
ночная тварь спит,  -  что  ж,  Каренов  призыв  и  дикое  ржание  наверняка
разбудили ее.
   - Пр-роклятье... - пробормотал сквозь зубы щуплый надсмотрщик. - Где  они
там...
   Ответного сигнала не было. Ни из оврага, ни  из  леса  -  только  тяжелое
дыхание кое-как успокоившихся лошадей да унылый скрип далекой, отжившей свое
сосны.
   Раздувая щеки, Карен протрубил снова. Молчание. Собравшиеся тесной кучкой
люди раздраженно и растерянно переглядывались.
   - Сколько можно ждать, - буркнул кто-то. Карен  мотнул  рыжей  головой  -
недовольный поспешно спрятался за спины товарищей, но  предводитель  выловил
его, ткнув пальцем в грудь:
   - Ты... А с ним ты и ты. Живо. Чего увидите - сразу сигнал... И подгоните
там этих... - он выругался грязно и изобретательно.
   Еще трое спустились в овраг - не  особенно  торопясь,  тщательно  выбирая
место, куда ставить ногу. В помощь конюху назначены  были  еще  двое,  кучка
людей вокруг Карена поредела. Надзиратель стоял у Игара за спиной, поигрывая
ножнами.
   Солнце простреливало лес насквозь. Высокие стволы казались красными, зато
земли не достигало ни лучика, и из оврага пер, наползал, разливался вечер.
   Игар стиснул зубы. Не хватало еще прикусить язык.
   Карен  ругался  теперь  не  переставая  оставшиеся  с  ним  люди   хмуро
переглядывались, а лошадьми овладела новая волна паники -  две  или  три  из
них, Игар  не  успел  заметить,  оборвали-таки  поводья  и  убежали  в  лес.
Надсмотрщик пожевал губами, плюнул, но  не  получил  удовлетворения  тогда,
желая выместить на ком-то обуревавшие его чувства, с размаху хлестанул Игара
по щеке. Тот почти не заметил - его трясло, как в жестокой лихорадке.
   Оставшиеся вокруг Карена люди  в  голос  пререкались  один,  чернявый  и
маленький, брызгал слюной, призывая бросить все  и  возвращаться.  Немолодой
уже наемник  скалил  зубы,  обзывая  Кареновых  воинов  бабами,  дураками  и
неумехами. Сам Карен полностью утратил свое надменное величие, покраснел как
рак и  схватил  за  грудки  молодого  одноглазого  парня,  который  неудачно
сострил Игар подумал, что глупее ситуации, чем та, в которую угодил  Карен,
и  придумать  трудно  -  командир  рассылает  людей  с  заданиями,   а   они
проваливаются, как в вату, выказывая тем самым как бы неповиновение...
   Пожилой наемник выхватил широкий клинок,  демонстративно  подбросил  его,
поймал над головой, плюнул чернявому под ноги и шагнул к оврагу.  Возмущенно
выкрикнул Карен  -  наемник  плюнул  и  в  его  сторону  тоже.  Зашелестели,
смыкаясь, кусты.
   Люди разбрелись, не глядя друг на друга. Прибежал  запыхавшийся  конюх  -
Карен не стал слушать его сбивчивых объяснений и просьб,  просто  с  разгону
дал в зубы - отвел душу. Как перед тем надзиратель отвел душу на Игаре.
   Простучали, удаляясь, копыта - но  то  не  был  очередной  сорвавшийся  с
привязи конь. Кто-то из наемников малодушно дал деру... Или просто счел, что
ничего интересного здесь уже не будет.
   Окончательно взбеленившийся Карен раскрыл рот для гневного приказа  -  но
дикий крик, донесшийся из оврага, помешал ему.
   По голосу не разобрать было,  кто  кричит  затыкая  уши,  Игар  вспомнил
почему-то лицо немолодого наемника. Крик длился ровно три секунды - а  потом
оборвался  коротким  бульканьем.  Будто  на  кричащего  обрушилась  скала  и
раздавила его в лепешку.
   - С-скотина! С-скотина, ты!! Игара грубо  схватили  за  воротник.  Он  не
сопротивлялся сразу несколько рук волокли его к краю оврага:
   - Ты... За-аманил! Сам туда иди! Ах, ты...
   - Не отдам! - кричал надзиратель. -  Я  его  скорее  сам  прирежу,  живым
никуда не пущу, ведено мне, ясно?!
   Кто-то орал в ответ. Надрывался Карен -  Игар  скоро  перестал  разбирать
слова, ему будто заложило уши. Земля под ногами ухнула вниз, превратилась  в
крутую стенку темного уже оврага за спиной зазвенели, скрестившись, клинки.
   - Илаза, - сказал Игар шепотом. - Прости меня. Рядом воткнулась  в  ствол
арбалетная  стрела  не  раздумывая,  а  просто  повинуясь  инстинкту,  Игар
побежал. Вниз, туда, где можно умыться из ручья. Туда, где ждет его Илаза.
   ...Рука схватила его за плечо он шарахнулся и закричал -  рука  повисла,
покачиваясь, как  ветка.  Это  была  неопасная,  совсем  мертвая  рука  -  а
обладатель ее висел вниз головой, и лица Игар не  разглядел.  Все  оно  было
серый, волокнистый кокон.
   - Нет... - простонал Игар, пятясь.
   Висевший был мужчина. Не девушка в светлом платье. В прошлогодней  листве
валялся бесполезный теперь арбалет.
   Игар протянул руку - и не взял. Тот, в  сером  коконе,  наверняка  владел
оружием лучше. Не помогло...
   - Илаза! - позвал он еле слышно. - Ила... за.....Он очень  долго  говорил
ей "вы". Вы, княжна... Он привык. Она принимала,  как  должное.  Между  ними
вечно что-то стояло - заборы,  ажурные  решетки,  хлопотливые  слуги,  замша
тонкой перчатки, стена дождя... Но вот настал день, когда, прижимаясь  лицом
к железной калитке - запертой калитке, и весь Замок давно спал,  потому  что
стояла глубокая ночь - она попросила: назови меня "ты".
   Снова был дождь. Пахло мокрым  железом  по  его  щеке  стекали  холодные
капли. В том месте, где только что лежала ее ладонь, калитка  была  горячей.
Он коснулся ее губами - привкус металла и новое слово. Ты, Илаза... Ты...
   ...Он опомнился снова наверху - у края оврага.  На  пятачке,  вытоптанном
ногами и копытами, было еще светло. Еще светло и совсем  пусто  лошадей  не
осталось ни  одной.  И  ни  одного  человека.  Только  обломанные  ветки  да
измочаленная трава. И еще один арбалет валяется  -  кажется,  тот,  что  всю
дорогу смотрел Игару в спину. Не иначе.
   Игар стоял, подняв  глаза  к  еще  розовому  закатному  небу.  Теперь  он
свободен, и Перчатке  Правды  никогда  до  него  не  добраться...  Он  умрет
по-другому. и, кажется, знает, как.
   Еле слышный звук заставил его рывком обернуться.
   Рыжая голова, кажется, светилась в полумраке. Она висела  высоко,  высоко
от земли руки свисали, будто набитые песком. Карен смотрел на Игара, и  тот
почему-то понял, что предводитель грозного отряда парализован.  Жив,  но  не
может пошевелить и пальцем, только тихо, со стоном, выдыхает воздух.
   Игар вернулся за брошенным арбалетом.
   Святая Птица, единственное доброе и по-настоящему нужное дело, которое он
может теперь сотворить. Хоть как-то оправдать  свое  гнусное  и  бестолковое
существование...
   Он долго целился, чтобы попасть наверняка. Он знал, что Карену мучительно
смотреть, как он целится, - но ничего не мог поделать. А Карен  не  закрывал
глаз. Глаза были благодарные.
   Отскочившая тетива ударила по  пальцам.  Тело  закачалось,  как  маятник
тонкой струйкой побежала на землю кровь. Карен все еще смотрел  -  но  глаза
были уже спокойные. Безучастные.
   - Ну? И зачем ты это сделал?
   Холодное  дыхание  ночи.  Желудок,  стремительно  прыгнувший   к   горлу.
Здравствуй, мой ежедневный кошмар. Свиделись.
   - Он мне нужен был живым... Что теперь? Хочешь на его место?
   - Меня нельзя, - Игар стоял, боясь оглянуться и увидеть собеседника. -  Я
должен... привести Тиар. Тихий скрип-смешок:
   - Ты уже привел... И это не Тиар. А я ведь предупреждал тебя, что...
   - Если хоть один волос упал с ее головы, -  Игар  не  узнал  собственного
голоса, неожиданно низкого и рычащего, - я из тебя, поганая тварь...
   Он обернулся. Бесформенная тень раскачивалась в кронах, и  казалось,  что
их несколько - возникающих то там, то здесь Игар вскинул арбалет  -  стрела
утонула в темноте. В просвете ветвей неподвижно стояла звезда Хота.
   Он  опустил  руки.   Шелестела,   проливаясь   настарые   листья,   кровь
предводителя Карена.
   - Знаешь, почему ты еще жив? - звезда Хота на мгновение исчезла, закрытая
невидимым во тьме существом.
   - Нет, - отозвался Игар после паузы.
   - Потому что...
   За Игаровой спиной отчаянно хрустнули ветки.
   - Я здесь! - выкрикнул плачущий голос, от которого Игарово сердце едва не
лопнуло, как мыльный шарик. - Я зде...
   Илаза проломилась сквозь кусты, всхлипнула,  споткнулась  и  упала  бы  к
Игаровым ногам, если бы в  ту  же  секунду  не  напряглись  невидимые  нити,
превратившие девушку в подобие живой марионетки.
   - ...потому что теперь-то я знаю, что ты приведешь Тиар. Знаю наверняка.

Глава третья

   Ее долгое безразличие прорвалось, как нарыв.
   Ветви вокруг казались неестественно неподвижными. Серые полотнища паутины
обвисли,  отягощенные  человеческими  телами  Игар  снова  ушел,  снова  ее
оставил, одну, в страшном одиночестве... Паутина  колышется,  вздрагивают  в
свете луны круглые, отвратительно липкие сети. Скользнул  по  лунному  диску
маленький нетопырь - и забился, изловленный навсегда и бессмысленно...
   Илаза коротко всхлипнула. Там, внутри нее, поднималось  горячее  и  злое,
поднималось,  как  пена  в  закипающем  котле.  Сейчас  подступит  к  горлу.
Сейчас...
   Она невидяще огляделась. Человек без лица, с серым коконом вместо головы,
покачивался над самой землей из-за пояса у него торчало древко. Что там  на
древке, Илаза не разглядела.
   Мертвое тело дернулось под ее руками, муторно закачалось в паутине, желая
лечь на землю, в землю, обрести, наконец, покой.  Скрежетнув  зубами,  Илаза
вырвала из-за пояса мертвеца топорик - а это был именно топорик, маленький и
блестящий, и неожиданно легкий в ее руках. Два сильных, неумелых удара  -  и
ненавистные нити лопнули, отпуская тело мертвец рухнул,  едва  не  придавив
собой оскаленную, с топориком наперевес Илазу.
   Бесформенная тень скользнула над ее головой, растворилась в темной кроне.
Издевательски дернулась паутина скрипучий смешок.
   Мутное варево в Илазиной душе хлынуло через край.
   Горло сдавило судорогой. Топорик  в  руке  оказался  продолжением  слепой
тошнотворной силы, прущей изнутри и сносящей преграды. Рвать, рубить, кусать
зубами Илаза кидалась на сети, как зверь на прутья  клетки,  и  во  рту  ее
стоял кровавый металлический вкус.
   Никогда в жизни ей так сильно не хотелось убивать. Сделать живое мертвым,
а  стремительное  -  недвижным.  Зрение  ее  раздвоилось  глаза   различали
мельчайшие, еле освещенные луной детали - зато прочий мир размылся,  потерял
очертания, как та темная тень, что сидит сейчас у нее над головой...
   Движение в кронах, чуть заметное тень мелькнула - и  замерла.  Вот  она.
Вот...
   Хруст. Летит на землю снесенная ветка  топорик  бессильно  вгрызается  в
древесную плоть - а над головой скрипуче смеются, смеются над ее  бессилием,
обреченностью, над беспомощностью Игара...
   - Тварь!! Тварь, я убью, убью!..
   Ухая, как дровосек, Илаза  рубила  и  рубила,  прорубалась,  продиралась
кажется, цикада, жившая у ручья, испугалась  и  смолкла.  А  если  б  она  и
трещала по-прежнему, Илаза все равно не услышала бы, потому что кровь  в  ее
ушах  заглушала  все   звуки,   оставляя   только   бешеный   стук   сердца:
бух-бух-бух...
   Пена, поднявшаяся в ее душе, проливалась наружу.  Топор  рвал  паутину  и
бился о стволы Илаза кричала и проклинала, замахивалась на мелькавшую перед
ней тень, но удар ее всякий раз приходился уже в пустоту, и она  задыхалась,
немыслимым усилием выдирая увязающий в  древесине  топор.  Еще  одна  цикада
проснулась совсем близко, и вдалеке  отозвалась  еще  одна  умиротворенный,
благостный, нежный звук...
   - Обернись, я здесь.
   Хруст срубаемой ветки. Хриплый крик поражения.
   - Не туда бьешь...
   Топор не встречает сопротивления, рассекает воздух, и  потому  невозможно
удержаться на ногах. Илаза вскочила снова, не чувствуя ни боли,  ни  страха.
Смешок, похожий на треск... Подрубленная ветка  качается,  как  переломанная
рука...
   Слезы ярости. Визг, пронзительный, как сверло. Тошнота.
   Там, у ручья, песня цикады.  Помрачение  в  руках  пусто,  и  с  ладоней
зачем-то содрали кожу. Прошлогодние листья пахнут влагой и гнилью...  Темные
желуди без шляпок и шляпки без желудей.
   ...Зеленый желудь на шпильке, нарисованные  углем  глаза.  Ноги...  Босые
ноги, на щиколотке - длинная царапина... Ада играла с котенком.  Ноги...  не
достают до пола...
   ...Вот кого напоминают эти мертвые тела в  паутине.  Висят,  не  достигая
опоры... Как там, в спальне, на шелковом пояске...
   Помрачение.
   Темный мир  вокруг  снова  сменил  очертания.  Тоска,  глухая  и  липкая,
безнадежность. Поражение.
   Конец.
   А цикады гремели - их было уже бесчисленное множество.
   Как звезд.

***

   От весны и до самых заморозков в этом парке цвели розы. Кусты  зажигались
один за другим, как факелы,  передающие  друг  другу  огонь  восхитительный
аромат,  разлегшийся  на  берегах  маленького  рукотворного  озера,  в  меру
сдабривался пряным запахом свежих коровьих лепешек. Госпожа  обожала  парное
молоко - никому и в голову не приходило спросить, почему она  не  пользуется
услугами обычной молочницы. Госпожа любит животных, и госпожа неповторима во
всем. Если бурая корова ходит среди розовых кустов - значит,  именно  там  и
место бурой корове говорят, кое-кто из богатых горожанок пытался  следовать
сей странной моде. Но, во-первых, ни у кого в округе нету  столь  роскошного
парка, и, во-вторых, не всякий муж согласится терпеть  навоз  на  щегольских
башмачках утонченной супруги...
   По глади круглого озера картинно продвигался надменный изогнутый  лебедь.
Из зеленоватой воды во множестве торчали рыльца неподвижно замерших лягушек.
   - Есть вещи...  -  медленно  начал  КорБор,  властитель  округа  Требура,
родовитый вельможа с напряженными глазами на широком и простоватом  лице,  -
есть вещи, в которых невозможно усомниться. Уж  лучше  сразу  кинуться  вниз
головой с балкона... Есть запрещенные сомнения. Это - одно из них.
   Его собеседница откинулась на спинку скамьи темные, с каштановым отливом
волосы казались шелковым капюшоном на ее плаще.  Госпожа  терпеть  не  может
сложных причесок.
   - Вы перепутали меня с ярмарочным предсказателем, который за деньги  дает
советы... Чем меньше сомнений - тем крепче сон. При чем тут я?..
   Лебедь выбрался на берег и неуклюже, как утка, заковылял  прочь.  Корова,
меланхолично двигавшая  челюстями,  проводила  его  взглядом  розовое  вымя
свисало чуть не до земли.
   Властитель КорБор поиграл желваками:
   - Я прекрасно знаю, кто именно впервые высказал... от кого... Короче, кто
вдохновил свору советников на это расследование.
   Его собеседница задумчиво сунула палец в рот  бронзовой  львиной  голове,
украшавшей скамейку:
   - Эта, как вы выразились, свора печется прежде всего о  вас...  О  вашей,
если хотите, чести.
   Властитель дернулся. Женщина поморщилась, как от боли, - будто  бронзовые
зубы и в самом деле укусили ее за палец:
   - Поверьте, вся  эта  история  совс