смотрела в
огонь.
   - Девять месяцев, - ответил он механически.
   - Скажи мне, когда родит Илаза, если ты похитил ее два месяца назад?  Или
ты сочетался на Алтаре с беременной женщиной? А?
   Игар превозмог боль и сел. Тиар медленно повернула голову, и  он  увидел,
что в глазах ее стоит ночь куда темнее, чем та, что окружает сейчас  костер.
Черная пасмурная ночь.
   Болезненное раздражение, нараставшее в  нем  последние  несколько  часов,
получило новый толчок. В голосе Тиар скользило холодное высокомерие:
   - Так куда мы едем? У кого принимать роды, Игар?
   Он обернулся к  звезде  Хота,  нависавшей  над  чернотой  горизонта.  Над
неровной, зубчатой чернотой...
   Над кромкой далекого леса.
   Игар содрогнулся. Тиар перехватила его взгляд, и складка между ее бровями
стала глубже.
   - Я признаюсь, - проговорил он глухо. - Но ты - ты признайся первая. Кого
ты предала? Глаза ее расширились:
   - Что?
   -  Не  притворяйся,  -  он  стиснул  зубы.  -   Это   я   могу   хитрить,
изворачиваться, лгать... Мне будет противно -  но  я  крученый,  и  меня  не
изменишь. А ты... Не надо портить того, что я о тебе знаю. Признайся, скажи:
кого ты предала?
   Она молчала. В ее глазах отражался огонь.
   Игар почувствовал, как его захлестывает злоба. За эти дни он не раз думал
об этой женщине чуть не как о святой. Тем больнее и  поучительнее  будет  та
ложь, которую она сейчас скажет...
   А если нет? Если она не солжет?!
   - Кого, Тиар? - голос его казался просительным.
   - Никого, - отозвалась она глухо. - Клянусь жизнью, что никого и  никогда
не предавала.
   Он проглотил вязкую слюну. Вот так. Так даже лучше... Так легче.
   - А ты врешь, - сказал он чуть ли  не  с  удовлетворением.  -  Сейчас  ты
врешь.
   - Ты в своем уме? - спросила она отрывисто. Он поднялся. Нога болела,  но
разве это боль...
   - Тиар... Ты предала один раз, но страшно. И теперь тебя ждет скрут.
   Он не хотел смотреть ей в глаза  -  но  ее  взгляд  не  отпускал.  Зрачки
казались застывшими каплями черной смолы. Она молчала.
   - Скрут, - он с трудом перевел дыхание. - Скрут,  это  такое  существо...
Это жертва предательства. Твоего предательства, Тиар.
   Губы ее шевельнулись. Он, скорее, прочел, чем услышал слово: нет.
   - Да! - выкрикнул он, пытаясь себя подстегнуть. - Да!
   Дальнейшее он помнил смутно Тиар вскочила и бросилась бежать.
   Костер остался сбоку и позади. Испуганно  захрипела  Луна.  Боль  в  ноге
разрослась, захлестнула все тело он догнал женщину и повалил на землю.
   - Ты безумец, - выдохнула она ему в лицо. - Злобный безумец...
   Их силы в схватке оказались почти равны, потому  что  Игар  был  избит  и
изранен, а Тиар  боролась  за  свою  жизнь.  Ошалев  от  боли,  он  сделался
бездумным животным, все мысли и чувства которого не поднимаются выше "выжить
и победить" наконец, сопротивление женщины ослабело, задавленное его грубым
напором. Он завернул ей локти за спину, поднял,  обессилевшую,  с  земли,  и
потащил обратно - туда, где косила круглым глазом испуганная, сбитая с толку
кобыла.

***

   Последний вечер перед истечением срока скрут и Илаза провели вместе.  Под
знаком уходящей звезды Хота их будто бы тянуло друг к другу женщина  сидела
перед привычным уже маленьким костром и апатично вертела над огнем вертел  с
нанизанными на него грибами. В ветвях над ее головой молчаливо присутствовал
огромный, невидимый в полутьме паук.
   - Ну до чего наивно, - выговорила Илаза, глядя, как обугливаются мясистые
пористые шляпки. - Ну до чего наивно и  глупо...  Какой  же  дурак,  однажды
ускользнув от смерти, станет снова возвращаться к ней в лапы?..
   Она прерывисто вздохнула. Обожженная рука все еще давала о себе знать, но
в груди болело сильнее. Незнакомая, никогда раньше не  испытываемая  боль  -
слева в боку, давит, стискивает и жжет...
   - Конечно же, - она бледно улыбнулась, - поначалу он думал, что  совершит
геройство и выполнит... притащит эту вашу... Но подумайте сами -  что  такое
провинция Ррок?! Человека можно искать год, два, всю жизнь...
   Еловая лапа над  ее  головой  чуть  дрогнула.  Илаза  снова  вздохнула  и
швырнула в огонь вертел с полностью испорченными грибами:
   - Я с самого начала предполагала... Но вы-то, вы ведь не наивный ребенок,
как вы всерьез могли рассчитывать?.. Муж-де так сильно любит жену...  -  она
коротко усмехнулась. -  Нельзя  требовать  от  людей  того,  что  они  не  в
состоянии совершить. Попросите петушка, пусть  ради  спасения  курочки  себе
голову отрубит... Ах, не может?.. Подлец...
   Она скрипуче хохотнула. Неприятный вышел  смех,  прямо  скажем,  гнусный.
Общество  скрута  вытягивает  из  нее,  Илазы,  все  самое   отвратительное,
припрятанное от себя же самой. Может быть, она прожила бы долгую жизнь и  не
узнала бы о себе... этого. И во всяком случае не  издала  бы  этого  гадкого
смешка. Никогда, до самой смерти...
   В ветвях над костром послышался шорох. Неискушенное ухо могло бы  спутать
его с шумом ветра
   Илаза же теперь искушена, ох как искушена...
   - Признайте свое поражение, - она опустила веки, глядя, как  расплываются
перед глазами догорающие в костре грибы. - Признайте, что вся идея с  самого
начала была глупой... Нежизненной. Одновременно наивной и  живодерской.  Вы,
конечно же, и сами не верили? Или верили? Хоть чуть-чуть? Признайтесь?
   На какое-то мгновение она приободрилась, чуть  не  расцвела  -  будто  бы
умение  едко  издеваться  вдохнуло  в   нее   жизнь.   Обострившееся   чутье
подсказывало ей, что слова ее ранят и уязвляют. Что они достают собеседника,
каждое слово, каждая интонация, и только так и только сейчас она  может  ему
отомстить.
   Она улыбнулась:
   - Вероятно, вы хорошо думаете о людях. Вероятно, вы так  долго  сидели  в
вашем лесу... А возможно, вы и сами способны на такую искреннюю,  жертвенную
любовь, которую сгоряча приписали бедняге Игару? Когда за любимую - в  огонь
и в воду? С песней на смерть? Обманщик, как правило,  подозревает  в  обмане
всех без исключения.  Жадина  думает,  что  все  жадны...  Циник  уверен  во
всеобщем цинизме. А вы? Откуда эта ваша бредовая затея?  Подумать  только  -
чудовище, питающееся кровью, и  розовая  наивность  ребенка,  наслушавшегося
сказок!..
   Ветви над ее головой зашелестели теперь уже явственно, и она на мгновение
испугалась, что наградой за ее рассуждения будет липкая, разворачивающаяся в
воздухе сеть.
   -  Ты  думаешь,  он  не  придет?  -  глухо  спросили  из  ветвей.  -   Ты
действительно так думаешь - или просто кривляешься, пытаясь меня уязвить?
   Илаза смотрела в огонь, который затухал. Завораживающая картина. Когда-то
она думала, что красные угольки - это домики, в которых живут желтые  язычки
пламени. Язычок выглянет из домика, пройдется в гости к  соседу  -  и  снова
спрячется, скроется, и только горит горяче-красным маленькое окошко...
   - Отпустите меня, - сказала она шепотом. - Неужели вам мало? Того, что вы
со мной проделывали? Позвольте мне... пожить...
   От унижения горло ее сжалось, будто придавленное холодной рукой.
   - Так он не придет? - спросили из ветвей все так же глухо.
   Илаза медленно покачала головой:
   - Нет. Он не придет. И любой другой не пришел бы. Все это с самого начала
было...
   Еловая лапа затрещала. Илаза  в  ужасе  припала  к  земле  мощная  ветвь
переломилась, будто соломинка, и грузно закачалась  над  костром,  стряхивая
чешуйки шишек и прочий мусор.
   Соседнее дерево пригнулось чуть не до земли Илаза, вжавшаяся в ковер  из
палой хвои, видела, как паутинные веревки летят во все  стороны,  обвиваются
вокруг ветвей, выламывают елкам руки и с корнем вырывают кусты.
   Несмело приподняв голову, она видела, как мечется с дерева на дерево едва
различимая в полутьме  бесформенная  тень.  Судорожно  вздрагивали  кроны  и
золотым дождем сыпалась потревоженная листва на всем пути  скрута  ломались
ветви и разрывалась серая паутина. Илазе  казалось,  что  она  слышит  сухое
шипение,  будто  кто-то,  удерживая  крик  боли,  втягивает  воздух   сквозь
стиснутые зубы. Потом,  будто  желая  присоединиться  к  бесчинству,  рывком
налетел ветер - и Илазе  померещилось,  что  весь  лес  дышит  сквозь  зубы,
удерживая крик. Что деревья  мечутся,  беспомощно  простирая  к  небу  руки,
пытаясь вырвать из земли неуклюжие корни, желая бежать...
   Костер,  обеспокоенный  ветром,  снова  ожил.  Забегали  желтые   язычки,
горяче-красным  вспыхнули  угли  Илаза  вздрогнула.  В  неверном  свете  ей
померещился сидящий напротив человек. Наполовину облетевший куст в  точности
копировал жест  отчаяния  -  человек  сидел,  сгорбившись,  сдавив  ладонями
опущенную  голову.  Илаза  замотала  головой  -  наваждение  было  настолько
явственным, что ей послышался стон.
   И стон донесся-таки. Глухо, издалека, не то с неба, не то из-под земли а
может быть, это стонал измученный скрутом лес.
   Ведь не скрут же, в самом деле, ухитрился  издать  столь  глухой,  полный
тоски звук. Уж никак не скрут.

***

   Наутро показался лес.
   Игар ждал этого - но все равно вздрогнул, разглядев  зубчатую  кромку  на
горизонте.
   Луна, которую  ему  чудом  удалось  запрячь,  слушалась  только  жестоких
приказов, отдаваемых с помощью поводьев концом вожжи он нахлестывал  кобылу
по крупу. Иначе она идти не хотела - а кнута в хозяйстве Тиар не нашлось.
   Он погонял и  погонял  губы  его  обветрились  и  стали  похожи  на  две
растрескавшиеся, иссушенные пустыни. Душа его...
   Души не было. Пустая черная дыра, свист вожжи,  опускающейся  на  кобылий
круп, и кромка леса ла горизонте. Непривычно  широкая,  пустая  скамейка.  И
угнетающее присутствие женщины...
   ...которая молчит, связанная, в  багажном  сундуке.  Он  раскачивался  на
ходу, как деревянная кукла, та, которую невозможно  уложить  на  бок.  Потом
обнаружилось, что он еще и говорит - вполголоса, невнятно и непонятно к кому
обращаясь. Бороться с этим было бесполезно, а потому он оставил все как есть
и ехал дальше, пропуская мимо ушей собственное бормотание.
   ...Сколько их было? Женщин, которых он принимал за Тиар?  "...ты  найдешь
ее, как в темноте находят маяк. Она не похожа на прочих женщин..."
   Ни одна из них не была похожа на прочих.  "Ясновельможная"  с  характером
змеи... Пенка, которая незамысловато радовалась жизни - без рук и без ног...
Портовая  шлюха,  мечтавшая  купить  дом  и   торговать   сыром...   Тиниар,
изуродованная болезнью, носившая  когда-то  колечко  с  зеленым  камушком...
Полевая  царевна  со  шрамом  у  основания  шеи,  счастливая  и  безумная...
Кладбищенская принцесса, воспоминание о  которой  вызывает  приступ  жгучего
стыда... Вернее, вызывало раньше, когда ему еще было чем стыдиться.
   ...А на что он рассчитывал? Он с самого  начала  знал,  что  и  это  тоже
будет. Что будет эта дорога с тополями вдоль обочин, и кромкой леса вдали, и
молчащей женщиной в запертом сундуке... Если бы на месте  Тиар  была  сейчас
портовая шлюха, или эта гадкая принцесса, или даже безумная  Полевка...  Что
бы он чувствовал? То же самое? Или нет?
   Ему стало дурно, потребовалось слезть с двуколки и отойти в сторону -  но
он не решился оставить норовистую кобылу.  То  есть  это  с  ним  она  стала
норовистой, а с Тиар была, как  шелк...  Или  она  что-то  понимает,  глупая
лошадь?..
   Он перегнулся через бортик, и его вырвало  прямо  на  дорогу.  Болезненно
сократилось горло со следом петли Тиар, зачем ты это сделала. Зачем...
   Озноб  становился  все  сильнее  солнце  поднималось,  как  и  вчера,  и
позавчера. Снова маленькое лето в обрамлении холодных ночей...
   Этой ночью звезда Хота не поднимется над горизонтом. Время истекло.
   Он тщетно попытался подумать об Илазе. Вместо ее милого,  юного  лица  из
памяти явилась страшная рожа Скаля, человека из Пещеры, пристанища  болезни.
Его жену звали Каммиа... Она умерла счастливая...
   "Десять белых  лебедей  из  далеких  из  полей  принесут  тебе  подарков,
принесут тебе диковин..."
   Он потряс головой. Ему мерещится в сундуке тихо, как в гробу. В огромном
багажном гробу, притороченном к двуколке...
   Он хотел заткнуть ей рот, но в последний момент не  решился.  Он  боялся,
что она станет звать на помощь, - но она ни разу не крикнула. Молчала, будто
враз онемев.
   Он  прислушался  к  собственной  болтовне  -  кажется,   он   говорил   с
воображаемым Отцом-Дознавателем. "Если бы на месте Илазы была ваша сестра...
Что бы вы сделали?.."
   Лес придвинулся. Теперь это не была просто зубчатая полоса на  горизонте
вдали показались крыши какого-то селения, и Игар натянул  поводья,  понимая,
что теперь уж пленнице обязательно нужно  заткнуть  рот.  Объезжать  селение
слишком долго, а зов о помощи  на  людной  улице...  Голос,  доносящийся  из
багажного сундука...
   Он представил, как открывает крышку  и  встречается  с  ее  глазами.  Его
замутило снова он сдержался и зло хлестанул кобылу.
   ...Это не Подбрюшье. Подбрюшье западнее... А чуть  дальше  -  Замок.  Где
сидит, рассылая отряды ловцов, его неотразимая теща... И может быть,  именно
сейчас она выслушивает  доклад  одноухого,  лишившегося  теперь  и  передних
зубов...
   Ему всюду мерещились взгляды.  Звонко  хлопали  ставни,  брехали  собаки,
перекликались ребятишки жители выглядывали из окон, из-за заборов, из ворот
- двуколка тянулась улицами, как призрак. Белая  лошадь,  скрипучее  колесо,
серое неподвижное лицо возницы, которому не восемнадцать лет можно  дать,  а
все сорок...
   Улицы остались позади, и Тиар не закричала, призывая  на  помощь.  Он  не
испытал облегчения. Кажется, ему сделалось хуже.
   Лес стоял впереди зеленой стеной. Дорога становилась все более  скверной
вдоль обочин тянулись заросли колючих кустов с  ядовито-красными  ягодами  у
основания веток. Спустя еще некоторое время, у обочины  обнаружился  плоский
камень с тщательно выцарапанной надписью. Игар придержал Луну.
   "Власти округи сообщают... что всякий, минующий данный рубеж,  подвергает
опасности свою  жизнь...  остановись,  путник,  и  подумай,  ибо  не  всякий
входящий в лес возвращается из него..."
   Чуть ниже белела нарисованная мелом рожа с огромными зубами. Еще  ниже  -
автограф одного из малочисленных местных грамотеев:  "Даха  из  Подбрюшья  -
сука и шлюха". И стоило ради этого учиться писать...
   Камень был установлен тут  совсем  недавно.  Видимо,  заботливые  местные
власти напуганы были исчезновением отряда Карена.  Игар  хлестнул  Луну  та
раздраженно замотала головой, но не сделала и шага. Он ударил  ее  изо  всех
сил лошадь презрительно на него оглянулась и с трудом  тронула  двуколку  с
места. Интересно, кто такая  эта  Даха  из  Подбрюшья...  Воздух  изменился.
Теперь это был влажный запах хвои с Илазой они входили в лес не здесь. Чуть
в стороне... Лежал туман, и в тумане пасся чей-то оседланный конь...
   ...Почему Тиар оказалась именно ОНА? Ведь шлюху тащить к скруту легче?!
   А может быть, и нет. Никто не знает. Даже Отец-Дознаватель... И ведь Игар
уже  тащил  шлюху.  И  по-детски  обрадовался,  когда  обманщица   оказалась
всего-навсего хитрой Вимой, позарившейся на чужое наследство...
   Лес придвинулся вплотную. Солнце  играло  на  красных  сосновых  стволах.
Корабль с многими, многими мачтами...
   Он  намотал  вожжи  на  передок.  Отошел  от  дороги,  продираясь  сквозь
невысокий кустарник стал на колени, вернее,  на  одно  колено,  потому  что
раненая нога невыносимо разболелась.
   Святая Птица, шептал он, обращаясь к корабельным  соснам.  Святая  Птица,
приди и защити меня. Я должен спасти свою  жену,  иначе  не  бывает.  Птица,
кто-то должен умереть, чтобы другой выжил... Я ведь не  для  себя  стараюсь,
Птица, ты можешь не впускать меня в свой золотой чертог, потому что  на  мне
грязь, я убийца... Но ее. Тиар, возьми к себе, и объясни ей, пожалуйста, что
я не хотел...
   Он оборвал молитву на полуслове. Поднялся и вернулся к Луне.
   Лошадь подалась назад, скалясь, всем своим видом показывая, до чего  Игар
ей противен он постоял на обочине, глядя то на редкие облака, то на  жухлые
травинки под ногами.
   Багажный сундук был оставлен  незапертым.  Чтобы  под  крышку  пробирался
воздух страшнее всего для Игара было встретиться с ней глазами, и потому он
смотрел на ее платье. На крепко вшитый в ткань декоративный шнурок.
   Руки и ноги ее затекли перерезав веревку, он взял ее под мышки и  втащил
на сиденье. Усадил, по-прежнему глядя на веревочный узор повернулся и пошел
прочь, не разбирая дороги, только болезненно вздрагивая, когда раненая  нога
запиналась о камень или корень.
   Потом перед глазами у него стало  темно  еще  потом  оказалось,  что  он
сидит, скорчившись, и давит на тонком стволе  муравья.  От  бедняги  остался
только черный комочек - но Игар давит, давит, давит...
   Он отдернул руку. Поднял глаза, увидел  осклизлый  камень  с  полукруглым
белесым грибом,  прилепившимся  сбоку.  Потупился  снова.  Муравьи,  которых
ничуть не тронула судьба товарища, все той же вереницей тянулись  по  стволу
тонкого деревца, обреченного  на  вечное  одиночество  под  боком  огромного
дружного леса...
   - Кто он?
   Голос пришел из ниоткуда. Игар целую секунду сидел затаившись, - а  потом
понял, что кто-то стоит у него за спиной, и горестно подумал: а ведь мог уже
третий день как быть мертвым...
   - Как он выглядит? Как? Если скрут, то как он выглядит?
   Крохотный паучок, похожий на зернышко с лапами,  пытался  прилепить  свою
нить к шероховатому влажному стволу. Зачем  ей  теперь  знать?  Но  главное,
зачем ему теперь обманывать?
   - Он выглядит, как огромный паук. Он сидит в сетях и сосет кровь из всего
живого.
   Вот теперь ей самое время уйти. Игар ждал, что она уйдет, и  тогда  можно
будет собрать остатки воли и заставить себя  задуматься.  Потому  что  в  ее
присутствии решать невмоготу.
   - Он сказал тебе мое имя?!
   - Он сказал мне и о твоем родимом пятне. А теперь уходи.
   Она стояла. Кажется, он слышал, как шелестит под ветром жесткий подол  ее
платья голос ее был немногим громче:
   - Скажи мне, откуда... скруты. Ты должен знать...
   - Я знаю, - он глядел  на  белесый  гриб.  -  Человек,  которого  предало
близкое существо, оборачивается чудовищем и...
   - Предало?!
   Он содрогнулся от этого еле слышного крика. От беззвучного вопля отчаяния
и боли. И подавил в себе желание обернуться:
   - Это не я сказал. Так говорит легенда...
   - Легенда...
   Он услышал, как медленно удаляются ее шаги.
   Сжал зубы и оглянулся.
   Она уходила, вытянув перед собой руки, натыкаясь на кусты, будто  слепая.
Подол ее платья  усыпан  был,  как  звездами,  колючими  шариками  высохшего
репейника.
   - Тиар!!
   Она споткнулась и упала. Поднялась прежде, чем он успел  добежать.  Глаза
ее были совершенно сухими и совершенно черными. Как прогоревшие угли.
   - О горе...
   - Тиар...
   - Нет...
   Ноги ее снова подкосились. Он стоял рядом, не решаясь ее  коснуться  чем
сильнее и мудрее человек, тем страшнее глядеть на его отчаяние.
   - Тиар... - сказал он шепотом. - Срок уже вышел... Я должен  идти,  чтобы
не опоздать, Тиар... Потому что Илаза...
   Он опустился на колени.
   - Не слушай, что я скажу тебе... Я  знал  человека,  который  добровольно
разделил с любимой женой долгую и отвратительную смерть. Это был  счастливый
и благородный человек сейчас я пойду, потому что там Илаза...  Тот  человек
умер с именем жены на устах... А я... не с ее именем. С другим... И  если  я
вру тебе, пусть Птица отшвырнет меня от дверей золотого чертога. Потому  что
я... не умею объяснить, но ты пойми.  Пойми  и  не  проклинай  меня.  Илаза,
она... тогда я  возомнил  себя  любящим...  потому  что  хотел  им  быть.  А
теперь... прощай.
   Он поднялся, не чувствуя боли. Не оглядываясь, двинулся к лесу ее  голос
остановил его всего лишь на минуту:
   - Я знаю, кто это. Кто - скрут. Теперь я знаю.

***

   Девушке в