шепотом,  -  если  вы...
но... я заклинаю именем ее: не мучьте хотя бы девушку. Во имя Птицы!
   Он думал, что священное имя придаст ему сил. Он ошибся - в  этой  черной,
невозможной темноте имя Птицы прозвучало бессмысленно,  как  звон  стекла  о
стекло.
   Он замолчал. Безжизненная рука Илазы  и  собственное  сбивчивое  дыхание.
Все, что оставила ему жизнь.
   - Сядь, - сказала темнота. Он не мог сесть, не выпуская  руки  оставлять
Илазу он не хотел.
   - Ты хочешь, чтобы она жила?
   В голосе темноты скользнуло нечто. Нечто, заставившее Игарово  сердце  на
мгновение остановиться. Призрак надежды.
   - Да, - прошептал он еле слышно. - Да. Да. Птицей клянусь...
   - Тише. Она будет жить, если ты выкупишь ее.
   - Собой?! - это было первое, что пришло ему в голову.
   - Ты и так мой, - голос темноты усмехнулся. -  Ты  ничего  не  стоишь,  к
сожалению... Но ты выкупишь ее другим человеком. Женщиной.
   Он облизнул губы. Сплошная пленка подсохшей крови.
   - Ты готов умереть за свою жену... Хорошо. Мне не нужно, чтобы ты умирал.
Ты пойдешь к людям... Ты найдешь среди них женщину, настоящее имя которой  -
ТИАР. Запомни хорошенько - Ти-ар... Конечно, она  может  зваться  и  другими
именами, но настоящее ее имя - это. Ей около тридцати лет... Чуть меньше.  У
нее темные, с медным оттенком волосы, и карие с прозеленью глаза. Ищи  ее  в
провинции Ррок. Найди ее и приведи ко мне... Это трудно, я знаю. Ты обманешь
ее, или соблазнишь, или притащишь  силой  -  мне  безразлично.  Можешь  даже
повести ее к Алтарю... Все равно. Ты приведешь ее ко мне, и тогда, взамен, я
отдам тебе твою... Илазу. Ты согласен? Повисла пауза.
   - А зачем она вам? - тихо,  чуть  слышно,  совершенно  некстати  спросила
Илаза.
   Святая Птица, Игар не узнал ее голоса. Чужой, сиплый...
   - Я согласен, - сказал он яростно. - Я согласен на все. Отпустите ее.
   - Сначала ты приведешь мне ту женщину.
   - Но... это же...
   Он тряхнул головой - и тут  же  закусил  губу  от  боли.  Боль  понемногу
затихала, пульсируя в затылке, в висках... О чем? Тиар... О чем они говорят,
с кем они уговариваются... На что он только что согласился?..
   - А если Тиар умерла?!
   - Если она умерла - значит, вам не повезло, - холодно отозвалась темнота.
   Игар всхлипнул.
   Мысли его путались, он ни одной не мог  довести  до  конца.  Целый  ворох
рассуждений, который предстоит еще распутать, разобраться, но сейчас нету на
это ни времени, ни сил. Оставить Илазу?! При одной мысли об этом его  обдало
морозом, он почувствовал, как трещат, поднимаясь, волосы.  Илаза...  Спасти.
Можно. Илаза.
   Оставить ее... здесь?!
   - У меня... просьба, - он проглотил комок. - Можно,  пойдет  Илаза,  а  я
останусь?
   - Плохо, - отозвалась темнота после короткого молчания. - Ты что  же,  не
веришь в успех... предприятия? Жаль. Придется оставить вас обоих.
   - Нет, - Игара снова затрясло. - Нет, я не то  хотел...  Я  сделаю.  Ради
Илазы я... хоть труп вам притащу... этой Тиар.
   - Труп мне не нужен,  -  усмехнулась  темнота.  -  Живая.  Только  живая.
Живьем.
   - Да, - Игар закашлялся. - Я пойду... Я прямо сейчас... Я скоро. Вы...
   Он замолчал. Ночной воздух, за  минуту  перед  тем  прохладный,  сделался
вдруг липким, как смола, и Игар завис в нем, как муха. "В который раз -  как
муха", - подумал он горько.
   Илаза прерывисто вздохнула. Игар сглотнул - и стал на колени, подняв лицо
к темноте над своей головой
   - Не мучьте  ее.  Развяжите  ее...  Ну  пожалуйста.  Неуловимое  движение
сгустка темноты. Глухой вскрик Илазы Игар услышал,  как  человеческое  тело
мягко ложится на прелые листья у его ног.  Отвратительный  звук  разрываемой
паутины. Тишина.
   Он обнял ее. Прижался щекой к мокрому, липкому, грязному лицу:
   - Я... Не бойся. Только не бойся. Умой лицо, сразу станет легче.  Ведь  я
люблю тебя... Больше жизни... А жизнь большая. Длинная... и  счастливая.  Мы
будем... Потерпи немножко. Да? Сейчас я разотру тебя... Все хорошо.
   - Не оставляй меня, - попросила она чуть слышно. Он содрогнулся:
   - Я скоро... Очень скоро. Я заберу тебя.
   - Не верь... Он меня... высосет.  И  тебя...  и  ту...  женщину...  Я  не
хочу... Игар...
   Он почувствовал, как судорога проходит по ее телу,  скручивает,  выгибает
бараньим рогом, как в столбняке. Он накрыл ее своим телом, пытаясь обнять:
   - Илаза... Илаза, не надо!.. Посмотри на меня, я с тобой... Девочка...
   И бесформенная тень, которая была чернее темноты, снова оказалась  совсем
рядом. По другую сторону Илазиного тела. Игар невольно отпрянул.
   - Нет! - взвизгнула девушка, но мышцы ее тут же обмякли.  Игар  в  панике
отыскал ее руку - пальцы сделались расслабленными и теплыми.
   - Мне ни к чему душераздирающие сцены, - сказала  темнота.  -  Успокойся,
она спит.
   Илаза дышала глубоко и ровно. Игар осторожно провел ладонью по ее лицу  -
ресницы были мокрыми.
   - С ней ровно ничего не случится... Если. конечно, ты выполнишь обещание.
А теперь... ты будешь слушать. Очень внимательно  от  этого  зависит...  ты
понял.
   Взошел месяц. Игар слушал. Ветер тяжело покачивал спутанные ветви,  играл
серыми клочьями паутины - Игару показалось, что над головой у него  вздыхают
чьи-то серые, разорванные в клочья легкие.
   - ...Повтори.
   Он попытался собрать разбегающиеся  мысли,  обрывки  воспоминаний,  среди
которых  безнадежно  затерялись  те  новые,  спутанные  знания,  от  которых
зависела теперь Илазина жизнь.
   - Повтори, ну?
   - Я не помню, - признался он в ужасе. - Я не могу... сейчас...
   В голове его катался, гремя и подпрыгивая, чугунный шар. Огромный тяжелый
шар больно бился о кости черепа, ворочался и грохотал,  и  ни  одной  мысли,
только тяжесть и боль. Я снова ее погубил, подумал Игар безучастно.
   - Не двигайся.
   К нему снова приблизились  сзади,  и  уже  разорванная  рубашка  треснула
опять. Он замер, ожидая боли, - и боль пришла. Будто укус слепня.
   Чугунный шар обернулся мыльным пузырем и беззвучно лопнул.  Тяжесть  ночи
отступила - теперь это была просто ночь, ясная и звездная, Игар ощутил запах
трав, и рядом, на дне оврага, беззаботно пела вода.
   - Спасибо, - сказал Игар одними губами.
   - Ты вспомнил?
   - Да...
   Он медленно повторял названия дальних и ближних городов и местечек -  вся
провинция Ррок: большой город Турь, почитаемый, будто столица... Близлежащий
городишка Требу р, где  спокон  веков  полным-полно  спесивых  аристократов.
Устье,  многолюдный  порт.  Далекий  Важниц,  прибрежная   Рава...   Дневер,
славящийся ремеслами. Олок в предгорьях, Ремет в верховьях... И  бесконечное
множество сел:
   Мокрый Лес и Узкий Брод, Утка, Кошка,  Речка...  Две  Сосны,  Три  Грача,
имена зверей и птиц, лесов и  озер...  И  -  обязательно  надо  запомнить  -
Холмищи. Хол-мищи, далекое село...
   Он твердил и перечислял приметы и  повадки  незнакомой  женщины,  которая
где-то там, в ночи, спит и не ведает, что по ее душу  уже  отправлен  гонец.
Та, что своей жизнью выкупит жизнь Илазы.
   - Хорошо, - из темноты снова донеслось отвратительное теплое  дыхание.  -
Теперь посмотри на небо.
   Игар поднял голову. Половина  небосвода  по-прежнему  была  скрыта  серым
покрывалом, зато другая, чистая, лоснилась от звезд.
   - Где звезда Хота, знаешь? Игар кивнул.
   - Где?
   Он  поднял  дрожащую  руку  и  ткнул  пальцем  в  желтоватую,   мерцающую
звездочку, примостившуюся на острие длинной безлистой ветки.  Отец-Научатель
любил рассказывать легенду про то, как мышь попала на небо  и  заявила,  что
теперь...
   - Звезда Хота опускается за горизонт в середине  осени.  Времени  тебе  -
покуда звезда не скроется. Рассказать тебе, как я поступлю с  ней,  с  твоей
любимой женой? Что я сделаю с ней, если до той поры ты не вернешься вместе с
Тиар? Надо говорить, нет?
   Илаза спала. Голова ее лежала у Игара на коленях.
   - Пощадите ее, - попросил он хрипло. - Я вернусь,  но...  Она  же  как-то
должна дожить.  Ей  будет  холодно,  голодно,  страшно...  А  она  княжна  и
привыкла...
   - Не беспокойся, она куда более живучая, чем ты. Игар снова поднял глаза.
Звезды гасли, растворялись в светлеющих небесах еще немного  -  и  погаснет
звезда Хота... А так хотелось посмотреть на спящую Илазу при свете утра...
   - ...Кстати, Игар.
   Он шел медленно, против воли ожидая опускающейся на  голову  сети.  Оклик
заставил его споткнуться.
   - Надо говорить,  что  будет,  если  ты...  Скажем,  вернешься  с  бандой
головорезов? Что случится с Илазой?..
   Игар сжал кулаки так, что ногти впились в ладони. Хорошо, что Илаза  спит
и не слышит этих слов.

Глава вторая

   Лицо этой старухи никогда не улыбалось. Но там, в зале,  где  было  много
народу и был ОН, там лицо ее хранило хотя бы  видимость  доброжелательности
здесь,  в  маленькой  душной  комнатке,  старуха  смотрела,  как   скаредный
торговец:
   - Сколько  весен  ты  помнишь?  Девочка  напряглась,  пытаясь  сосчитать
ответила неуверенно:
   - Шесть... Или семь...
   Глаза старухи сделались маленькими-маленькими и ушли  глубоко  под  лысые
надбровные дуги:
   - Зачем ты лжешь? На вид тебе не меньше десяти...
   Девочка растерялась.  Почувствовала,  как  привычно  щиплют,  увлажняются
глаза:
   - Да... но... я помню из них только семь... Старуха презрительно скривила
темные тонкие губы:
   - Ты не настолько мала, чтобы не понимать, о чем тебя спрашивают!
   Девочка сдержала всхлип. Там, где она жила раньше, о возрасте  спрашивали
по-другому.
   Путешествие не принесло ей радости разлука с родичами  огорчила  меньше,
чем  она  ожидала.  Здесь,  в  чужом  доме,  даже  время   казалось   чужим,
неповоротливым,  медленным  ОН  говорил  что-то  о  спокойствии  и  будущем
счастье, но слова его проходили мимо девочки, не достигая ее ушей. А уж души
не достигая тем более.
   - Тебе десять весен, - медленно, будто раздумывая, проговорила старуха. -
Ну-ка, разденься.
   Девочка повиновалась старуха долго  осматривала  и  ощупывала  ее  тощее
детское тело, и, вздрагивая от прикосновения холодных рук, девочка думала  о
кротах, изрывших землю за  сараем.  Она  так  мечтала  когда-нибудь  увидеть
живого крота - но видела только мертвых. Тех, которых убили мальчишки...
   - Ты созреешь еще не скоро, - сообщила старуха с ноткой разочарования.  -
Ты будешь учиться и играть с прочими детьми, но у тебя будет  своя  комната
ты должна помнить,  что  ты  не  ребенок  больше  -  невеста,  будущая  жена
господина и наша госпожа... Одевайся.
   Она долго не могла справиться с поясом - на ее прежнем,  домашнем  платье
пояса не было вовсе, была веревочка, затянутая узлом старуха не помогала  -
просто смотрела и хмурилась. Толстый крючок  не  желал  влезать  в  дырочку,
новую и оттого слишком маленькую, пальцы покраснели и отказывались слушаться
- но девочка, закусив губу, пробовала снова и снова, пока дверь за ее спиной
не отворилась, и, еще не глядя, она почувствовала появление ЕГО.
   Его ладони были белыми, как сахар, и загар на тыльной стороне их  казался
от этого еще  темней.  Длинные  пальцы  одним  движением  вогнали  на  место
непослушный крючок старуха почтительно склонила высокую седую прическу:
   - Да, Аальмар...
   Его  рука  небрежно  поймала  девочку  за  плечо,  мимоходом   погладила,
ободряюще потрепала по голове:
   - Я уезжаю.
   - Уже сейчас? - удивилась старуха.
   - Да... - вошедший  кивнул.  Девочка  почувствовала,  как  ее  лицо  чуть
приподнимают за подбородок:
   - Малыш,  пойдем?  Проводишь  меня?  Она  посмотрела  ему  в  глаза  -  и
испугалась снова. Как тогда, когда он  отрывал  ее,  ревущую,  от  матери...
Тогда он казался ей самым страшным существом в мире...
   Но эта старуха без бровей страшнее. Девочку уже вели  вниз  по  лестнице
из-за какой-то двери выглянуло чье-то любопытное лицо, скользнула под ногами
рыжая кошка, кустик травы у крыльца, и вот уже сильные злые люди  удерживают
сильных злых лошадей, покачивается пустое тяжелое стремя, блестит на  солнце
украшение - бронзовая морда собаки на ремешке уздечки...
   - Я уезжаю, - сказал ОН. - Скоро вернусь. Жди меня и будь молодцом...  Ты
скоро привыкнешь. Все будет хорошо.
   Она поняла, что следует что-то сказать кивнула и прошептала еле слышно:
   - Да...
   - Скажи мне: удачи, Аальмар. Потому что мне очень нужна удача.
   - Удачи...
   Она никак не могла запомнить его имя. Оно казалось  ей  слишком  длинным,
сложным и некрасивым.
   - Удачи... Аальмар...
   - До свидания, малыш.
   Он вскочил в седло предусмотрительная старуха отвела  девочку  подальше.
Подальше от копыт, поднимающих пыль, от белозубых, гортанно  перекликающихся
людей, от хлыстов и шпор,  от  странных  железных  орудий,  притороченных  к
седлам...
   - Удачи, Аальмар! -  крикнула  крепкая  женщина,  прикрывающая  глаза  от
яркого солнца.
   - Удачи, Аальмар!  -  крикнул  парнишка  лет  восемнадцати,  и  клич  его
повторили еще несколько голосов, незнакомых девочке, чужих...
   Стоя под старухиными ладонями на плечах, она вдруг  поняла,  что  уезжает
единственный человек, которого она здесь знала.  Более-менее  знала,  успела
освоиться, запомнила его имя...
   - ...Невеста.
   Она рывком оглянулась. У крыльца, чуть поодаль от взрослых, стояли тесной
группкой трое мальчишек и девчонка. Четыре пары  глаз  глядели  со  странным
выражением - ей показалось, что с недобрым. Ей показалось, что  они  изучают
ее  пристрастно,  презрительно,  свысока  наверняка  любой  из  них   умеет
застегивать пояс и без  запинки  ответит  на  вопрос:  "Сколько  ты  помнишь
весен?"
   Она обернулась, чтобы еще  раз  увидеть  далекое  облако  пыли  на  месте
уходящего отряда. Чтобы еще раз крикнуть вслед: "Удачи, Аальмар!"
   Но ворота уже закрывались. Створки сомкнулись, лязгнул засов,  и  девочка
вдруг осознала свое одиночество. Острее, чем когда-либо острее, чем покидая
родительский дом.

***

   - ...И тем не менее сочетаться они успели. Это многое меняет, госпожа.
   Из темноты глубокого кресла послышался смешок:
   - Ничего это не меняет, отец мой. Это их глупость и их же беда. Для  меня
- не меняется ничего, нет.
   Отец-Вышестоятель  отвернулся  от  окна.  Губы  его  изобразили  скверную
улыбку:
   - Что ж, госпожа... Гнездо в ответе за малых падших птенцов своих, однако
всякая ответственность имеет границы, нет?
   Игар подавил стон. Узкие ремни впивались в запястья -  он  не  чувствовал
своих рук, вместо них была. постоянная режущая боль.  Временами  зрение  его
мутилось, и вместо темной  комнаты  ему  мерещилась  серая,  туго  натянутая
паутина.
   - Да, - чуть помедлив, отозвались из кресла. - У меня нет к скиту никаких
претензий. Я знаю достаточно, чтобы поступать  на  свое  усмотрение...  Скит
ведь поймет?
   Игар подался вперед  и  изо  всех  мысленных  сил  воззвал  к  милосердию
Отца-Вышестоятеля. Ответом  ему  было  ледяное  молчание  пожалуй,  слишком
бесстрастное, чтобы быть искренним.  Отец-Вышестоятель  боялся  окончательно
нарушить душевное равновесие, которое за последний  час  уже  дважды  готово
было поколебаться. Малый заблудший Игар и без того обошелся  Гнезду  слишком
дорого,  ибо  нет  ничего  дороже  уязвленного  самолюбия.  А  птенец   Игар
ухитрился-таки уязвить Отец-Вышестоятель молчал.
   Из темноты кресла поднялась округлая белая рука
   Вышестоятель церемонно кивнул и вышел, старательно не  замечая  забытого,
выпавшего на дорогу птенца. Ступившего на путь свой по воле своей,  и  своей
же головой за своеволие ответственного. Дабат - да будет так.
   За Вышестоятелем  закрылась  дверь  печать  отторжения  оказалась  столь
тяжела, что Игар не выдержал и тихонько заскулил. Будь его руки  свободны  -
он, наверное, сумел бы зажать себе рот и  не  выдавать  себя  звуком,  менее
всего достойным мужчины. Но руки были стянуты за  спиной  -  и  он  заскулил
снова, униженно и умоляюще.
   Белая округлая кисть расслабленно повалилась на подлокотник. Побарабанила
пальцами  потом  кресло  негромко  скрипнуло,  и  сидевшая  в  нем  женщина
поднялась во весь рост. А ростом она была с Игара.
   - Где ты хочешь? - спросила княгиня задумчиво, и ее глубокий голос  выдал
несомненный дар певицы. - Здесь или в подвале?
   Игар проглотил тягучую слюну. Илаза, оказывается, очень походила на мать
княгиня, пожалуй, была даже  красивее.  На  хищном  лице  ее  лежала  печать
породы, и черный бархат траурного платья как нельзя более кстати  оттенял  и
подчеркивал траурные, слегка  раскосые,  изматывающие  душу  глаза.  "Да,  -
подумал Игар. - Это теща из  тещ.  Это  воплощенная  теща.  Это  твоя  теща,
дурак".
   - Я дурак, - сказал он, пытаясь  говорить  спокойно.  -  Я  сразу  должен
был... я врал. Я не прятал Илазу, я все придумал. Она... в  беде.  В  жуткой
беде, только мы с вами можем ее спасти...
   Величавые губы чуть-чуть изогнулись. Княгиня хотела что-то сказать  -  но
вместо этого  отошла  к  стоящему  на  столе  зеркалу  и  бережно  поправила
спадающую на висок седую прядку.  Одну-единственную  седую  прядку  во  всем
высоком сооружении ее прически.
   Игар опустился на колени:
   - Илаза... В плену у... чудовища. Я не знаю, что это... я никогда о таком
не слышал... Но это... он убийца! Он угрожает ей! Я шел к вам... Я честно  к
вам шел, не нужно было меня хватать... Надо спасти ее, надо снаряжать  отряд
- немедленно, сейчас...
   Нет, Илаза не так похожа на мать, как ему показалось  вначале.  Скверная,
паршивая улыбка мгновенно испортила этот великолепный правильный рот:
   - Говори, сынок... Как ты говоришь, мы уже слыхали. Скоро мы услышим, как
ты кричишь.
   Игар сел на пятки. Голос его неприличным образом содрогнулся:
   - Я... понимаю, что вы обо мне думаете. Я понимаю, что вы хотите со  мной
делать... Но пожалуйста, помогите сперва Илазе. Я один знаю, где она. Я один
сумею довести отряд... Освободите ее-а. потом делайте со мной что хотите!..
   Голос его снова дрогнул. Ему очень не хотелось, чтобы последние его слова
были поняты буквально.
   Княгиня шагнула вперед - колыхнулся тяжелый подол траурного  платья.  "По
ком она носит траур? - угрюмо подумал Игар. По дочери,  по  старшей  дочери,
которую сама же и уморила... Но ведь больше года прошло..."
   Белая рука легла ему на голову. Он съежился, не решаясь высвободиться.
   - Ты ничего не знаешь, - печально сообщила княгиня. - Ни  что  я  о  тебе
думаю, ни что собираюсь делать...  У  тебя  фантазии  не  хватит.  Ты  не  в
состоянии вообразить, - и ее пальцы чуть  поворошили  его  волосы,  медленно
поднимающиеся дыбом.
   - Я же ваш зять, - прошептал он, с третьей попытки вернув себе власть над
голосом. - Я же... Илаза любит меня. Илаза...
   Княгиня с упорством, достойным лучшего применения, создавала  а  Игаровой
голове некое подобие прически:
   - Моя дочь очень обидела меня, сынок.  Очень.  Мне  больно  и  горько.  И
причина этому - ты.
   - Она в беде! - Игар решился  наконец  высвободить  голову  и  посмотреть
княгине в глаза - снизу вверх. В раскосых княгининых глазах стояли настоящие
слезы:
   - Да, сынок. Она в беде. В очень скверной беде - ее угораздило  поступить
против моей воли... Поверь, что все остальные Илазины неприятности -  просто
мусор, недоразумение, печальная тень этой ее главной ошибки... Понимаешь?..
   Игар скорчился, не в силах оторвать взгляда от  черных  глаз,  в  которых
из-под высыхающей влаги проступал желтый, нехороший огонек:
   - Илазе угрожает... я знаю, что именно  угрожает  Илазе.  Но  нечто  куда
более скверное угрожает тебе. Понимаешь, почему?
   - Я виноват, - язык Игара как-то сразу сделался сухим и неповоротливым. -
Я виноват, я... хорошо, я искуплю. Хорошо... Ну убейте меня,  сделайте  дочь
вечной вдовицей... Но сейчас-то она... - княгиня смотрела  на  него  с  чуть
заметной улыбкой, и от этой жуткой снисходительной улыбочки Игаром  овладела
вдруг отчаянная, безнадежная злость.
   - Вы что, оглохли?! Вы не понимаете, что я говорю