соглашаясь  он  ничего  не  смыслил  в  деторождении,  зато
прекрасно понимал, что Глаба нужно поддержать.
   Сверху донесся не стон уже - вопль Игар почувствовал, как  продирают  по
коже  липкие  противные  мурашки.  Бесхитростная  Тири  со  своими   добрыми
сказками...
   Глаб судорожно сдавил его руку:
   - Жена... она терпеливая.  Она  страх  какая  терпеливая,  ей  как-то  на
сенокосе палец на ноге  отхватило...  Так  она  ни  слезиночки  не  пролила,
улыбалась даже, мать свою успокаивала... А...
   Тири закричала снова - голос казался неузнаваемым. Игар сглотнул.
   - Что-то долго, - Глаб сжимал и разжимал пальцы. -  Я...  пойду  туда.  Я
спрошу, как...
   Игар пошел следом.
   Дверь спальни была приоткрыта. Повивальная бабка говорила  раздраженно  и
властно старшая хозяйка, кажется,  возражала.  Что-то  со  стоном  пыталась
сказать роженица из комнаты вышел хмурый как туча старший хозяин. Оттолкнул
пробирающегося вовнутрь Глаба:
   - Уйди... Не до тебя...
   Глаб скривил лицо - выражение детской слабости портило его  мужественные,
красивые в общем-то черты:
   - Что... не так? Не так?! Хозяин сжал зубы:
   - Значит... повитуху надо звать, что на постоялом дворе живет. Она...
   В комнате грохнуло что-то тяжелое  лучшая  на  три  деревни  повивальная
бабка распахнула дверь настежь,  так,  что  Игар  успел  увидеть  постель  и
кого-то на постели, и какие-то тряпки на полу... Повивальная бабка  уперлась
руками  в  бока,  и  подбородок  ее,  отмеченный  крупной  родинкой,  упрямо
вздернулся:
   - Я тебе позову!.. Я тебе позову ее, приблуду-то приезжую!.. Я тебе дура,
значит?! Я говорю, судьбина ведет, судьбина-матерь выведет али младенца...
   Глаб двумя руками взял себя за горло:
   - Тири... Жену мне спасите, а она потом другого родит!..
   Из приоткрытой  двери  донесся  почти  звериный,  страдающий  крик.  Игар
прислонился к стенке.
   Святая Птица... Ну как же все  это  уживается  в  одном  мире!  Кладбища,
кишащие червями и нищими, похотливая возня на крышке саркофага,  отягощенная
телами виселица... Почему мир до сих пор населен? Его так  трудно  населять,
этот поганый мир, так невыносимо тяжело...  И  собственная  Игарова  судьба,
если вдуматься, не столь уж трагична все поправимо, если это не смерть  или
не роды...
   - Против судьбы не попрешь, - холодно сообщила старуха. - А эта приблуда,
говорят, уже сотню баб уморила...
   - Врешь ты все! - не выдержала хозяйка. - Коли не  можешь,  власти  твоей
нет...
   - Могу! - взвилась повивальная бабка.  -  Посю-да,  -  провела  рукой  по
горлу, - могу, а дальше уже судьба...
   Тири закричала снова.  Глаб  передернулся  хозяин  мрачно  глядел  вслед
старухе, удалившейся в комнату и закрывшей за собою дверь.  Жена  его  молча
ожидала.
   - Послать? - шепотом спросил хозяин. - За повитухой-то...
   Женщина колебалась. Игар видел, как пальцы ее кромсают  край  передничка,
безжалостно выдергивают белые нитки.
   - Хуже не будет, - сказал мужчина шепотом. - Куда уж хуже... Тихо,  Глаб,
тихо... Ежели он... поперек... в ней встал... Куда хуже, у меня  сестра  вот
так...
   Глаб заплакал.
   - Уже поздно, наверное, - тихо предположила женщина. - Уже...
   Мужчина сжал зубы:
   - О ней... о той повитухе, разное говорят... говорят, что она...

   - Чего вы ждете?! - закричал Игар шепотом.
   О нем все забыли, его никто не замечал, а теперь он, наконец-то  обретший
дар речи, шагнул вперед возмущенно и зло:
   - Чего ждете?! Я за ней пойду! Я приведу ее сейчас, а там будете  решать,
поздно или нет... И где какая баба что сбрехала...
   Мужчина  нахмурился.  Глаза  его  холодно  блеснули   женщина   поднесла
искромсанный край передничка к губам:
   - Иди...
   Из кухни выглянула детская рожица - и испуганно спряталась опять.
   Он колотил в запертую дверь, пока на сбил кулаки, а потом стал тарабанить
ногами, и когда в конце концов сонный слуга отворил ему,  в  опущенной  руке
слуги была суковатая палка:
   - Ополоумел?!
   Игар нырнул под его руку, быстро  огляделся  в  дальнем  конце  коридора
шлепал туфлями упитанный мужчина в ночном колпаке и со свечкой. Игар не  без
основания принял его за хозяина.
   - Мне повитуху, - сказал он быстро, уворачива-ясь от не в  меру  ретивого
слуги.  -  Повитуха  здесь  живет,  а  там...  -  он  запнулся,  потому  что
выяснилось, что он .даже не знает прозвища приютившей его  семьи.  -  Там...
Тири рожает.
   - Моя жена пятерых родила без всякой повитухи, - сухо сообщил  хозяин.  -
Заведение почтенное, ночь, люди спят...
   - Я вам шеи переломаю! - закричал Игар  в  запальчивости,  скорее  всего,
напрасной. - Человек же... ребенок...
   Хозяин поморщился:
   - Ты, парнишка... Не кричал  бы.  Вот  лучше  не  кричал  бы,  дело  тебе
говорю... Потому как заведение почтенное, а крикуны, они, знаешь...
   - Кто меня звал?
   На лестнице стояла женщина - поверх ночной рубахи на  ее  плечи  накинут
был плед. Маленькая лампа освещала ее  лицо  снизу  -  оттого  оно  казалось
фантастичным и таинственным, как у каменной химеры.
   - Тири рожает, - сказал Игар скороговоркой. - И  ребенок...  поперек.  То
есть идет поперек, и...
   Понятно, - лицо женщины изменилось она чуть ниже опустила лампу, и  тени
скакнули. - Я сейчас, подожди...
   Снова увернувшись от слуги, Игар  выскочил  на  улицу  в  прорыве  между
тучами висела тусклая, ущербная луна, и это был единственный  свет  во  всем
мире
   Игар в тоске подумал, что все усилия могут оказаться тщетными. Поздно...
   Женщина вышла через  минуту  в  руках  ее  был  тугой  узелок.  Слуга  с
раздражением  захлопнул  дверь,  на  полуслове  поглотившую   его   скверное
ругательство.
   - Далеко? - коротко спросила женщина.
   - На западной... окраине, - с трудом выговорил Игар. Ему хотелось верить,
что он не ошибся.
   - Лошадь есть? -  женщина  огляделась,  будто  в  поисках  экипажа.  Игар
растерялся:
   - Н-нету... Я так, бегом...
   Женщина нахмурилась Игар испугался, что она повернется и уйдет обратно -
если лошади нет...
   - Давно? - отрывисто спросила женщина. Игар не понял:
   - Что?
   - Давно роды начались?
   Игар замялся:
   - Кажется... около полудня...
   - Времени нет запрягать... - женщина опустила голову, будто раздумывая. -
Первые?
   - Вторые...
   - Чего же ты стоишь?! - женщина искренне удивилась. - Веди скорее!
   Она уцепилась за его локоть, и они отправились - почти бегом  и  почти  в
полной темноте по счастью, улица была прямая и без перекрестков,  и  потому
Игар надеялся, что они не заблудятся.
   - Ты муж? - спросила женщина все так же отрывисто он сперва не разобрал:
   - Что?
   - Муж? Твой ребенок родится?
   - Нет... - он  вдруг  почувствовал  едва  ли  не  смущение.  -  Я  так...
знакомый.
   - Почему раньше не позвали? - в голосе ее скользнул металл.
   - Дураки потому что, - бросил Игар  в  сердцах.  -  Бабка  у  них  там...
Здоровая такая...
   - Ясно, - отозвалась женщина.  Больше  они  не  разговаривали  -  берегли
дыхание Игар все ускорял и ускорял и без того быстрый ход,  но  женщина,  к
его удивлению, не отставала и не жаловалась - хоть взять из ее  рук  тяжелый
узелок он догадался только на полпути.
   Дом они увидели издалека - во всех окнах горели огни. Игар испугался, что
услышит плач и причитания, как над покойником, - но из дома донесся все  тот
же натужный, хриплый крик Тири. И откуда у нее еще берутся силы кричать?!
   От  давно  догоревшего,  но  еще  не  остывшего  костра  тянулись  запахи
ароматных трав. На крыльцо выскочил Глаб - белый, с трясущимися руками:
   - Сюда... Пожалуйста, сюда...
   Повитуха кивнула ему, приняла из  рук  Игара  свой  узелок  и  решительно
двинулась вверх по лестнице.
   Он не  хотел  идти  следом  -  и  все  же  шел  дверь  комнаты  осталась
приоткрытой,  и  в  узкую  щель  Игар  увидел,  как  старуха  с  потемневшей
физиономией  грозно  берется  в  бока.  Он  успел  поразиться  нелепости   и
ненужности стычки, которая сейчас произойдет, - однако ничего не  случилось.
Приведенная им женщина быстро оглядела комнату, по-деловому кивнула  старухе
и тут же, развязав свой узелок, извлекла оттуда завернутые в  белое  полотно
инструменты. У старухи на языке еще  лежал  язвительный  вопрос  -  а  новая
повитуха уже негромко распоряжалась, расспрашивая о чем-то старшую хозяйку и
выпроваживая с поручением ее мужа. То железное, что явилось  из  полотняного
свертка, поразило старуху не меньше, чем Игара, а  прочих,  кажется,  еще  и
напугало старшая хозяйка нахмурилась  и  хотела  что-то  сказать  -  однако
новоприбывшая повитуха уже не обращала  на  нее  внимания,  и  ее  холодная,
спокойная и в то же время доброжелательная уверенность мгновенно  расставила
все по своим местам.
   Когда повитуха присела на кровать к роженице, Игар потерял  ее  из  виду.
Дверь  длинно  проскрипела  и  закрылась  спустя  несколько  минут   лучшая
повивальная бабка на три  деревни  ушла  -  хмурая,  как  грозовое  небо,  и
обескураженная. Игар, которому больше нечего было делать, вернулся на кухню.
   Младшие дети спали прямо здесь -  на  скамейках  две  старших  девчонки,
двенадцати и четырнадцати лет, сидели плечом к плечу,  крепко  сжав  губы  и
глядя на огонек лампы. Игар искренне посочувствовал им, созданным  женщинами
и потому обреченным на многократные родовые муки...
   Крики Тири ненадолго стихли снова подкравшись к ее двери,  Игар  услышал
шорох,  тихий  звон  металла,  перешептывания  -  и  мягкий  глубокий  голос
повитухи:
   - Десять белых голубей из далеких из  полей...  принесут  тебе  подарков,
принесут тебе диковин, принесут  тебе  красивых...  Десять  черных  лебедей,
унесите злую муку, унесите боль и хворость, мимо, мимо проносите...
   У Игара закружилась голова он ушел в кухню и до утра  просидел  в  углу,
обхватив руками плечи и слушая дыхание спящих малышей. Тири наверху  стонала
- то громче, то тише. Стучали по лестнице чьи-то шаги,  что-то  приносили  и
уносили, повитуха говорила то тихо и властно, то  певуче,  вполголоса  Игар
так и не сомкнул глаз.
   Утром ошалевший от  пережитого,  захмелевший  от  счастья  Глаб  сидел  у
изголовья полуживой Тири и без  устали  гладил,  трогал,  целовал  ее  руку
старшая хозяйка прижимала к груди сверток с племянником, а повитуха, страшно
осунувшаяся за ночь, что-то долго и подробно ей объясняла.  Хозяин,  отозвав
Игара в сторону, серьезно признался:
   - Ой, напьюсь сегодня. Ой мама, как  напьюсь...  И  тебя  напою,  парень,
потому как вроде бы породнились...
   Игар бледно улыбнулся.
   Повитуха вышла во двор в руках ее по-прежнему был тугой узелок:  Игар  с
содроганием вспомнил ночную дорогу, ущербную  луну  и  светильники  во  всех
окнах. Вслед за женщиной вышел бледный, опухший Глаб, вышел и прямо  посреди
двора стал на колени:
   - Госпожа... Жизнь мою возьми... Что хочешь, что  пожелаешь,  все  отдам,
спасительница, спасибо тебе...
   Подошла старшая хозяйка в руке ее подрагивал увесистый мешочек:
   - Госпожа, спасибо... Вот... Повитуха спокойно приняла деньги,  отсчитала
с десяток монет, прочее с бесстрастным лицом вернула:
   - Беру, сколько дело того просит. Прочее - не мне.
   Хозяйка собралась было  возразить  -  но  встретилась  с  нею  глазами  и
отступила, смущенная:
   - Госпожа, плата - это одно...  Это  само  собой.  А  что  сделать  тебе,
чтобы... отблагодарить? Может, чего пожелаешь?..
   Повитуха некоторое время молчала Игар с удивлением  рассматривал  тонкие
черные брови, мягкие губы, Iокруженные чуть заметным пушком, и темный клубок
собранных  на  затылке  волос.  Лицо  женщины,  мирное  и  доброжелательное,
казалось тем не менее землисто-серым. Игар с удивлением понял вдруг, что она
еле Держится на ногах. Едва стоит  -  но  привычно  высоко  Одержит  голову,
победительница, осознающая свою победу, кудесница, гордая своим причастием к
чуду, счастливая не меньше, а может быть, и больше этих измученных  людей  -
но не подающая виду, спокойная и уверенная, и только взгляд...
   - Одна просьба, - сказала она  наконец.  -  Я  бы  радовалась...  если  б
мальчонке дали имя, какое я скажу.
   Глаб воодушевленно закивал головой хозяйка тоже кивнула, и вслед за  ней
милостиво кивнул хозяин.
   -  Назовите  его,  -  темные  глаза  женщины  блеснули,  -  назовите  его
Аальмаром. Это хорошее имя, правда?..
   Что-то дрогнуло в ее  голосе  -  будто  едва-едва,  одним  прикосновением
зацепили глубокую и мощную  струну.  Игар  не  мог  дать  названия  чувству,
скользнувшему в ее обыкновенных словах, по спине его продрал мороз.
   Она ушла, забыв об Игаре, даже не взглянув в его сторону счастливый Глаб
проводил ее за ворота.
   Старший хозяин напился, как обещал. За буйным, слегка  нервным  застольем
Игар вдруг ощутил себя очти своим-вовремя сходив за  повитухой,  он  как  бы
приобщился к семейным тайнам. Старший хозяин и  счастливый  папаша  Глаб  от
души посвящали его в тонкости, которых  он  рад  бы  и  не  знать,  -  Тири,
оказывается, хворала по женской части, и та самая  старуха,  лучшая  на  три
села, обещала ей бесплодие. Старуху не ругали  особенно,  но  и  поминали  с
неохотой старшая хозяйка по секрету поведала, что о той  повитухе,  которая
спасла жизнь  матери  и  младенцу,  болтают,  будто  бы  она  ведьма.  Глаб,
расчувствовавшись, заявил, что спасение жены и сынишки готов  принять  и  от
ведьмы тоже перед глазами Игара стояло мягкое и вместе с  тем  непреклонное
лицо - "Десять белых голубей из далеких из полей..."
   Он сидел среди уверенных, деловитых людей, заново переживавших свой  ужас
и последующее счастье, а заодно строивших планы о  покупке  новой  коровы  и
перестройке курятника. Он был благодарен им за краткое забвение странно или
нет, но спеша в темноте за повитухой, он ни о  чем  другом  не  успевал  уже
думать - ни об Илазе, ни о скруте, ни о скорой смерти. Все в мире правильно,
думал он, слизывая с ложки творог, обильно  политый  медом.  Кто  родился  -
умрет... Сначала я, а чуть позже - этот новый сын Тири, Аальмар...
   Он отбросил эту мысль, как невообразимо гадкую. Старшая хозяйка между тем
признавалась, что  молила  о  спасении  сестры  все  известные  ей  силы,  в
особенности Святую Птицу, и Птица, вероятно,  помогла,  а  потому  в  скором
времени  она,  старшая  хозяйка,  отправится  в   ближайшее   Гнездо   (Глаб
присвистнул -  экая  даль!)  и  поблагодарит  Птицу  лично.  Старший  хозяин
снисходительно усмехнулся - он, оказывается, еще неделю назад принес  тайком
от всех жертву родильнице-земле - закопал  на  плодородном  поле  деревянную
дощечку с выжженным на ней именем - Тири. Старшая  хозяйка  усомнилась,  что
такая жертва имеет смысл, - старший хозяин нахмурился. Жена его может верить
во что угодно и в Птицу тоже - а он мужчина и давно знает,  что  нет  вернее
способа сохранить человека от напасти. Родильница-земля покровительствует не
только беременным, но и женщинам вообще - а потому он намерен  в  скором  же
времени выжечь на дощечке имя повитухи -  Тиар  -  -  и  закопать  на  самом
плодородном из полей, что за мельницей...
   Игар лил в его миску мед светлый и густой, мед  стекал  по  белой  горке
творога, заливал ее тягучими  волнами,  поднимался,  грозя  покрыть  вершину
творожной горки, полился через край... Потек по столу - медленно,  величаво,
густым потоком...
   Его схватили за руку:
   - Ты чего?! Будет, хватит, гляди, что натворил...  Он  смотрел,  как  они
хлебом и ладонями собирают со стола  медовую  реку.  Глаб,  пьяный  от  трех
глотков яблочного вина, клялся по очереди отблагодарить известных ему  духов
и богов усы старшего хозяина обвисли, как две медовые сосульки...
   - Как ее зовут? - спросил Игар шепотом. Хозяйка удивленно нахмурилась:
   - Кого? Игар молчал.
   - Что с тобой? - спросила хозяйка уже обеспо-коенно.
   - Перепил, - беззлобно предположил старший хозяин. Игар обернулся:
   - Ее имя... ее имя, ты только что называл...
   - Тиар ее зовут, - старшая хозяйка по очереди облизывала пальцы  -  будто
аккуратная кошка. - Госпожа Тиар, я же говорю, что про  нее  болтают,  будто
она...
   Игар смотрел, как она говорит, и не слышал ни слова.
   Слуга узнал его и недобро прищурился:
   -  Что,  опять  рожает  кто-то?  Или  это  у  тебя  морда  постоянно  так
перекошена, от природы?
   Игар облокотился о  забор.  Постоял,  пытаясь  унять  бешено  колотящееся
сердце нельзя торопиться.  Нельзя  волноваться.  Теперь.  -  все  возможное
хладнокровие. Птица слышит его. Птица поможет... И  Слуга  выпятил  губу:  ?
Чего вылупился? Говори либо проваливай...
   - Госпожа Тиар у  себя?  -  спросил  Игар  на  удивление  спокойно.  Даже
похвалил себя мысленно: молодец...
   Слуга  почесал  за  ухом.  Снова  взглянул  на  Игара  -  на   этот   раз
подозрительно:
   - А у тебя к ней чего?
   "Нельзя закипать, сказал себе Игар. Нельзя  раздражаться.  Этому  наглому
дураку не удастся вывести его из себя".
   - У меня к ней дело, - проговорил он как мог кротко. - Позволь, я пройду.
   Слуга скривил губы:
   - Отдыхает она... Велела разбудить, только если на роды покличут.  Ты  на
роды ее или как?..
   Игар отвернулся. Вспомнил землисто-серое, осунувшееся лицо - спасая  Тири
и младенца, эта женщина устала чуть не до обморока.
   - Я подожду, - сказал он глухо.  -  Сяду  под  забором  и  подожду...  Не
прогонишь?
   Слуга поковырял в носу и ничего не сказал.
   Игар привалился спиной к  теплым  доскам  следы  кнута  тут  же  о  себе
напомнили - поморщившись, он повернулся  боком.  Неожиданная  передышка  он
искал так долго - подождет еще несколько часов...
   Он погрузился в сон глубоко и внезапно, как ныряльщик. В его сне серые  с
красным пятна скользили по поверхности большого шара - не то деревянного, не
то костяного... Тени  и  блики,  он  то  улыбался,  то  прерывисто  вздыхал.
Забытье, передышка...
   Потом он - во сне - почувствовал, что кто-то стоит рядом.

***

   День  выдался  по-осеннему  благостный  и  по-летнему  теплый.   Как   ни
мучительно было стирать в ледяной воде, да еще согнувшись в три  погибели  -
но неделями не менять одежду еще мучительнее, а хуже  грязного  белья  может
быть, пожалуй, только новая
   Илазина затея...
   Покончив со стиркой, она аккуратно развесила свой износившийся  наряд  на
ветвях невысокой ивы. Все, что носила, все до нитки солнце стояло высоко  и
припекало от души, а потому  озноб,  сотрясающий  нагое  тело  Илазы,  никак
нельзя было списать на холода.
   Ее план казался столь же мерзким, сколь и безнадежным. Это  был  не  план
даже  -  смутная  задумка,  основанная  только  на   слышанном   от   матери
утверждении, что все существа мужского пола прежде всего  похотливы.  Прежде
всего похотливы, а потом уже злы или добры, подлы или благородны...
   Плоский камень на  берегу  ручья  оказался  теплым,  как  свежеиспеченная
булка. Подавив в себе внезапную тоску по хлебу, Илаза устроилась на валуне в
живописной позе соблазнительницы с дешевой картинки. Она нежилась, с ленивой
грацией подставляя ласковому солнцу лицо и груди, бока и спину - а мысли тем
временем вертелись по кругу, как цирковое колесо  с  запертой  в  нем  тощей
белкой.
   Пусть он не придет. Пусть он не заметит ее, ведь часто случалось, что  за
три или четыре дня он не показывался ни  разу...  Одежда  высохнет,  она  со
вздохом облегчения облачится в чистое - и у нее будет еще много ночей, чтобы
лежать в сухих теплых листьях и не думать о плохом...
   Но кто тогда ее  спасет?!  Если  она  не  вывернется,  не  придумает,  не
решится, не заставит себя осуществить самый невозможный план - кто спасет ее
в минуту, когда звезда Хота скроется за горизонтом? Вряд-ли на  свете  может
быть нечто худшее, чем смерть от  скруто-вых  лап...  или  жала.  Во  всяком
случае то, что она задумала, ничуть не хуже...
   А если так  -  нечего  прятаться  и  уговаривать  судьбу:  "Пусть  он  не
придет!.." Наоборот, пусть приходи