жий   на   краба    с    двумя
стальными-разновеликими клешнями рыцарь напряженно смотрел  вверх,  пытаясь
определить, откуда слышится голос.
   - СТУПАЙ, ИЛАЗА.
   Ей ничего не оставалось, кроме как беспомощно заплакать  -  но  глаза  ее
оставались сухими и лицо неподвижным. Она шагнула к рыцарю -  тот  отпрянул,
будто при виде ядовитой змеи.
   - Ничего, - сказала она, пытаясь улыбнуться. - Ничего страшного...  Вы  -
не невинная жертва вы, по крайней мере, герой и, как бы ни умерли, - умрете
героически... с убеждением, что мир делится на невинных  жертв  и  виноватых
палачей... А если я скажу, что они то и дело меняются местами... вы  мне  не
поверите... И не надо.
   Бесшумно обрушилась сеть. Опутывая рыцаря сразу со всех сторон,  накрывая
сверху и подсекая снизу, не оставляя лазеек  рыцарь  мгновенно  лишился  бы
всех шансов - если бы за долю  секунды  до  этого  не  взвился  в  воздух  в
красивом, стелющемся прыжке.
   Илаза разинула рот. Она никогда раньше не видела, чтобы люди двигались  с
такой непостижимой быстротой рыцарь, как ей показалось, находился  сразу  в
нескольких местах, его меч, похожий, скорее, на шпагу, размазался в воздухе.
   Он походил теперь не на танцора - на акробата,  ярмарочного  гимнаста  с
ловкостью, недоступной для . обыкновенного  воина,  рыцарь  уворачивался  от
падающих сетей, подныривал под паутинные жгуты, перепрыгивал  их,  увиливал,
уходил, вертелся волчком наконец одно полотнище, особо обширное и потому не
очень плотное, поймало рыцаря в свои объятия - тогда Илаза поняла, зачем ему
оружие.
   Легкий меч завертелся, как  мельничное  колесо  боевая  сталь  с  трудом
продиралась сквозь волокна гигантской паутины, но изогнутый кинжал, похожий,
скорее, на  крюк,  оказался  проворнее  -  рыцарь  бил  и  кромсал,  похожий
одновременно на бабочку в полете и мясника за работой. Не веря своим глазам,
Илаза  увидела,  как  трещит,  расползается,  оседает  неопрятными  клочьями
неуязвимое прежде серое полотнище.
   Она опустилась на колени. Происходящее казалось ей сном  рыцарь,  минуту
назад представлявшийся  жалким  неудачником,  обернулся  вдруг  непобедимым,
сказочным исполином. Неужели?..
   Потом случилась пауза рыцарь снова замер в своей  неподражаемой  стойке,
лоскуты рассеченной паутины чуть заметно покачивалась на ветру,  будто  края
изодранной занавески...
   Прыжок. Туда, где только что  стоял  человек,  колоколом  упала  прочная,
непрозрачная сеть рыцарь увернулся,  и  в  руке  у  него  странным  образом
оказался  короткий метательный нож.
   Неуловимое движение Илаза не увидела броска, но в путанице ветвей,  там,
куда улетел широкий клинок, ей почудился короткий  вздох.  Сдавленный  вздох
боли. Рыцарь метнул снова - почти в ту же точку, чуть ниже третий нож так и
остался у него в руке. Замерев в стойке, рыцарь медленно поводил  головой  -
справа налево, слева направо Илазе вспомнилась сова. Сова  может  вывернуть
голову так, что глаза окажутся на затылке...
   Рыцарь бросил третий нож.
   На этот раз Илаза разглядела все до последнего движения.  Клинок  вылетел
из ладони метальщика, и рыцарь подался за ним всем телом, устремился за  ним
всей своей волей, сам желая лететь сквозь листву и вонзаться в живое он был
необыкновенно красив в это мгновение - одухотворенный, легкий, с вдохновенно
сверкающими глазами. Илаза залюбовалась - в  следующее  мгновение  в  ветвях
явственно послышался странный и резкий звук. Будто каша, убежав из котла,  в
мгновение ока залила огонь в очаге, - короткое сдавленное шипение.
   Тишина. Рыцарь замер на одной ноге, вслушиваясь тишина, и даже Илаза  не
смела вздохнуть. Отдаленный треск ветки.
   Она поняла, что давящего присутствия больше нет. Давно нет рыцарь стоял,
не меняя позы, и в ладони его  лежал  четвертый  нож  -  готовый  к  броску,
который уже не понадобится.
   Она глупо усмехнулась.  Рыцарь  мельком  взглянул  на  нее  -  глаза  его
утратили блеск и казались теперь отрешенно-черными, как прогоревшие угли.
   Илаза медленно поднялась с колен.
   - Мерзавец, - проговорила она глухо, еле справляясь  с  голосом.  Рыцарь,
кажется, вздрогнул.
   - Мерзавец! - заорала Илаза, обернувшись к лесу -  Паучья  тварь!  Изувер
поганый, пожиратель падали, смрадная сволочь, убийца! Ты еще получишь,  тебе
еще будет, я спалю этот лес дотла, я вспорю  тебе  твое  гнойное  брюхо,  ты
дождешься... - она на секунду замолкла, подбирая  слова,  потом,  осененная,
завопила с новой силой:
   - И никакой Тиар ты в жизни не получишь! Лапы свои поганые сгрызешь, жало
свое проклятое проглотишь,  а  не  получишь  Тиар,  сдохнешь,  не  получишь,
сдохнешь!!
   Она   поняла,   что   счастлива.   Так,   наверное,   счастлив   соловей,
захлебывающийся дивными руладами рыцарь смотрел во все глаза.
   - Проклятый, проклятый!  Жирный  паук,  поганый  гад,  паршивая  сволочь!
Околеешь, скоро околеешь, в блевотине своей захлебнешься, жди!!
   Наконец, она  выдохлась.  Всхлипнула,  бессмысленно  улыбнулась  села  в
развилку корней и заплакала навзрыд.
   - Все страшное позади, - шепотом сказал рыцарь.
   Илаза плакала.
   - Госпожа, с тех пор, как отряд, посланный вашей матушкой...  Видите  ли,
нельзя осуждать людей, отказавшихся идти в этот лес...
   Илаза подняла на него заплаканные глаза а ведь он  молод.  Даже  моложе,
чем показалось ей с первого взгляда.
   Рыцарь позволил себе ободряюще улыбнуться:
   - Гибель стольких людей... Дело  в  том,  что  справиться  с  подобным...
существом... под силу лишь... А нас... Таких, как я... слишком мало...
   Он вложил оружие  в  ножны  и  стянул  правую  перчатку  ухватившись  за
предложенную руку, Илаза ощутила жар его ладони.
   Потом в ее памяти случилось помутнение.
   Игар... Какая-то мимолетная мысль об Игаре. И  мимолетное  же  удивление:
то, что когда-то казалось главным... теперь где-то в стороне,  на  обочине.
Игар...
   И мать. Черное бархатное платье, покатые плечи... Ведь если она свободна,
если рыцарь освободил ее... то возвращаться следует к  матери.  В  дом,  где
умерла Ада...
   Рыцарь что-то говорил, она не отвечала. Под ноги лезли корневища и пни  -
опираясь на рыцареву руку, она выбралась наконец на  некое  подобие  дороги,
проложенной еще Кареном и его несчастным отрядом. Рыцарь сожалел  об  утрате
коня и предлагал взять ее на руки - она  тяжело  мотала  головой  перед  ее
лицом кружились две плодовые мушки, вились по спирали, тут  же,  в  воздухе,
спаривались...
   - Воды, - попросила она жалобно. Рыцарь снял с пояса баклагу  она  пила,
процеживая воду сквозь зубы, и смотрела,  как  рыцарь  проламывает  для  нее
проход в колючем кустарнике. Трещат, подаваясь, ветки... ложатся  под  ноги,
ломаются, умирают...
   Потом рыцарь исчез.
   Илаза сидела, выпучив глаза вода стекала у  нее  по  подбородку.  Рыцарь
пропал, как видение, его и не было вовсе, это иллюзия, сон...
   Она поперхнулась. Закашлялась так, что  на  глаза  навернулись  слезы  с
трудом отдышалась, тяжело поднялась.
   Иллюзия... Не сходит ли она с ума? А что это у  нее  в  руках  -  фляга?!
Фляга-то откуда взялась...
   Шаг. Еще шаг. Медленно распрямляется недоломанная рыцарем ветка.
   Посреди кустарника зиял круглый, правильный провал - как отверстие бочки.
Илаза закусила губу до крови изнутри  яма  тоже  напоминала  бочку,  только
стены ее были выстланы, как войлоком, мягкой белесой паутинкой, а дна -  дна
и вовсе не было видно...
   - Истребители чудовищ, - наставительно  сказали  у  нее  над  головой,  -
проводят жизнь в изнуряющих упражнениях... Их реакция превосходна,  их  тело
вышколено с детства. Некоторые из  них  берут  деньги  за  свой  труд  -  но
большинство предпочитают чистую, незамутненную золотом славу... И еще -  все
они, как правило, самонадеянны. А скруты коварны, Илаза, ох как  бессовестно
коварны скруты, самому, право же, противно... И я получу свою Тиар. И ты  не
спалишь этот лес и не вспорешь мне мое гнойное брюхо.
   Она икнула. Сжала зубами палец вскинула голову -  от  горделивого  жеста
заболела шея:
   - Подло... Подло! Кто не  в  состоянии  победить  в  честном  поединке...
честным воинским искусством...
   - Я презираю воинское искусство, - глухо сказали у нее над головой.  -  В
особенности  наемное.  В  особенности  платное  если  бы  наш   истребитель
геройствовал за деньги... он бы не умер  так  легко.  Но  он  бескорыстен  и
потому умер мгновенно Илаза, кто знает, как умрешь ты?..
   По колючей  ветке  измятого  кустарника  ползла,  непристойно  выгибаясь,
многорукая зеленая гусеница.

Глава десятая

   С наступлением осени Аальмар уехал снова. В утешение учитель принес своей
бывшей ученице давно обещанную книгу - "Хроники древних полководцев",  и,  к
неудовольствию скучающей Лиль, девочка просиживала  над  желтыми  страницами
целые дни напролет.
   Древние полководцы, суровые и  благородные,  представлялись  ей  с  лицом
Аальмара она читала об осадах и битвах, описанных возвышенно и красиво.  Ей
не приходило в голову соотнести эти захватывающие описания с тем полем  боя,
на котором они с Аальмаром когда-то искали  мертвую  куклу.  Она  специально
старалась над этим не задумываться - иначе "Хроники..." невозможно  было  бы
читать.
   В один из дней за воротами послышались голоса и лошадиное ржание, а затем
в створку размеренно постучали - трижды. У девочки заболело сердце  -  точно
так же начинался ее повторяющийся страшный сон, в котором всадники привозили
на двор изрубленное тело Аальмара преодолевая страх, она вышла  на  крыльцо
вслед за прочими возбужденными домочадцами.
   С первого же взгляда сделалось ясно, что ее страхи напрасны. Приезжие  не
были людьми Аальмара - это были степенные, богато  разодетые,  внушительного
вида незнакомцы, с которыми, однако. Большая Фа поздоровалась тепло, как  со
своими.
   Гости проследовали в дом,  сопровождаемые  старшими  хозяевами  молодежь
была оставлена в неведении. Новая поросль детишек, и  среди  них  двухлетний
племянник Вики, окружила пышно разукрашенный экипаж девочка ушла в  дом,  и
здесь, на лестнице, выяснилось, что Лиль боится:
   - Фа... говорила... матери... Они же все такие... кто из них?!
   Девочка никак не могла сообразить. Переводила глаза с  дрожащей  Лиль  на
угрюмых парней. Ждала объяснений.
   - Мать говорила... - на  кончике  носа  у  Лиль  дрожала  слеза.  -  Мать
говорила, что, мол, пора... Возьмет,  мол,  хороший  человек  не  из  нашего
края... Я, дура, не слушала, думала, что это потом... А если б сразу в  ноги
кинулась - может, и умолила бы...
   - Таки дура, - невозмутимо заметил Йар. -  Нет,  ну  почему  девки  такие
дурные, ты, что ли, состариться хочешь в родительском доме?  Или  ты  видела
где-нибудь женщину без мужа?
   Лиль закрыла лицо руками.
   Девочка  почувствовала  необходимость  вмешаться.  Ну   хоть   что-нибудь
сказать.
   - А с чего вы взяли, что жених? - очень натурально удивилась она. - Может
быть, и нет, а просто по делам?
   Лиль беззвучно рыдала. Парни взглянули удивленно: считалось, что  девочка
говорит глупости достаточно редко.
   В этот момент отворилась дверь гостиной мать Лиль, нестарая еще  женщина
с необычно ярким румянцем на круглых щеках, сделала  вид,  что  не  замечает
состояния дочери. Крепко  взяла  ее  за  руку,  повела  куда-то  наверх,  во
внутренние покои:
   - Идем... Идем, что расскажу тебе, ну-ка...
   Плечи Лиль судорожно вздрагивали.
   Несколько, минут прошли в молчании молчал невозмутимый Йар, Вики  глядел
себе под ноги, и девочка молчала тоже. Лиль была  чуть  старше,  но  девочка
привыкла считать ее ровесницей она привыкла думать, что обе они - девчонки,
подростки, дети...
   За дверью гостиной гудели голоса - радостно и чуть напряженно.
   Девочка проглотила слюну:
   - Как думаете... что, отдадут ее?..
   - Отдадут - медленно отозвался Вики. - - У них заранее сговорено.
   - Ты знал?!
   Вики поднял брови:
   - Мне отец доверяет... Лиль вот, и то сообразила сразу. А  если  б  я  ее
заранее настращал... зачем?..
   Дверь гостиной приотворилась, выплескивая голоса и приглушенный  вежливый
смех. Большая Фа, торжественная до невозможности, поманила пальцем:
   - А подите-ка...
   В большой комнате было душно, пахло свежевыделанной кожей, благовониями и
потом гости восседали по одну сторону стола, их было  пятеро,  но  девочкин
взгляд сразу остановился на лице высокого,  тучного,  плечистого  мужчины  с
цепким взглядом из-под черных бровей. На груди его лежала бронзовая  цепь  с
замысловатым кулоном рядом с пухлой  рукой  на  столешнице  истекало  соком
надкушенное красное яблоко. Девочка на мгновение вообразила, что она - Лиль,
что ее сегодня отдадут за незнакомого властного мужчину, -  и  по  спине  ее
пробрал холодок.
   Вежливые разговоры крутились вокруг самых пустых  и  незначительных  тем
через несколько минут голоса  примолкли,  потому  что  на  пороге  появилась
ведомая матерью Лиль.
   Лицо ее, очень  удачно  припудренное  и  нарумяненное,  выражало  крайнее
отчаяние. Новое платье подчеркивало  роскошную  грудь  и  тоненькую  девичью
талию длинные красивые волосы, не убранные в прическу,  лежали  на  плечах.
Девочка мельком подумала, что Лиль совершенно  взрослая,  зрелая  девица,  а
мать так ловко подчеркнула все достоинства дочери, будто тот,  что  сидел  в
центре стола, собирался ее покупать...
   Гости заговорили весело - и  все  разом  сидящий  в  центре  поднялся  и
показался от этого еще объемнее, !  плечистее,  грузнее.  С  улыбкой  шагнул
навстречу Лиль девочка видела, как та содрогнулась и подалась  назад  Жених
что-то говорил, негромко и успокаивающе ка  -  жется,  что-то  про  дальнюю
дорогу и цветущий край куда  он  намерен  увести  свою  юную  невесту.  Лили
пыталась скрыть слезы.
   Потом гул голосов достиг апогея кажется. Большая  Фа  приглашала  гостей
остаться на ночь, и гост отказывались под тем предлогом, что господин  их  -
он же и жених прекрасной Лиль - оставил дома тяжелобольного отца и не желает
тянуть с возвращением.  Девочка  поразилась  такой  спешке  во  дворе  уже,
оказывается, снаряжена  была  и  телега  с  огромным  сундуком  приданого  -
девчонка Лиль вышивала и вязала кружево, мало  задумываясь  о  смысле  своей
кропотливой работы. И вот...
   Жених распахнул перед Лиль дверцу экипажа  мать  накинула  ей  на  плечи
теплый плащ, и в этот момент несчастная невеста не выдержала.
   - Мама-а!..
   Грохнувшись на колени посреди двора, Лиль целовала платье матери:
   - Не выдавай... Не отдавай... О-о-о...
   Вики отвернулся. Даже невозмутимый Йар со вздохом потупился  мать  Лиль,
утирая слезы, уговаривала ее, что все будет хорошо  и  все  невесты  плачут,
она, ее мать, тоже вот так рыдала,  а  теперь  счастлива  в  браке  и  деток
вырастила... Жених тактично держался в стороне. Слезы невесты ничуть его  не
обидели.
   Когда Лиль водворена была в свадебный экипаж, когда  мать  ее,  сдерживая
рыдания, вышла стоять на дорогу, когда затворились за  провожающими  тяжелые
створки ворот, - вот тогда девочка, стиснув  губы,  поднялась  к  себе  и  в
одежде улеглась на кровать.
   Небо необычайно милостиво к ней. Ее  мужем  станет  не  чужой  дядька  из
далекого края, а родной, любимый, самый лучший на свете Аальмар.

***

   Город  Ремет  показался  Игару  чрезвычайно  пестрым  -  облезлые   стены
кособоких домишек соседствовали здесь с  мраморными  дворцами,  на  парадных
лестницах которых сидели, ощерясь, мраморные же крокодилы.  Изящные  флюгера
отражали солнце -  а  рядом  развевались,  вывешенные  на  просушку,  чьи-то
нечистые, дырявые подштанники.  Люд  тоже  казался  сплошь  пестрым  -  либо
оборванные нищие, либо  расфуфыренные  гордецы,  обыкновенными,  как  везде,
здесь были только стражники...
   И их было непривычно много. Или Игару мере-Щится?..
   Огромная бочка посреди площади  была  сплошь  оклеена  желтыми  бумажными
листками - "Разыскивается для предания справедливому наказанию"... Игар,  не
то от усталости, не то от отчаяния, а возможно, и в  насмешку  над  судьбой,
пристроился  отдохнуть  неподалеку  -  на  каменном  бортике   общественного
источника.
   Некий умелец обустроил родничок с выдумкой и искусством: вода  бежала  из
пасти странного рогатого зверя, похожего одновременно на змею и собаку. Даже
круглый бортик покрыт был глиняной  чешуей  -  Игар  бездумно  смотрел,  как
наполняются из источника ведра и кувшины, и слушал болтовню  двух  ухоженных
мальчишек - разбирая по слогам грозные надписи и разглядывая  жирные  цифры,
оба страстно мечтали разбогатеть.
   - За эту  бабу,  слышь,  пятьдесят  золотых  дают...  Я  бы  коня  купил.
Настоящего, не то что эти клячи...
   - А вот, гляди, сорок пять золотых, тоже  неплохо...  "Приметы  особые...
правой руки нет вовсе, а на левой - четыре пальца...
   Оба невольно оглянулись, алчно высматривая в будничной  толпе  однорукого
злодея,  годного  для  продажи  властям  Игар  неспешно  зачерпнул  ладонью
холодную до ломоты, чистую, какую-то даже сладкую воду.
   -  Не  найти,  -  с  тоской  сказал  первый  из  мальчишек,  кудрявый   и
веснушчатый,  маменькин,  по-видимому,  любимец.  -  Бумажек  много,   денег
полно... а не сыскать.
   Он вздохнул, ожесточенно скребя в затылке приятель  его,  белоголовый  и
тощий, упрямо выпятил губу:
   - А если каждый день... Если  после  уроков...  или  вместо...  ходить  и
смотреть... Неужто не выследить?.. Кудрявый задумчиво сунул палец в ноздрю:
   - Эдак все бы уже... разбогатели, значит... коли так просто было бы...
   Игар почувствовал, что устал. Что болят натруженные ноги что  весь  мир,
окруживший его светом и гомоном теплого осеннего дня, устроен  не  так,  как
надо. Не правильно устроен мир, и обидно, что Игар никак не может понять - а
в чем именно состоит эта не правильность?..
   Он вытер ладонь о штаны, поднялся  и  встал  за  спинами  мальчишек  оба
удивленно оглянулись. Тот листок, что интересовал Игара,  помещался  слишком
высоко для детского роста - поэтому жаждущие денег и  не  обратили  на  него
внимания.
   Игар назидательно ткнул пальцем:
   - Ты это вот почитай! Почитай, интересно... Знаешь, сколько за  некоторых
дают?
   Кудрявый сперва отступил, с  опаской  разглядывая  странного  незнакомого
парня, однако любопытство взяло верх, тем более что товарищ его уже поднялся
на цыпочки, вытянул шею и округлил глаза:
   - Гляди! Нет, ты погляди!!
   Некоторое  время  кудрявый  сосредоточенно  шевелил  губами.  Потом  всей
пятерней взял себя за подбородок:
   - Двести семьдесят!..
   Оба тут же забыли об Игаре кудрявый удрученно качал головой, и  вся  его
маленькая фигура выражала  крайнее  горе:  казалось,  что  обещанные  деньги
именно сейчас медленно уплывают прямо у него из-под носа.
   - Двести семьдесят... - с суеверным страхом повторил тощий. - Это ж какая
куча... Это ж домишко можно купить...
   Кудрявый судорожно сглотнул:
   - "Разы-скивается для предания спра-ведливому наказанию беглый  послушник
Игар, прозвища не имеющий..." Восемнадцать лет, гляди-ка, как мой братан...
   Он читал и вычитывал, и повторял про  себя  скудные  Игаровы  приметы,  а
Игар, стоя у него за спиной, все пытался что-нибудь  почувствовать.  Прежний
страх, например, или хотя бы гордость за  то,  что  из  сотни  разыскиваемых
бандитов и убийц ни один не тянет на столь внушительную  сумму,  ни  один...
Кудрявый охрип от волнения:
   - "...Приметы особые: таковых не оказалось. За оного назначена награда...
А если кто укажет, где-оного искать, то половина награды..."
   - Разве это приметы?! - горестно воскликнул то-Щий, оборачиваясь к Игару.
- Ни клейма на морде, ни пальца там лишнего или хоть шрама... А хренушки его
поймаешь!
   - Хренушки, - устало подтвердил Игар. - Ежели клейма на морде нет - так и
не поймать никак. Мало ли их, таких парней...
   Кудрявый покосился на него  без  приязни.  Перечитал  бумагу,  безнадежно
махнул рукой, почесал в затылке