он вырвал  у  нее
законную добычу и в сотый, и в тысячный раз глядя ей в глаза, он вспоминал,
что на окне ждет его свечка, что в кадке живет  его  росток  в  сотый  и  в
тысячный раз Смерть уходила, посрамленная, оставляя на его шкуре следы своих
когтей...
   И однажды он вернулся домой - а пламя свечи его стояло  высоко  и  ровно,
как праздничный костер, а росток его превратился в дерево  и  зацвел.  И  он
понял, что больше не станет играть со Смертью, потому что уже выиграл.
   И случилась свадьба,  довершающая  то,  что  давно  предопределилось.  И,
счастливый, как никогда в жизни, он понял,  что  любит  стократ  сильнее  и
впервые за много  лет,  проведенных  рядом,  он  осмелился  коснуться  своей
избранницы не отеческим прикосновением - со страстью...
   Он посмотрел ей в глаза  -  и  оттуда  взглянула  на  него  торжествующая
Смерть, та, которая взяла реванш.
   Его свеча обернулась пожаром. Его росток плюнул ядом в  его  полные  слез
глаза его невеста покинула его, в отвращении не разделив с ним  постели,  и
стали дыбом свадебные столы, и опрокинулся мир. И он сдался,  предавая  себя
Смерти...
   Но Смерть не взяла его.
   В первый день тело его скрутилось, как черный смерч между землей и небом.
   На второй день душа его треснула, как трескается лед.
   На третий день он лежал живой в могиле, и корни травы зажимали ему рот.
   На четвертый день небо отвернулось от него. Навеки.
   Илаза молчала. Первый  осенний  листок,  желтый,  одинокий  и  как  будто
удивленный, сорвался с ветки и улегся к ней на колени.
   - Вот такой печальный конец истории... Но дело не  в  том.  Ты  права  я
действительно в состоянии понять, что именно ты чувствуешь.  Я  бы  и  хотел
тебя утешить - но вот не знаю, как... Утешься тем хотя бы, что нашей истории
тоже приходит конец, потому что звезда Хота опускается  все  быстрее  и  все
ниже. Когда она не поднимется больше над горизонтом, мы сочтем, что наш срок
истек не огорчайся, Илаза. Я намерен выполнить все то,  что  обещал  Игару
где бы он ни был - пусть почувствует это мое намерение и пусть  поторопится.
Ради своей Птицы.

Глава девятая

   Летним  вечером  девочка  сидела  на  берегу  пруда  над  темной  гладью
виднелись три головы - Лиль и  двух  младших  мальчишек.  Все  трое  вопили,
фыркали и плескались, а Кари еще и нырял, то  и  дело  показывая  над  водой
мокрый, будто лакированный голый зад девочка смотрела безучастно.  Подобные
забавы были строго-настрого ей запрещены, ее и  на  берег-то  отпустили  под
честное слово, что не полезет в воду...
   Вики, обычно плескавшийся с остальными,  сегодня  почему-то  купаться  не
пошел - сидел рядом на остывающем песке и цедил сквозь  кулак  желтую,  чуть
заметную песчаную струйку.
   В последние месяцы Вики изменился больше, чем за предыдущие два года:  он
казался уже не долговязым -  высоким.  К  нему  не  подходило  больше  слово
"тощий" девочка с удивлением глядела на его мощные руки, обтянутые рукавами
тесной застиранной рубашки, и широкую, какую-то треугольную  спину  с  рядом
выступающих позвонков.
   Будто ощутив ее внимание. Вики чуть  повернул  голову  и  скосил  на  нее
вопросительный глаз тогда она перевела взгляд на закатное небо, похожее  на
круглый бок золотого яблока. Высоко-высоко, там, куда не  достать  человеку,
черными стрелами носились ласточки.
   Ну почему вечером так хорошо?! Нету ни дел,  ни  забот,  ночь  придет  не
скоро, песок еще теплый, пахнет озерными травами, раздувают бока  коричневые
лягушки - а рядом сидит Вики, который почему-то не пошел купаться...
   Теперь он, в свою очередь, разглядывал ее. Мрачновато, но не зло:
   - Интересно, о чем ты думаешь?
   Она улыбнулась. Рассеянно поглядела  на  резвящихся  подростков  мельком
подумала, что и маленький Кари уже достаточно вырос, чтобы  не  светить  над
водой голым мокрым задом.
   - Думаю... Что хорошо бы съездить куда-нибудь.
   Что-нибудь сделать, на что-нибудь посмотреть...  В  какие-нибудь  дальние
страны... А?
   - Попроси Аальмара, - предложил Вики. - Пусть  возьмет  тебя  с  собой...
Хоть один раз...
   Девочка помрачнела:
   - Там, где бывает Аальмар... Туда я не хочу. Война... неохота.
   Вики, кажется, смутился.  Зачем-то  принялся  рыться  в  песке  лягушки,
потеряв стыд и совесть, громко распевали хвалу  лету,  вечеру  и  заходящему
золотому солнцу. Длинная прядь волос упала Вики на лоб девочка поняла,  что
ей нравится, когда  у  мужчины  длинные  волосы.  Ребятишек  обычно  стригут
коротко...
   Вики, наконец, выудил из песка  круглый  камушек  с  вкраплениями  слюды.
Долго и придирчиво разглядывал, потом протянул девочке, будто нехотя,  будто
невзначай:
   - На...
   Она взяла. Взвесила на ладони - прохладный, серый, гладкий, с  блестящими
зеленоватыми прожилками.
   - Зачем?
   - Просто так... Выбрось, если хочешь. Над прудом  стояло  закатное  небо.
Пловцы совсем озябли - однако выбираться на берег не собирались.
   - Зачем выбрасывать... Он красивый... Она  сунула  подарок  в  мешочек  у
пояса - чтобы потом, уже раздеваясь на ночь, случайно выронить на одеяло.  И
вспомнить яблочное небо, лягушачий хор и прядь волос, падавшую Вики на глаза
- хмурые, но не злые.
   А спустя неделю объявлен был налет на малину. Малинник в  последние  годы
разросся до неприличия, поглотив чуть не половину двора и выбравшись  далеко
за ограду, к огородам крайние кусты, мимо которых ежедневно шныряли и дети,
и слуги, успели уже оскудеть - но  зато  в  глубине,  в  комарином  царстве,
величественно простирались красные, усыпанные ягодами ветви.
   Одновременно человек десять, навесив  на  шею  круглые  ивовые  корзинки,
отправились  собирать  сладкий  урожай  первые  полчаса  сборщики  молчали,
набивая ягодой рот, и только потом над густыми колючими зарослями  вместе  с
тучей  потревоженных  комаров  зазвучали  сытые,  веселые,   перекликающиеся
голоса.
   Девочка как-то случайно оказалась в паре с Вики - это вышло  само  собой,
он просто шел впереди и предупреждал ее о подстерегающей на дороге  крапиве
ягода попадалась сплошь спелая, даже перезрелая, и девоч-кины  ладони  скоро
сделались алыми и сладкими.
   Они болтали ни  о  чем  девочка  морщила  нос,  когда  вместе  с  ягодой
приходилось снимать умостившегося на ней зеленого  древесного  клопа.  Пахло
сыростью и малиной, тонко звенели  комары,  попался  под  ноги  и  в  панике
улепетнул толстый, как веревка, черный уж.
   Вики слегка  простыл,  отчего  его  уже  вполне  взрослый  мужской  голос
приобрел некую мягкую хрипотцу, и девочке почему-то это понравилось.
   Корзинка, наполнившись, тянула к земле следовало вернуться к  крыльцу  и
пересыпать  урожай  в  большой,  специально  приготовленный   короб   -   но
возвращаться не хотелось. Здесь, в двух шагах от  дома,  девочка  неожиданно
почувствовала себя затерянной в чаще - будто они с Вики долго шли и  шли,  и
вот забрели в неведомый волшебный лес, где только комары и трескучая  сорока
над головой...
   Она влезла-таки босой ногой в крапиву и досадливо зашипела.  Вики  охнул:
его корзинка перевернулась и вывалила алое  содержимое  в  мокрую  траву,  в
переплетение сухих веток. Не говоря  ни  слова,  девочка  присела  рядом  в
четыре руки они принялись ликвидировать последствия катастрофы, и  вместе  с
ягодами в  корзинку  полетели  муравьи,  жуки  и  даже  один  подвернувшийся
коричневый лягушонок.
   Скосив глаза, девочка могла видеть краешек  сосредоточенно  сжатого  рта,
тонкую прядь, выбившуюся из-за уха, и  раздувающуюся  розовую  ноздрю.  Руки
Вики, загорелые и  быстрые,  повадились  выхватывать  ягодки  у  нее  из-под
пальцев - именно те ягодки, которые она в эту минуту  собиралась  взять  он
баловался, но лицо оставалось сосредоточенным и серьезным. Переведя глаза на
собственное колено, девочка зачем-то поправила платье - ей  показалось,  что
подол задрался слишком высоко и слишком смело обнажает исцарапанную ногу.
   Наконец, все до одной ягодки вернулись в корзину сборщики  переглянулись
- Вики, как всегда,  исподлобья,  девочка  почему-то  растерянно  ей  вдруг
захотелось перевернуть и свою корзинку тоже.
   Где-то в стороне трещали кусты и смеялась  чему-то  вечно  веселая  Лиль
девочка села на землю. Голубое небо оказалось далеко-далеко - в переплетении
малиновых веток Вики смотрел уже не хмуро, а просто серьезно. В уголке  его
рта запекся малиновый сок.
   Девочка рассеянно положила на ладонь большую пупырчатую ягоду. Из каждого
пупырышка торчал жесткий волосок девочка прищурилась:
   - Красиво...
   - Что ж тут красивого? - спросил Вики хрипло.
   - Не знаю... Красиво, и все...
   Вики вдруг наклонился и слизнул ягоду  с  ее  ладони.  Она  на  мгновение
ощутила его шершавый, как у котенка, язык.
   - Вкусно... - сказал он шепотом. Рубашка у него  на  груди  разошлась.  В
ямочке у основания  шеи  бился  пульс  он  сидел  перед  ней,  знакомый  до
последней черточки, до последнего волоска в темных  лохматых  бровях,  и  ей
показалось, что он ей даже  родней,  чем  брат.  И  как-то  слишком  быстро,
неровно колотится сердце, и странное чувство заставляет смотреть и смотреть,
а еще лучше - потрогать...
   Она засмеялась, чтобы прогнать смущение - его и свое.  Она  засмеялась  и
лизнула уголок его губ, желая смыть с них  засохший  малиновый  сок  вместо
вкуса малины она ощутила солоноватый вкус его кожи.
   Он покраснел. Он сам сделался, как малина девочке стало стыдно. А  вдруг
она его обидела?..
   Извиняясь, она потерлась носом о его щеку. О горячую, шершавую, с красным
следом комариного укуса, колючую щеку он глубоко, со всхлипом, вздохнул.  И
обнял ее - надежно и просто, тепло, по-домашнему:
   - Я ее... эту малину, видеть уже не могу...
   Она засмеялась - и  крепко  обвила  руками  его  шею,  уступая  неуемному
желанию касаться, касаться, гладить, трогать...
   За их спинами  треснула  ветка  потрясенная,  с  округлившимися  глазами
служанка едва не выронила свою доверху полную корзинку.
   Они почувствовали неладное, еще подходя к крыльцу.
   Во дворе как-то  сам  собой  стих  обычный  смех  Лиль  стояла  бледная,
испуганная, служанки отводили глаза, шептались и переглядывались. У  девочки
заныло сердце. Откуда-то явилось смутное чувство вины как  в  тяжелом  сне,
когда вокруг сгущается, сгущается туман, а ты  не  знаешь,  откуда  выскочит
зверь, откуда придет страшное...
   На крыльцо вышли мать Вики, его  отец  и  старший  брат  за  их  спинами
маячила Большая Фа, и глаз ее почти не было видно -  одни  лысые  надбровные
дуги.
   Вики шагал все медленнее взгляды его родителей были тяжелее свинца. Брат
Кааран смотрел вниз, на рыжие носки своих башмаков.
   Вики, наконец, споткнулся и остановился. Девочка остановилась рядом  она
кожей чувствовала, как над их головами сгущается тьма, однако спрятаться или
убежать не  приходило  ей  в  голову.  Чувство  вины,  все  усиливающееся  и
переходящее в уверенность, было общим у мальчика и у нее.
   - Поди сюда, - холодно сказал отец Вики, и девочке  стало  ясно,  что  он
обращается к сыну Вики поставил на землю корзинки - а он нес урожай и свой,
и девочкин - и  медленно,  волоча  ноги,  не  поднимая  головы,  двинулся  к
крыльцу девочке стало страшно.
   - А что он сделал? - спросила она громко, с фальшивым возмущением.
   Ее не удостоили взглядом.
   Вики поднялся на крыльцо отец пропустил его в дом и  сам  вошел  следом.
Бесшумно притворилась дверь мать Вики втянула голову в  плечи  и  пошла  на
задний двор. В руке у нее  болтался  ненужный,  неуместный  сейчас  пушистый
веник.
   За спиной девочки кто-то вздохнул в непритворном ужасе:
   - Ай-яй-яй... Как же...
   Девочка обернулась, будто ее ужалили. Лица женщин, молодые и старые,  так
непохожие друг на друга, были  сейчас  одинаково  потрясенными  и  одинаково
осуждающими. И все глядели на нее - будто обливая ледяной водой.
   Она поняла, что плакать нельзя. Ни в коем случае  нельзя  здесь,  сейчас,
при всех разреветься.
   Большая Фа  по-прежнему  стояла  на  пороге  и  ждала.  Девочка  подошла,
поднимаясь, как на эшафот. Уставилась  напряженно,  не  отводя  глаз,  будто
спрашивая: а что?..
   - Иди в дом, - сказала Большая Фа. В голосе ее скрежетали  краями  тонкие
льдинки.
   Она поняла, что бесполезно спрашивать и бесполезно спорить.  Она  поняла,
что случилось воистину непоправимое из последних  сил  подняв  голову,  она
прошествовала к дверям своей комнаты.  Вошла,  дождалась,  пока  повернется,
запирая дверь снаружи, ключ потом повалилась  на  постель  и  зарыдала  без
звука и без слез.
   Она ждала, что Фа явится, чтобы наказать ее, - однако до вечера никто так
и не пришел. Ночь прошла в горе и полусне рано утром  в  дверь  поскреблась
Лиль. Заглянула в замочную скважину:
   - Ты... это... вы что, обнимались? И целовались, да?!
   - Дура, - шептала девочка, глотая слезы.
   - Ну, ты... Ну, ты... Что теперь будет, а... А отец Вики ходил в каретную
лавку и купил кожаный кнут, у,  страшный...  А  Фа  говорит,  что  если  кто
соседям проболтается - убьет на месте... И что до приезда Аальмара никто  на
ярмарку не поедет...
   - При чем тут Аальмар? Ну при чем здесь Аальмар-то?!
   - Я не знаю, но Фа говорит...
   Шепот Лиль вдруг сменился  визгом  затем  последовал  звук  пощечины  и,
удаляясь, - шаги и всхлипывания. Тишина.
   Она ходила из  угла  в  угол,  кусая  пальцы,  еле  сдерживая  стон.  Она
виновата она страшно провинилась, и теперь, из-за нее, пострадает Вики...
   А что скажет Аальмар?!
   Но ведь она не хотела!.. У нее и в мыслях не было того,  о  чем  они  все
подумали...
   Она села на пол, подтянув под себя ноги.  Не  было,  не  было...  А  если
было?! Если она теперь преступница, развратница, шлюха?!
   Ей захотелось умереть. Немедленно и бесповоротно.
   Вечером  Большая  Фа  собственноручно  принесла   девочке   ужин.   Молча
пронаблюдала, как,  поковыряв-шись  в  каше,  пленница  отодвинула  тарелку
велела набросить на плечи платок и следовать за собой.
   Вышли из дома, прошли через весь двор к сараю работник, коловший  дрова,
съежился, встретившись взглядом с Большой Фа.
   Посреди непривычно пустого сарая стояла скамья. Взгляд девочки заметался
у стен молчали родственники-мужчины,  бледная  мать  Вики  и  его  же  отец,
придерживающий сына за плечо. Девочка глянула - и  сразу  отвела  глаза  ей
было жалко и страшно смотреть на Вики. Тем более  что  виновата  во  всем  -
она...
   - Нечего тянуть, - холодно сообщила Большая  Фа.  -  Радость  невелика...
Раздевайся и ложись.
   В какую-то секунду девочка подумала, что это говорится  ей  однако  отец
выпустил плечо парня, и тот  как-то  поспешно,  неуклюже  стал  расстегивать
штаны. Девочка  опустила  глаза  в  пол  лучше,  пожалуй,  зажмуриться.  Не
смотреть.

   Большая  Фа  о  чем-то  негромко  распорядилась  девочке  казалось,  что
ненавидящие глаза матери Вики прожгут ей склоненную  макушку.  Уж  матери-то
точно ясно, кто виноват...
   Коротко просвистел кнут. Девочка втянула голову в плечи.
   За все время экзекуции Вики не издал ни  звука,  а  девочка  ни  разу  не
подняла глаз. Процедура длилась долго,  мучительно  долго,  вечно  наконец,
скрипучий голос Большой Фа проронил:
   - Хватит.
   Отец Вики отбросил кнут.
   Девочка повернулась и, слепо натыкаясь на стены, двинулась к выходу.
   Пять дней она ничего не ела на шестой  Большая  Фа  попыталась  насильно
влить ей в глотку теплого куриного бульона.
   Когда Фа ушла, девочка, исцарапанная, в мокром от бульона  платье,  стала
сооружать себе петлю служанка, наблюдавшая  в  замочную  скважину,  подняла
тревогу. Большая Фа явилась на этот раз с ласковыми увещеваниями  -  девочка
смотрела белыми от ненависти  глазами.  Старуха  пригрозила,  что  велит  ее
связать, - девочка плюнула ей под ноги.
   Прибегала вездесущая Лиль вероятно, на этот раз старуха  сама  же  ее  и
подослала. Лиль болтала без умолку и сообщила, между  прочим,  что  родители
Вики не станут изгонять сына из дому, как это полагается по закону.  Девочка
всхлипнула и молча прокляла все законы на свете. Все  равно  она  не  сможет
больше смотреть Вики в глаза...
   А потом в доме случился переполох, от  ворот  послышались  приветственные
крики - а девочкины окна выходили  на  противоположную  сторону,  она  могла
только грызть ногти и ждать! А потом прошла одна минута, другая, третья она
поняла, что время, необходимое человеку для того, чтобы добраться  от  ворот
до ее комнаты, истекло. Она поняла это, и ледяная волна, поднявшаяся со  дна
души, затопила ее целиком.
   Что значит - он не идет?! Что они ему  скажут,  как  он  в  это  поверит?
Минуты тянулись одна за другой, день склонялся к вечеру, Аальмара не было!..
   Сдавшаяся, побежденная,  оглушенная  своим  горем,  она  бездумно  водила
пальцем по пыльному оконному стеклу во дворе кипели обычные приготовления -
готовят праздничный стол... Значит, он вернулся... Значит, он здесь, в доме,
в нескольких десятках шагов - но к ней не идет.
   Ей захотелось спать. Сон - единственное человеческое занятие, в  точности
похожее на смерть она свернулась калачиком, но и сон не желал к ней прийти,
потому что мерещились руки, глаза, ласковый голос Аальмара, который в первый
же момент своего возвращения первым делом обнимал ее... А теперь...
   Шлю-ха...
   Слово  будто  было  сказано  извне  в   эту   черную   секунду   девочка
почувствовала себя  шлюхой.  Развратной,  падшей,  недостойной  тварью  сам
Аальмар признал ее такой... Если уж он не желает ее видеть...
   Скрипнула дверь.
   Она вскинулась, как марионетка, которую рванули сразу за все веревочки в
дверях стояли двое, почти одного роста, и девочка не сразу  разглядела,  кто
это.
   - Малыш, что же это, говорят,  ты  ничего  не  ешь?..  Второй  был  Вики.
Исхудавший  и   бледный   рука   Аальмара   лежала   на   его   плече.   Не
покровительственно то был  дружеский,  естественный  жест,  принятый  среди
равных. Вики смотрел исподлобья - как обычно смотрел, мрачновато, но не зло.
   Девочка молчала. Слезы,  собравшиеся  у  нее  на  подбородке,  наконец-то
закапали вниз.
   - Малыш, я привел тебе твоего брата, и мы уже обо всем с ним  поговорили.
Он хороший мальчик, береги его... И давай поедим. У меня тоже маковой крошки
с дороги не было... Ты рыбку будешь или индюшку, а?
   Она чуть не сбила его с  ног.  Растворилась  в  нем,  прижалась  к  нему,
приникла, всхлипывая и захлебываясь:
   - Аальмар... Аальмар... Я так... те-бя... л...люблю.

***

   Он бесповоротно потерял две недели старуха уговаривала его остаться  еще
- но звезда  Хота  не  собиралась  ждать,  и  потому  он  ушел  среди  ночи,
расплатившись одним только искренним "спасибо".
   По мере того как проходило действие старухиных снадобий, рана  вела  себя
все хуже и хуже Игар шел вперед, стиснув зубы и запретив  себе  предаваться
отчаянию. Не для того он вырвался из лап верной смерти, и Скаль  погиб  тоже
не для того. Провинция Ррок велика,  но  не  беспредельна  за  его  плечами
остались  аристократический  Требур  и  богатая  Турь,  Дневер,   славящийся
ремеслами, и Устье, знаменитое портом и  шлюхами.  Скрут  считал,  что  Тиар
может оказаться в Раве или в Важнице, - но ее нету ни там,  ни  там.  Теперь
путь Игара лежит в город Ремет - скрут называл и его тоже... А значит,  жива
надежда. Дабат.
   Шесть больших городов у него за плечами, а мелкие поселения и считать  не
приходится - он давно сбился со счета, поселки все похожи один на другой,  и
в центре каждого обязательно стоит трактир, в котором он,  Игар,  в  который
раз будет спрашивать до мозолей на языке: Тиар, Тиар, Тиар...
   Задремывая за грубо сколоченным столом, он сделал неудачное движение -  и
рана выстрелила жгучей  болью,  так,  что  пришлось  задержать  дыхание.  По
счастью, никто на него не смотрел -  всяк  занимался  своим  делом.  Трещали
куриные  кости,  перемалываемые  крепкими  зубами,  т