шестоятель  был  всему  Гнезду  под  стать:  тучный  старик  со
складками на подбородке, в чьих маленьких тусклых глазах жила хватка и воля,
вызывал у Игара самые противоречивые чувства. Ему  хотелось  попеременно  то
плакать и каяться, то замкнуться и молчать  одно  было  совершенно  ясно  -
снисхождения здесь ждать не придется. Ни в чем.
   - Значит, Игар, то существо, с которым ты заключил сделку, оказалось-таки
скрутом?
   Стоило промолчать. Стоило хотя бы вежливо кивнуть  -  однако  язык  Игара
среагировал раньше, чем разум:
   - Я  не  заключал  ни  с  кем  сделок!..  Дознаватель  нахмурился.  Комок
ароматической  смолы  перекатился  у  него  за  щеками  -   справа   налево.
Вышестоятель снисходительно кивнул:
   - Да... А как это называется по-другому? Когда . двое  уговариваются:  ты
мне то, я тебе это?..
   - Это не был торг, - медленно сказал Игар, понимая,  что  покорности  уже
все равно не соблюсти. - Это было принуждение.
   Вышестоятель кивнул снова:
   - Хорошо, хорошо... Во всяком случае ты  здесь  единственный,  кто  видел
скрута. Вряд ли твой рассказ будет  нам  чем-то  полезен...  Однако  я  хочу
попросить тебя написать о нем. На ученической  бумаге.  Страницу,  возможно,
две... Здесь, в Гнезде, огромное собрание разных  сведений.  Которые,  может
быть, никогда не пригодятся... Однако они есть. И скруты есть я  просил  бы
тебя приступить сегодня. Это будет частью твоего послушания... Да?
   Игар не знал, что ответить. Он просто наклонил голову. Вдвойне полезно  -
и поклон получился, и глаза спрятал...
   Но не от Дознавателя, конечно.
   Вышестоятель тоже кивнул, отпуская. Потом будто спохватился:
   - Да, Игар... В твоем характере есть... нехорошая вещь. Червоточинка.  Ты
должен знать это и бороться с этим Птица поможет тебе. Потому что теперь ты
безраздельно принадлежишь Птице. А если здравый смысл не убережет тебя и  ты
замыслишь... Отец-Дознаватель называет это "сбежать". Я называю это иначе...
но не важно. Если ты решишься...  Придется  наказывать,  Игар.  Карцер,  где
сортируют пшено, - может быть, месяц, если понадобится, два... И обязательно
- Обряд Одного Удара. Дважды или даже трижды. Это очень печально, я  знаю  -
тем более подумай. Не стоит помышлять о том, чтобы обмануть Птицу. Прощай.
   Игар вышел, не разгибая спины. Дознаватель шагал  следом  наклонный  пол
узкого коридора мощен был кирпичом, и через равные промежутки его пересекали
каменные выступы-ступеньки. Игар шел,  опуская  голову  все  ниже  и  считая
невольно ступеньки: двенадцать... тринадцать... четырнадцать...
   Карцер, где сортируют пшено. Игар знаком с этим наказанием - еле выдержал
неделю, слипались глаза и хотелось биться о  стены.  С  рассвета  до  заката
перебирать крохотные зернышки - белые  в  один  мешок,  желтые  в  другой...
Немеют пальцы, а вечером содержимое мешков снова смешают на твоих глазах,  и
все сначала, все сначала... Бессмысленно, тяжело, бесконечно. Два месяца  он
точно не выдержит. А звезда Хота не выдержит тем более.
   ...Но уж Обряд Одного Удара он  точно  не  переживет.  Не  с  его  нравом
выдержать это  унижение,  специально  придуманное  для  того,  чтобы  ломать
крученых. Пусть бы просто били, пусть бы исполосовали, как березу, -  он  бы
стерпел, не пикнул. Но пройти Обряд, да еще дважды...
   Рука Дознавателя опустилась ему на плечо, заставляя  свернуть  в  боковой
проход не поднимая глаз, Игар шел, куда его вели. Все равно шагает  полная
чаша отчаяния и не боится расплескать через край. Желтый кирпич под  ногами,
перегородки-ступеньки: тридцать шесть... тридцать девять...
   Распахнулись кованые, со сложным узором створки. По  прежнему  не  глядя,
Игар, направляемый До-знавателем, шагнул в широкий дверной проем.
   Запах. Какой знакомый, какой теплый запах...
   - Подними голову, - это Дознаватель.
   Медленно, не смея надеяться, Игар посмотрел прямо перед собой.
   Облик  Священной  Птицы  всегда  одинаков.  Только  глаза   сейчас   были
печальнее, чем раньше  Игар,  которому  довольно  долго  удавалось  сносить
испытания молча, не мог сдержаться. Как не сдержится полный мешок,  если  по
нему полоснуть ножом.
   Птица смотрела и понимала. Птица всегда поймет все он купался в лучах ее
сочувствия, он выговаривался - невнятно и сквозь слезы,  но  искренне  и  до
конца. Он хотел бы умереть в  эту  минуту  -  закончить  жизнь  в  состоянии
счастливого экстаза. Облегчения. Полного и радостного очищения.
   Потом рука Дознавателя  снова  легла  ему  на  плечо,  и  он  понял,  что
аудиенция окончена, пора возвращаться к действительности,  где  втыкаются  в
дерево ножи и вполне реален скорый Обряд Одного Удара. И он  прошел  в  этот
мир через дверь с коваными резными створками, но  на  этот  раз  голова  его
оказалась высоко поднятой, а глаза сухими.
   В детстве он дружил с девчонкой, которая дрессировала козу.  На  ярмарках
за один день ей случалось заработать больше, чем  ее  отцу,  каменотесу,  за
неделю тяжелого труда Игара больше всего интересовало:  как  можно  научить
глупую козу понимать слова и ходить на задних ногах?!
   Девчонка ухмылялась. Она была хитрая, очень хитрая  девчонка  она  учила
козу хлыстом и сахаром. А ведь не только  козы  знают,  что  хлыст  -  очень
больно, сахар же - невероятно сладок...
   И ведь дело не в том, чтобы постоянно лупить или постоянно подкармливать.
Ударив, следует дать сладенького - тогда никакая коза не устоит...
   Обряд Одного Удара куда хуже, чем кнут. Свидание с  Птицей  слаще  любого
меда. Но ведь и Игар не коза таки?!
   Он не спал вторую ночь. Странное дело - днем глаза  слипаются,  нету  сил
поднять ведро воды или удержать легкий,  ученический  "коготь"...  А  ночью,
когда весь скит почивает на  свежих  соломенных  подстилках,  Чужого  Птенца
тянет под звезды. Как мало осталось времени. Как мало...
   Звезда Хота - вот кто на самом деле судья. Вот кто на самом  деле  палач
смотрит и смотрит, и с каждой ночью поднимается все ниже, и  вечерний  ветер
все холоднее, осень, осень, осень...
   Ворота на ночь запираются. Никакой особенной стражи нет  ограда  высока,
но Игару случалось брать преграды и покруче.  Он  знает  толк  в  оградах  и
засовах - человек, уведший из Замка последнюю княгини-ну дочь... Впрочем, не
надо об этом. Вот, под боковой калиткой широкая щель - немного усилий, и она
станет шире. Игар тонок и узок в плечах...
   - Не вздумай.
   Ему показалось, что говорит звезда Хота нет, это Отец-Дознаватель  стоит
за спиной, неподвижный, как башня.
   - Не вздумай, Игар... Не хотелось бы тебя наказывать. Не думай о пустом.
   Звезда Хота лежала у него на плече, как дорогое украшение.
   "А зачем я ему нужен? - подумал Игар со внезапным  раздражением.  Неужели
они о каждом послушнике  так  пекутся?  Днем  и  ночью,  хоть  можно  просто
приставить к кукушонку верного мальчика с "когтем" на боку?"
   - Зачем я вам нужен? - спросил он, глядя на звезду Хота.
   Жаль, что было темно. Если в невозмутимых глазах Дознавателя и скользнула
тень замешательства, то он, Игар, ее не заметил.
   - Зачем Гнезду птенец, ты хочешь спросить?
   - Нет. Зачем я нужен вам?  Именно  вам...  Потому  что  Отец-Вышестоятель
печется  о  Гнезде.  Отец-Разбиватель  вселяет  спокойствие  во  все   души,
угодившие ему под руку только вам зачем-то нужен именно я. Крученый. Хотите
меня переделать?..
   Дознаватель вздохнул звезда Хота спряталась за его  плечом  и  выглянула
снова.
   - Разве я бежал за тобой по дороге, Игар? Разве я накинул тебе на  голову
мешок и силой приволок в Гнездо? Разве не ты сам явился  сюда,  смятенный  и
потерянный, разве не ты сам  хотел  изменить  себя?  И  совершенно  искренне
каялся... не в том твоем зле, которое заслуживало раскаяния более  всего,  -
но каялся ведь, глубоко и честно... Я понимаю,  что  головорезы  у  ворот  -
серьезный  аргумент  для  раскаяния.  Но  пришел-то  ты  сам,   без   всякой
вооруженной помощи, за одной только душевной потребностью!..  -  Дознаватель
резким,  раздраженным  движением  отбросил  волосы  со  лба.  -  А  что   до
головорезов, Игар, то они вовсе не отказались  от  мысли  тебя  сцапать.  Не
удивляйся!.. Они не так просты,  они  обосновались  на  распутье  и  ждут  -
тихонько и терпеливо. Стоит тебе просочиться под воротами, как ты собирался,
- и Обряд Одного Удара покажется тебе детской колотушкой. Вот так.
   Темнота над скитом сгустилась, наклонилась ниже, навалилась  на  плечи  и
придавила к земле.
   - Вы... точно знаете? - спросил Игар шепотом. - Что они... там?
   Дознаватель снова пожал плечами, заставив звезду Хота мигнуть:
   - Если б я хотел тебя запугать, я бы сделал это иначе.
   Из приоткрытой двери выбрался во двор  сонный  послушник,  постоял,  сопя
носом и пялясь в темноту, не заметил примолкнувших собеседников и потрусил в
угол двора - справлять нужду. Игар мельком подумал, что в том Гнезде, где он
вырос, парнишка зажурчал бы в двух шагах от крыльца.
   Дознаватель  дождался,  пока  послушник,  довольный,  вернется  негромко
усмехнулся в темноте:
   - Там, где ты вырос... была какая-то заноза? Игар  ощутил,  как  вспотели
ладони. Втянул голову в плечи - а Дознаватель, конечно, видит в темноте...
   -  Отец-Служитель...  однажды...  хотел...  позвал  меня  прислуживать  в
спальне и...
   - И потом вы не дружили, - Дознаватель снова усмехнулся, будто речь шла о
чем-то само собой разумеющемся. Игар смотрел вниз -  в  черноту  под  своими
ногами.
   - Я не позову  тебя  прислуживать  в  спальне,  -  голос  Дознавателя  на
мгновение сделался ледяным. - Ты этого боялся?
   - Нет, - быстро ответил Игар и тут  же  понял,  что  соврал.  Боялся,  но
где-то очень внутри, не признаваясь даже себе...
   Он поднял голову:
   - Наверное, скучно жить, когда все вокруг как на ладони? Все  люди  с  их
побуждениями, да?..
   Он сознавал, что забывается. В последнее время с ним  слишком  часто  это
случалось - язык не дожидался здравого смысла. За болтливый язык вся  голова
отвечает...
   - Да, - медленно отозвался Дознаватель. - Не совсем так, как ты сказал...
Но тем более интересно, когда среди многих понятных  вдруг  появляется  один
понятный не до конца.
   Игар вздрогнул. Ему показалось, что Хота  сорвалась  с  неба  и  сгорела,
падая, оставляя за собой тающий свет. Он  покрылся  холодным  потом,  однако
звезда-свидетель по-прежнему выглядывала  из-за  плеча  его  собеседника,  а
другая, еще одна падающая звезда вдруг прочертила небо чуть не над самой его
головой.
   - Ваша сестра похожа на вас? - спросил он шепотом.
   - Нет, - отозвался Дознаватель после паузы. -  Если  хочешь,  она  чем-то
похожа на тебя. Лицом и... нравом тоже.
   - Тогда ей скучно с горными монахинями, - тихо предположил Игар.
   - Не думаю, - все так же медленно ответил Дознаватель. -  Не  думаю,  что
теперь ей интересны... развлечения.
   - Вы видитесь  с  ней?  Хоть  иногда?  Длинная  пауза.  Игар  понял,  что
Дознаватель не ответит.
   - Вы...  действительно  знаете,  как  именно  скрут  поступает  со  своим
обидчиком, если поймает?
   - Да, - отозвался Дознаватель, и у Игара мороз продрал по коже.
   - А теперь представьте себе... Вот ваша сестра... молодая. Вот ее  поймал
скрут... Вот он говорит вам: или Тиар, или я сделаю с сестрой то...  ну,  вы
знаете. Приведи Тиар, говорит он вам, и я отпущу твою  сестру...  И  что  вы
сделаете? Ну что вы сделаете?! Ну что?!
   Где-то за строениями  зашелся  лаем  пес.  Игар,  оказывается,  выкрикнул
последние слова, и достаточно громко.
   Хота молчала. И ни одна другая звезда не осмеливалась больше сорваться  с
неба Игар смотрел в лицо Дознавателю, но видел только темноту.
   - Что бы вы сделали на моем месте? - спросил он шепотом.
   Молчание. Игаровы ногти вонзились в ладони - он ждал ответа. Ждал  истово
и напряженно. Исходил ожиданием.
   Дыхание ветра - холодного, почти  осеннего.  Темнота  Игар  содрогнулся.
Дознавателя уже не было рядом  -  темная  фигура  неслышно  проскользнула  в
отворившуюся дверь. В Сердце Гнезда, где Птица.
   Три долгих дня Игар засыпал средь бела дня, ночами по десять раз  выходил
по нужде, кашлял, маялся, не доедал свою порцию и просил у повара травок "от
живота". На четвертую ночь он в который раз вышел во двор и  выбрался  через
окошко кладовки на плоскую крышу кухни, где стояли в ряд закопченные  трубы,
где из вытяжек пахло съеденным ужином, жильем и дымом.  Неслышно  ступая  по
просмоленным доскам, он прошел к противоположному краю  крыши  и  присел  на
корточки, отмеряя расстояние до  ограды.  Один  прыжок,  протиснуться  между
толстыми прутьями по верху стены и  спрыгнуть  с  высоты  трех  человеческих
ростов. Не очень страшно.
   Звезда  Хота  смотрела,  издеваясь  и  подстегивая.  Хорошо,  что  ограда
выбелена известью  -  виднеется  в  темноте.  Хорошо,  что  Отец-Разбиватель
сегодня был особенно напорист, а Отец-Научатель,  царствующий  в  комнате  с
длинной  скамьей  и  скрипучими  перьями,  -  особенно  дотошен.  Игару   не
приходилось прикидываться измотанным и сонным - он и правда очень  устал,  и
Отец-Дознаватель, поймав его взгляд, читал там настоящую усталость и  тоску.
Тоску поражения...
   Он заморочил-таки всевидящего.  Он  ушел  от  Дознавателя  уйти  от  тех
семерых, что ждут его с веревками и  ножами,  будет  проще.  Один  прыжок  -
преодолеть страх высоты, перемахнуть через эту черную полоску пустоты  и  не
думать ни о карцере, ни  о  саблях,  ни  об  Обряде  Одного  Удара,  который
придуман специально для крученых...
   Он закрыл лицо руками и вспомнил Илазу. Не затравленную  Илазу  в  коконе
серой паутины - ту серьезную девчонку, которую он, он первый научил смеяться
взахлеб...
   На крыше особенно не разбежишься. Он оглянулся на звезду Хота  -  острую,
как  гвоздик  -  набрал  в  грудь  побольше  воздуха,  сжал  потные  кулаки,
разбежался и прыгнул.
   Темнота обманула его. Он не допрыгнул  на  какую-нибудь  ладонь  -  успел
ухватиться за край стены, но за самый край. Судорожно подтянулся, цапнул  за
железный прут наверху каменной ограды -  и  чуть  не  закричал,  потому  что
металлический стержень оказался скользким, как рыбина.
   Рука соскользнула. Игар  повисел  еще  несколько  секунд,  держась  одной
только левой рукой и пытаясь стереть с ладони правой липкую и скользкую мазь
- а потом пальцы левой соскользнули тоже, и, обдирая  живот  о  белые  камни
ограды, он рухнул вниз.
   Он приземлился на ноги и вполне бесшумно - правда, в  этом  ему  помогли.
Помогли чьи-то руки, подхватившие его под мышки и замедлившие его падение  у
самой земли. И сразу после этого мертвой хваткой сдавившие плечо.
   Он сидел в темноте на корточках,  слушая  звон  в  ушибленных  ступнях  и
поражаясь полной немоте и мыслей, и чувств. Что должен чувствовать человек в
такой ситуации? Страх, наверное...
   - Вставай.
   Он покорно поднялся. Звезды Хота не  видно  из-за  высокой  стены  кухни
звезда не увидит его поражения. Не расскажет Илазе.
   - Пошли.
   Куда?!
   Через весь двор. Какой долгий путь. Так хочется пройти его поскорее  -  и
пусть он подольше длится, потому что всей жизни и осталось,  что  этот  путь
через двор. Там, впереди, ждет нечто худшее. Теперь  разговоры  закончились
теперь кара.
   Отворилась низенькая, незнакомая дверь. Он еще не бывал в тех  помещениях
Гнезда, где наказывают. Ничего, теперь побывает.
   - Вперед.
   Подземелье. Винтовая  лестница.  Еще  одна  дверь,  железная,  с  налетом
ржавчины Игара затрясло, когда  он  разглядел  огромный  тусклый  замок  на
толстых  скобах,  похожих  на  уродливые  уши.  Этот  замок  не  открывается
неделями... Здесь же мхом все поросло, Святая Птица...
   - Вперед.
   Голос Дознавателя равнодушен и глух. С таким же успехом  можно  молить  о
снисхождении железные скобы в форме ушей.
   Коридор показался бесконечно длинным. Он потерял всякое  представление  о
расстоянии, он бредет  под  землей,  как  барашек  на  бойню,  долго,  очень
долго... А впереди колышется его собственная тень, уродливый пересмешник.  А
в руках идущего следом человека ровно горит факел. Легче  снести  гнев,  чем
холодное равнодушие. Лучше бы он этим факелом да Игару в затылок...
   - Стой.
   Он остановился. Пришли, значит. Что теперь?!
   - Повернись лицом к стене.
   Он послушно повернулся. Стена оказалась выложенной камнем - очень  старым
и очень замшелым. Зеленая, как лес. Увидеть бы лес еще когда-нибудь...
   Тихий скрежет, о котором Игар не знал, откуда такой звук мог бы  взяться.
Не дверь открывается, нет... Разве что каменная  дверь,  замшелая,  как  эти
стены...
   И сразу же пришел ветер. Холодный и сырой, пахнущий травой и хвоей.  Зубы
Игара, до этого мужественно сжатые, сами по себе отозвались на резкую  волну
озноба, зашлись частой дробью. Холод, который на самом деле жар...
   - Теперь обернись.
   Они стояли перед проломом в стене.  Очень  ровным  треугольным  проломом
вверх уводили крутые ступеньки, оттуда, снаружи, несло ветром, и на  краешке
светлеющего неба неохотно гасла звезда. Возможно, именно Хота.
   - Вперед.
   Верхние ступени терялись в траве. В  серой  мути  высились  грузные,  как
колонны, сосновые стволы, и где-то там, в высокой кроне, попискивала  ранняя
пташка.
   Лицо Дознавателя было рядом. Такое же серое, как рассвет, бесстрастное  и
осунувшееся, и только щека  вдруг  задергалась  сама  собой.  Дознаватель  с
усилием придержал ее ладонью:
   - Иди. Да простит тебя Птица.

Глава седьмая

   ...Кто обошел все местечки провинции Ррок? Кому  случалось  бывать  и  во
дворцах и в свинарниках, кто до дна обшаривал городские трущобы, кто  прочел
все надписи на всех могильных камнях?
   Нет такого человека. Есть дважды выносливые  и  трижды  любопытные,  есть
бродяги и странники - но провинция Ррок слишком велика. Слишком глубоко  это
море, и слишком быстро ходят по небу звезды. Дабат.
   Такой травы он не видел никогда в жизни. Любой лепесток был неестественно
ярок и мясист. Любой стебель казался толще и темнее, чем это привычно глазу
весь луг лоснился изумрудным,  сочно-зеленым,  и  странно  тяжелые  соцветия
клонились к земле.
   Игар потянулся за ромашкой - отдернул руку, не решаясь  сорвать.  Это  не
ромашка. Огромный, ядовито-желтый  в  центре,  со  слишком  длинными  белыми
лепестками, страшноватый цветок...
   Святая Птица. А ведь столько лет прошло. Столько лет...
   Он вспомнил, как парень, подвозивший его, насупился, когда речь  зашла  о
битве под Холмищами:
   - Так... Холмищами их теперь только в  казенных  бумагах  и  обзывают.  А
по-простому - Кровищи... Так и зовут.
   "...Ищи. Скоро три десятка лет,  как  она  родилась  в  селении  Холмищи,
которое известно случившейся рядом битвой. Вряд ли теперь она  вернулась  на
родину-но ищи и там тоже. Торопись..."
   Кровищи. Тела тех воинов давно стали землей. Их оружие  лежит  здесь  же,
под мясистыми цветами, и сытая, жирная трава трогает корнями их  кости.  Это
место удобрено так, что, кажется, из сорванного стебля тотчас хлынет  густая
кровь...
   Игар повернулся и зашагал к поселку. В обход холма  и  в  обход  зеленого
луга.
   Он и здесь готов был к неудаче в десятках селений он тысячу раз  задавал
один и тот же  вопрос,  а  в  ответ  лишь  пожимали  плечами,  морщили  лбы,
отрицательно качали головами: не слыхивали о такой... Сроду не слыхивали...
   Старуха, которую он спросил первой, прищурилась:
   - Погоди-погоди... Это вроде как... Вроде как было такое дело. Бобры, те,
что у них поле косое от дороги справа, они так девчонок называли... То Тиар,
то Лиар... Давно, правда... От колодца налево  сверни,  там  спроси  -  тебе
Бобров покажут...
   Он спросил - и ему показали. Во дворе указанного дома резали кур.
   Круглолицая женщина несла из загончика курицу - пеструю,  роняющую  рыжие
пушинки, истошно кудахтающую женщина крепко держала пленницу за бока,  а  у
дубовой колоды ждала девочка, подросток лет три