отя бы выздоравливает?
   Обещал ли он Димке, что не будет звонить его родителям? Влад никак не мог
вспомнить. Кажется, про родителей в их договоре ничего не было.
   "Мы заключили с тобой договор, в котором ты представляешь  себя,  а  я  -
всех тех, кто к тебе привязан..." Пару  лет  назад,  когда  Влад  убежал  из
лагеря, ребята хворали самое большее дней  десять...  А  с  момента  отъезда
прошло уже три недели.
   Значит, они уже здоровы. Свободны - от Влада. Ну хоть  раз,  может  быть,
вспомнили?
   Ему вдруг стало так обидно, что на глаза навернулись  слезы.  Им  хорошо,
они свободны и все вместе. А он - будто меченый какой-то,  прокаженный,  что
ему, всю жизнь теперь бежать от людей?!  Никого  не  полюби,  ни  с  кем  не
подружись...
   "И, Влад, если ты вернешься... тогда ты мне - не друг. Понимаешь?"
   Димка только о себе думает. А как он, Влад, будет  теперь  без  него  всю
оставшуюся жизнь - он задумался?!
   - Молодой человек, заснули? Разговор заказывать будете?
   - А... -  Влад  разглядывал  немолодое  лицо  за  толстой  переборкой  из
оргстекла. - Я... нет. Извините.
   На последнем экзамене уцелевшие абитуриенты - а их было очень немного,  в
несколько раз  меньше,  чем  перед  началом  испытаний,  -  загнаны  были  в
просторную аудиторию, где на черной доске, точно такой же,  как  у  Влада  в
школе, написаны были предлагаемые темы.
   Влад  смотрел,  как  они  читают  свою  судьбу.  Как  мучительно  щурятся
девчонки, прежде скрывавшие от экзаменаторов свою близорукость. Как бледнеют
ребята. Как они сидят, смирные, притихшие, и еще  раз  перечитывают  меловые
надписи на черной доске, и с ужасом глядят на листы линованной бумаги у себя
на столах - каждый листочек, подобно приговору,  запятнан  зловещей  лиловой
печатью.
   - Все смотрят  на  доску,  а  ты  -  по  сторонам?  -  негромко  спросила
преподавательница  неизвестно  каких  наук,   приставленная   наблюдать   за
сочиняющими.
   - По сторонам интереснее,  -  честно  признался  Влад.  Преподавательница
покачала головой и пробормотала под нос таинственную фразу:
   - Актерская природа...
   Абитуриенты определились. Кто-то раздумывал, грызя  пластмассовый  кончик
ручки. Кто-то уже  строчил  на  листке  с  печатью.  Одна  девчонка  заранее
плакала; надзирающая преподавательница  отвлеклась  от  Владовой  природы  и
пошла ее утешать. Тогда Влад решил наконец посмотреть на доску.
   Две темы были стандартные, по литературе за  десятый  и  девятый  классы.
Третья, хоть и свободная, но тоже стандартная до невозможности:  "Кем  быть?
Каким быть?"
   Влад усмехнулся. На  листке,  предназначенном  для  черновика,  нарисовал
точку и надписал название родного города.  В  другом  углу  листа  нарисовал
точку побольше и написал: "Столица"; провел от руки  прямую  линию.  Написал
красиво, как на уроке черчения: "1000 км".
   Сможет ли мама бросить работу? И переехать в другой город?
   Это означает - продать квартиру? Это означает - вообще все потерять?  Для
того, чтобы Влад овладевал сомнительной профессией ради какой-то там славы в
будущем?
   На проведенном отрезке, ближе к родному городу, Влад нарисовал  Старгород
с его мединститутом и тети-Вериными родственниками.
   ...А химию он совсем забросил. И биологию... и  физику...  Как  он  будет
поступать?! Это не стишки читать и не танцевать под  баян,  как  медведь  на
детском празднике... А вдруг он не поступит?!
   А не поступит - и не беда. Армия потерпит еще годик... Главное - пережить
это лето. Июль уже пережили кое-как...
   Через пару дней начнутся экзамены и у Димки, и у Ждана, и у  Марфы;  Влад
вздохнул. Притянул к себе  листок,  предназначенный  для  чистовика;  взялся
писать сразу  начисто,  слова  приходили  сами,  Влад  счастливо  усмехался;
надзирающая преподавательница бросала на него удивленные взгляды - вероятно,
среди бледных абитуриентских лиц  блаженная  физиономия  Влада  бросалась  в
глаза, как помидор на льду.
   "Кем я хочу быть? - вопрошал бумагу Влад. - Петухом  на  большом  птичьем
дворе. Чтобы вокруг было много белых, пушистых, безответных кур. И чтобы  из
соседнего двора иногда прилетал соседский петух,  мы  бы  с  ним  дружили  и
дрались. Я хотел бы сидеть на заборе - над всеми...
   Всеми любимый и никому ничем не обязанный. так  и  прожить  всю  жизнь  -
никуда не ездить, ничему не учиться, топтать кур и  не  бояться  кухаркиного
ножа. Вот кем я хочу  быть....  а  каким  быть  -  свободным.  Я  хочу  быть
свободным, и чтобы те, кого я люблю, были свободны от меня..."
   Влад спохватился. Перечитал написанное, хотел зачеркнуть -  но  вспомнил,
что в чистовике исправления не разрешаются. Махнул рукой - какая  разница...
Это его сочинение - прощание с театральным институтом, который хотел  его  в
себя поступить, но который получит шиш с маслом, а не Влада. Лучше бы  Агнию
приняли...
   "А вообще-то я пошутил, - дописал  он.  -  Я  не  хочу  быть  актером.  Я
поступал в ваш институт просто так, ради интереса. Спасибо за внимание".
   Он поставил точку, поднялся и,  оставив  "сочинение"  на  экзаменаторском
столе, пошел к выходу.
   - Погоди!  -  нервно  сказала  надзирающая  преподавательница.  Встала  в
дверях, почти перегородив дорогу:
   - Погоди... Трудные темы? Ты не дописал? Ты чего-то  не  понял?  Не  надо
нервничать. Я могу принести новый листок, и ты заново  напишешь,  время  еще
есть...
   - Спасибо, - сказал Влад с сожалением.  -  Я  полностью  раскрыл  тему...
больше мне сказать нечего.
   И, выйдя на улицу, вдруг подумал: а почему незнакомая тетушка так  о  нем
печется? Он же впервые в жизни ее видит...

***

   - Тебя зачислили, - сказала мама.
   С утра они были в Музее изобразительного  искусства.  Потом  замечательно
погуляли по зеленым склонам городского парка, а вечером  -  в  двадцать  два
десять - у них поезд на Старгород. Влад уже взял билеты.
   Сорок минут назад мама вышла как бы за хлебом - но оказалось, что  списки
поступивших уже вывесили.
   - Тебя зачислили, -  повторила  мама  со  священным  ужасом.  -  Молодец,
Владка...
   Он задвинул  наполовину  упакованный  чемодан  под  хлипкую  раскладушку,
служившую ему спальным местом вот уже почти месяц.
   - Ты не  ошиблась?  -  спросил  безнадежно.  Мама  замахала  руками,  как
ветряная мельница в бурю, Билеты в Старгород лежали в заднем  кармане  брюк.
Экзамены в мединститут начинаются послезавтра...
   - Такой сумасшедший конкурс, - тихо  сказала  мама.  -  Я  не  верила  ни
минуты... Ты что же, не рад?
   - Рад, - сказал Влад и  сел  на  раскладушку.  Не  стоило  этого  делать;
алюминиевые трубочки,  запросто  выдерживающие  абитуриента,  под  студентом
подвернулись и сложились сами собой; если бы не чемодан - Влад отшиб бы себе
мягкое место.
   Может быть, он успел привязать к себе приемную комиссию?
   Невозможно. Они и видели-то его всего четыре  раза...  На  расстоянии,  в
течение пяти-шести минут... Нет, не может быть, нереально.
   Что же он, получается... талантлив?

***

   -  Одаренные  люди  часто  не  вписываются  в   общепринятые   рамки,   -
самодовольно сказал профессор. - Вы - безусловно одаренный человек, Палий...
Однако, чтобы достичь чего-то в нашем ремесле, необходим труд,  труд  и  еще
раз труд.
   Профессор был высок, красив и элегантен до последней детали. Даже платок,
которым он протирал очки, был элегантен каждой каемочкой. В  кабинете  стоял
элегантный запах одеколона пополам с застоявшимся табачным духом.
   Влад был польщен.
   Умом он понимал, что следует извиниться, забрать документы и бежать сломя
голову - однако лесть расслабляла, подобно теплой ванне. Влад плыл и купался
в осознании собственной исключительности;  оказывается,  он  талантлив.  Его
дерзость милостиво сочли за проявление яркой индивидуальности.
   Это  судьба,  думал  Влад,  глядя,  как  затейливо  шевелятся  седые  усы
профессора,  когда  тот  разговаривает.  Судьба   подсунула   ему   в   купе
абитуриентку Агнию, судьба привела его в столицу и чуть не насильно впихнула
в будущую профессию. Вот захоти  он  поступить  в  театральный  -  сроду  не
поступил бы. Нет, в эти двери надо входить, играя, не боясь провала,  вообще
ничего не боясь, веря в себя...
   Веря в себя. Это Влад подумал? Или это слова профессора?
   Мама ждала его в вестибюле. Увидев ее лицо, Влад похолодел:
   - Что случилось?
   - Плохо себя чувствую, - тихо сказала мама. - Эти перепады давления... Не
волнуйся, Владка. Мне просто надо отдохнуть.
   Влад подставил ей локоть; они вышли в  жару,  пыльную  предгрозовую  сушь
большого города, и мама, схватив воздух ртом, сильнее налегла на его руку:
   - Душно...
   - Ничего не случилось? - спросил он  тревожно.  Шаря,  как  слепая,  мама
вытащила из сумки валидол, бросила таблетку под язык.
   - Ты не волнуйся, - сказал Влад. - Теперь все будет хорошо.
   - Да, да...  Вот  скамейка,  давай  присядем.  Они  сели  в  жидкой  тени
прокопченного выхлопными газами куста. Мама молчала;  с  востока  наползала,
чуть не путаясь в высоких проводах, приземистая черная туча.

   "...Седьмого,  восьмого  и  девятого  июля  с   диагнозом   "интоксикация
неизвестного происхождения" госпитализированы двадцать семь  человек.  Всего
за врачебной помощью обратились шестьдесят три человека, из них сорок девять
- выпускники школы номер сто тридцать три.
   К двадцать шестому августа  выписаны  на  амбулаторное  лечение  двадцать
шесть человек.  Пострадавший  Дмитрий  Шило,  семнадцати  лет,  скончался  в
больнице от острой почечной недостаточности.
   По факту массового отравления неизвестным веществом возбуждено  уголовное
дело".

   Газета летела, раскинув примятые серые крылья. Безголовая птица.
   Тень ее ползла по асфальту - черный четырехугольник.
   Газета летела, уносимая пыльным ветром, но Владу казалось, что у нее есть
собственная злобная воля.
   Что "Последние известия" слетаются к нему, как вороны.
   И это только кажется, что газетам нечем выклевывать глаза.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава 6
АНЖЕЛА

   Поездка сквозь снег похожа на полет сквозь  звезды.  Подсвеченные  фарами
снежинки летели навстречу, бились о стекло и уносились назад, а на их  место
прилетали новые. Темное утро представлялось  космосом;  время  было  раннее,
тучи обложные, рассвет не торопился.
   Иногда - очень редко - попадались встречные машины, нагло слепили  фарами
и убирались вслед за улетавшими  снежинками,  назад,  в  прошлое.  Спать  не
хотелось; началось "сегодня", очень важный и напряженный  день,  не  то  что
апатичное "вчера"...
   Дальний свет фар пробивал пространство далеко вперед; полосатые столбы  и
редкие дорожные знаки вспыхивали бело-голубым отраженным огнем. Светало;  на
сереющем небе обозначились верхушки сосен, обозначился снег на растопыренных
ветках,  обозначилось  наконец  утро;   впереди   на   дороге   обозначилась
человеческая фигурка возле приткнувшейся к обочине машины.
   Влад притормозил.
   На дороге стояла, подняв руку,  женщина  в  длинной  рыжей  шубе.  Больше
вокруг никого не было -  нетронутые  сугробы  и  красный  автомобиль,  тремя
колесами провалившийся в заснеженную рытвину.
   Чтобы так въехать, нужно долго тренироваться, подумал Влад.
   - П-простите, - сказала женщина.
   Ресницы у нее смерзлись вместе с нанесенной  на  них  тушью.  Скулы  были
очень красные, губы запеклись на ветру; то,  что  Влад  поначалу  принял  за
покрытую снегом шапку,  оказалось  копной  каштановых  волос,  правда,  тоже
заснеженных.
   - Не  могли  б-бы...  помочь,  -  сказала  женщина,  стуча  зубами.  -  Я
застряла...
   - Добрый день, - приветливо поздоровался Влад.
   - ...на буксир! -  взмолилась  женщина.  -  3-замерз-ну...  М-мобилка  не
берет... Д-д-д...
   Проваливаясь в снег выше  колена,  Влад  обошел  вокруг  красной  машины.
Выбрался на дорогу, потопал ногами, пытаясь вытряхнуть холодное и мокрое  из
высоких ботинок:
   - Садитесь за руль и выверните до отказа влево... Открыл  свой  багажник,
вытащил трос; дама уже сидела за рулем, в своей необъятной шубе  похожая  на
медведя-технократа.
   Влад  зацепил  пострадавшую  машину,  выехал   на   более-менее   твердое
пространство и потихоньку дал газ. Трос натянулся, салон наполнился  вонючим
выхлопом, колеса вращались вхолостую, в зеркальце заднего обзора Влад видел,
как дергается в рытвине красный автомобиль - точно мышка, чей хвост  надежно
припечатан кошачьей лапой.
   Н-да.
   Не выключая мотор, Влад выбрался из машины. Дама в шубе смотрела на  него
с отчаянием.
   - Машина ваша? - спросил Влад.
   - Прокатная, - сказала женщина безнадежно.
   - Давайте так. Я довезу вас до  автостанции,  и  вы  оттуда  вернетесь  с
трактором.
   - Простите, - сказала женщина. - Нельз-зя ли погреться у вас в салоне?  А
то моя п-печка...
   ...От шубы пахло мокрым зверем, но не  противно,  а  скорее  трогательно.
Снег на спутанных волосах таял,  сбегая  ручейками  даме  за  шиворот;  дама
вздрагивала и поводила мохнатыми плечами.
   - Я не вз-зяла такси. Сдуру... Решила  прокатиться  своим  ходом,  люблю,
понимаете, когда с-сама за рулем...
   - Зачем вы съехали к обочине? - кротко поинтересовался Влад.
   Дама вздохнула:
   - Понадобилось. Остановиться. На минуточку. Снег валил все бодрее. Влад с
беспокойством подумал, Как бы самому не увязнуть в сугробе.
   - Откройте, пожалуйста, бардачок, вот прямо перед вами...
   Рука у женщины была очень тонкая,  почти  детская,  и  очень  красная  от
холода. Ногти длинные, красивые, под светлым перламутровым лаком.
   - Теперь достаньте вон тот  атлас.  Давайте  сюда...  Дама  придвинулась,
чтобы  тоже  видеть  карту.  Автоматический   счетчик   во   Владовой   душе
предупреждающе пискнул: близко...
   - До автостанции доедем минут за сорок, - сказал Влад.
   - Я вообще-то в санаторий ехала, -  сообщила  дама.  Губы  ее  согрелись,
ресницы оттаяли, и она больше не заикалась. - Три Ручья, может, вы знаете.
   Владу не понравился такой поворот разговора.
   -  На  автостанции  обязательно  есть  тягач,  вернетесь  за  машиной,  -
продолжал он как ни в чем не бывало. Дама пренебрежительно махнула рукой:
   - Да ну, позвоню в  этот  автосервис,  скажу,  чтобы  сами  свою  рухлядь
забирали... А с меня хватит, накаталась.
   - А как же вы попадете в Три Ручья?  -  вкрадчиво  поинтересовался  Влад.
Дама удивилась:
   - А разве вы не?..
   Влад едва удержался, чтобы не поморщиться:
   - А с чего вы взяли, что я еду в Три Ручья?
   - Да ведь по этой дороге либо в поселок, либо  в  санаторий,  -  пояснила
дама, ведя пальцем по карте. - На крестьянина вы не больно-то похожи...
   Влад усмехнулся:
   - А если я в гости? К бабушке в деревню? Дама погрустнела. Втянула голову
в шубу:
   - Ну, если вы мне откажете в просьбе подвезти... Я, конечно, ни слова  не
скажу, подожду еще, может,  повезет,  -  и  она  открыла  дверцу,  собираясь
вылезать.
   - Погодите, - раздраженно сказал Влад. До Трех Ручьев было еще  два  часа
езды.

***

   Ее звали Анжелой - и это было все, что он позволил ей сообщить. Два  часа
в салоне машины, бок  о  бок;  Влад  сразу  же  предупредил,  что  не  может
отвлекаться за рулем, и  включил  погромче  радио,  чтобы  затруднить  любые
разговоры.
   Спутница оказалась на редкость понятливой и  покладистой.  Влад  напрасно
думал, что обладательницы  длинных  рыжих  шуб  и  красных  прокатных  машин
болтливы и бестактны; Анжела как притихла сразу, так и молчала до самых Трех
Ручьев, и даже когда справа от дороги показались массивные чугунные  ворота,
она не вскрикнула от  радости  и  не  указала  Владу,  куда  и  как  следует
поворачивать, так что он, задумавшись,  едва  не  пропустил  въезд  и  потом
пришлось даже пятиться назад.
   В холле санатория было людно, на стоянке - машинно, так что Влад сразу же
потерял из виду Анжелу и  едва  нашел  место,  чтобы  приткнуть  автомобиль.
Открытие  конгресса  состоялось  вчера,  но  забронированный  номер   смирно
дожидался   опоздавшего   гостя.   Девушка,   регистрировавшая   участников,
исподтишка бросала на Влада изучающие взгляды - как будто ей сказали, что  у
Влада на заду хвост, и теперь она пыталась решить для  себя,  может  ли  это
быть правдой.
   Он прошел в номер, оставил чемодан в прихожей, оставил одежду на диване и
с урчанием влез под душ. Картина дороги, летящего снега, ползущего навстречу
леса потихоньку  отпускала,  таяла,  позволяя  задуматься  о  других,  менее
монотонных вещах; от девушки-регистраторши Влад знал, что  оба  интересующих
его господина приехали еще вчера. "Сейчас они, вероятно, на семинаре..."
   По циферблату  водонепроницаемых  часов  бежали  теплые  капли.  Половина
одиннадцатого; к завтраку Влад опоздал, обед не скоро, оба издателя здесь, и
торопиться некуда. Сейчас он  переоденется,  спустится  вниз,  выпьет  кофе,
что-нибудь съест...
   Влад любил гостиницы,  дома  отдыха,  все  эти  временные  приюты,  толпы
временных людей, временное радушие, чемодан в  прихожей,  завтрак  в  людном
кафе. В потоке гостиничной жизни ему было легко и комфортно;  необязательные
встречи естественным образом перетекали в  расставание,  и  среди  случайных
знакомцев Влад не успевал даже прослыть нелюдимым. Если бы позволяли  деньги
- он всю жизнь бы прожил в гостиницах, посетил бы  их  все,  во  всем  мире,
каждую...
   "Приключения  Гран-Грэма,  незаконнорожденного  тролля.  Книга  третья  -
"Секрет старого паруса".
   Влад  усмехнулся,  растираясь  мохнатым  и  рыжим,  как  шуба   случайной
спутницы, полотенцем. В позапрошлом году он купил  на  распродаже  тряпичную
игрушку - клыкастое печальное  чучело  неопределенной  породы.  И  некоторое
время он всюду таскал уродца за собой - пока ему не пришло в голову, что  на
распродаже  ему  подвернулся  герой  подросткового  сериала,  что  он  такой
печальный потому, что незаконнорожденный, а клыкастый и зеленый потому,  что
тролль...
   Он придумал ему имя и написал первый роман, который прошел хорошо,  но  в
общем никак. Тем не менее Влад уже не мог остановиться и  написал  еще  одну
книгу; после ее выхода в свет - в маломощном провинциальном  издательстве  -
случилось примерно то же, что бывает в пруду, если швырнуть туда... нет,  не
камень, а пачку дрожжей.
   Влад усмехнулся еще раз. Третья книга про Гран-Грэма была написана больше
чем наполовину; впереди маячило еще минимум шесть или  семь  историй.  Если,
конечно,  клыкастый  любимец  публики  не  надоест  до   той   поры   своему
собственному создателю.
   ...Когда он  застегивал  манжеты  рубашки,  зазвонил  телефон  на  низкой
гостиничной тумбе. Не успев даже удивиться, Влад поднял трубку:
   - Да?
   - Господин Палий? -  осведомился  доброжелательный  мужской  голос.  -  С
приездом... Вас беспокоит Валентин Ногай, издательство "Колокольчик".

***

   - Про вас говорят, что вы не существуете, - сказал Ногай.
   Он оказался очень высоким человеком средних лет.
   Приземистое мягкое кресло доставляло ему неудобства - во  всяком  случае,
со  стороны  издатель  похож  был  на  кузнечика,  неудачно  упакованного  в
спичечную коробку.
   - Про вас говорят, будто вы, ха-ха, чей-то  псевдоним...  Гадают  только,
чей... Вы специально напустили на себя таинственность?
   - Я не особо коммуникабелен, - соврал Влад. - Предпочитаю переписку.
   Ногай понимающе кивнул:
   - А теперь вы изменили вашим привычкам, приехали на конгресс  собственной
персоной... Разумеется, судьба Гран-Грэма небезразлична  всем  нам.  Что  ж,
давайте поговорим о конкретных условиях,  которые  "Колокольчик"  может  вам
предложить...
   И следующие десять минут Ногай  действительно  говорил,  а  Влад  слушал.
Честно говоря, он рассчитывал  на  меньшее;  пришлось  совершить  над  собой
усилие, стереть  с  лица  глуповатую  улыбку  и  подавить  позыв  немедленно
согласиться на сотрудничество с "Колокольчиком".
   Как говорят в таких случаях на базаре? "Спасибо, нам