утылок.  Шесть
утра...
   "Ребят, наверное, тоже шарахнет. Как тогда в лагере... Поэтому  уезжай  в
июле, чтобы мы успели оклематься до августа, до вступительных".  -  "Я  тебе
позвоню..." - "Не звони. Напиши открытку. И, Влад, если ты вернешься... если
ты... тогда ты мне - не друг. Понимаешь?"
   Они  распрощались,  как  обычно,  на   автобусной   остановке.   В   этой
ритуальности было что-то нарочитое; Влад шел домой, и ему казалось,  что  он
улетает в космос. Надолго, навсегда. Много раз исхоженная  улица  показалась
ему трапом звездолета; горечь потери  боролась  с  предчувствием  неизвестно
чего, но хорошего и обязательно нового. Теперь все будет по-другому.  Он  не
повторит прежних ошибок, все сделает набело, он будет  принимать  решения  и
исполнять их, как подобает мужчине. Димка еще услышит о Владе Палии...
   На асфальте под мусорным баком валялась пластмассовая детская  машинка  с
одним  колесом.  Длинная  капроновая  веревка  подрагивала  на   ветру;   не
задумываясь, Влад наклонился, ухватил веревочку за твердый узелок на конце и
потащил машинку за собой.
   Машинка  катилась,  вернее,  ползла  на  брюхе.  Нарисованный  на  кабине
водитель улыбался как ни в чем не бывало.
   ...Все они еще услышат. К тому времени они  давно  будут  свободны  -  от
необходимости видеть Влада, говорить с ним... Они увидят его по  телевизору,
но не ощутят ничего, кроме гордости за него - и,  конечно,  зависти.  Тогда,
может быть, он  вернется.  Они  с  Димкой  встретятся...  Димка  никогда  не
завидовал ему... и покажется, будто они расстались вчера.  Им  будет  о  чем
поговорить...
   Влад споткнулся. А что,  если  выступать  по  телевизору  ежедневно?  Как
ведущий новостей, например? Постоянные телезрители  привыкнут  к  нему?  Вот
интересно, возможно ли такое?
   Он машинально поправил съехавшую набок  бабочку.  Выпрямил  спину.  Гордо
поднял  подбородок;  толстый  дворник   удивленно   вытаращился   на   юного
аристократа в костюме-тройке,  с  мечтательной  улыбкой  тянущего  за  собой
детскую машинку об одном колесе.
   Он добьется... он может добиться в жизни чего угодно. Мама  хочет,  чтобы
он был врачом... Ему самому иногда этого хочется... Но главного  решения  он
еще не принял, Он выберет сам - не позволит ни обстоятельствам, ни  минутной
слабости, ни даже маме выбирать за себя. Надо только  выстроить  свою  жизнь
так, чтобы умение Влада привязывать к себе людей играло ему на пользу, а  не
во вред. А если он сумеет это сделать - ого-го! Весь мир будет волочиться за
ним, как эта вот машинка на веревочке. Только не надо спешить, надо выбрать,
чего  же,  собственно,  больше  хочется  -  быть   знаменитым   телеведущим?
Киноактером? Или даже президентом?
   "Понимаешь, Димка, мне позарез надо куда-то поступить, не  в  этом  году,
так в следующем. Иначе меня заберут в  армию...  Представляешь,  что  будет,
если я окажусь в армии?!" - "Да уж..." - "И  ведь  мама...  Я  должен  найти
такое место, чтобы от нее неподалеку..." - "Не говори мне ничего!" - "Я и не
говорю... Просто  мне  все  равно  придется  вернуться  домой,  может  быть,
ненадолго..." - "Только не раньше осени. Когда все закончится. Когда  многих
наших в городе уже не будет... А меня не будет точно, Владка".
   Влад остановился перед дверью своего дома. Поднял  глаза  к  занавешенным
окнам - так когда-то смотрела Иза...
   "Обещай, Влад, что ты смотаешься на все лето, и  ни  одна  живая  душа  в
городе не сможет тебя отыскать. Мы заключили с тобой договор, в  котором  ты
представляешь себя, а я - всех тех, кто к тебе привязан. Самое  лучшее,  что
ты можешь  для  нас  сделать,  -  это  свалить  из  города,  и-с  концами...
Поклянись".
   "Обещаю".

***

   Поезд тронулся. Лента перрона поползла назад; Димка, стоявший у  лотка  с
мороженым и смотревший в сторону, повернул  голову  и  встретился  с  Владом
глазами.
   Небрежно поднял руку, помахал - как будто прощаясь по дороге из школы.
   Перрон закончился. Влад вернулся в купе.  Вытащил  из  сумки  учебник  по
химии; разговорчивая соседка уже  пытала  маму  о  том,  куда  они  едут  (в
Старгород), и  куда  поступает  Влад  (в  медицинский),  и  есть  ли  у  них
знакомства в приемной комиссии (к сожалению, нет), и  занимался  ли  Влад  с
репетитором (что вы, он и так хорошо учится), и  есть  ли  где  остановиться
(да, у родственников-знакомых), и что-то еще, сдобренное личными соседкиными
воспоминаниями...
   У окна сидела девчонка, ровесница Влада. Смутно знакомая. Может быть,  он
видел ее на танцах, или в парке, или еще где-то.
   Девчонка молча смотрела в окно. Дорожная болтовня двух женщин текла мимо,
никак ее  не  затрагивая;  когда  Влад  уселся  напротив,  девчонка  мельком
взглянула на обложку учебника. И снова отвернулась.
   Усилием воли Влад  заставил  себя  понять,  о  чем  идет  речь  и  книге.
Перечитал главу в третий раз, в  четвертый;  на  пятый  раз  соседкин  голос
отдалился и исчез, как будто между Владом и этой тетенькой в розовом  летнем
платье образовалась звуконепроницаемая стена. Влад читал, не поднимая  глаз;
девчонка напротив превратилась в деталь интерьера - наравне со  шторками  на
окне, вешалками для одежды и чемоданом на багажной полке.
   Потом текст уплыл в сторону, на  его  месте  оказался  узкий  асфальтовый
перрон, ларек с мороженым и Димка, небрежно машущий вслед.
   Димка был демонстративно равнодушен. Уже начал отвыкать, подумал  Влад  с
обидой. Ну ладно, не обнялись перед дорогой, Влад сам так захотел, чтобы  не
обнимались... Но хоть лицо-то не делать таким постным лучший друг  мог  бы?!
Нет, Владу  и  так  сойдет...  у  него  же  голова  не  болит  в  разлуке...
температура не поднимается...
   Но это ведь не значит, что совсем ничего не болит?  Они  -  те,  кого  он
оставляет, - трудное время проведут вместе. А он, Влад... что же, он  теперь
обречен на одиночество? Всю жизнь?!
   Он закусил губу, прогоняя внутренний скулеж. Ничего ему  не  сделается...
там увидим... главное испытание предстоит все-таки не ему, а...
   Впереди июль и август. Все решится в июле, но Влад не  сможет  помочь  ни
Димке, ни другим одноклассникам. Вот помешать... Для  того  чтобы  помешать,
достаточно просто найтись. Жить они будут у родственников тети Веры, маминой
старой приятельницы, а муж этой тети Веры знаком с матерью Ждана... И  Ждан,
если захочет - а он захочет! - узнать, куда уехал Влад, хоть  завтра  сумеет
получить "засекреченную"  информацию...  Какие  такие  секреты  в  маленьком
городе?!
   Умиротворяюще постукивали колеса. Болтливая соседка пожелала  переодеться
в спортивный костюм; Влад покорно вышел в коридор, встал у окна, держась  за
поручень.
   Вечерело: чтобы увидеть в окне  хоть  что-нибудь  кроме  своего  мрачного
отражения, надо было прислониться к стеклу лбом и носом.
   За  спиной  присвистнула,  открываясь,  дверь  купе.  Серьезная  девчонка
прошествовала в конец коридора - и через две минуты обратно; остановилась  у
соседнего окна, прижалась к нему лицом.
   - Поступать? - спросил Влад. Девчонка отрывисто кивнула.
   - В педагогический?
   Она взглянула на него с царственным презрением:
   - В театральный.
   - А это где? - спросил Влад после паузы.
   - В столице, разумеется, - отозвалась она недоуменно. - Или ты про другое
спрашиваешь?
   Она совсем не походила на девицу, собирающуюся быть артисткой. Во  всяком
случае, Влад воображал таких девиц совсем по-другому.
   - А что туда сдают? - спросил он  просто  так,  чтобы  скрасить  неловкую
паузу.
   - Мастерство, - сказала девчонка,  будто  облизывая  сладкий  леденец.  -
Прозу, басню, этюд, стихотворение, монолог, танец, песню...
   - Много, - сказал Влад. - А химию не сдают? Она не удержалась и прыснула.
   - А биологию?
   - Биология должна быть в человеке, - сказала она  наставительно,  и  Влад
понял, что она повторяет чужую фразу. - Актерская биология...
   - У тебя есть?
   Она смерила его таким взглядом, каким обычно обмениваются девчонки  перед
девчоночьей дракой:
   - Есть. А тебе что?
   Мимо по  коридору  прошел  мужчина  в  мятом  спортивном  костюме,  такой
толстый, что и Влада, и его собеседницу едва не вдавило в стенку.
   - Как тебя зовут? - спросил Влад несколько запоздало.
   - Агния, - она подняла подбородок. -  Как  тебя  зовут,  я  знаю...  -  И
добавила, оглянувшись на прикрытую дверь:
   - И принесло же эту  трепливую  тетку  в  наше  купе!  И  оба  потихоньку
рассмеялись.
   Простота экзаменов в театральный поразила  Влада.  Как  ни  убеждала  его
Агния, что выучить текст - не главное,  убедить  все-таки  не  смогла.  Если
человек сдает химию - всем ясно, что именно он сдает.  Если  человек  читает
перед комиссией стихотворение... ну  как  его  оценить,  если  он  прочитает
громко, с выражением и ни разу не собьется?!
   И еще - Влад никогда не был в столице. И еще  -  экзамены  в  театральный
приходятся на июль, а в медицинский - на август.
   - Мама, - сказал  Влад  утром,  когда  до  станции  Старгород  оставалось
двадцать минут езды. - Я кое-что хочу тебе сказать...
   Мама выслушала все его резоны молча. Поезд замедлил ход, справа  и  слева
потянулись серые старгородские многоэтажки.
   - Ты не хочешь, чтобы они узнали, где ты,  -  сказала  мама,  когда  Влад
совсем уж отчаялся услышать ее ответ.
   - Я хочу посмотреть столицу... - смятенно залопотал он. - До экзаменов  в
Старгороде еще есть время...
   - Но я же должна как-то предупредить... что мы не приедем сейчас...
   Влад сперва не поверил. Обнял маму, ткнулся носом в душистое мягкое ухо:
   - Так ты согласна?!
   - Ты не понял, Владка. Я все равно  позвоню  тети-Вериным  родственникам,
объясню, где мы и что с нами, и почему не приехали...
   - Да, но в столице нас не найдут! Даже если через полицию станут искать!
   Болтливая соседка, как раз выходившая из купе, слышала  последнюю  фразу.
Неизвестно, о чем она подумала, но наблюдать за ней было забавно.
   - Ты действительно во все это веришь, - задумчиво сказала мама.
   Поезд подходил уже к станции.

***

   Здание института походило на дом с привидениями -  высокие  сырые  своды,
гулкие полутемные пространства, галерея портретов вдоль стен. Рамы оказались
гипсовыми, с наполовину облетевшей позолотой; изображенные на портретах люди
смотрели мимо Влада, и на каждом лице лежало осознание  великой  славы,  как
будто даже сквозь слой многолетней пыли до нарисованных ушей доносилось  эхо
аплодисментов. Где  не  было  портретов  -  имелись  барельефы,  провожающие
абитуриента свирепыми белыми глазами; Влад  не  то  чтобы  робел  -  терялся
поначалу.  Ему  никак  не  верилось,  что  происходящий  тут   цирк   кем-то
воспринимается серьезно.
   Институт пребывал в кольце странной, экзотичного нрава молодежи. От девиц
темно было в глазах - блондинки, брюнетки,  толстые  и  тонкие,  красивые  и
откровенно уродливые, и в придачу к ним целый выводок "серых мышей", которые
тоже хотели стать артистками; парней собралось меньше, но все  они  говорили
так громко и обладали голосами столь гулкими, что - затыкай уши.  Разбившись
по углам, абитуриенты разговаривали неестественными  голосами,  взвизгивали,
хохотали, надсадно  рыдали,  бормотали,  падали,  лаяли,  рычали,  пели  под
расстроенную гитару в общем, проделывали все для того, чтобы удивленный Влад
счел их сумасшедшими.
   Однажды в полутемном коридоре на него  натолкнулась  бледная  девчонка  с
заведенными под лоб глазами. Губы ее непрестанно шевелились; Влад испугался.
   - Королевская кровь - не такая,  чтобы  ею  поливать  огороды,  -  внятно
произнесла девчонка. Посмотрела на Влада в упор, нахмурилась:
   - Кто ты таков, чтоб дерзостно... нарушить мой покой?
   Влад начал понемногу пятиться. По счастью, девчонка уже забыла про него -
брела дальше, взмахивая рукой, повторяя с истерическим смешком:
   - Ах, кто таков он... Обезглавить! Обезглавить! Обезглавить!
   Не может быть, чтобы ее не приняли, с суеверным ужасом подумал Влад.
   Агния сразу влилась в общее безумие и даже организовала "этюд" - то  есть
немую сценку - под названием "Вокзал"; она и Влада звала  с  собой,  но  тот
отказался. Ему было неловко участвовать в такой чепухе. Сказано - на  первом
экзамене надо прочитать стихотворение и басню; в  школе  он  учился  хорошо,
кое-что из курса литературы да помнит...
   Дожидаясь своей очереди, слушая выкрики и  завывания,  доносящиеся  из-за
высокой крашеной двери, Влад решил про себя, что, если ему сразу же поставят
двойку - он скорее обрадуется,  нежели  огорчится.  Все-таки  он  дал  маху,
приехав вслед за Агнией в театральный. Лучше бы химию учил на пляже...
   Его вызвали.
   В большой пустынной аудитории имелся стол, за которым восседали,  подобно
средневековой инквизиции, усталые мужчины и женщины  -  многие  из  них  уже
прожили полвека, а то и больше. Владу стало жаль пожилых людей: в  аудитории
духота, череде абитуриентов не видно конца, а они сидят и сидят,  слушают  и
слушают все эти выкрики и стоны, в то время  как  на  дворе  лето,  отличная
погода, самое время везти внуков на дачу...
   - Что вы нам почитаете? - спросила полная, как луна, экзаменаторша.
   - Что-нибудь короткое, чтобы не очень вас утомить, -  от  чистого  сердца
сказал Влад. Экзаменаторы переглянулись.
   Девчонок должны были прослушивать позже; Агния,  вся  в  красных  пятнах,
бродила по коридору, бормоча, воздевая руки и то и дело натыкаясь на  других
абитуриенток, таких же бормочущих и погруженных в себя,
   Владу захотелось подойти к ней. Просто сказать,  что  комиссия  вовсе  не
страшная - обыкновенные усталые дядьки и тетки, и  даже  доброжелательные  -
вон как ласково с Владом разговаривали... Он уже сделал шаг - но идти дальше
помешала ему неосознанная, наполовину утопленная в подсознании мысль.
   Они ехали в одном купе, стояли рядом у окна, теперь они  общаются  каждый
день, разговаривают. Очень скоро им суждено расстаться (Влад, в  отличие  от
прочей абитуры, прекрасно понимает, что дорога его  лежит  в  Старгород,  на
вступительные в мединститут). А кто знает,  как  отольется  Агнии  еще  один
разговор с Владом... Сколько их должно быть, этих  разговоров,  чтобы  Агния
своей шкурой расплатилась за  случайное  знакомство?  Даже  если  это  будет
легкое недомогание... Во время экзаменов - очень некстати...
   И, подумав так, Влад не подошел к Агнии. По неудобной скользкой  лестнице
спустился в облицованный мрамором подвал, выпил газированной воды из старого
автомата, гудящего как трактор. Все-таки плохо,  если  ему  поставят  двойку
сразу же. Придется забирать документы и ехать в Старгород. С другой стороны,
если  поставят  тройку  -  придется  придумывать  этот  дурацкий   "этюд"...
"Вообрази, что ты открываешь банку кильки в томате, а там - живая змея..."
   Он не выдержал и улыбнулся.
   В любом случае можно и задержаться на недельку. Просто погулять...  А  то
он и столицы-то не видел. Пока нашли институт,  пока  нашли  комнату,  чтобы
поселиться... Комната тесная, на кухне вечно сидит старушка-хозяйка. Но  кто
сказал, что у тети-Вериных родственников будет уютнее...
   -  Эй,  иди,  там  ваши  оценки  вынесли,   -   сказал   ему   долговязый
парень-первокурсник.
   И Влад пошел.
   В экзаменационном листке, украшенном очень неудачной Владовой фотографией
(выпученные глаза, нос картошкой,  волосы  торчком),  красовалась  кособокая
пятерка. У прочих ребят, сдававших с ним "в серии", были тройки, и только  у
одного - "четыре".
   ...Запустили девчонок.  Влад  остался  поболеть  за  Агнию  -  за  чужими
спинами;  девчонки  выходили  из   аудитории   красные,   бледные,   гордые,
растерянные, испуганные...
   Потом  вынесли  оценки.  Влад  видел,  как  Агния  первой  схватила  свой
листок...
   И как ее перекосило, как задрожали губы. Влад рванул  к  ней,  маневрируя
между потными абитуриентками; двойки не было. Но Агния получила "три", а это
означало - почти конец.

***

   Каждое утро, просыпаясь, он первым делом думал о Димке.
   Жалко родителей. Димка в больнице - или уже нет? Димка в реанимации - или
все-таки обошлось? Он тосковал по Ждану, по Марфе, по Антону, даже по  самым
неприятным своим одноклассникам неожиданно остро тосковал. Он вспоминал, как
в восьмом классе они чуть было не поехали на экскурсию в столицу, но  что-то
в последний момент сорвалось; вот было бы здорово, если бы они вместе гуляли
по этим улицам!
   Абитуриенты театрального казались ему  чужими  и  глупыми.  Вот  если  бы
ребята были здесь...
   Он тосковал - и немного стыдился собственной сентиментальности. Таскал  в
сумке выпускную фотографию  -  не  официальную,  а  любительскую,  сделанную
чьим-то папой. Очень удачный снимок: они всей оравой спускаются со школьного
крыльца, ночь теплая, выпускной вечер в разгаре...
   Иногда в нем поднимались смутная злость, обида и раздражение.  По  какому
праву он лишен возможности видеться с друзьями? Кто сказал,  что  он  должен
исчезнуть из их жизни навсегда?
   В тот день, когда они вместе с Димкой шли рассветными улицами - все  было
понятно. Печалило, но не вызывало сомнений; теперь Влад не был  уверен,  что
поступает правильно.
   Почему? По какому закону? По чьему произволу? А вот  он  хочет  вернуться
домой и увидеть Димку... А почему нет?
   Мама видела, что с ним  творится  неладное,  но  не  пытались  ни  о  чем
спрашивать. То звала на прогулку, то подсовывала учебник химии...
   Каждое утро, просыпаясь,  Влад  думал  о  тех,  кого  оставил,  наверное,
навсегда.

***

   - Ты не разговариваешь со мной, потому  что  у  тебя  "пять",  а  у  меня
тройка?
   - С чего ты взяла, что я с тобой не разговариваю?
   - Почему ты отворачиваешься, когда меня видишь? Кто ты вообще такой?  Где
бы ты был, если бы не встретил меня в  поезде?..  А  может,  ты  вообще  все
разыграл? И с самого начала готовился, ехал поступать...
   - Я в медицинский пойду!
   - Ага... Давай, ври. Еще учебник с собой притащил... Может,  у  тебя  там
детектив в обложке от "Химии"...
   - Ты соображаешь, что говоришь? Я еще монолог на второй тур... я  еще  не
выучил!
   - Ага, ага... Далеко пойдешь. Только ко мне  больше  не  подходи,  понял?
Обманщик, трепач...
   - Это я-то?!
   - Все, пока. Считай, что мы незнакомы...

***

   Агнию окончательно срезали на третьем туре. Она уехала не прощаясь.
   Ему ставили пятерки - одну за другой.
   - По-моему, они меня с кем-то путают, - всякий раз говорил он маме.
   После трех туров  оказалось,  что  надо  сдавать  еще  историю  и  писать
сочинение; Влад думал, что провалится хотя бы на истории  -  но  ошибся.  Из
трех вопросов он приблизительно знал лишь один, однако  на  деле  хватило  и
половины. Выслушав несколько сбивчивых фраз, экзаменатор кивнул  и  поставил
"четыре".
   И тогда только, стоя посреди  летней  загазованной  улицы,  Влад  впервые
ощутил, что неотвратимо поступает. Что двери в  институт,  такие  узкие  для
многих, не просто распахнулись перед ним - они его втягивают  насильно,  как
пылесос бумажку.

***

   Был конец июля. На другой день после экзамена по истории Влад проснулся -
и первым делом подумал, что там, в оставленном городе,  наконец-то  все  уже
решилось.
   Скорее всего, Димка уже выписался из больницы, а это значит -  все.  Нити
порваны, мосты сожжены, Влад больше никогда не увидит своего самого лучшего,
самого правильного друга.
   А что такое звонок по телефону? Просто один звонок?
   Переговорный пункт был совсем рядом. Два квартала по улице вниз.
   Влад постоял перед вращающимися стеклянными дверями. Вошел;  в  помещении
было прохладно, в деревянных кабинках топтались люди, их приглушенные голоса
сплетались в общий  негромкий  гомон.  У  кассы  стояла  очередь  человек  в
пять-шесть; Влад пристроился к ее хвосту.
   Собственно, что  мешает  ему  позвонить...  нет,  не  Димке,  а  Димкиным
родителям? Услышать от них, что сын уже здоров? Или х