амолчали. Журнал надо  было  немедленно  сдать  обратно  в
учительскую - тем не менее они сидели друг против друга на  холодном,  очень
широком подоконнике четвертого этажа и ждали невесть чего.
   - Ты знаешь... - неуверенно начал Димка.
   - Что?
   - Я поеду к бабушке, - сказал Димка  собранно,  будто  приняв  наконец-то
важное решение. - На выходные.
   И там застряну. Придумаю что-нибудь... Так  что  ты  не  удивляйся,  я  в
понедельник в школу не приду...
   - Адрес бабушки оставь, - после паузы попросил Влад.
   - Зачем?
   - Дурак, - сказал Влад.
   - Может, и дурак, - вздохнул Димка. - Но это очень важно. Для меня.
   И замолчал.
   Возможно,  он  хотел  бы  сказать,  как  страшно  походить   на   угрюмую
географичку. Или на ревущую Изу. Или как страшно было ему в реанимации...
   - Понимаю, - сказал Влад. - В конце концов... И подумал: а  вдруг?  Вдруг
Димка вернется через неделю, довольный и здоровый, хлопнет Влада по плечу...
и вернет ему его "дурака"? Мало ли?

***

   В понедельник Димка не пришел в школу.
   Владу снилась какая-то белиберда. Сети, нити, вокзалы,  вечные  опоздания
на поезд, когда надо бежать, но нет сил сдвинуться с места...
   Во вторник Димки все еще не было.
   В среду - Влад специально никуда не  отлучался,  сидел  дома  -  раздался
междугородный звонок.
   - Приезжай,  -  хрипло  сказал  незнакомый  голос,  в  котором  с  трудом
угадывались Димкины интонации. - Поселок... Вялки... Канатная, дом три...
   Через десять минут Влад уже бежал за автобусом. Через полчаса - трясся  в
электричке.
   Маме осталась корявая записка:  "Все  в  порядке,  срочно  выехал,  Димка
болен. Позвоню".
   Стемнело. Влад метался по платформе станции  Вялки,  пытаясь  найти  хоть
кого-нибудь, кто знал дорогу на улицу Канатную...
   Дверь открыла до смерти перепуганная старушка. Не снимая грязных ботинок,
Влад ввалился в комнату; Димка, сделав явное усилие, сел на постели.
   - Привет, - сказал с наигранной веселостью. - Я и не думал,  что  ты  так
быстро доберешься...
   Потом, когда Димка заметно порозовел, когда Влад позвонил маме и успокоил
ее и когда Димкина бабушка тоже немножко  успокоилась  -  ввалились  Димкины
родители. Если раньше Влад только слышал идиому "глаза на лбу" -  то  теперь
он вживую увидел, что это значит.
   А еще потом, когда оба тряслись бок о бок  в  машине  Димкиного  отца  по
дороге в город, - Владов друг сказал еле слышно:
   - Понимаешь... Сильно в больницу не хотелось. А так... можно перетерпеть,
ничего страшного. Если бы не эти паникеры...
   И Влад с благодарностью пожал ему руку.

***

   Мама разливала суп. Сперва в глубокую тарелку с  синей  каймой  -  Владу;
потом в глиняную миску с узорами - себе. Прежде  таких  мисок  было  четыре:
одну разбил Влад, когда ему было  лет  пять,  вторую  -  опять-таки  Влад  в
прошлом году, а третья разбилась сама, по необъяснимой причине соскользнув с
края раковины.
   Осталась одна, и сейчас в ней дымился суп. Влад  нарезал  хлеб.  Протянул
горбушку маме. Он всегда оставлял ей горбушки. Даже когда был маленький.
   - Как там Димка? - спросила мама.
   - Уже хорошо, - отозвался Влад. Овощи в его тарелке плавали  взад-вперед,
повинуясь ложке-веслу; Влад смотрел, как мама  ест.  Как  падают  в  тарелку
одинокие капли; как пустеет глиняная миска, как тает на столе горбушка.
   Суп в его тарелке остывал.
   - Ты чего? - настороженно спросила мама.
   - Ничего, - Влад вздохнул. Ему казалось, что между ним и мамой  проведена
поперек комнаты жирная меловая черта.
   - На будущей неделе наконец потеплеет, - сказала мима. - И  так  полвесны
съедено неизвестно каким циклоном..
   - А давай купим еще один цветочный ящик, - сказал Влад.
   Мама промокнула губы салфеткой. Легко поднялась; полнота,  появившаяся  в
последние годы, не  сумела  отяготить  ее  движений.  Сказывалась  юношеская
любовь к волейболу и пешим походам.
   Влад смотрел, как мама  моет  тарелку.  Как  споласкивает  подвернувшуюся
чашку из-под чая, которую Влад поленился вымыть утром.
   - Мам...
   Она сразу же обернулась:
   - Да?
   Воображаемая  черта  висела  между  ними,  как  бельевая  веревка.   Влад
почему-то был уверен, что мама ее тоже видит.
   - Мам, расскажи, как ты меня выбирала...Со времени  Владова  младенчества
этот ритуальный рассказ повторен был тысячекратно. Маленький Влад слушал его
охотнее любой сказки; правда, в последние годы он редко обращался к  маме  с
традиционной просьбой. В последний раз - года полтора назад, наверное.
   Мама улыбнулась, вытирая  руки  полотенцем.  Преодолевая  невесть  откуда
взявшееся смущение:
   - Захотелось мне сына. И пришла я в специальное  место,  где  было  много
маленьких детей...
   - И все они лежали в кроватках... - подхватил Влад.
   - ...И я стала  выбирать  себе  самого  лучшего  мальчика,  но  не  могла
выбрать. Но потом увидела тебя и поняла, что ты  мой  сын.  И  забрала  тебя
домой...
   - Ты, по-моему, что-то пропустила, - сказал Влад.
   -  Пропустила,  -  тихо  призналась  мама.  -  Как  мне   запрещали   это
усыновление. Как придирались к  тому,  к  сему...  А  в  особенности  им  не
нравилось, что я не замужем...
   Воображаемая черта-веревка грузно колыхнулась.
   - А все-таки... как ты меня выбирала? Мама посмотрела на  свои  руки,  на
зажатое в них мокрое полотенце:
   - Это был такой праздник... когда мне все-таки разрешили. Дома уже стояла
кроватка, в шкафу - все, что надо... ванночка, обогреватель для питания... А
когда я оказалась... среди  этих  кроваток...  мне  стало  страшно,  Владка.
Смотрю... теряюсь. Не могу решиться. За  плечом  сопит  нянечка...  все  они
спят. Дисциплинированно так... до сих пор не понимаю - почему они все спали?
Никто не плакал. Даже те, кто лежал с открытыми глазами...
   - Я спал?
   - Нет, ты смотрел.
   - На тебя? Может, я улыбнулся?
   - Нет. Ты просто смотрел... Можешь верить, можешь нет, но я действительно
поняла, что выбор сделан. Сразу.
   - Ты брала меня на руки?
   - Ну конечно...
   - Ты сначала решила, что я - твой, а потом взяла меня на руки? Или сперва
взяла, а потом решила?
   Мама заколебалась. Посмотрела на Влада недоуменно:
   - Не помню...
   - Ну вспомни, пожалуйста. Как долго ты меня держала? Минуту, полчаса?
   Мама долго молчала, сдвинув брови.
   - Я носила тебя по проходу между кроватками, - сказала она наконец.  -  А
нянечка все сопела... И чего-то требовала от меня... Чтобы я  положила  тебя
на место и шла оформлять документы... А  мне  не  хотелось  тебя  класть  на
место...
   - Мама, - сказал Влад. - Когда ты сказала им,  что  берешь  меня,  именно
меня... Они не пытались тебя отговорить?
   Мамины брови окончательно  сошлись  на  переносице.  Двумя  вертикальными
линиями пролегли прежде незаметные морщины:
   - Владка... ну почему  ты  спрашиваешь...  откуда  у  тебя  эти  дурацкие
мысли?
   - Ну пытались? Не говорили что-то... о дурной наследственности, например?
Или о каких-то странностях,  связанных  именно  вот  с  этим  младенцем?  Не
предлагали тебе других? Не просили подумать, повыбирать еще?
   - Владка, - сказала мама после длинной-длинной па узы. - Ты меня пугаешь.
Что опять? Что опять  с  тобой  происходит?  Я  думала,  что  все  прошло...
переходный возраст... Я надеялась... И вот - опять...
   Владу сделалось жаль ее. Так жаль, что больно стало горле.
   - Мама, - сказал он, мысленно разрывая черту, как  бегун-победитель  рвет
финишную ленточку. - Я тебе расскажу... Только ты выслушай все сразу, ладно?
До конца. Хорошо?
   И заговорил, сидя над стылым супом. Мама сперва стояла,  комкая  в  руках
полотенце; потом подошла и села напротив, а полотенце положила на колени.
   - Все? - спросила она, когда Влад охрип.
   -  Все,  -  сказал  он  безнадежно,  потому   что   воображаемая   черта,
оказывается, никуда не делась.
   Мама помолчала. Подперла щеку кулаком; неожиданно улыбнулась:
   - Когда мне было одиннадцать лет, я целый месяц была убеждена, что у меня
какая-то страшная неизлечимая болезнь. Этап, который проходят в определенном
возрасте все девочки, оказался для меня жутким потрясением... в то время как
надо было просто открыть рот и признаться матери. Только и всего.
   - Ну у тебя и параллели, - Влад невольно улыбнулся в ответ.
   - А что ты думаешь? - невозмутимо продолжала мама.  -  Ты  нафантазировал
себе бог весть что... Ну почему ты не рассказал раньше?! Если это  все,  что
тебя беспокоит... Ребята проведывают тебя, когда  ты  болеешь.  И  что?  Ну,
любят тебя в классе. Ну, пользуешься авторитетом Это ужасно, правда?
   - А Иза? Мама вздохнула:
   - В моем классе одна девочка едва не покончила с собой  из-за  несчастной
любви. Из петли вынули. Теперь - примерная жена и мать, у нее трое,  младший
- твой ровесник... Да влюбилась в тебя эта Иза, а  у  тебя,  как  и  у  всех
пацанов в этом возрасте, просто глаз нет... простых вещей не видите...
   - А лагерь?
   - А что - лагерь? Вон, в новостях показывали, в одном поселке на  свадьбе
сорок человек насмерть отравились. Не то грибами, не то пирожными.
   - Но в лагере...
   - Владка, ну не говори же  ты  глупостей.  Во  втором  классе  ты  был  в
санатории месяц... даже полтора... Твои одноклассники  преспокойно  пережили
это время без тебя. В третьем классе Дима, твой друг, угодил  в  больницу...
Дима - не великого здоровья человек, к сожалению. У него  полно  хронических
болячек... И еще - он очень внушаемый. Помнишь, в четвертом классе его  тоже
хотели отправить в санаторий -  на  все  лето?  И  как  у  него  температура
поднялась невесть откуда? Отменили поездку -  температура  упала.  Назначили
поездку снова - опять поднялась...
   - Может, он термометр натирал, - предположил Влад. Мама покачала головой:
   - Да нет... "Натертый" термометр  -  детская  легенда.  Кто  хоть  одного
ребенка  вырастил,  тот  рукой  меряет  температуру  с  точностью  до   двух
десятых... - она посмотрела  на  свою  ладонь.  -  А  что  я  тогда,  летом,
свалилась... так ведь нервничала, Влад. Сын сбежал невесть куда  -  все-таки
волновалась... немножко. Да?
   - Мама, - сказал Влад шепотом. - Ну прости, пожалуйста.
   - Да я же не упрекаю, - удивилась мама. - Я, наоборот...  У  меня,  можно
сказать, гора с плеч...
   Они включили телевизор, бок о бок уселись  на  диване  -  и  до  полуночи
смотрели какой-то  глупый  фильм,  то  и  дело  обмениваясь  едкими  к  нему
комментариями.

***

   - А я в командировку еду, - радостно сообщила мама дней через  десять.  -
Ты хотел самостоятельности - и флаг тебе  в  руки.  Дерзай.  Только  дом  не
спалите с командой своей.
   - Ты же всегда отказывалась от командировок,  -  пробормотал  застигнутый
врасплох Влад.
   - Всю жизнь отказывалась... а теперь съезжу. На недельку.
   - Так долго?!
   Мама развела руками:
   - На меньший срок нет смысла  ехать,  ты  уж  извини...  Тренируйся  жить
самостоятельно. Тебе уже скоро шестнадцать..
   Влад открыл было рот - и так и закрыл, вхолостую. Испугался невесть чего.
То ли маминой насмешки...
   То ли побоялся спугнуть спокойную мамину уверенность в том, что все будет
хорошо.
   Она, эта уверенность, много раз выручала  его  в  жизни.  В  детстве  ему
казалось, что такое вот мамино спокойствие - как протянутая в будущее  рука,
выстраивающая там желанные события и разрушающая беды.
   И, в который раз доверившись маминой внутренней силе, Влад промолчал.
   На третий день рано утром Влад подскочил в постели от телефонного звонка.
Телефон орал не умолкая - звонили по межгороду.
   - Да?!
   - Ответьте Маковке, - равнодушно предложила телефонистка.
   - Какой... алло? Треск в трубке.
   - Владка, - сказала  мама,  голос  ее  доносился  будто  из-под  толстого
одеяла. - Что с тобой?
   - Со мной? Все в порядке, все нормально... А ты  откуда?  Из  этой...  из
Маковки?
   - Я еду домой, - сказала мама. - Буду после обеда.
   - Со мной все в порядке...
   - Да, да. До встречи...
   Короткие гудки; через минуту после того, как Влад положил трубку, телефон
затрезвонил снова, и телефонистка, равнодушная как робот, поинтересовалась:
   - Поговорили?
   - Да, - сказал Влад.
   Спросонья он всегда соображал туго.
   Маковка...
   Мама возвращается.
   Он  едва  досидел  до  конца  уроков.  Бегом  вернулся  домой,   поставил
разогреваться обед; почему-то некая Маковка,  упомянутая  телефонисткой,  не
шла у него из головы. Знакомое название? Маковка, Маковка...
   Наконец он полез в  книжный  шкаф  и  отыскал  там  "Атлас  автомобильных
дорог", в свое время купленный в "Букинисте" как раз за то,  что  не  только
большим, но и малым населенным пунктам прилагалось в нем краткое описание.
   Маковка.  Сто  тысяч  жителей.  Краеведческий  музей,  стоянка   древнего
человека, региональный Дом малютки...
   Как раз в этот момент раздался еле  слышный  скрежет  ключа  в  замке,  и
одновременно с ним Влад понял, что  по  всему  дому  воняет  подгоревшим  на
сковородке пюре.
   - Мама!
   Она смотрела на него, будто в первый раз видела. Положила руку на  плечо;
притянула к себе. Обняла:
   -  Сон  мне  приснился  скверный...  Стара  я  стала  для   командировок.
Невозможно работать, когда постоянно мерещатся какие-то беды. То пожар... то
вроде ты под машину попал... Избаловала я тебя, и сама избаловалась.  Так  и
будешь жить, под маминой юбкой...
   Она шутила. Она вовсе не казалась больной,  она  не  была  даже  бледной;
осторожно обнимая плечи под влажным плащом, Влад лихорадочно соображал,  что
теперь говорить и что делать.
   - Мама...
   - Со мной все в порядке. Я... просто соскучилась. Не тешь свою  фантазию,
я просто соскучилась по сыну...
   Он поставил разогреваться новую порцию пюре. Пюре еще было много -  целая
кастрюля; предполагалось ведь,  что  Влад  целую  неделю  пробудет  один  на
хозяйстве...
   - Ты была в Маковке?
   Он все-таки не удержался. Надо было дать ей поесть, отдохнуть... Семь раз
отмерить и тогда уже спрашивать.
   Мама не умела притворяться. Ее реакция сказала Владу  больше,  чем  любые
слова.
   - Я салат нарежу, - предложил Влад, отводя глаза.
   - Нарежь, - тихо согласилась мама. -  Да,  я  была...  там  такая  плохая
связь...
   Влад мог бы сказать, что командировка у мамы была в совсем другой  город.
Но он промолчал.
   - Я поехала  в  это  Гродново,  -  бесцветным  голосом  сказала  мама.  -
Остановилась  в  гостинице...   скверной...   зарегистрировалась   на   этой
конференции... прослушала пару  докладов...  и  поняла,  что  зря  приехала.
Какие-то второстепенные проблемы, третьестепенные докладчики...  А  тут  еще
эти сны. Короче, на другой день я прочитала свой доклад и уехала обратно...
   Влад мог бы  сказать,  что  Маковка  находится  вовсе  не  на  дороге  из
Гродново, а вовсе даже в противоположной стороне. Но он промолчал.
   - И заехала в Маковку, - со вздохом призналась мама. В Дом малютки,  чуть
было не сказал Влад. Мама  подняла  на  него  усталые,  будто  припорошенные
моросью глаза:
   - А почему бы мне не заехать в Маковку? У  меня  там  были...  оставались
хорошие знакомые... те, что помогали мне тебя усыновить...
   Но ты с ними пятнадцать лет не виделась, хотел сказать Влад.
   - Мы давно не виделись... Кое-кто уже и умер, оказывается...
   - Селедку будешь? - спросил Влад. - С маслом?
   - Нет, - мама покачала головой. - Я вообще есть не хочу. Сделай мне  чаю,
пожалуйста...
   Влад придавил тяжелым чайником голубой венчик горелки.
   Он понимал, что мама недоговаривает. И что он, Влад, никогда  не  решится
спросить напрямую, не будет добиваться ответа.
   И знал, что эта недоговоренность навсегда останется между ними.  Не  даст
покоя.
   Они долго молчали. "Снаружи" был обыкновенный разговор - Влад рассказывал
о событиях в школе, мама жаловалась на сквозняки в поездах,  на  дороговизну
билетов, - но "внутри" между ними было молчание из породы  гробовых,  и  оба
это понимали и хотели бы оборвать болтовню - но все никак не решались.
   - Я пойду к себе, - сказал наконец Влад. - Уроки...
   - Да-да, - сказала мама. - Конечно...
   И Влад пошел.
   И уже на лестнице его догнало короткое мамино:
   - Влад...
   Он оглянулся.
   - Я искала ту администраторшу, - сказала мама, глядя ему в  глаза.  -  Ту
самую, которая уговаривала меня не забирать тебя. Выбрать кого-то другого. Я
хотела найти ее... но она умерла.

Глава 5
ВЫПУСКНОЙ

   Рассвет лежал над речкой, серенький, неказистый, облачный, совершенно  не
соответствующий своему великому назначению - отделять детство от юности.
   - Утро новой жизни, - ворчливо сказала Марфа Чисторой.
   - Уж какое есть, - хмыкнул Влад.
   Выпускной бал заканчивался. Они стояли над рекой, на смотровой  площадке,
и утренний ветер перекатывал у них под ногами обертки от конфет  и  бумажные
стаканчики.
   Девчонки кутались в кофты поверх выпускных платьев.
   Ребята выглядели, как потасканные конферансье после ночного  загула  -  в
мятых костюмах, потных крахмальных рубашках, со съехавшими набок бабочками.
   - Спать охота, - сказала Марфа.
   - Всю жизнь продрыхнешь, - весело  заметил  Димка.  Он  был  очень  весел
сегодня. Прямо-таки  фонтан  энергии,  неиссякающий  гейзер  остроумия,  еще
немного, и он утвердится в роли души компании - то есть захватит место,  два
последних года успешно занимаемое Владом...
   - Ты вроде бы даже рад,  -  сказал  Влад,  когда  они  нестройной  толпой
возвращались к автобусу. Димка оглянулся через плечо:
   - Нет, я не рад. Но когда человек принимает решение... ему гораздо легче.
   Влад устыдился.
   В автобус садиться не спешили.  Надували  воздушные  шарики,  истерически
смеялись всякий раз, когда они  лопались;  расписывались  друг  у  друга  на
манжетах. Девчонки перекладывали из руки  в  руку  увядшие  за  ночь  цветы.
Кое-кто дремал на задних сиденьях; водитель начинал раздражаться.
   - Пойдем пешком, - предложил Влад. Они потихоньку выбрались из  толпы  и,
сбивая росу с сизой парковой травы, потрусили прочь.
   Было уже совсем светло. Просыпались птицы.
   - Я не радуюсь, - повторил Димка.
   Он был очень импозантен в бордовом  замшевом  пиджаке  с  тоненьким,  как
удавка, темным галстуком на шее. Влад подумал,  что  Димка  выглядит  старше
своих лет. И что он, Влад, рядом с Димкой - мальчишка.
   - Всему свое время, - продолжал Димка. - Нам есть что вспомнить...  и  мы
будем вспоминать. С удовольствием. Потом.
   - А может быть, обойдется? - безнадежно спросил Влад.
   Димка покачал головой:
   - Нет...  рано  или  поздно...  это  должно  было  случиться.  Только  не
рассказывай мне, что  больной  зуб  надо  вырывать  потихоньку,  постепенно,
медленно...
   - Я для тебя - больной зуб?!
   Димка остановился. Влад по инерции пробежал еще два шага - и  остановился
тоже.
   - Ты для меня друг, - тихо  сказал  Димка.  -  И  всегда  им  останешься.
Сомневаешься?
   Влад мотнул головой, и они пошли дальше. Город был пуст  и  влажен.  Даже
дворники еще не проснулись - только выпускники, ошалевшие от свалившейся  на
них  свободы,  шатались  парами-тройками,  возвращались  домой  после  бурно
проведенной ночи.
   Влад и Димка шагали молча, потому что все, что можно было  сказать,  было
многократно переговорено вчера, позавчера, неделю назад.
   "Поклянись мне, что ты не скажешь ни мне, ни моим  родителям,  никому  из
класса не скажешь, куда ты уехал".
   Их обогнал автобус. Одноклассники азартно махали руками, плющили  носы  о
стекло, однако водитель не остановился.
   "Поклянись, что никто в городе не будет знать, куда ты уехал". - "А мама?
Вдруг она кому-то скажет?" - "Сделай так, чтобы не сказала. Придумай, как".
   Они шли знакомыми улицами. Кое-где уже посвистывали метлы. Над  мусорными
баками маячили серые тени утренних котов.
   "Но мы ведь потом увидимся? Когда-нибудь?" - "Конечно. Когда-нибудь".
   В подворотне напротив  распивали  что-то  из  лимонадных  б