ураж,  слова,  образы  -  все  это  куда-то
подевалось;  Влад  чувствовал  себя  шкурой  медведя,  когда-то  могучего  и
грозного. Медведя выпотрошили (кто? когда? как?!), шкуру  набили  соломой  и
отрубями. Зверь выглядит, как прежде, у него  каким-то  образом  сохранилось
ясное сознание - но не осталось воли, желаний, утонула искорка,  бегущая  по
экрану  монитора,  затих  голос,  когда-то  диктовавший  слова   и   строки,
диктовавший давно, со школьных еще  времен,  когда  Влад  писал  в  школьной
тетради про пришельцев и роботов...
   Иногда  он  садился  к  компьютеру  и  усаживал  перед  собой  тряпичного
Гран-Грэма. Он набирал фразу, которую хотелось сразу же убить -  пока  никто
не прочитал. Он убивал эту фразу и писал новую, ничуть не  лучше.  Убивал  и
ее; долго сидел, ожидая, пока что-то сдвинется в мозгу.
   Перечитывал отрывки, написанные раньше, несколько месяцев  назад;  иногда
правил их, иногда отправлял  в  корзину.  Слова  не  шли,  внутренний  голос
молчал, Влад чувствовал себя покойником, по ошибке затесавшимся среди гостей
на веселом банкете.
   Он ненавидел себя все больше. Это  было  скверное,  paзрушающее  чувство,
Влад сам это понимал. Что-то внутри него требовало  постоянного,  все  более
громкого нытья. Видеть себя ничтожеством, жалким и беспомощным, видеть  себя
паразитом, бездельником,  бездарностью  -  вот  чего  хотело  это  неведомое
что-то;  предвидеть  впереди  катастрофы  и  болезни,  распад,   разложение,
бесславный конец - вот от чего внутренний червячок пьянел, впадая в  мрачную
эйфорию.
   Влад умел отделять себя от сытого самобичеванием червячка. Но  не  всегда
умел противостоять ему; как ни странно, но  лучшим  -  и  самым  надежным  -
союзником в борьбе с депрессией оказалась Анжела.
   Впервые за много месяцев она была с ним рядом не только "снаружи",  но  и
"внутри". Они делили один номер на двоих, более того,  они  делили  постель;
Владу все больше казалось, что он привязан к Анжеле не только  узами.  Более
того - теперь, обнимая ее, он начисто забывал об узах.
   Он смотрел на нее другими глазами. Впрочем, она изменилась тоже,  и  Влад
даже гордился - потихоньку от Анжелы и втайне от  себя  самого,  -  что  ему
удалось инициировать Анжелино  перерождение.  Что  его  стараниями  -  часто
невольными - на свет явился новый человек. Счастливый и, кажется, любящий.
   Анжела, наверное, хорошо чувствовала его настроения. Чуяла,  как  хороший
пес. И однажды, когда они лежали, обнявшись, в темном гостиничном  номере  и
сквозь раздвинутые шторы смотрела ущербная луна, Анжела, тесно придвинувшись
к Владу, сказала ему на ухо:
   - Не думай обо мне лучше, чем я есть.
   Он, разомлевший, расслабленный, удивился:
   - Что?
   Анжела, вздохнула:
   - Не думай обо мне лучше...

***

   Мотоциклиста Гарольда она  любила  со  всем  пылом  девчоночьего  сердца.
Художника Соника она понимала и ценила. За банкиреныша Ярика она ухватилась,
как за соломинку; Егор Елистай восхищал ее-и одновременно слегка пугал.
   В первый раз они встретились в каком-то ночном клубе -  Анжела  была  еще
при Ярике и невольно вздрогнула, когда  за  соседним  столиком  обнаружилось
такое знакомое - по телеэкрану - лицо. Помнится, уже тогда  Елистай  обратил
на Анжелу внимание, да и мудрено было ее не заметить - от природы  яркая,  в
ярчайшем  наряде,  она  была  оттенена  обществом  семнадцатилетнего  Ярика,
нахального, капризного, уставшего от жизни муженька. К  тому  же,  помнится,
тот вечер закончился очередным скандалом из-за того, что Ярик...
   Впрочем, неважно. Неохота  вспоминать.  Во  второй  раз  они  с  Елистаем
встретились спустя полгода - в том же заведении. Ирония судьбы.
   В то время она  была  уже  при  деньгах  (будучи  замужем  за  малолетним
богачом, она, как хомяк, успела сделать кое-какие запасы),  но  все  так  же
одинока и неустроена; она  снова  вздрогнула,  когда  за  соседним  столиком
обнаружились  внимательные  глаза,  дорогая  дымящаяся  сигарета  и  щеточка
светлых усов над верхней губой.
   Он подошел к ней первым.  И,  протягивая  ему  руку,  Анжела  уже  знала:
судьба.
   Он восхищал ее. Он был смел, жесток  и  циничен.  Он  не  походил  ни  на
сумасшедшего Гарольда, ни  на  мечтательного  Соника,  ни  на  избалованного
Ярика;  он  был  силен,  матер  и  при  власти.  Во  всяком  случае,  Анжеле
показалось, что власть этого человека - почти безгранична...
   - Если бы у него были узы, - задумчиво говорила Анжела,  -  он  стал  бы,
наверное, властелином мира. Он привязал бы к себе всех,  у  кого  дома  есть
телевизор. И шило рано или поздно вылезло бы из мешка - все бы  поняли,  что
он из себя представляет... но было бы уже поздно. Миллионы  людей  оказались
бы зависимы от него! Это все равно что  подсыпать  в  водопровод  сильнейший
наркотик. Это - мировой переворот... Ведь он привязывал к себе  людей,  даже
не обладая способностью создавать  узы.  Он  вызывал  симпатию.  Он  вызывал
восхищение. Его даже ненавидели не как прочих, а "с придыханием",  если  так
можно выразиться. Он ежесекундно был на виду... А меня держал  в  тени.  Мне
было обидно. Я знала, что рано или поздно возьму реванш... и взяла, - Анжела
невесело усмехнулась.
   - Он понял, - сказал Влад. Она кивнула:
   - Да. Он был умный... и не морочил себе голову тем, что возможно  в  этом
мире, а что невозможно. Возможно - все... Я отнекивалась. Я помнила  историю
с Гарольдом. Но Егор был - не Гарольд. Он  не  впал  в  истерику.  Он  решил
использовать меня... но совсем не для того, на что  я  рассчитывала.  Он  не
спешил  выпускать  меня  на  большой  экран,  делать  из  меня  "программу",
привязывать ко мне все телевизионное  человечество...  Он  хотел...  Но  все
равно ты знаешь, чем это кончилось. Он выпрыгнул с пятнадцатого этажа.
   - Ты жалеешь, что я не похож на него? - тихо спросил Влад.
   Анжела нахмурилась:
   - Не знаю. Наверное, мне нравится, что ты не похож на него.
   Помолчали.
   - Анжела, - сказал Влад. - Скажи, пожалуйста...
   - Пожалуйста.
   - То, что ты мне подсыпала в чай... Транкрелакс, кажется... Как часто  ты
проделывала этот опыт?
   Анжела сжала зубы. На  ее  щеках  заходили  желваки,  однако,  когда  она
заговорила, голос был спокоен:
   - Ты был второй. Первый был Оскар Снег. Он  и  без  того  часто  принимал
снотворное, я просто чуть увеличила дозу, и все. Наверное, я и так привязала
бы его - но мне хотелось побыстрее и наверняка... Его родственники уже тогда
чуяли неладное...
   - Понятно, - сказал Влад, чтобы хоть что-нибудь сказать.
   - Понятно, - со вздохом повторила Анжела. - Ничего тебе не понятно... Это
Елистай научил меня пользоваться... разными  такими  медикаментами.  Будь  я
такой  беспринципной  сволочью,  как  ты  подумал,  -  я  была   бы   сейчас
королевой... при короле Елистае...
   - Я вовсе не думаю, что ты беспринципная сволочь, - тихо сказал Влад.
   - Да? - Анжела удивилась. - А напрасно... Когда я  поняла,  каким  именно
образом Егор хочет меня использовать... Да нет, вру, я всегда это  понимала.
Тут был барьерчик... ты понимаешь, о чем я. С  одной  стороны,  Егор  с  его
властью надо мной. С другой стороны... с другой стороны, все  это  оказалось
слишком. Даже для  меня.  Я,  в  конце  концов,  всего  лишь  провинциальная
девчонка... Я не выдержала. Одно дело, -  привязать  затем,  чтобы...  чтобы
человек был твой... Я это делала, и не раз... Но  привязывать  затем,  чтобы
потом точно - бросить? Чтобы он умер, мучаясь, как Гарольд?  Н-нет...  Может
быть, я испугалась. Потому что мне не было жалко этого  противного  старика.
Может быть, я побрезговала... Потому что ведь под него надо  было  ложиться!
Может быть... Не думай обо мне лучше,  чем  я  есть  на  самом  деле.  Я  не
пошла... сбежала и написала Егору письмо.  Я  не  думала,  что  он...  я  не
угрожала ему. Я только написала, чтобы он больше так со мной не поступал,  и
тогда я вернусь. А он... психанул, может быть. А может, наоборот, все хорошо
взвесил. Ведь я впервые поставила ему условия... и он понял, что не может от
них отказаться. Он понял, что  он  -  марионетка.  А  ведь  он  привык  быть
кукловодом. Он боролся с узами... Я знаю, он боролся с узами до  последнего.
А когда понял, что не может вырваться, -  ушел.  Сознательно,  я  думаю.  Не
захотел быть на ниточках... Я просто хочу, чтобы ты и это  тоже  знал.  -  Я
знаю, - сказал Влад тихо.

***

   На  людной  пресс-конференции  Анжела  поколотила  репортершу,  известную
своими ядовитыми плевками в адрес Влада. Репортерша была на  полголовы  выше
Анжелы и в полтора раза тяжелее, однако Анжелу, распланировавшую свой демарш
заранее, это нимало не смутило. Не дожидаясь, пока вопросы  -  в  том  числе
весьма паскудные - иссякнут, Анжела сбежала из зала и  затаилась  в  дамском
туалете. Существовал риск, что  жертва  выйдет  из  здания,  не  завернув  в
известное место - однако пресс-конференция длилась долго, минеральной воды в
душном зале было выпито немерено, и Анжелин расчет оправдался.
   Ядовитая  блондинка  вошла  в  сортир,  весьма  довольная  собой  и   вся
направленная в будущее - бежать! Лететь!  Строчить!  Подсовывать  в  горящий
номер! Вот только устранить одно досадное неудобство...
   Не смущаясь присутствием нескольких других дамочек  -  корреспонденток  и
просто любопытствующих, Анжела набросилась на блондинку молча и беспощадно.
   Блондинкины волосы как-то сами собой оказались  накрученными  на  Анжелин
кулак.  Блондинкины  щеки  украсились  царапинами  и  отпечатками   ладоней;
корреспондентше удалось вырваться только тогда, когда Анжела потащила  ее  к
унитазу с явным намерением окунуть  в  него.  Взъерошенные  дамы  обменялись
сперва пощечинами, а потом тирадами - услышав, что они друг другу  говорили,
все случайные свидетельницы моментально покинули место  общего  пользования.
Корреспондентша пригрозила  подать  в  суд;  Анжела  сообщила,  что  того  и
добивается.  Что  в   суде   корреспондентше   придется   давать   показания
относительно своих  клеветнических  измышлений,  а  их  за  последнее  время
насобиралось столько,  что  блондинка  разорится  на  адвокатах  и  с  целью
заработка пойдет на  панель,  благо  квалификация  у  нее  давно  имеется...
Репортерша  не  стала  подавать  в  суд.  Влад  пришел  в  ужас,   узнав   о
происшествии.  Анжела,  напротив,  целую  неделю  пребывала  в  великолепном
расположении  духа;  ее  насмешливая  уверенность   действовала   на   Влада
завораживающе. Удивительно, но именно случай с репортершей  послужил  точкой
отсчета - Владово прозябание в трясине депрессии закончилось. Он двинулся на
поверхность: медленно, будто всплывающий  бегемот,  с  чьих  боков  потоками
скатывается мутная жижа, а он все поднимается и поднимается,  на  воздух,  к
свету, к солнцу...
   - Почему бы нам не подумать о ребенке, - сказала однажды Анжела.
   Влад долго молчал.
   - Знаешь что, - сказал он, когда Анжела устала ждать от  него  ответа.  -
Давай об этом больше не говорить... Никогда.

Глава 18
ЗАМОК

   Многокомнатный гостиничный номер был залит светом. Анжела курсировала  из
комнаты в комнату, будто детский паровозик, - быстро, весело и без цели:
   - У нас есть какие-то планы на субботу?
   - Я устал от толкотни, - осторожно признался Влад.
   -  Как  раз  толкотни  не  будет...  Нас  пригласили  на  природу.  Очень
интересный человек. Не хотелось бы отвечать ему  отказом.  Меня  любопытство
жрет ну прямо с костями: что у него там?
   - Где?
   - ...Маленькое королевство. Парк  с  обезьянами  и  утконосами,  какие-то
гроты с пираньями и без пираний... А за гостями он присылает вертолет.
   Влад нахмурился:
   - Кто?
   Анжела сказала. Влад некоторое время ее разглядывал.
   - Врешь? - спросил наконец со слабой надеждой.
   - Нет, - Анжела улыбнулась. - Он тоже твой поклонник. Вернее, его сын.  А
я - я ему просто симпатична... как собеседник.
   И она  улыбнулась  особенной  "оранжевой"  улыбкой,  той  самой,  которая
когда-то так поразила художника Соника.
   Имя "интересного человека" давно уже стало нарицательным. Несмотря на  то
что сам он еще не был стар -  ему  было  что-то  около  пятидесяти  -  одних
налогов  он  платил  столько,  что  хватило   бы   на   несколько   бюджетов
среднеразвитых небольших стран.
   Влад смутно помнил: да, они виделись на недавнем приеме.  Он  смотрел  на
этого человека через стол - как смотрят на восковую  фигуру  в  каком-нибудь
музее, с интересом, но без малейшей мысли вступить в разговор. Это лицо  как
бы снивелировалось от многочисленного повторения  на  газетных  фотографиях,
календарях и открытках. Это имя,  короткое  и  незамысловатое,  давно  стало
символом  Всевластия  Денег.  Очки  в  тонкой  оправе,  седоватая  шевелюра,
профессионально доброжелательная улыбка.  Один  раз  -  только  один!  -  их
взгляды встретились, и Влад улыбнулся в ответ и мышцами лица  понял,  что  и
сам давно научился улыбаться - профессионально.
   Помнится, потом  человек  в  очках  оказался  неподалеку.  Влад  вспомнил
пожатие сухой и сильной руки. Какие-то ничего не значащие слова - "ах да,  я
вас знаю"...
   - И долго ты с ним говорила? - спросил он, выбираясь из воспоминания.
   - Достаточно, - лаконично отозвалась Анжела. - Не бойся, он не только нас
приглашал на обед. Там будут эти, очередные  сливки  общества,  и  их  будет
много, хоть залейся...
   Влад поморщился. Анжела вытащила из кармана белый бумажный прямоугольник.
На котором, кроме короткого имени, больше не было ничего.
   - Знаешь, чего я хочу больше всего? - спросил Влад после паузы.  -  Чтобы
меня оставили в покое. Жить на необитаемом острове и постоянно спать.
   Анжела улыбнулась:
   -  Ты  боишься.  Ты  панически  боишься  кого-нибудь  привязать.  Но   не
преувеличивай. Если бы все привязывались так быстро -  ты  бы  уже  ходил  в
тесном кругу любящих учеников, которые от тебя - ни на шаг...
   Влад помолчал. Маленькое беспокойство -  не  беспокойство  даже,  тень  -
забралось под кожу и царапнуло изнутри.
   - Анжела... Обыкновенный инстинкт самосохранения подсказывает мне, что...
не стоит ничего предпринимать втайне друг от друга.
   - Боюсь, что ты меня не правильно поймешь, - со вздохом сказала Анжела.
   Тень беспокойства рывком потемнела и обрела плотность:
   - Послушай...
   Анжела протянула руку. Коснулась его плеча:
   - Влад...  Позволь  мне  пофантазировать?  О  неограниченном  кредите,  о
бесконечных деньгах? И что с ними можно было бы сделать?
   - Анжела, - сказал он теперь уже с ужасом.  Ощущение  было  такое,  будто
давно прирученный волкодав - огромный,  непокорный,  но  в  последнее  время
понимающий и смирный - снова оборачивается с зеленоватым огоньком в  глазах,
рычит, показывая зубы, и удержать его - еще  секунда!  -  не  будет  никакой
возможности.
   - Не пугайся, - она верно истолковала его взгляд. - Ты такой  пугливый...
как девственница. Ты и есть в каком-то смысле  девственница:  твои  принципы
превыше всего, твой душевный покой священен... Ты даже  собственным  мужским
счастьем пожертвовал ради "принципов". Иногда я думаю: кое-кому повезло, что
тебя воспитали таким. Если бы узы оказались у человека, любящего и  умеющего
действовать...
   Влад помолчал. Анжела смутилась под его взглядом.
   - Чем-чем я пожертвовал?
   - Ну, если бы ты не был... - Анжела замялась. - Думаю, ты  был  бы  давно
женат, растил бы детей... Любил бы жену... Которую выбрал бы сам - а не  узы
за тебя выбрали...
   Влад смотрел ей в глаза. И Анжела смотрела в ответ; она уже справилась со
смущением. Она улыбалась.
   - Ты брала мой компьютер? - отрывисто спросил Влад.
   Анжела мигнула:
   - Что? При чем тут твой компьютер?
   Влад почувствовал, как тяжелым огнем наливаются щеки:
   - Ты. Смотрела. Мои. Письма?
   Анжела нервно скомкала полы шелкового халата:
   - Влад... Ну ты что. Я понятия не имею,  о  чем  ты  говоришь.  Погоди...
Какие письма...
   Но Влад уже знал, что она врет. Компьютер;  простенький  пароль,  который
легко можно подобрать или взломать. Влад не ставил своей целью защититься от
Анжелиного любопытства; ему  просто  в  голову  не  пришло,  что  можно  без
разрешения читать чужие письма. Он забыл, с кем имеет дело...
   Минута прошла в яростном оцепенении. Он думал, что  делать  дальше:  бить
Анжелу? Оставить ее одну на неделю, наказать  ее  -  и  себя  -  болезненным
напряжением уз?
   А потом красная пелена понемногу спала. И Влад подумал: ну и что?  Теперь
она знает еще одну его тайну. Его последнюю тайну. Знает, по всей видимости,
давно... Ну и что? Разве Анна каким-то образом пострадала?
   - Я разочарован, - сказал он коротко. Анжела вздохнула:
   - Я тебя предупреждала, чтобы ты не думал обо мне слишком хорошо. Мне  не
понять... многого. Так и успокаивай себя - мне просто не  дано.  Разумеется.
Не дано... Знаешь, есть старинная экзотическая мода выращивать женские ножки
в деревянной колодке. Они тогда очень красивые получаются. Маленькие. Только
мне никогда не понять их красоты... Ты сам себя вырастил в колодке. И не узы
тому виной. Узы - ерунда... То, что у тебя внутри, станет покруче любых  уз.
Ты побоялся взять то, что принадлежало тебе по праву.  Женщину,  которую  ты
любишь до сих пор! Думаешь, если бы не было уз - ты решился  бы?  Нет.  Тебе
показалось бы, что у тебя мало денег. Или что ты слишком глуп.  Или  что  ты
недостаточно хорош для нее. Или еще что-то. И  писал  бы  ей  неотправленные
письма до старости. Вот как теперь.
   - Конечно, лучше бы привязать ее, - кивнул Влад.  -  Совершенно  логично.
Исходя из твоего опыта...
   - Я дура, - спокойно сказала Анжела. - Я, допустим,  бессовестная  тварь.
Это к делу не относится. Но ты! Ты  побоялся.  Ты  не  стал  брать  на  себя
ответственность.  Думаешь,  она  не  была  бы  счастлива  с  тобой?  Ерунда,
прекрасно прожила бы жизнь. Она бы зависела от тебя?  Но  люди  очень  часто
друг от друга зависят! Ребенок - от родителей,  жена  -  от  мужа...  Ты  бы
привязал ее и отвечал бы за нее. Но  ты  не  захотел  ответственности.  Тебе
проще было смыться и спрятаться. Влад молчал.
   - Мне не понять, - печально сказала Анжела. - Мне действительно не понять
тебя. Ты лев с душой кролика.  За  всю  жизнь  ты  в  совершенстве  выучился
прятаться, и самое крепкое твое укрытие - твои книги. Гран-Грэм  -  это  ты,
каким ты себя видишь. В чем-то ущербный, обиженный судьбой,  полукровка.  Но
очень решительный, прямо-таки несгибаемый, и энергичный,  как  мотоциклетный
мотор...
   Прости, если я тебя обидела.
   Владу вдруг стало легко.  Совсем  легко.  Впервые  за  несколько  месяцев
депрессии.
   - Ты не права, - сказал он мягко. - Я не жалею о том, что сделал.

***

   ...Тогда, в  метро,  на  станции,  пульсирующей  толпами  из  то  и  дело
прибывающих поездов, они сидели на покрытой лаком скамейке посреди  перрона.
Сидели друг против друга; Влад знал, что видит  Богорада  в  последний  раз.
Влад говорил, а Богорад слушал; никогда в жизни, ни одному человеку Влад  не
стал бы говорить того, что сказал Богораду в  метро,  под  грохот  подземных
колес. Под шарканье тысяч ног. Под гул ближайшего эскалатора.
   А Влад рассказал о Димке Шило, который умирал в реанимации,  в  то  время
как Влад писал сочинение  в  душной  аудитории  ненужного  ему  театрального
института. Влад рассказал о маме, которую он, Влад, не смел оставить  ни  на
день - но все равно потерял. И все равно винит себя.
   Влад рассказал, наконец, об Анне; люди проходили мимо,  присаживались  на
скамейку и поднимались с нее, а Богорад слушал.
   Наконец Влад охрип.
   Пришло - и ушло - немало поездов, прежде чем Богорад наконец заговорил.
   "Чем я могу помочь  тебе?  -  спросил  он  деловито.  -  Понимаю,  ты  не
спрашиваешь у меня, правильно ли ты поступил,  сделав  свой  выбор.  Ты  его
сделал, и хватит об этом. Теперь - чем я могу тебе помочь?"
   "Наверное, ты