под
навесом, гибкая, таинственная и соблазнительная.
   (На первых порах ей пришлось преодолеть смущение.  Но  ей  много  чего  в
жизни приходилось преодолевать; в конце концов, на приличный купальник денег
у нее все равно не хватило бы.)
   Пышнобедрые девушки обсуждали прелести разных диет. Анжела  потягивалась,
вставая, чувствуя десятки взглядов, как бы случайно  проходивших  мимо  -  и
невольно задержавшихся на тонкой, белокожей, очаровательно нездешней гостье.
   Ленивые юноши говорили о тонкостях покера и преимуществах разных  казино.
Анжела красиво прыгала с пышки (ее  научил  Соник,  как  это  было  давно!),
выныривала, забросив на плечи мокрые волосы (Соник вспоминался смутно, будто
давний счастливый сон), очаровательной  дикаркой  ложилась  прямо  на  песок
(Соник терпеть не мог песка, идеальный в его представлении берег должен быть
каменистым). В стороне,  у  подножия  урны,  лежал  брошенный  кем-то  кусок
пирожного; Анжелины глаза то и дело возвращались к нему, будто привязанные.
   Господи, как она была голодна! Соскальзывая с водной горки, фыркая, ныряя
и разбрасывая брызги,  обессиленно  валясь  на  белый  песок,  она  мысленно
обращалась к ленивым юношам под тентом: ну же! Смелей! Смелей, овечки!  Одна
из вас сегодня попадется, неизбежного не миновать, так  не  тяните  же!  Ваш
волк устал ждать. Смелее!
   Первым, кто сказал Анжеле - лениво, вальяжно - комплимент  по  поводу  ее
водных упражнений, был молоденький юноша, почти мальчик, с  виду  -  старший
школьник; тайком разглядывая его из-под ресниц, Анжела подумала, что  "в  ее
время" - лет  десять  тому  назад  -  юноша,  обладающий  столь  слабенькими
физическими достоинствами, стеснялся бы  появиться  на  публике  не  то  что
нагишом, но даже и в облегающих спортивных брюках...
   Анжела  улыбнулась   в   ответ   -   лениво,   вальяжно.   Снисходительно
поблагодарила.
   Мальчика звали Яриком. Анжеле этого хватило. О том, что фамилия  Ярика  -
Доний, она узнала гораздо позже.
   А пока - она привязывала его. Умело и расчетливо. Мягко  и  не  форсируя;
семь дней они виделись только на пляже. Только разговаривали - обязательно с
усмешкой, обязательно чуть растягивая слова; только искоса наблюдали друг за
другом. Анжела интриговала, а Ярик хотел быть заинтригованным.
   Каждый вечер она последней уходила  с  привилегированного  нагого  пляжа.
Одевалась в кабинке последней - драные джинсы и линялая  футболка  хранились
до поры до времени в ярком полиэтиленовом кульке - и каждый вечер рыскала по
парку, подбирая бутылки. Всюду валялись объедки,  но  Анжелина  брезгливость
почти всегда брала верх над голодом. Она сдавала  бутылки  и  на  вырученные
деньги покупала себе хлеба и молока.
   На третий день стало легче.  Ярик  взялся  по-хозяйски  угощать  ее;  она
знала, что узы пока еще не действуют,  а  значит,  благосклонность  Ярика  -
результат умелых Анжелиных действий.
   Она возненавидела пляж до конца дней своих. Возненавидела запах шашлыков,
каждый день разносившийся вместе с дымом по пляжу и по парку.  Возненавидела
вечную наготу и вечно мокрые волосы; прошла неделя, и Анжела исчезла из поля
зрения Ярика.
   Четыре дня она провела в пригороде - в дачном  поселке.  Она  воровала  у
дачников овощи с грядок, запекала в костре  и  ела;  это  были  на  редкость
тихие, умиротворенные, светлые четыре дня. И Соник вспоминался без отчаяния.
Как будто он был рядом, Соник...
   У нее был выбор. Она могла вернуться на пляж - а могла  идти  дальше;  на
четвертый вечер у костра она бросила монетку, и  результат  вышел  в  пользу
маленького богатого Ярика.
   В пользу - но не на пользу. Скорее во вред; Анжела усмехнулась  и  решила
довериться выбору монетки.
   На пляж она заплыла. Денег на входной  билет  у  нее  не  было  -  и  она
нахально, мимо буйков,  мимо  железных  решеток,  мимо  сторожей  на  лодках
пронырнула на пляж, под водой скинула старое белье - и вышла  из  воды,  как
древняя богиня, и предстала перед Яриком, который обрадовался  столь  бурно,
что даже его ленивые приятели и томные приятельницы несколько удивились.
   Радостный Ярик предложил ехать в ресторан. Прямо сейчас.
   Анжела поступила точь-в-точь как  персонаж  известной  сказки:  одежду-то
сперли! Во-он под тем кустиком лежала одежда... Сперли, так и есть!
   Поверил ли Ярик или посчитал  это  удачной  шуткой  -  однако  уже  через
полчаса Анжела оказалась в модном магазине - босиком,  завернутая  в  банное
полотенце. Продавщица нисколько не  удивилась  -  видимо,  посетители  этого
магазина и прежде  позволяли  себе  быть  экстравагантными.  Анжела  оделась
полностью, от белья до стильной летней шляпки,  и  Ярик  был  в  восторге  -
вероятно,  все  это  казалось  ему  забавной  игрой.   Подобрал   на   пляже
очаровательную голую девушку,  одел,  как  куклу,  но  основная  забава  еще
впереди...
   Эту ночь они провели вместе. Анжела много пила за ужином,  она  прекрасно
понимала, что отвертеться от постели не удастся, да и не нужно. Ей  хотелось
опьянеть.
   Забыться не получалось. Каждую секунду их близости  она  зафиксировала  в
таких ярких деталях и образах, что даже теперь, спустя восемь  лет,  отлично
их помнит. И это объяснимо:  во-первых,  она  почти  два  года  не  спала  с
мужчиной. А во-вторых, акт любви бродячей женщины и богатого подростка носил
глубоко символическое значение. Анжела ясно представляла себе, как  на  этом
голеньком тощем мальчике защелкивается неснимаемый ошейник.
   Узы  любят  физическую  близость.  Анжела  ласкала   бодрого,   упругого,
по-щенячьи ласкового подростка - и при этом расчетливо привязывала его.
   ...А Ярик был счастлив!  Он  думал,  что  наконец-то,  затащив  Анжелу  в
постель, познает некую тайну, которой она  подманила  его  тогда  на  пляже.
Однако ночь закончилась, а тайна осталась. Обычно с подружками Ярика  бывало
наоборот - утром хватало эмоций только на вялое "ну, будь здорова".
   Может быть, все дело в том, что он был младше Анжелы на восемь  лет?  Ему
было шестнадцать, и он учился в школе, вернее, переживал последние  в  жизни
каникулы. В его распоряжении была большая пятикомнатная квартира в комплекте
с поваром и домработницей.
   В этой-то квартире и поселилась взрослая подружка богатенького юнца.
   - Ты же знал про этого Ярика, - сказала Анжела через силу.
   Влад кивнул:
   - Знал, но только факты. Вы поженились, прожили какое-то время...
   - Девять месяцев. Все равно как ребенка выносить. Анжела замолчала.  Влад
молчал тоже. За окнами сгущались сумерки.
   - Я его жалела,  -  сказала  Анжела.  -  Какой-то  он  был...  Маленький,
жалкий... и вместе с тем страшно много о себе мнил. Родители его  толком  не
любили, с младенчества по нянькам... И  куча  денег.  И  вечно  оскорбленное
достоинство. Мне снилось... несколько раз. Повторяющаяся жуть...
   Она запнулась.
   - Если не хочешь, не  рассказывай,  -  предложил  Влад.  Анжела  перевела
дыхание:
   - Мне снилось, что я захожу в большой зал... Просто огромный... А посреди
зала стоит стол. А на столе -  именинный  пирог.  С  мясом.  Именинный  -  с
мясом... И я начинаю есть. Помню вкус этого мяса,  вроде  как  нежная  такая
говядина, вымоченная в вине... И все на меня смотрят. И я понимаю,  что  это
пирог из... из... Ярика...
   Анжела резко поднесла ладонь ко рту. Удержалась, справилась  с  тошнотой.
Затравленно посмотрела на Влада:
   - Вот так. Ты понял?
   Влад сел рядом и обнял ее за плечи:
   - Понял. Успокойся.
   - Я его терпеть не могла, - сказала Анжела. - Сперва еще жалела... Но  он
такой  сволочью  оказался!  Такой...   как...   неспособный   по-человечески
чувствовать. Понимать. Пустой. Потому-то он не умер, когда... представляешь!
Он единственный не умер. Он рехнулся. Но ему-то все равно. Вернее,  ему  так
даже лучше. Говорили,  он  теперь  совершенно  счастлив...  Почему  ты  меня
слушаешь? Я обзываю сволочью человека,  которого  привязала  к  себе,  чтобы
вкусно пожрать... Которому отдалась за миску супа...
   Влад молчал.
   В купе было почти темно.

Глава 17
ДЕПРЕССИЯ

   Репортеры, внезапные друзья, просто поклонники - равноправны перед узами.
Сегодня с тобой пьют шампанское одни обожатели,  завтра  совсем  другие;  ты
каждый день в толпе - и ты восхитительно одинок.
   Влад с Анжелой мотались по городам и странам, жили в отелях и санаториях,
палатках, бунгало, дворцах и многоэтажках, всюду  были  принимаемы  на  ура,
всюду были любимы  и  окружены  заботой  -  стоило  ли  удивляться,  что  за
последние три-четыре месяца Влад не написал ни строчки?
   Ему предлагали проект за проектом, ему подсовывали контракты  на  сладких
как мед условиях. Он вошел в моду, как гвоздь в древесину; каждый день в его
электронном почтовом ящике (реального ящика, с замочком и почтальоном,  Влад
давно не держал) собирались десятки писем.
   Деловых. Поздравительных. Поклонничьих.
   От Анны за все время, прошедшее после  их  встречи,  пришло  одно  только
письмо. Все в порядке, дети гордятся книжкой с  автографом  автора,  уморили
белой завистью всех друзей и подруг.  Анна  рада  Владовым  успехам.  Желает
удачи. Все.
   Влад отослал Анне аккуратный радушный ответ. Прочие письма, законченные и
недописанные, обдуманные и случайные, - остались в его компьютере навсегда.
   Тем временем толпы детей и взрослых штурмовали  кинотеатры  ради  радости
увидеть Гран-Грэма на экране. Романы  переводились  на  все  новые  и  новые
языки, и Владова слава  ползла  по  земному  шару,  как  червяк  по  яблоку.
Набегали  журналисты,  вооруженные  улыбками   и   микрофонами.   Вспыхивали
фотовспышки, и лезли под руку книги, снова и снова взыскующие автографов...
   - Ты по-глупому упускаешь шанс, - однажды сказала задумчивая Анжела.
   В последнее время задумчивость была обычным ее состоянием. Дни напролет -
в перерывах между перелетами, банкетами  и  презентациями  -  она  посвящала
чтению.
   Особенно часто Влад замечал в ее руках мемуары и жизнеописания великих.
   - Ты по-глупому упускаешь шанс... Повисла пауза.
   - То есть? - спросил Влад, когда понял, что без наводящего вопроса Анжела
дальше не двинется. Анжела вздохнула:
   - Видишь ли... Тебе никогда не хотелось изменить мир?
   Влад не нашел ничего лучшего, кроме как тупо отозваться:
   - А я его изменяю... Анжела хихикнула:
   - Ага... То есть мир  делается  добрее  оттого,  что  читает  книжки  про
Гран-Грэма. Да?
   - Да, - сказал Влад с вызовом. - В том числе.
   - Что-то незаметно, - скептически хмыкнула Анжела. - Как там новости... с
последней войны? Влад нахмурился:
   - Можешь сказать, чего ты от меня хочешь?
   - Я хочу, чтобы ты на секунду вышел из мира троллей и эльфов и  чуть-чуть
задумался. О будущем, например. - О чьем будущем?
   - А у нас оно общее.
   - Наше будущее обеспечено как нельзя лучше, - жестко сказал Влад.
   - То есть ты полностью удовлетворен. Это все, чего ты  хотел.  Автографы,
интервью, визжащие ребятишки...
   Влад решил помолчать. В третий раз спрашивать у Анжелы, чего она хочет  и
куда клонит, было бессмысленно. Она затеяла этот разговор - значит, рано или
поздно дойдет-таки до сути.
   Анжела поняла, что он не ответит. Усмехнулась:
   - Ты никогда  не  задумывался  о  том,  что  узы  могут  быть  не  только
проклятием... и не только оружием... но и орудием для  преобразования  мира?
Для перемены к лучшему? И сколько их было, таких, как мы, в истории?
   Она расхаживала по комнате,  одно  за  другим  называя  имена,  известные
каждому школьнику. От самых великих, священных  имен,  лежащих  в  основании
мировых религий, - до имен обыкновенных диктаторов, малорослых  узурпаторов,
прославленных президентов.
   - ...Они были такие же, как мы. Хотя бы некоторые из них - иначе  и  быть
не может. Это случалось сплошь и рядом - люди  сперва  просто  вместе  пьют,
потом вместе орут  на  улице,  а  потом  их  становится  миллион.  И  другие
присоединяются к ним просто по закону большой толпы. И мир  меняется,  Влад.
По воле одного носителя уз - меняется мир. А по воле двоих сразу...
   Она сделала многозначительную паузу. Влад смотрел ей в глаза. Да,  Анжела
была в кураже. Она действительно верила в то, о чем говорила.
   - Знаешь, - медленно сказал Влад, - тогда, в больнице... Когда  ты,  едва
живая, пошла на этот риск, на эту боль, на все эти... ради  того,  чтобы  не
привязывать к себе врача, сестер и санитарок, - тогда я подумал о тебе...  в
какой-то момент подумал о тебе очень хорошо. Это правда.
   Анжела вспыхнула. Резко вдохнула воздух, чтобы ответить что-то резкое,  -
и не ответила. Отвернулась:
   - Да мне плевать на самом деле, что ты обо мне думаешь.
   Она врала. И знала, что ложь ее заметна.
   -  Послушай,  Влад.  Послушай...  Сколько  людей  умирают  ежедневно  под
бомбами... от  голода...  от  отчаяния?  Если  бы  мы...  привязали  к  себе
нескольких человек... точно зная, что в наших силах таким  образом  изменить
мир к лучшему...
   - Анжела, - мягко сказал Влад. - Ты  очень  приблизительно  представляешь
себе устройство мира. Она нахмурилась:
   - Почему ты так думаешь? Потому что ты интеллектуал, а я недоучка?
   - Я тоже недоучка, - сказал Влад.
   - Вот-вот, - Анжела свирепо усмехнулась. - Тебе кажется, что мир  сложен.
А мир - современный мир - устроен, как пирамидка из детских кубиков. У  кого
НЫНЧЕ деньги - у того власть. Только денег должно быть много.
   - Удивила, - сказал Влад.
   - Да, - сказала Анжела с вызовом. - И если бы... Если...
   Влад оборвал ее.  Легко  перемахнул  через  множество  "если...  чтобы...
когда...":
   - И что бы ты сделала, если бы у тебя оказался  неограниченный  доступ  к
неограниченным деньгам?
   - Я бы построила бы новую страну, - тихо сказала Анжела. - Свою.  Страну.
Справедливости. Не веришь, что это возможно?
   Влад молчал.
   - Подумай все-таки, - тихо сказала Анжела. - Мы  с  тобой  встретились...
Есть еще такие люди на земле? Ныне живущие? Мы не знаем... А нас  уже  двое.
Мы объединились. Мы стали сильнее... Подумай, может, мы посланы на  землю...
во благо? И отказываясь от предназначения - поступаем недостойно?
   Влад молчал.
   - Один человек может  изменить  все,  -  сказала  Анжела  твердо.  -  Два
человека... наверняка. У нас есть управа на всех на свете... на президентов,
банкиров, королей, магнатов, террористов... на всех.  Понимаешь?  И  нам  не
нужно создавать свою пирамиду власти, свою секту,  религию...  Пирамиды  уже
стоят - денежные. Надо только оторвать зад от кресла. Послушай, мы с  тобой,
ты да я, можем изменить мир. По-настоящему. Без дураков.  Вылечить  больных,
накормить голодных... Ну ладно, пусть не всех, но - многих, подумай!
   - Очень хорошо, что ты хочешь прославиться добрыми делами, а не злыми,  -
задумчиво подытожил Влад. Анжела обиделась.

***

   "Дорогой Влад! Пока найти удалось немного.
   Маковский Дом малютки был закрыт двадцать лет назад. Никаких  сведений  о
биологических родителях младенца, получившего впоследствии имя Влад Палий, в
архиве обнаружить не удалось. Свидетелей нет. Здесь пока пусто.
   Теперь относительно Опильни.
   Илона Стах погибла в автокатастрофе, более того, по  документам  выходит,
что она погибла за день до рождения дочери  (вероятно,  ошибка  в  записях).
Могилы не удалось отыскать - хотя запись о захоронении в документах имеется.
   Могила Гордея Стаха находится рядом с  могилой  его  второй  жены,  Алины
Хромий. Ее сын - сводный брат Анжелы Стах - уехал из поселка пятнадцать  лет
тому назад и с тех пор не возвращался.
   Не сохранилось ни  одной  фотографии  Илоны  Стах.  Три  записи  в  книге
гражданского состояния - о браке, о рождении дочери, о смерти. Кстати,  брак
был заключен за восемь месяцев до родов. Вполне возможно,  что  Гордей  Стах
усыновил чужого ребенка. А может быть, это сплетня.
   Свидетелей мало. Поселок почти опустел - завод  доживает  последние  дни,
работы нет. Об Илоне Стах говорят неохотно, плохо помнят - она не прожила  в
поселке и года.
   Влад! Очень жаль, что мы не можем встретиться. Тем  не  менее  знай  -  я
внимательно слежу за всеми твоими делами. Я собираю статьи, я коллекционирую
интервью. Если у тебя возникнут хоть самые незначительные проблемы -  только
дай знать. Думаю, я смогу сделать многое..."
   ...В последний раз они с Богорадом виделись в  метро.  На  самой  людной,
самой шумной станции. Богорад не удивился странному месту  встречи;  к  тому
времени он был готов к чему угодно. Если бы Влад признался ему,  что  Анжела
прилетела с Марса в космическом яйце-инкубаторе - Богорад  не  возражал  бы,
пожалуй...
   После того как Влад  закончил  говорить,  Богорад  молчал  семь  минут  -
большие электронные часы над черной дырой тоннеля не позволяли ошибиться.  -
Понятно, - сказал он наконец. - Да. Так - понятно.
   - Вы в безопасности, Захар, - зачем-то успокоил Влад.  -  Но  мы  с  вами
встречались в общей сложности одиннадцать раз... и подолгу  разговаривали...
К сожалению, вы почувствуете нашу разлуку.
   - Я не о том думаю, - сурово сказал  Богорад.  И  Владу  почему-то  стало
совестно. Он подумал о Богораде хуже, чем сыщик того заслуживал.
   "...такое впечатление, что за тридцать-сорок лет вся информация о твоих и
ее родителях благополучно самоуничтожилась - сгнила,  истлела,  разложилась.
Складывается  впечатление,  что  их  вообще  не  было...  Может   это   быть
случайностью? Да сколько угодно. Может это не быть случайностью?  Опять-таки
да, причем самые дурацкие предположения - вплоть до космических пришельцев с
неба - монтируются в эту схему  легко  и  непринужденно.  Шучу  я,  конечно.
Насчет пришельцев - шучу... Попытаюсь разыскать ее сводного брата. Возможно,
хоть он-то не провалился сквозь землю... Но, конечно, такие  поиски  -  дело
долгое. Захар P.S. Мой электронный адрес остается неизменным".
   Влад ничего не сказал Анжеле об этом письме. Он вообще держал  от  нее  в
тайне свою переписку с Богорадом. Анжела презирала сыщика и не  любила  его.
Равно как и Богорад презирал и не любил Анжелу.

***

   Успех,  наплодивший,  как  кроликов,  Владовых  поклонников  и  "друзей",
расплодил и  врагов.  Люди,  которых  Влад  никогда  не  видел,  разражались
рецензиями такой степени злобности, будто Влад с детства был их  соседом  на
общей кухне. Находили, что Гран-Грэм примитивен, весь  состоит  из  расхожих
клише, что он слишком мрачен для  подростков,  что  он,  с  другой  стороны,
создает у них не правильное представление  о  жизни.  Что  дети,  измученные
несоответствием между миром Гран-Грэма  и  их  собственным  реальным  миром,
зарабатывают неврозы и впадают в депрессии.
   Что весь сюжет, антураж и даже развязка "слизаны"  автором  Гран-Грэма  с
других, менее популярных, но  куда  более  достойных  детских  произведений;
появлялись  авторы  этих  произведений  и  рассказывали,   что   их   текст,
оказывается, много лет был доступен в электронной сети и автор  "Гран-Грэма"
наверняка ознакомился с  ним,  прежде  чем  написать  первую  строчку  своей
"мыльной эпопеи".
   Доставалось читателям.  Они,  "как  бараны",  спешили  скупить  "писанину
сомнительного качества", и двигали ими "те  же  представления  о  моде,  что
заставляют созревающих  девочек  тщательно  копировать  шмотье,  прически  и
макияж популярных эстрадных пискух".
   И, наконец,  доставалось  лично  Владу:  его  обвиняли  самое  меньшее  в
бездарности и продажности. От  других,  более  экзотичных  обвинений  Анжела
скрежетала зубами и лезла на стену; Влад, раньше очень обижавшийся на любую,
прежде всего несправедливую, критику, теперь  был  как  дубовое  бревно  под
кнутами. Экзекуторы потеют и тужатся, а бревно не испытывает даже злорадства
от собственной непрошибаемости.
   У него был другой, куда как более весомый повод для отчаяния. Он опустел,
как  проколотый  мешок.  Он  не  был  способен  придумать  даже  текст   для
поздравительной открытки. Идеи, к