ние медленно ползущей машины било  его,  будто
током. И он видел, что врача било тоже.
   Анжелина рука остывала.

***

   Запах, которого не забыть.
   - Уйдите, - сказал раздраженный врач. - Идите, поспите... от того, что вы
будете здесь торчать, пользы не будет никому.
   - Впустите меня, - сказал Влад.
   - Вы соображаете, что говорите?! Отойдите с дороги. У меня нет времени  с
вами тут...
   Влад отошел. У стены стоял ряд клеенчатых кресел, ироде как в кинотеатре;
Влад сел, прислонился затылком к холодной стене и опустил веки. На секунду.
   ...Он в кино. Ему пятнадцать лет;  рядом  сидит  Иза,  грызет  семечки  и
смеется невпопад. Сидящие впереди зрители оборачиваются и раздраженно шипят;
Влад шепотом просит Изу не нарываться, но она не слушает и снова хихикает.
   Влад смотрит на экран. На экране  -  круглое  темное  окно  (осциллограф?
Что-то из  курса  школьной  физики...  Или  нет?).  Поперек  окна  протянута
зеленовато светящаяся зубчатая линия, неровная, как верхушки далекого леса.
   Изломанный горизонт.
   Зрители, сидящие спереди, уже не стесняются говорить  громко.  Их  голоса
эхом отдаются от стен, накрывают собой весь зал, грохочут в ушах, но Влад не
понимает ни слова - как будто говорят на чужом языке. Тогда зритель, сидящий
сзади, прижимает к затылку Влада холодное дуло пистолета; Владу неудобно, но
он терпит. Он же все-таки в общественном месте... Значит,  надо  вести  себя
сдержанно...
   Зеленоватая линия вздрагивает. Зубцы становятся реже; секунда - и  вместо
неровной кромки леса перед Владом тянется морской горизонт, гладкий, прямой,
будто проведенный под линейку.
   - Конец, - громко говорит зритель, сидящий прямо перед Владом.
   Иза хихикает. Тот, что сидит сзади, плотнее прижимает пистолетное дуло  к
Владовому неподвижному, затекшему затылку.
   - Давай! - кричит зритель, сидящий прямо перед Владом. - Давай же, давай!
   И ругается гадкими словами.
   Но Влад знает, что фильм закончен.
   Прямая поперечная линия все тянется и тянется; Влад  понимает,  что  надо
встать и уйти. Что сейчас в зале зажжется свет.
   Сейчас.
   Влад зажмуривает глаза. Она свободна, говорит зритель с пистолетом,  тот,
что сидит позади. Она - совершенно - свободна.
   - Я ненавижу этот фильм, - говорит Влад вслух, и Иза наконец-то перестает
смеяться, а вместо этого берет его за плечи и сильно встряхивает:
   - Господин Палий?!
   Влад поднял веки.
   В желтом свете лампочки, освещавшей коридор, над ним нависал раздраженный
врач - тот, что прогонял его минуту назад. Тот, что просил уйти с дороги.
   - Она жива, - сказал врач. - Ей повезло.

***

   - Значит, так, - сказал Богорад. - Нам с вами надо  хорошенько  подумать,
что и как говорить полиции. Потому что как минимум нужна сиделка у  входа  в
палату - плечистая такая сиделка, с оружием и желательно с боевым опытом.  А
полиция может приставить к вашей подруге охрану, только если будет  заведено
дело о покушении на убийство, только если вы - мы - внятно сумеем объяснить,
что это покушение не было первым... Писем с угрозами нет у вас?
   - Нет, - сказал Влад. - И не было.
   - Гм, - пробормотал Богорад с сожалением. - Плохо, что вы не женаты.  Как
муж, вы могли бы... Но вы не муж.
   - Я должен видеть ее каждые три дня, - сказал Влад. - Можно чаще. Но ни в
коем случае не реже.
   Богорад странно на него покосился, но ничего не сказал. Подумал,  почесал
переносицу:
   - Вот что. Я попытаюсь... впрочем, это я сам, это мое дело. У  меня  есть
добрые знакомые  в  полиции,  дело  о  покушении  будет  заведено...  Только
подумайте сперва, нужно ли это вам. Ведь тогда  всплывут  факты,  которые...
Например, первый же вопрос: есть ли у вашей любовницы враги?
   - Она мне не любовница, - сказал Влад.
   - Ну хорошо, у жены... есть ли враги? Кто может желать ее смерти? И  если
дело попадет на инициативного неленивого человека... Нужно ли? А, Влад?
   - Мне нужно, чтобы она жила, - сказал Влад почти с отчаянием. - Остальное
- не важно...
   - Ну, жить она будет, - Богорад легкомысленно махнул рукой. - А вот  если
всплывут те давние смерти ее мужей и любовников? Как  вы  думаете...  -  Она
никого не убивала, - резко сказал Влад.
   - Вам виднее, - хмыкнул  Богорад.  -  Тот,  кто  ее  преследует,  так  не
считает.
   Влад нахмурился. Богорад, наоборот, лучезарно улыбнулся:
   - Помните, я говорил вам, что профессионалы  так  не  действуют?  Это  не
профессионал. Это чей-то  друг  или  родственник,  одержимый,  так  сказать,
местью или там еще какими-то соображениями... Вы сегодня обедали? Я  -  нет.
Может быть, составите мне компанию?
   - Я не хочу есть, - сказал Влад.
   - А надо, - со значением сказал Богорад. - Надо... пойдемте.

***

   Это была уже седьмая их встреча. Внутренний счетчик пищал  все  громче  и
тревожнее, однако до "красной отметки" оставалось,  по  Владовым  подсчетам,
еще некоторое время. Особенно если избегать прикосновений и встречаться  под
открытым небом, в толпе...
   - Я ездил в гости к семейству Снегов,  -  сказал  Богорад,  непринужденно
шагая рядом с Владом по ярко освещенной центральной улице.
   Влад остановился:
   - И?
   - Идемте, идемте... Я сразу представился и без обиняков объяснил,  что  с
бывшей мачехой госпожи Ксении - дочери покойного Оскара  Снега  -  случилась
беда. Что ее, богатую наследницу Снега, попытались убить, причем на глазах у
свидетелей. И что в полиции вот-вот будет заведено соответствующее  дело,  и
что первое же подозрение - первая же ниточка - приведет сюда, в  уютный  дом
Снегов, где подрастают две внучки покойного господина Оскара, и будет  очень
жаль, если их детство будет отравлено очередным судебным разбирательством и,
возможно, приговором...
   - Но это же блеф, - неуверенно сказал Влад.
   - Конечно, - кивнул Богорад. - Но я очень хорошо  умею  блефовать.  Через
полчаса после моего ухода госпожа Ксения сама, наверное,  поразилась  -  как
это ее угораздило купиться на мои угрозы?  Но  мне  важен  был  один  только
момент. Момент истины. Когда она поверила мне - и  принялась,  против  своей
воли, оправдываться...
   - Оправдываться?!
   - Влад, - серьезно сказал  Богорад.  -  Я  не  провидец,  конечно,  и  не
всеведущ... Но даю на отсечение правое ухо, что Снеги  не  нанимали  убийцу.
Посудите сами... Если бы они наняли убийцу - они  наняли  бы  профессионала,
ведь так?
   - Не знаю, - сказал Влад. - Мне казалось, что заказать убийство  -  вовсе
не так просто, как вызвать, например, такси...
   Богорад махнул рукой:
   - Уверяю  вас,  эта  сложность  -  непринципиальна.  Снеги  покупают  все
первоклассное - вот и убийцу нашли бы... Это не Снеги. Не их след. Теперь  я
почти уверен в этом.

***

   Все эти  капельницы,  пузырьки,  аппараты  и  шланги,  все  эти  спутники
болезни, немощи, смерти - все они нависали над очень бледной, очень  тонкой,
коротко остриженной  женщиной.  Влад  сидел  рядом,  от  его  белого  халата
отвратительно пахло  дезинфекцией.  Анжелины  глаза  были  открыты,  но  она
смотрела мимо него, в светлую стену за его спиной.
   Влад понимал ее. Если бы он лежал вот так  же,  опутанный  катетерами,  а
рядом вот так же трогательно сидела бы Анжела - он, наверное, ни на  секунду
не поверил бы, что ее привело  сюда  что-то,  кроме  страха  за  собственную
шкуру. Кроме  уз,  которые  слепы.  Которые  обращают  в  рабство  все,  что
движется.
   Дела о покушении на убийство так и  не  открыли.  Полицейской  охраны  не
выделили, в больнице Анжелу охраняли сотрудники Богорада;  первые  дни  Влад
тоже сидел в больнице безвылазно, но потом с ужасом  понял,  что  внутренний
счетчик контактов давно уже зашкаливает и что с Богорадом, по крайней  мере,
нельзя больше видеться без крайней нужды.
   Сыщик заметил,  что  Влад  избегает  его.  И  истолковал  перемену  в  их
отношениях по-своему:
   - Я не потребую доплаты, господин Палий. И никогда не  навяжу  услуг,  за
которые вы не смогли бы рассчитаться.
   Влад в ответ промычал что-то неопределенное.
   Анжеле предстояло провести в больнице несколько  месяцев.  Молодой  врач,
вытащивший ее с того света, дневал и ночевал в своем  отделении;  он  трясся
над Анжелой, как редкая курица трясется над своим выводком. Он  неоднократно
повторял  Владу,  что,  если  уж  эту  женщину  удалось  спасти  -  было  бы
преступлением  выхаживать  ее  без  фанатизма.  Он  так  и  говорил  -  "без
фанатизма", и глаза его при  этом  фанатично  поблескивали.  Влад  прекрасно
понимал, кому - кроме господа бога - он обязан спасением Анжелиной - и своей
- жизни.
   И еще он понимал, что случится с молодым доктором сразу  после  Анжелиной
выписки.  Если  она,  разумеется,  проведет  в  больнице   необходимые   для
выздоровления несколько месяцев.
   ...Или они примут привязанного врача в свой дружный кочующий коллектив? А
как быть с нянечками, сестрами, санитарками, ежедневно ухаживающими за  ней,
осторожно перестилающими постель, делающими уколы  и  перевязки,  выносящими
судно, убирающими в палате?
   "Я малодушен, - думал Влад, -  ничего  не  могу  сделать.  Человек,  едва
выкарабкавшийся  с  того  света,  с  черепно-мозговой  травмой,  с   тяжелым
сотрясением, едва живой, совершенно  нетранспортабельный  человек...  Что  я
могу сделать?"
   Анжела лежала под очередной капельницей, а Влад сидел рядом, держа ее  за
руку. Он мог бы, конечно, сказать, что вовсе не узы привели его сюда, -  она
услышала бы, но вряд ли поверила. Он мог бы сказать, что  переживает  за  ее
жизнь, а вовсе не за свою - она, вероятно, нашла бы в себе силы усмехнуться.
Он мог бы  бормотать  что-то  Бессмысленно-нежно-успокоительное,  уверять  в
скором разрешении всех проблем и окончательном выздоровлении - но  не  хотел
умножать фальшь, которой и без того было немало в  пропахшей  болью  палате.
Сама  ситуация  -  любящий  мужчина  морально  поддерживает  пострадавшую  в
катастрофе любимую женщину - была фальшива насквозь.
   Точно так же он сидел над ней вчера. И позавчера  -  молча,  без  единого
слова. И Анжела, хотя могла уже говорить, не нарушала тишину. Молчание  было
честнее любых слов.
   Но сегодня - за минуту до того, как он поднялся,  чтобы  уходить,  -  она
разлепила губы:
   - Надо... в другую больницу. Время... идет. Понимаешь?
   И  замолчала,  утомленная  этой  тирадой.  Влад  обмер.  Заглянул  в   ее
лихорадочно блестящие глаза:
   - Нельзя. Послушай... Тебе нельзя. Ничего тут не сделаешь, тебе надо  еще
хотя бы две недели...
   Минута прошла. В  палату  заглянула  медсестра  -  напомнить  Владу,  что
свидание окончено.
   Анжела молчала. Смотрела жестко и требовательно.
   - Нельзя, - сказал  Влад,  когда  взгляд  медсестры  сделался  совсем  уж
сердитым. - Послушай... Тебе нельзя.

***

   Влад знал, что его принимают  за  сумасшедшего;  когда  седой  профессор,
осматривавший Анжелу  через  несколько  дней  после  поступления,  буквально
затащил его в свой кабинет, когда запер за собой дверь  -  Владу  показалось
даже, что сейчас  его  будут  бить.  Но  нет  -  просто  подошло  время  так
называемого серьезного мужского разговора. Со стороны профессора эта  беседа
была жестом отчаяния; он презирал Влада и не скрывал своего презрения. После
того, что сделал для этой женщины  ее  лечащий  врач!  После  того,  как  ее
вытащили из гроба за волосы! После всего этого... какова плата!
   Пациентка была упряма, как осел, и не поддавалась никаким  уговорам.  Она
желала немедленно покинуть муниципальную больницу и переместиться в  частную
- здесь ее, видите ли, не устраивала  квалификация  персонала;  квалификация
персонала, вы только подумайте!  А  вдохновителем  и  основным  исполнителем
этого бредового замысла, был,  конечно,  "муж"  пациентки,  экзальтированный
детский писатель, вздорный, эгоистичный, не понимающий элементарных вещей...
   - Вы. Понимаете. Что вы. Рискуете. Ее. Жизнью? Транспортировка смертельно
опасна для нее! Вы что, не можете обождать  еще  хотя  бы  две  недели?  Она
написала  это  дурацкое  заявление-отказ...  Но   вы-то   соображаете,   что
происходит?!
   "Соображаю", - печально думал Влад.
   Вчера он  имел  разговор  с  тем  самым  врачом.  С  тем  самым,  в  чьей
квалификации они с Анжелой якобы усомнились.
   Владу очень хотелось сказать этому  подавленному,  преданному,  по  сути,
человеку, что никому в жизни он, Влад, не был так  благодарен.  Но  врач  не
хотел слушать. После того как Влад попросил его -  и  дважды  повторил  свою
просьбу - не разыскивать пациентку в ее новой больнице, не пытаться ничего о
ней разузнать, - после этого врач не захотел слушать больше ничего; он глухо
сказал: "Моя совесть чиста" - и ушел по бесконечному больничному коридору.
   Через четыре-пять дней после Анжелиного отъезда у  него,  главного  врача
травматологического отделения муниципальной  больницы,  начнется  депрессия.
Обострятся все хронические болячки, может  быть,  случится  еще  что-нибудь,
столь же малоприятное... Впрочем, Влад знал, что  это  ненадолго.  Несколько
дней  -  и  этот  человек  оживет  снова.  И,  возможно,  скоро  забудет   о
неблагодарной привередливой пациентке.
   Влад знал, что сейчас спасает ему здоровье и, может быть, жизнь.  Но  все
равно на душе было муторно. А ведь предстоял  еще  и  собственно  переезд  -
Анжела боялась его, и Влад боялся его, и недаром...
   - Зачем? - спросил Богорад.
   Он подстерег Влада, когда тот, крадучись,  выбирался  из  больницы  через
черный ход. Специально, чтобы не встречаться с частным детективом.
   - Вы меняете больницу? Это правда? Влад, но зачем?! Здесь  мы  отработали
охрану, вошли в контакт со всеми нянечками, поварихами, санитарками...
   - Захар, - сказал Влад. - Я не назначал вам встречи. Богорад позабыл  про
свой ироничный прищур. Сейчас глаза его были круглыми,  странно  обиженными.
Влад никогда бы не подумал, что Богорад умеет так смотреть.
   - Ну, я прошу прощения, - сказал он наконец. - Прошу прощения...
   Повернулся и пошел прочь. Влад догнал его. Хотел взять за  локоть,  но  в
последний момент отдернул руку:
   - Захар. Эта женщина опасна для окружающих. Кто тесно общается с ней хоть
сколько-нибудь долгое время - потом уже не может без нее жить. Физически  не
может.
   Умирает. Или кончает с собой.
   Богорад медленно обернулся. Минуту  смотрел  на  Влада  в  упор  -  будто
ожидая, что Влад скажет с улыбкой: "Я пошутил..." Но Влад молчал.
   - Что-то такое я и... - начал Богорад. - И вы? Вы уже не можете без  нее,
да?
   - Да, - сказал Влад.
   - Как она это делает? Химия? Гипноз?
   - Никак, - сказал Влад. - Это происходит помимо ее воли.
   - Откуда вы знаете?
   - А вот знаю, - сказал Влад.
   Открыл рот - и закрыл его снова. И, оставив  Богорада  в  замешательстве,
быстро двинулся к больничным воротам.

***

   - Еще ведь не поздно отказаться, - сказал Влад шепотом. - Сказать им, что
мы передумали, и все переиграть...
   - Ты издеваешься?.. - спросила Анжела.
   - Прости, - быстро пробормотал Влад.
   Почему он не верил, что она способна... на то,  что  она  делает  сейчас?
Почему он уверен был, что она, не моргнув глазом, привяжет  к  себе  хоть  и
половину города - если в этом будет толика выгоды?
   Ее перегрузили  с  каталки  на  носилки.  Санитары  действовали  умело  и
осторожно, но Влад видел, как ей неуютно и плохо. Как она едва удерживается,
чтобы не потерять сознание.
   - Я здесь, - сказал зачем-то.
   - Я вижу, - отозвалась Анжела. -  Ну  что  же,  приляжем  на  дорожку?  И
усмехнулась.

***

   Они  кочевали  из  больницы  в  больницу.  Это  приносило  Анжеле   новые
страдания, да и Владу стоило седых волос. Они меняли умных врачей на глупых,
и опять на умных, ловких медсестер на криворуких,  и  опять  на  криворуких,
добрых санитарок на равнодушных, и опять на равнодушных. Влад понимал, какую
колоссальную услугу они оказывают и  врачам,  и  медсестрам,  и  санитаркам,
вовремя избавляя их от необходимости лечить Анжелу; он прекрасно  осознавал,
что без Анжелиной инициативы - без ее  упрямой,  жертвенной  даже  решимости
менять окружение раз в две недели - он вряд ли сумел бы решиться на такое.
   Богорад тенью следовал за санитарной машиной, перевозящей из  больницы  в
больницу странную, странствующую пациентку. И всюду, где заново  принимались
за Анжелино лечение, ухитрялся заново организовать охрану;
   Влад давно объяснил ему - по  телефону,  -  что  его  финансовые  ресурсы
исчерпались,  на  что  Богорад  невозмутимо  ответил,   что   новые   услуги
производятся во искупление егo, Богорада, ошибки. Он был  рядом  с  Анжелой,
когда ее пытались убить, - и не успел вмешаться; стало быть, он доведет  это
дело до конца, и совершенно бесплатно.
   Вероятно, Богорад чувствовал, что Влад избегает встреч  с  ним.  А  может
быть, по профессиональной привычке умел не бросаться в глаза. Однако в  один
из вечеров - Влад,  усталый,  пропахший  больницей,  собирался  вернуться  в
гостиницу и немного поспать - сыщик снова обнаружился на его пути, и  вместо
свирепой озабоченности на его лице читалось не менее свирепое торжество.
   - Гм, Влад... Можно вас на полчасика?

***

   - Вот он, - сказал Богорад.
   На белом листе бумаги нарисован  был  квадратнолицый  плотный  мужчина  с
полоской усов над верхней губой, высокий, коротко  стриженный,  в  джинсовой
куртке поверх полосатой футболки. Круглые темные очки сползли на нос;  низко
на лбу сидела клетчатая кепка. Рисунок был  мастерский  -  видно  было,  что
человек напряжен и испуган, что его джинсы, как и куртка,  куплены  в  очень
дешевом магазине. Никаких особых примет -  родинки,  шрама,  бородавки  -  у
нарисованного мужчины не было.
   - Это ваш рисунок? - спросил Влад. Богорад самодовольно кивнул:
   - Я засек его, когда он бросил Анжелу под машину... Видел со спины. В той
же кепочке - он, по всему видно, не очень-то богат... Лица, как вы  помните,
я тогда не разглядел, сразу же началась суматоха. До чего глупы люди.  Можно
было сразу, на месте, его схватить... Но рядом стояла девочка-подросток,  да
ее перепуганная мама, да  еще  старичок  с  палочкой,  да  какой-то  сопляк,
который растерялся...
   - Откуда вы знаете? - спросил Влад.
   - Я их всех нашел, - сказал Богорад не без самодовольства.  -  Собственно
говоря, если мы захотим... если вы захотите-таки обратиться в полицию -  для
этого есть все основания. Его видели минимум четверо, и у меня  записаны  их
адреса... Но к делу. Этого, - он ткнул в  рисунок  пластиковой  ложечкой  от
мороженого, - этого красавца видели во дворе  больницы.  Он  приходил  якобы
кого-то проведать, долго пытался выяснить насчет условий и  расценок...  Мой
мальчик, которого я оставил вчера на дежурстве, вычислил его и вызвал  меня;
я сразу понял, что человек, толкнувший ее под колеса, и этот любопытствующий
увалень - одно и то же лицо...
   - И вы позволили ему уйти?!
   - Разумеется. Только я позволил себе проводить  его.  Из  него  такой  же
наемный убийца, как из меня доярка... Покажите картинку Анжеле.
   - Она спит, - сказал Влад. Богорад кивнул:
   - Значит, завтра утром покажете... Что-то подсказывает мне, что  она  его
узнает. Непременно.
   - Захар, - пробормотал Влад. - Я не знаю, как вас благодарить...
   - Рано, - серьезно сказал  Богорад,  забрасывая  в  рот  очередной  шарик
шоколадного мороженого. - Поблагодарите потом.

***

   - Кто там? - спросили из-за двери, обитой облупившимся дерматином.
   - Я снизу, - требовательно сказала девушка в махровом халатике. - Вы  нас
заливаете! От вас вода течет!
   Эту девушку Влад видел в  первый  и  последний  раз  в  жизни.  Она  была
сотрудницей детективного агентства "Феникс"; в халатик  и  домашние  тапочки
она  переоделась  только  что,   этажом   ниже.   Сейчас,   растрепанная   и
раздраженная, она в точности походила на соседку, только что выскочившую  из
мягкого кресла перед телевизором.
   Щелкнул замок. Дв