какие-то  реальные
шаги.
   Стюардесса протянула ему пластиковую упаковку с завтраком, помедлила -  и
протянула книжку на подпись. С мягкой  обложки  скалился  зеленый  чудик,  в
котором  Влад  с  большим  трудом  мог  узнать  незаконнорожденного   тролля
Гран-Грэма.
   - Будьте любезны, - попросила стюардесса. - Для племянницы...
   По ее смущенному виду было ясно, что племянницы у нее не было и нет. Она,
взрослая длинноногая женщина, с  удовольствием  читает  детские  книжки,  но
делает это тайком, стесняясь своего увлечения.
   Влад вытащил ручку:
   - А как племянницу зовут? Секундное смущение:
   - Яна... Как и меня...
   Влад, не скрывая ухмылки, нацарапал на первой странице: "Дорогой  Яне  от
Влада Палия, который очень любит  летать  на  самолетах".  Стюардесса  ушла,
довольная.
   Не хотелось бы умирать, подумал  Влад,  провожая  ее  взглядом.  Вот  как
хочется поверить в  пьяного  хулигана,  угнавшего  самосвал  ради  куража  и
удовольствия. Но не верится. А значит,  не  стоит  уговаривать  себя,  будто
маленького ребенка, что в темных кустах никто не сидит, что это ветер  шумит
и играют тени. Нет; если хочешь жить долго  -  прими  как  данность,  что  в
кустах обязательно сидит клыкастое чудище с  арбалетом  на  жилистом  плече.
Сидит, ох как сидит, а значит, надо думать, как его оттуда выкурить...
   Приятный голос стюардессы Яны попросил пристегнуть ремни.
   Небо заканчивалось.

***

   Он позвонил из аэропорта. Из такси, увозящего его в сторону города.
   Гудок. Еще гудок. И еще.
   - Алло?
   Голос мальчика-подростка. Лет тринадцати.
   - Добрый день, - сказал Влад. - Можно попросить Анну? Она дома?
   Секундная пауза. И-раз-и-два...
   - Да, - сказал мальчик. - Одну минутку. И уже из глубины чужого  дома  до
Влада донеслось приглушенное: "Ма-а-м! Это тебя!"
   Есть в мире справедливость. Есть, есть, есть. Влад ждал. Такси неслось по
дороге со скоростью сто двадцать, не меньше; торжество человеческого духа  и
разума, стрела, навылет пробивающая пространство,  один  человек,  несущийся
навстречу другому...
   - Алло, - сказала Анна, и голос у нее ничуть не  изменился  за  прошедшие
пятнадцать лет.
   - Привет, - сказал Влад.
   И-раз-и-два-и...
   - Привет, - сказала Анна  так,  будто  они  расстались  вчсра  и  сегодня
уговорились созвониться. - Где ты?
   - Близко, - сказал Влад. - Очень близко. Мне надо...
   Послушай. Ты сегодня свободна?
   - Да, - сказала она после коротенькой паузы. - Я могу быть свободна...  У
тебя что-то случилось?
   - Да, - сказал Влад. - Мне надо тебя видеть.  Только  так,  чтобы  ты  не
видела меня.
   - Влад, - она впервые за пятнадцать лет назвала его по имени. - Владка...
   - Я очень соскучился, - сказал Влад.
   - А мы не можем встретиться... нормально? - спросила она упавшим голосом.
   - Нет, - сказал Влад. - Будь осторожна... ага?
   - Ага, - эхом отозвалась Анна. - Может быть...
   - Что?
   - Ничего, - сказала Анна. - Это я так. Ты знаешь, я  ведь  располнела.  Я
стала старая, Влад. Я боюсь.
   - А ты не бойся.
   - Ты не представляешь, как я изменилась. У меня дряблая шея. У меня седые
волосы. Я крашу их хной.
   - Ну и что?
   - Ты помнишь меня, какой я была в юности. Неужели  ты  не  боишься  убить
собственные иллюзии?
   - Я не люблю иллюзий, дружище. Ни собственных, ни чьих-то еще.
   - Если бы я могла посмотреть на  тебя...  поговорить...  может  быть,  ты
быстрее привык бы к тому, что мне под сорок.
   - Ты не  можешь  со  мной  поговорить.  Я  слишком...  ценю  тебя,  чтобы
подвергать этой... процедуре.
   Водитель смотрел вперед. Только в какой-то момент Влад поймал его  взгляд
в зеркальце заднего вида. Мимолетный взгляд, и снова - на дорогу.
   Интересно, что подумал водитель?
   Нет. Неинтересно.
   - Слушай меня. Приходи к шести часам на центральный вокзал,  к  памятнику
железнодорожникам. Встань под памятником  и  стой.  И  никуда  не  уходи  до
половины седьмого... Когда часы покажут шесть тридцать, махни мне  рукой.  Я
увижу. И поскорее уходи, что бы там ни было... Шесть тридцать - ты  уходишь.
Ладно?
   - Ясно, -  эхом  отозвалась  Анна.  -  Я  думала,  ты  подпишешь  ребятам
книжку...
   - Я тебе по почте пришлю подписанную, - нетерпеливо сказал  Влад.  -  Уже
полпятого... Тебе нужно идти на вокзал. До встречи.
   - До встречи, - эхом отозвалась Анна. - Я уже иду.
   Памятник железнодорожникам  стоял  в  самом  центре  вокзального  здания.
Справа и слева от него помещались широкие лестницы,  по  каждой  из  которых
двумя встречными потоками двигалась толпа.
   Люди. Безликие толпы отъезжающих, провожающих и  только  что  сошедших  с
поезда. Покачивающиеся в  такт  шагам  головы,  десятки  ног,  единовременно
опускающиеся на каждую из полусотни  ступенек.  Узы  не  любят  толп.  Масса
незнакомых людей, погруженных  каждый  в  свои  заботы,  тысяча  глаз,  река
чемоданов, лес шагающих ног - единственная преграда на пути уз. Единственная
защита, сделавшая возможной эту странную встречу.
   Наверху, в зале ожидания, за стеклянной стеной было тесно и  душно.  Влад
видел, как без трех минут шесть - стрелка круглых  вокзальных  часов  только
что судорожно дернулась - к подножию памятника  подошла  женщина  в  длинном
светлом пальто.
   Он сидел к ней вполоборота, опустив голову, ничем не отличимый от  прочих
будущих пассажиров, коротающих время в  ожидании  поезда.  Он  прикрыл  лицо
ладонью, будто от усталости, и смотрел сквозь пальцы; она стояла в неудобном
месте, мимо нее спешили люди и грохотали колесиками  огромные  чемоданы,  ей
было очень не по себе, но она  стояла  прямо,  гордо  подняв  подбородок,  и
всматривалась в лица тех, кто проходил рядом.
   Она  постарела.  Она  действительно  поправилась,  изменился  овал  лица,
короткие волосы были теперь длинными, с небрежно закрашенной проседью.
   Она совсем не  изменилась.  Все  такими  же  высокими  оставались  скулы,
развернутыми - плечи, тонкой и плавной - шея. Профиль -  а  Влад  увидел  ее
профиль, когда она вдруг обернулась кому-то  вослед,  -  оставался  лицом  с
монеты, уже не таким юным, но от этого не менее тонким и величавым.
   Она  проводила  кого-то  взглядом  -  и  разочарованно  опустила  голову.
Вероятно, ей померещился Влад. Сколько раз она  сама  мерещилась  ему  среди
толпы?!
   Прошло семь минут. Потом еще  семь;  на  доске  с  расписанием  щелкнули,
сменяя друг друга, желтые буквы  и  цифры.  Один  поезд  отправился,  другой
подали на посадку; ворковал о чем-то мягкий голос из  динамиков.  Женщина  в
светлом пальто так внимательно  искала  его  взглядом,  что  Владу  пришлось
повернуться к ней спиной; он вытащил из сумки бритвенный прибор с квадратным
зеркальцем, увидел собственный глаз, впалую  щеку,  плечо,  а  за  плечом  -
памятник железнодорожникам и светлую фигуру у его подножия.
   Двадцать минут шестого. Влад встал, забросил сумку на  плечо  и  медленно
двинулся к лестнице.
   Женщина устала от мелькания лиц, но все еще  всматривалась.  Разглядывала
пассажиров за стеклянной стеной, в зале ожидания, смотрела  туда,  где  Влад
был только что...
   Он спускался  вниз  в  плотной  толпе  озабоченных,  спокойных,  ленивых,
встревоженных, усталых, раздраженных, довольных, равнодушных людей.  Секунда
- он поравнялся с женщиной в светлом пальто;  увидел  ее  краем  глаза  (она
свободна. Он все-таки сохранил ее. Она никогда  не  придет  под  его  двери,
униженно умоляя, чтобы...) - и не разрешил себе смотреть дольше, потому  что
взгляд ее дрогнул и устремился за ним, будто влекомый магнитом, и опять упал
на место, где Влад был только что, где теперь маячили (чтобы ее впустили.  И
она не умрет, если...) чужие лица.
   Через минуту Влад  был  уже  с  другой  стороны  памятника  -  теперь  он
поднимался во встречном потоке, и Анна не могла (если он вдруг погибнет. Она
свободный и счастливый человек, у нее муж и двое...) его видеть за рюкзаками
и спинами, зато он мог смотреть смелее.
   (Двое сыновей...)
   И она все-таки хочет его увидеть.
   Влад поднялся до самого верха. Почти бегом сделал круг по залу  ожидания;
подошел к стеклянной стене.
   На месте, где он сидел пять минут назад, восседала теперь полная тетка  в
окружении клеенчатых баулов.
   Влад прижался к стеклу щекой.
   Анна подняла глаза, будто ее позвали.
   Влад видел, как поднялись ее плечи,  когда  она  резко  вдохнула  спертый
вокзальный воздух.
   Попыталась улыбнуться. Нет, улыбнулась.  Подняла  руку...  Стрелка  часов
дернулась. Шесть тридцать. Анна махала ему рукой.
   (Сквозь стекло и сквозь толпу...)
   Влад смотрел. Как когда-то - давным-давно -  смотрел  на  нее  через  всю
большую аудиторию, по диагонали.
   Анна смотрела тоже. Секунда... Другая...
   Влад указал рукой на вокзальные часы.
   Она проследила взглядом за его жестом - и перестала улыбаться. Он помахал
рукой, прощаясь. Она смотрела вопросительно; он кивнул. Она не  тронулась  с
места, тогда он кивнул еще раз - повелительно.
   Она медленно повернулась и пошла к выходу.

***

   Он открыл глаза и долго не мог понять, где находится. Это  кафе,  говорил
здравый смысл. Это "Макдоналдс" возле Дворца бракосочетания.  Какого  такого
сочетания? Брако. Драко.  На  соседнем  столе  стоит  пластмассовая  фигурка
смешного зубастого дракона. Как-как называется этот материал? Пластмасса...
   - Вы уже уходите? - спросила женщина  с  подносом  в  руках.  На  подносе
громоздились пестрые бумажные свертки; вокруг женщины гарцевал мальчишка лет
восьми, с синим воздушным шаром на палочке.
   - Да, - сказал он, повинуясь приказанию здравого смысла. - Я уже ухожу.
   Он поднялся, неуклюже взял со стола точно такой же поднос, как у  женщины
(от свертков остались только цветные бумажки, пустой бумажный  стакан  лежал
на боку), и сунул его в  щель  жестяной  тумбы,  похожей  на  очень  большой
почтовый ящик. В недрах тумбы глухо ухнуло; он обернулся в  поисках  выхода.
Всюду жевали, тянули из трубочек, причем  половина  посетителей  были  дети.
Цветные шарики на палочках  пялились  на  него,  будто  прозрачные  драконьи
глаза; он занервничал. Здравый смысл говорил ему, что надо  выйти  вон  там,
через стеклянную дверь, что опасности нет, что он просто зашел в кафе, чтобы
перекусить, что он уже поел и теперь должен идти дальше... Куда - дальше?
   В контору, подсказал здравый смысл. В офис. В дверном проеме он  привычно
пригнулся. Вышел под серое небо, поймал  щекой  несколько  капель  холодного
весеннего дождя, сегодня шестое марта, сказал здравый смысл.  Послезавтра  -
Международный женский день...
   Какой день?!
   - Я, - сказал  он  шепотом.  -  Я  должен  был  увести...  этих  двоих...
увести... привести. Не уберег?!
   Дети, с визгом скатывавшиеся по яркой горке, поглядывали на него мельком,
без интереса. Он сунул руки в  карманы  куртки,  повернулся  левым  боком  к
несущемуся по широченной дороге потоку этих...  "машин",  подсказал  здравый
смысл. И двинулся по направлению к мосту,  проложенному  не  через  реку,  а
через дорогу - чтобы одни машины могли разминуться с другими по воздуху...
   Дождь усиливался.  Здравый  смысл  вопил,  что  надо  вытащить  из  сумки
сложенный втрое "зонт", но он не спешил прислушиваться  к  здравому  смыслу.
Его устраивали прохладные капли, стекающие по лбу, по вискам, по затылку.
   - Скидки, - сказала пожилая женщина, торгующая  пирожками.  -  По  случаю
женского праздника - значительные скидки. Не желаете купить подарок?
   Он отрицательно качнул головой.
   Миновал мост. Осторожно пересек сперва одну улицу, затем другую; у  входа
в магазин неподалеку от площади  Победы  ему  навстречу  шагнула,  поправляя
низко надвинутый капюшон, улыбчивая девушка:
   - Можно вас на минутку? Не хотели бы вы заняться изучением Библии?
   - Прямо сейчас? - медленно спросил он,  и  девушка  стушевалась  под  его
взглядом. Минуту спустя он услышал, как она обращается к другому  прохожему:
"Можно вас на минутку? Не хотели бы вы заняться изучением Библии?"
   - Свобода, - сказал полицейский  в  камуфляже,  с  резиновой  дубинкой  у
пояса, - это всегда  одиночество.  Чем  совершеннее  свобода  -  тем  полней
одиночество.
   - Что? - удивился он.
   - Я это говорю к тому, что любая привязанность есть первый шаг к рабству,
- охотно пояснил полицейский, оставляя свой пост возле  обменного  ларька  и
подходя ближе.
   - Вряд ли, - нерешительно сказал он.
   -  Да-да,  -  ради  убедительности   полицейский   коснулся   наручников,
болтающихся у него на поясе рядом с дубинкой. - Именно так.  Даже  если  это
привязанность к домашним тапочкам. Или к единственному сорту сигарет. Или  к
стране. Особенно к стране.
   - Я не курю, - сказал он. - И у меня нет домашних тапочек.
   - Значит, вы очень одиноки, - сказал полицейский. - Я вам завидую.
   - Кажется, я опаздываю на работу, - сказал он.
   - А я вас не задерживаю, - со значением сказал  полицейский.  -  Ступайте
себе.
   И он пошел дальше; здравый  смысл,  казалось,  потрясен  был  встречей  с
обладателем дубинки и теперь молчал, не беспокоя подсказками.
   Он поднялся на порог из трех бетонных ступеней и,  привычно  пригнувшись,
вошел в тесную чистенькую контору. Вдоль стены стояли остекленные витрины  с
выставленными  напоказ  мобильными  телефонами;  хорошо  одетая  длинноногая
девушка внимательно изучала модели  и  цены.  За  стойкой  сидел  элегантный
молодой клерк, самой яркой деталью его внешности был желто-оранжевый галстук
на плотной мускулистой шее.
   - Ты опять опоздал, - сказал клерк с неприязнью. - Шеф вот уже пятнадцать
минут...
   - ТРОЛЛЬ! Помогите! ТРОЛЛЬ!
   Он обернулся.
   Девушка, еще  секунду  назад  разглядывавшая  телефоны,  теперь  кричала,
вжимаясь спиной в витрину; лицо  ее  было  белым,  как  рубашка  элегантного
клерка, а рот разевался так широко, что  виден  был  маленький,  дрожащий  в
горле язычок:
   - А-а-а! Тролль!  Тролль!  ТРОЛЛЬ!  И  в  стекле  витрины  за  ее  спиной
Гран-Грэм увидел собственное отражение.

Глава 15
КАТАСТРОФА

   Их встречи приняли характер обмена  заложниками.  Ледяной  взгляд,  сухой
кивок, формальное рукопожатие; каждый получал из рук другого частичку  своей
украденной свободы и торопился прочь, стараясь поскорее забыть  унизительную
процедуру обмена.
   Анжела съехала из гостиницы и  сняла  небольшую  квартиру  неподалеку  от
центра; она полагала, что Влад не знает ее нового адреса, однако  на  другой
же день после ее переезда Богорад сообщил Владу улицу, номер дома, квартиру,
этаж,  фамилию  хозяйки,  сдавшей  квартиру,  и  некоторые  подробности   (у
парадного входа консьерж, имеется черный ход с  железной  дверью  и  кодовым
замком, однако дверь квартиры хлипкая и замок не выдерживает критики).
   - Человек, опасающийся преследования, мог бы выбрать убежище и получше, -
озабоченно говорил Богорад.
   - Убийца должен пройти мимо консьержа, - неуверенно возражал Влад.
   - Не смешите меня! Консьерж - старенькая бабушка, а кодовый замок  -  три
цифры - раскроет любой сосед, если ему правдоподобно  соврать.  У  меня  был
кодовый замок, господин Палий, когда я еще жил в многоэтажном доме. И каждый
вечер  у  подъезда  собиралась  толпа  страждущих,  которых  некие   растяпы
пригласили в гости, однако забыли сообщить код входной двери. В конце концов
какой-то  добряк  написал  код  мелом  прямо  над  замком.  Это   было   так
трогательно... Короче говоря, господин Палий, ваша опасная протеже находится
в очень  относительной  безопасности.  Впрочем,  если  за  ней  пустился  бы
настоящий матерый ублюдок, сделавший убийство своим ремеслом, -  тогда  и  в
стальном банковском сейфе ей не удалось бы спрятаться надежнее...
   - Вы меня успокоили, - сказал Влад сквозь зубы.
   - Я присмотрю за ней, - серьезно сказал Богорад. - За ней и за вами...  У
меня  еще  не  было  дела  интереснее  вашего.  Ведьма   и   благотворитель.
Отравительница и детский писатель. И трогательно встречаются каждые три дня,
чтобы заглянуть друг другу в глаза либо  плюнуть  друг  другу  на  ботинок..
Спешат на встречу под часами... Занятная вы парочка, ей-богу.

***

   Влад сидел на сырой скамейке посреди площади, под косоверхой старой елью.
Анжела только что ушла. Тоска и беспокойство, всегда  достигавшие  максимума
за минуту до ее появления, теперь улеглись и растаяли, будто  и  не  бывало;
Влад сидел, вытянув ноги в запыленных туфлях, и ждал,  пока  Анжела  отойдет
подальше. Пока ее алый пиджак -  беззвучный  цветовой  крик,  различимый  за
километр в сколь угодно плотной толпе, - не скроется из виду.
   Вокруг площади плотным потоком шли машины. Пешеходных переходов было  два
- один подземный, прямо у  Влада  перед  глазами,  и  он  от  нечего  делать
наблюдал, как возникают, становясь  выше  с  каждой  ступенькой,  восходящие
из-под земли люди. Другой переход был у Влада за спиной - именно  туда  ушла
Анжела, именно оттуда минутой спустя  донесся  странный  звук:  будто  сотня
людей одновременно схватила ртом воздух.
   - А-а-а...
   Гул толпы. Неразборчивые выкрики.
   Влад обернулся - но увидел только зелено-коричневые еловые лапы;  вскочив
со скамейки - на бегу, - он заранее шал, что произошло.
   Она мертва.
   Он мертв тоже.
   Конец истории.
   Конец.
   Потом ему было стыдно за эти секунды. Стыдно  до  пунцовых  ушей.  Потому
что, бегом огибая газон и елку, он страшно жалел себя.  Себя  и  Гран-Грэма.
Больше никого.
   За лесом ног отлично видна была красная клякса на мостовой. Алый  Анжелин
пиджак - на белых полосах
   "зебры".
   - Пропустите... Пожалуйста, пропустите...
   Кто-то схватил Влада за руку. Болезненно и цепко;
   Влад обернулся.
   - Ее толкнули, - сказал Богорад. - Ее толкнули прямиком под машину. Я это
видел своими глазами!
   Влад отстранил Богорада. Отодвинул с  пути  еще  кого-то.  "Вы  врач?"  -
спросили ему вдогонку. Он не ответил.
   Анжела лежала на спине. Крови не было. И без того Хватало красного цвета;
Влад подумал, что ненавидит людей, выдумавших алую одежду.
   - Анжела?
   Ее взгляд с трудом нашел его. Остановился на его лице.
   -  Отойдите!  -  Это  полицейский.  -  Дорогу   бригаде!   Сквозь   толпу
действительно пробирались люди в белых и синих халатах. Рявкнула -  и  сразу
же умолкла - сирена.
   - Я ее муж! - рявкнул Влад неожиданно для себя. - Отойдите сами...
   Появились носилки. Влад огляделся в поисках Богорада; того нигде не  было
видно.
   - Я поеду в больницу! Я ее муж!
   -  Заткнитесь,  -  устало  бросил  немолодой  врач.  Молодой  человек   с
перепуганными, лихорадочно блестящими глазами что-то объяснял  полицейскому.
Размахивал руками так, что стоящие рядом опасливо сторонились. Рядом  стояла
желтая машина с распахнутой дверцей. Владу показалось, что он видит  вмятину
на неновом запыленном капоте.
   -  Расступитесь!  Отойдите!  Что  вам  здесь,  цирк?!  Влад,  никого   не
спрашиваясь, влез в машину, куда уже поставили носилки. Сел рядом; Анжела не
закрывала глаза. Время от времени взгляд ее терял собранность, устремлялся в
никуда; тогда Влад плотнее, сжимал ее пальцы, и  Анжела  с  видимым  усилием
фокусировала взгляд.
   Дважды или трижды ее губы шевельнулись, но Влад так  и  не  расслышал  ни
слова.

***

   С мигалками, с сиреной, со всем этим воем и  сполохами  "Скорая"  шла  по
городу - шла, брела, не мчалась. Тянулась, то  и  дело  притормаживая,  хотя
дорога впереди была чиста, очищена шарахнувшимися в стороны машинами.
   - Скорее! - не выдерживал Влад. - Что вы... делаете?! Скорее!
   Врач смотрел на него угрюмо и зло.
   - Скорее! Да скорее же!
   - Заткнись, - кротко посоветовал врач. Машина рванула  было  вперед  -  и
угодила колесом в выбоину. Врач подпрыгнул на низкой скамейке; Анжела издала
странный шелестящий звук -  будто  сухое  дерево  под  порывом  ветра.  Врач
выругался:
   - Легче! Лег-че, ч-черт...
   Влад замолчал.
   Теперь самое легкое сотрясе