евание  на  краю  Долины  Совести  -
бесполезное и опасное занятие; он уже открыл  рот,  но  в  последнюю  минуту
передумал и промолчал. Слова Деи не имели большого веса. Это были  не  более
чем слова, сотрясение сухого горячего воздуха; через минуту Дея снова  будет
довольна собой. Ее совесть - ленивая болонка на поводке, поэтому  у  Деи,  в
отличие от двух  ее  спутников,  есть  неплохой  шанс  пересечь  Долину  без
потерь...
   - Что нас ждет, Грэм? - обеспокоенно спросил Философ.
   - Вы часто  спрашиваете  себя,  правильно  ли  вы  поступили.  Иногда  вы
придумываете себе несуществующую  вину...  -  пробормотал  Гран-Грэм  вместо
ответа.
   - Со всяким, кто мыслит, это случается, - медленно проговорил Философ.
   - Не со всяким, - возразил Гран-Грэм.
   - Что ты хочешь сказать?
   - Только абсолютно  бессовестный,  успокоенный  и  самоуверенный  человек
может пересечь Долину Совести.
   - Некоторое время  Философ  рассматривал  облако,  застилавшее  небо  над
головой Грэма.
   - Обычно в сказках бывает иначе. Только  тот,  кто,  добр,  храбр,  умеет
сочувствовать...
   - Увы, - сказал Грэм..."
   Третья  книга  приключений  незаконнорожденного  тролля  шла   невыносимо
тяжело, не в  пример  первым  двум.  Виной  ли  тому  болезни  (сразу  после
отравления Влада свалила еще и  жестокая  простуда),  или  тяжело  пережитое
приключение с Анжелой, или воспоминания об Анне - но тролль со спутниками то
и  дело  увязали  как  бы  в  сиропе,  говорили  ни  о  чем  и   действовали
неубедительно, Владу то и дело  приходилось  одергивать  их,  возвращать  на
исходную позицию, огромными кусками выбрасывать и переписывать уже  готовый,
казалось бы, текст.
   Промотавшись несколько недель по гостиницам, все еще простуженный, вялый,
больной, он вернулся наконец домой. Почтовый ящик был вскрыт  и  бессовестно
выпотрошен; к калитке липкой лентой была примотана записка, но мокрый снег и
оттепели почти полностью смыли чернила, и разобрать, кто  и  чего  от  Влада
хотел, не представлялось возможным.
   На всякий случай он перезвонил в литагентскую контору. Да,  все  идет  по
плану; первый вариант киносценария  готов,  рукопись  перешлют  с  курьером,
поэтому в ближайшую неделю господину Палию не следует никуда  исчезать.  Да,
по сведениям из издательства, планируется  увеличить  тиражи...  Да,  пресса
работает,  как  было  задумано,  неожиданностей  нет.   Корреспонденты?   Не
исключено, что кто-то из них захочет проявить  инициативу,  однако  домашний
адрес господина Палия содержится в тайне, как и договаривались...
   На следующее утро  Влад  выследил  почтальона  -  и,  против  обыкновения
вступив с ним в разговор, поинтересовался, не  он  ли  оставлял  на  воротах
записку, приклеенную липкой лентой. Почтальон,  крайне  нелюбезный,  заявил,
что,  во-первых,  следить  за  сохранностью  ящика  -  не  его  обязанность,
во-вторых,  уезжая  надолго,  следует  оставлять  на  почте  заявление,   и,
в-третьих, никакой записки он не оставлял, а кто оставил - не имеет понятия.
   Влад вернулся домой. Побрел в ванную, полез в шкаф, чтобы вытащить свежее
полотенце - рука наткнулась на не знакомый предмет. Разинув от неожиданности
рот, Влад вытащил  из  шкафчика  прозрачную  пластмассовую  сумочку,  полную
шампуней,    бальзамов    и    прочих    косметико-гигиенических     дамских
принадлежностей.
   Ну разумеется. Это и есть та "шпилька", за которой возращалась Анжела.
   Что все-таки было в той записке, превратившейся  за  несколько  недель  в
покрытый потеками лоскуток?
   Настроение Влада, и без того не особо радужное, испортилось  еще  больше.
Он залез под душ и долго стоял, шевеля губами, под горячим дождем.
   Пытался думать о тролле.
   " - Зачем только я ушла из дома! - плакала Дея. - Дура я, дура, так мне и
надо, пусть я умру на этой равнине, будет мне наука на всю жизнь!
   Гран-Грэм хотел бы ее утешить, но не  знал,  чем.  То  есть  можно  было,
конечно, сказать, что  из  них  троих  Дея  -  самый  реальный  кандидат  на
выживание в Долине Совести, потому что даже самобичевание ее - не более  чем
каприз, через минуту она снова будет весела и самодовольна...  Вряд  ли  это
утешение понравилось бы Дее, поэтому тролль молчал.
   - Что нас ждет, Грэм? - обеспокоенно спросил Философ.
   - Долина Совести, - неохотно сказал Грэм.
   - Ты бывал там прежде?
   - Если бы я бывал там, это было бы заметно.  Вы  бы,  во  всяком  случае,
наверняка обратили внимание.
   - Увечья? Какое-нибудь особое клеймо?  Почему  тот,  кто  пересек  Долину
Совести, отличается от других?
   - Не обязательно отличается, - сказал Гран-Грэм  еще  более  неохотно.  -
Некоторые с рождения такие...
   - Что ты хочешь сказать?
   - Только абсолютно  бессовестный,  успокоенный  и  самоуверенный  человек
может пересечь Долину Совести, - сказал Грэм. - Потому что там, в  Долине...
как бы это получше объяснить. Если человек  способен  ощущать  свою  вину...
когда формально он и не виноват вовсе... эта вина материализуется  в  Долине
Совести. Если хоть раз  в  жизни  вам  случалось  ощутить  свою  вину  перед
бездомной собакой, например... в Долине эта собака явится к вам  и  бросится
на вас. Вот так.
   Некоторое время Философ рассматривал облако, застилавшее небо над головой
Грэма.
   - Обычно в сказках бывает иначе.  Только  тот,  кто  добр,  храбр,  умеет
сочувствовать...
   - Увы, - сказал Грэм..."
   Зазвонил телефон. Влад оторвался от компьютера, протянул руку к трубке:
   - Алло...
   - Добрый день, - вежливо сказал женский голос, и Влад подумал,  что  это,
наверное, курьер, который везет ему рукопись сценария.
   - Добрый день...
   - Вас беспокоит одна ваша знакомая, - сказал голос  очень  официально.  -
Поверьте, я ни в коем случае не стала бы вам  звонить...  но  я  оставила  в
вашем доме очень важную для меня вещь. Когда я могу забрать ее?
   Уголки Владовых губ поползли вниз так резко, будто рот стянуло клеем.
   - Анжела? - сказал он после минутной, наверное, паузы. -  Важная  вещь  -
это шампунь?
   - Нет, - сказала трубка так холодно, что у Влада едва не заиндевело  ухо.
- Речь идет о сумочке - это подарок... Так когда я могу забрать свою вещь?
   - Сумочка, - тупо повторил Влад.
   - Шампунь можете оставить себе, - сказала трубка насмешливо.
   - Спасибо, - сказал Влад. - Записка на воротах - ваших рук дело?
   - Да, - сказала трубка тоном королевы. - Я вернулась сразу же, как только
обнаружила пропажу... но вас уже не было.
   "Надо полагать, на встречу с читателями она пришла, чтобы попросить  свою
сумочку", - подумал Влад язвительно.
   И тут же вздрогнул от еще не оформившейся, но очень неприятной мысли.
   - Вот что, - сказал решительно. - Вы можете приезжать в любое время, хоть
сейчас... Я оставлю вашу сумочку на почтовом ящике. Просто протянете руку  и
заберете - даже если меня не будет дома.
   - Вы очень любезны, - сообщила трубка.
   А Влад вдруг понял, что за мысль заставила его внутренне напрячься минуту
назад. Следуя логике событий, Анжела  уже  перегорела,  разорвала  возникшие
узы. Стало быть, болезненного влечения больше нет; стало  быть,  она  должна
мучительно стыдиться всего, что делала под властью уз.
   Стало быть, и под угрозой смерти, и в  поисках  золотого  слитка  она  не
должна звонить Владу, который выгнал ее из дому, будто кошку,  причем  кошку
драную...
   Или эта дешевая пластмассовая сумка  на  "молнии"  действительно  так  ей
дорога?
   Трубка давно попискивала короткими гудками, а Влад сидел, тупо  глядя  на
экран, где шагал через Долину Совести Гран-Грэм со товарищи.
   Она ведет себя так, будто дразнит узы.
   Нет ничего хуже - привязаться, перегореть, а потом привязаться опять. Это
мучительно. Это - почти наверняка смертельно; много лет  назад,  прощаясь  с
Димкой, Влад еще этого не знал.
   Если  открыть  нижний  ящик  стола,  если  приподнять  одновременно   все
скопившиеся там бумаги - на дне обнаружится черно-белая фотография, почти не
пожелтевшая со временем. Выпускники спускаются по школьной лестнице, чтобы с
шутками-прибаутками набиться в автобус...
   Вот только Влад не станет выдвигать ящик и  ворошить  бумаги.  Сейчас  он
встанет, завернет в слой газет чужую пластиковую сумочку, отнесет во двор  и
положит сверху на почтовый ящик. И - все. На этом история с Анжелой  обретет
наконец окончательный финал.
   - Надеюсь, больше она ничего не забыла, - сказал Влад вслух.
   В это время за окном просигналил автомобиль.

***

   - Господин Палий! Вам пакет! Рукопись по поручению "Всефильма"!  Господин
Палий, вы дома?
   Влад вышел на крыльцо. Парень лет восемнадцати стоял у ворот,  размахивая
большим конвертом; за его спиной фырчал маленький курьерский фургон.
   - Распишитесь здесь, - парень шлепнул ведомость на дрожащий теплый капот.
Влад взял протянутую  ручку,  склонился  над  листком  в  поисках  указующих
птичек...
   Его тронули за локоть. Влад  обернулся  -  вместо  курьера  рядом  стояла
женщина в объемной рыжей шубе.
   - Могу я получить свою сумку?
   Влад обернулся к парню. Курьер радостно улыбнулся:
   - А я подбросил вашу знакомую, сейчас ведь такие дороги...
   Кажется, он ждал, что его похвалят.
   Влад перевел взгляд на Анжелу.
   Пришла вялая мысль: почему он должен беспокоиться о жизни и здоровье этой
бабы? В конце концов, если она станет совсем уж досаждать...  можно  вызвать
полицию. А если она даже помрет... почему Влада должно это заботить?!  Видит
бог, он сделал все возможное, его совесть чиста...
   Да, Долину Совести Влад не прошел бы и до половины.
   - Могу я получить свою сумку? - холодно повторила Анжела.
   Влад развернулся и пошел к дому. Что-то закричал куpьеp  -  ax  да,  ведь
Влад не расписался  в  получении  конверте...  Он  вернулся.  Поставил  свою
подпись. Снова пошел к дому; в прихожей взял с подзеркальной тумбы сумочку с
банными причиндалами и снова вышел во двор. Удержался,  чтобы  не  запустить
сумочкой в Анжелу; не отводя взгляда, протянул ей забытую вещь:
   - Надеюсь, больше мы не увидимся?
   Тут она улыбнулась. Обворожительно и вместе с тем жестко; в  этой  улыбке
было и двойное, и тройное дно, у Влада сам собой подобрался живот.
   - Разумеется, - сказала Анжела. Двинулась к машине - курьер уже сидел  за
рулем. Взявшись за дверцу, обернулась к Владу:
   - Кстати, как ваше здоровье? Говорят, вы болели?
   - Кто говорит? - спросил Влад, чувствуя, как немеют от холода щеки.
   Она не смутилась:
   - Я пыталась разыскать вас через издателя, и он сказал мне...
   - Он ничего вам не говорил, - сказал Влад шепотом. - С чего вы взяли, что
я был болен? Она пожала плечами. Открыла дверцу.
   - Стойте! - рявкнул Влад.
   Дверца  захлопнулась.  Влад  прыгнул  вперед  и  преградил  машине  путь;
парень-курьер, по  всему  видно,  уже  понял,  что,  подвезя  роковую  даму,
совершил ошибку.
   - А? - растерянно спросил он, выглянув в приоткрытое окно.
   - Пусть ваша спутница выйдет, - сказал Влад. - Мы еще не договорили.
   Анжела, воцарившаяся на сиденье рядом с  водителем,  подняла  и  опустила
покрытые мехом плечи. Влад рванул дверцу;  Анжела  сделала  движение,  желая
запереть ее, но было поздно.
   - На пару слов, - сказал Влад, тяжело дыша.
   - С какой стати? - холодно спросила Анжела. - Я вернула себе  свою  вещь.
Закройте дверь.
   - С чего вы взяли, что я болел?
   - Разве нет? - спросила она раздраженно.
   Влад выпустил дверцу, Анжела захлопнула  ее  и  заперла  изнутри.  Парень
тронул машину, и фургон скоро скрылся из виду.
   Влад долго стоял у ворот и глядел  машине  вслед.  Свежий  снег  засыпал,
сглаживал ребристые следы колес на белой дороге;
   Нехорошее предчувствие.

***

   " - Зачем только я ушла из дома! - плакала Дея. - Дура я, дура, так мне и
надо, пусть я умру на этой равнине, будет мне наука на всю жизнь!
   - Мы не пойдем через Долину Совести, - твердо сказал Грэм. - Никто из нас
не имеет шансов пройти ее... Только бессовестный человек, которому незнакомо
чувство вины, выживет в Долине. Придется идти обходным путем.
   - А наш преследователь? - обеспокоенно спросил Философ. -  Что,  если  он
пройдет напрямик? Как у него с совестью, ты не знаешь?
   Грэм покачал головой:
   - Скорее  всего,  для  него  просто  не  существует  ни  совести,  ни  ее
противоположности. У него нет органа, чтобы испытывать чувство вины, - как у
тебя с Деей нет органа,  чтобы  притягивать  или  отталкивать  металлические
предметы...
   - А у тебя есть? - заинтересовалась Дея.
   - А почему, ты думаешь, стрелы с железными наконечниками не берут меня? -
удивился Грэм..."

***

   Сценарий ему  не  понравился.  Слишком  прямолинейно,  во  многих  местах
упрощено, сведено к комиксу; Влад сел писать  обширное  письмо  сценаристам,
дописал до половины и  бросил,  решив,  что  личной  встречи  все  равно  не
избежать.
   Он съездил на почту и наконец-то бросил в ящик  письмо  к  Анне,  которое
таскал в кармане вот  уже  несколько  недель.  Спросил  корреспонденцию  "До
востребования" - однако писем на его имя не было.
   Вернувшись домой, Влад сел к компьютеру, однако тролль со спутниками  так
крепко увязли на подступах к Долине Совести, что вытащить их без переработки
всей последней главы представлялось невозможным. Влад вытащил из сарая лыжи,
натер их подошвы вонючей мазью  для  мягкого  снега,  натянул  комбинезон  и
двинулся по целине, то и дело проваливаясь по щиколотку и пыхтя, как мировая
машина.
   Через два часа вокруг дома имелась отличная накатанная лыжня, а красный и
потный Влад придумал сюжет для рассказа: про то, как двое  братьев-мальчишек
потеряли зимой ключи от квартиры,  а  мама  придет  только  вечером,  и  они
топчутся под домом, злясь друг на друга и страшась наказания, и вот  старший
в ожидании вечера сотворяет мир с планетами, солнцем  и  людьми,  а  младший
становится в этом мире злым духом, разрушителем, дьяволом...
   Когда стемнело, Влад принял горячий душ и полбутылки коньяка.
   И заснул, ни о чем не думая.

***

   На третий день он впервые ощутил ломоту в висках.  Он  соврал  себе,  что
снова простудился, и съел на ночь аспирина; наутро ломота перешла в боль,  к
которой присоединились ощущение духоты, тоска и слабость.
   Уже все прекрасно понимая, он  все  еще  бродил  по  дому,  заглядывал  в
зеркала, глупо улыбался и говорил своему бледному отражению:
   - Да нет же... Не может быть...
   Страшно ли было Димке умирать? Умирать, зная, что мог бы выжить - если бы
рядом был Влад?
   Звал  ли  он  Влада?   Просил   ли   врачей,   чтобы   к   нему   Привели
друга-одноклассника? И что врачи при этом думали? Списывали на бред?
   Влад вспоминал рыжую шубу, холодные оценивающие глаза  -  и  эту  улыбку.
Улыбку, после которой, в общем-то, уже все было ясно, не стоило уродоваться,
вертясь вокруг дома на лыжах по липкому снегу...
   - Нет! - Влад ударил кулаком по  столу,  так  что  Гран-Грэм  свалился  с
крышки компьютера, а рука на минуту отнялась. - Не  может  быть...  Откуда?!
Значит...
   Ничего не значит. Хотя многое объясняет. Все,  что  делала  эта  женщина,
было грамотной кампанией по привязыванию. Она знала о природе  уз  никак  не
меньше Влада; чего она добивалась?
   Чего добивалась, то в конце концов и случилось.
   Влад рассмеялся. Он хохотал и ржал, ему было даже  весело,  он  хотел  бы
видеть лицо Анжелы в ту минуту, когда она поймет...
   Задребезжал дверной звонок. Все  еще  похрюкивая  от  смеха,  Влад  пошел
открывать.
   Удар!  Прекрасная  женщина  на  пороге.  Одновременно  протянутые   руки,
соприкоснувшиеся ладони. Теплый весенний  ливень,  солнечный  луч  на  щеке,
мгновенно исчезающая боль, спокойствие и радость - вот, оказывается, как это
выглядит изнутри. Вот что испытывала Иза, встречаясь с ним после  нескольких
дней разлуки.
   Женщина  отшатнулась.  Сперва  в  ее  глазах   мелькнуло   умиротворение,
разгладились болезненные морщины на лбу; потом она долго смотрела на Влада -
как будто он был истлевшим  мертвецом,  только  что  выбравшимся  из-под  ее
кровати.
   - Войди, - сказал он сухо.
   Теперь,   когда   эйфория   схлынула,   он   видел   перед    собой    не
фею-избавительницу. Он видел озабоченную бледную стерву.
   - Что ты еще забыла? Тапочки? Носовой платок? Она смотрела.
   - Ну, не стесняйся. Лифчик? Пуговку? Поищи, что  ты  забыла,  мой  дом  в
твоем распоряжении, давай, ищи... Она молчала.
   - Удивительное дело, - сказал Влад сам  себе.  -  Невероятно.  Уникальное
совпадение, невозможный случай... Почему же мне так хочется плюнуть  тебе  в
лицо, коллега?
   - Мы видимся в последний раз, - сказала она тихо. - Сейчас я уеду,  а  ты
останешься. Будешь искать меня,  будешь  ныть,  блевать,  орать  от  боли...
Будешь биться лбом о утенку, звать меня... Он усмехнулся:
   - Ты так хорошо знаешь, что бывает с  теми,  кого  ты  оставила?  Ты  уже
промышляла этим? Ты привязывала к себе людей - специально? Мужчин?  Богатых?
Правда?
   - Ты будешь корчиться, извиваться, тебе будет  казаться,  что  твое  тело
рвут на части, что тебя заживо едят черви...
   - Ты тоже, - сказал он без улыбки. - Все это ждет и тебя.
   - А я выдержу, - сказала она сквозь зубы.
   - Тем лучше, - он встал, приглашающе  повел  рукой  к  двери.  -  Прощай.
Скатертью дорога.

***

   - Это я писал письма, - Сказал Влад. - Апрель - это я.
   - Я догадалась, - сказала Анна после небольшой паузы.
   - Я знал, что ты догадалась.
   К тому дню был сдан последний экзамен. К тому дню Влад уже  получил  свой
"свободный диплом", а Анна - он знал -  нашла  работу  в  родном  городе,  в
какой-то газете, и на нее даже прислали именную заявку.
   Уже известен был день свадьбы Анны и Славика.
   Уже многое было известно.
   Через шесть часов после полудня небо обрело золотисто-фиолетовый оттенок.
Откуда-то доносились голоса, музыка, попискивали ласточки.
   - А я давно догадалась, - повторила Анна шепотом.
   - А я давно знал, что ты догадалась.
   Кто-то окликнул Анну, но она не оглянулась.
   - Ты ведь не думаешь, что я сумасшедший, - сказал Влад.
   - Нет, - медленно отозвалась Анна. И спросила после паузы:
   - Ты... неизлечимо болен?
   - Наверное, да, - сказал Влад.

***

   - То есть как это - в любом направлении?  -  спросила  женщина  в  окошке
кассы. - Конкретно - на какой вам рейс?
   Влад с трудом поднял голову. Подступающая тоска была как вечер  -  сперва
беспокойные   минуты   после   заката,   потом   сумерки,   потом   медленно
наваливающаяся  темень;  сейчас  Влад  вступал  в  сумерки.  Любое  движение
давалось "через не могу", через сопротивление, через глухую боль.
   Расписание рейсов занимало огромную стену напротив. Влад прищурился; если
бы он мог ткнуть пальцем в эту желто-зеленую  "простыню",  выбрать  было  бы
куда легче - но для  этой  беспроигрышной  операции  у  Влада  были  слишком
короткие руки.
   - Какой. Следующий. Рейс? - спросил он у женщины в окошке. - Все.  Равно.
Куда.
   Она не выказала удивления. Покосилась на невидимый Владу монитор:
   - Рейс двести, двадцать, Остленд. Вы уверены, что у вас есть виза?
   - Не. Требующий. Визы, - уточнил Влад.
   - Шестьсот семь, Майск. Через четыре часа. Вам подходит?
   Влад заплатил.
   Внутренние сумерки делались все гуще; он боялся, что не  сумеет  сесть  в
самолет. Регистрация начнется только через два часа...
   Он заставил себя отогнать машину на платную стоянку.  В  зеркале  заднего
обзора  отражалось  серое,  тяжелое,  будто  вылитое  из  асфальта  лицо   с
квадратной челюстью. Парнишка,  бравший  деньги  за  стоянку,  покосился  на
странного клиента с опаской.
   На часах было четырнадцать ноль пять. Он бездарно затянул отъезд:  сперва
не мог дозвониться до издателя, потом застрял в пробке, потом...
   Надо пообедать, сказал он сам себе. И повел себя  -  непослушное,  полное
боли тело - через стеклянную дверь в ресторан.
   Его мутило при взгля