но-кремовые,  нахальные,
но и красивые. Я тогда впервые в жизни понял, что голуби красивы.  Раньше  я
думал, что они помоечники, вроде крыс..."

***

   Утром он позвонил издателю.
   - Влад? Куда вы пропали? На будущей неделе, восьмого, девятого и десятого
числа - ваши встречи с читателями  в  трех  книжных  магазинах.  Вы  готовы?
Завтра перечислим первую сумму, как и договаривались... Вас встречать? Когда
вы приедете, на машине или поездом? Гостиницу заказывать?
   Влад сказал, что готов, что деньги очень кстати,  что  встречать  его  не
надо, что он приедет на машине и гостиницу закажет сам и что седьмого  числа
вечером он обязательно перезвонит, чтобы договориться точнее.
   Настроение у него немного поднялось. Он сел за компьютер и  начал  третью
главу - там, где Грэма, Дею и Философа берут в плен Страхоеды.
   " - Что они будут с нами делать?
   Грэм промолчал.
   - Если я правильно понял, - тихо кашлянув, заговорил  Философ,  -  их  не
интересует ни мясо, ни рабы... Им нужен наш страх.
   - В переносном смысле? Философ посмотрел на Грэма.
   - В прямом, - нехотя признался тот. - Они станут  пугать  нас,  мы  будем
источать страх, они насытятся, но напуганный станет смелее, и  придется  его
снова пугать - уже основательнее... Грубо говоря,  если  для  начала  в  вас
запустят живой крысой - то под конец трапезы придется... гм...
   - Говорите, - тихо сказала Дея.
   -  Одним  словом,  тот,  кто  живым  ушел  от  Страхоедов,  почти  теряет
способность пугаться чего бы то ни было.
   - И многие уходят живыми?
   Грэм пожал плечами".
   Влад прекрасно знал, что произойдет дальше, кто  что  скажет  и  кто  что
ответит, и как закончится переделка со Страхоедами - но у него вдруг пропало
желание писать. Вообще расхотелось что-либо делать.
   Он расплатился, погрузил чемодан в багажник -  и,  как  только  стемнело,
выехал на дорогу.
   ...Куда глаза глядят.

Глава 8
ДОЛИНА СОВЕСТИ

   - Что с вами? - испугался издатель.
   - Я немного заболел, - сказал Влад. Издатель поджал губы:
   - Но встречи уже анонсированы...
   -  Я  не  собираюсь  отменять  встречи.  Другое  дело,  что  трудно  быть
обаятельным... когда так болит голова.
   - Давление? - доверительно предположил издатель.  -  Отравление?  Или  вы
просто хватили лишку?
   "Еще один заподозрил во мне алкоголика", - мрачно подумал Влад.
   Прежде он никогда не встречался ни с какими читателями. Прежде он  вообще
не появлялся на людях в качестве какого-то там писателя; он сам себе  боялся
признаться, как волнуется. И как не хочет ударить лицом в грязь.
   Утром за ним пришла к гостинице машина; Влад сел рядом с водителем, и  на
третьей минуте пути его укачало. Он почти полностью раскрыл окно,  он  дышал
полной грудью, он  пытался  отвлечься  -  тошнота  чуть  сдала  позиции,  но
убираться не думала. "Читатели будут огорчены", - подумал Влад - и сам  себе
удивился. Оказывается, можно не только  говорить  сквозь  зубы  -  некоторые
ухитряются сквозь зубы думать...
   В первом же книжном магазине его угостили кофе с коньяком. Стало полегче;
когда Влад уселся  наконец  за  низкий  столик  на  фоне  стеллажей,  сплошь
уставленных "Приключениями Гран-Грэма", когда посмотрел прямо перед собой  -
в глазах зарябило от лиц и физиономий,  в  ушах  зазвенело,  он  понял,  что
встречу придется проводить издателю  да  еще  тряпичному  клыкастому  Грэму,
бережно усаженному на стопку книг...
   В машине - по дороге в следующий книжный магазин - издатель долго молчал.
   - М-да, -  сказал  он  наконец,  когда  дорога  подошла  к  концу.  -  Не
предполагал... обидно.
   Влад  только   поморщился.   Голова   его,   казалось,   наполнена   была
расплавленным свинцом.
   Опять выпили кофе с коньяком, но Владу не сделалось лучше.  Удерживая  на
лице улыбку, как эквилибрист удерживает на носу карточный домик, он вышел  к
почитателям незаконнорожденного тролля; его спросили, когда он начал писать,
потом спросили, много ли получают писатели, потом спросили, есть ли  у  него
семья, - и в этот момент он ощутил себя цыпленком, вырвавшимся из болезненно
давящей скорлупы.
   Он вдруг увидел, что на улице солнечно, что магазин просторен, что  людей
собралось видимо-невидимо; он увидел  лица,  в  том  числе  детские,  увидел
улыбающуюся краснощекую женщину, спросившую  о  "начале  творческого  пути",
толстенького пацана, спросившего о писательских доходах, и женщину в  очках,
спросившую о...
   Влад  едва  удержался,  чтобы  не  разинуть  рот.   Анжела   -   порядком
изменившаяся, в белокуром коротком парике, в темных  очках  на  все  лицо  -
невозмутимо ждала ответа.
   - Незаконнорожденный тролль - не такая уж плохая  семья,  -  сказал  Влад
после неприлично затянувшейся паузы. - Вероятно, он приходится мне  сыном...
А если честно-я ценю одиночество. И очень не люблю, когда на него посягают.
   Анжела улыбнулась как ни в чем не бывало. Влад  в  какой-то  момент  даже
подумал, что ошибся, что это другая женщина, что ему мерещится  Анжела,  как
до того мерещилась Анна...
   Потом, в толпе желающих получить автограф,  его  тронули  за  локоть.  Он
оглянулся - но белый  парик  уже  уплывал  прочь.  Анжела  уходила  -  если,
конечно, это была она...
   Проклятье, подумал Влад  почти  испуганно.  Да  ведь  она  не  отвяжется!
Господи, она нашла его,  это  так  просто  -  всего  лишь  прочитать  газету
"Книжные новости"... Это так просто - найти  человека,  особенно  если  этот
человек - писатель "на раскрутке"...
   Скорее  обратно.  К  прежнему  статусу,   когда   его   считали   чьим-то
псевдонимом. Все разговоры - по телефону, вся информация - почтой, деньги  -
по перечислению...
   -  Это  было  гораздо  лучше,  -  сказал  издатель  удивленно.  -  Просто
поразительно.
   - Что?
   - Я о встрече. Это было куда как пристойнее.
   - Вы кому-то говорили, где я живу? - спросил Влад, помолчав.
   Издатель поднял брови:
   - Нет. А что? Что вы имеете в виду?

***

   Всю ночь он просидел  за  компьютером.  Гран-Грэм,  мужественный  тролль,
вывел Дею и Философа из логова Страхоедов, но уже на другой день стало ясно,
что Тот, Кто Идет Следом, не только не отстал, но даже и сократил  отрыв,  и
пришлось поднажать, и еще поднажать, и путники почти выбились из сил,  когда
впереди показались башни Города Лягушек...
   Утром Влад понял, что совсем не хочет спать. Обе  встречи  с  читателями,
запланированные на этот день, закончились  на  час-полтора  позже,  чем  это
намечалось. Вопросы не иссякали, обаяние  и  остроумие  "уважаемого  автора"
приводили публику в восторг; в обоих  магазинах  был  моментально  раскуплен
недельный запас приключений Гран-Грэма. Издатель уже ничего  не  говорил,  а
только жмурился, как сытый кот.
   Влад постоянно  ждал,  что  Анжела  объявится  в  гостинице.  Но  она  не
приходила; мог ли он обознаться?
   Десятого числа, проведя последние две встречи и воспользовавшись  хорошим
настроением  издателя,  Влад  затеял  с  ним  достаточно  жесткий  разговор,
результатом которого стало "право  автора  на  личную  жизнь".  В  ближайшие
полгода Влад был свободен от любых публичных акций; об этом составлено  было
специальное дополнение к договору. Настояв на своем, Влад распрощался, сел в
машину и был таков.
   Некоторое время он колесил по  городу,  узнавая  и  не  узнавая  знакомые
места. Припарковался на стоянке перед театральным институтом  (раньше  здесь
не было никакой стоянки). Побродил по парку, где они с мамой  в  свое  время
пересидели по очереди на всех скамеечках; и парк, и скамейки остались  почти
без изменений.
   Четверть часа провел перед домом, где раньше жила Анна с родителями.  Дом
обветшал; на бывшем Аннином  балконе  ржавел  чей-то  велосипед.  Незнакомые
женщины выгуливали незнакомых шумных детей; Влад завел мотор и поехал  прочь
из города.
   " - Бежим! Мы должны вырваться за  городскую  стену  раньше,  чем  солнце
коснется горизонта. Если мы опоздаем  -  наши  шкуры  натянут  на  барабаны,
Лягушки не прощают тех, кто не похож на них..."
   Зарево столицы долго висело в зеркале заднего обзора, но в  конце  концов
погасло и оно.
   Влад не видел, как они впервые  встретились.  Влад,  к  своему  огромному
сожалению, не был всеведущ и  вездесущ;  когда  вечером  Анну  перехватил  у
выхода длинный, как шпилька, соломенноволосый молодой человек, Влад сразу же
понял, что Анна уже знакома с ним. И что познакомились они недавно.
   Они  шли  по  улице  бок  о  бок,  не  касаясь  друг  друга  и  почти  не
разговаривая, а на расстоянии ста шагов за  ними  тащился,  как  запоздавшая
тень, Влад. Паники пока что не было, было только смятение;  этот  долговязый
был такой же, как все предыдущие ухажеры, и все-таки он был  совсем  другой.
Те, предыдущие, были раздражающей помехой - а Славик  был  соперником,  Влад
понял это раньше, чем узнал, как его зовут.
   Ему, призраку с последнего ряда,  ему,  студенту-фантому,  ему,  "дурке",
стоило только выйти из тени. Только поговорить с Анной, только попасться  ей
на дороге, только задеть ненароком, только пристроиться  рядышком,  а  потом
исчезнуть на неделю, а потом вернуться и снять с ветки готовый плод, и пусть
хоть тысяча Славиков идет с ней по темной улице, бок о бок, не решаясь взять
за руку...
   Он сидел на краю фонтана и смотрел на грязно-бежевых  голубей,  дерущихся
за последнюю крошку его печенья. Можно было бросить  учебу  и  снова  уехать
куда глаза глядят, но это означало отказаться от с таким трудом  завоеванных
позиций, снова  скатиться  с  ледяной  лестницы,  по  которой  уже  пройдено
несколько ступенек.
   Можно было остаться и быть свидетелем Анниной любви.
   Еще  можно  было  ошибиться.  Потому  что  Анна  -  человек  глубокий   и
непредсказуемый, если ее заинтересовал Славик, это еще  не  значит,  что  их
отношения перерастут во что-то серьезное.
   "Ты помнишь... Хотя нет, ты не помнишь, наверное. Тебе было тогда  не  до
меня. Ты просто перестала замечать меня в аудитории - и моего отсутствия  не
могла заметить тоже.
   Знаешь, теперь мне кажется, что наш университет - я имею в виду и здание,
и распорядок занятий - специально был устроен для того,  чтобы  ты  меня  не
замечала. Все эти огромные пространства, запутанные коридоры,  аудитории  на
несколько сот человек... Все  эти  "потоки",  толпы,  сутолока,  бесконечные
залы...
   Во всяком случае, я его, университет, видел именно таким. Я не любил его.
Те, в которых я учился раньше, были как-то уютнее, наверное, потому,  что  у
них было по несколько зданий... А этот был одним циклопическим  сооружением,
холодным, серым, с грязными сортирами. С какими-то бесконечными  коридорами,
переходами, лестницами и подвалами. Термитник. И ведь я  ни  на  секунду  не
верил, что буду работать по специальности, я  просто  прятался  в  нем,  как
перед этим прятался еще в нескольких учебных заведениях, прятался не  только
от армии, но и немножко от жизни...
   Знаешь, мне ведь каждый год приходилось переводиться в новый университет.
Это было тяжело. Не знаю уж,  за  кого  меня  принимали;  учиться  мне  было
нетрудно, но из-за этих постоянных переводов я  не  был  уверен,  что  смогу
защитить  диплом.  Очень  странно  -  я  вспоминаю  два  последних  года   в
университете светло, почти с благодарностью. И благодарен прежде всего тебе.
   А тогда - тогда ты  была  счастлива,  потому  что  влюбилась.  Впервые  и
по-настоящему. В человека, который достоин тебя.
   Дружище, это были черные дни в моей жизни. Дни, когда я окончательно тебя
потерял".

***

   Мокрый  снег  облепил  деревья.  Фонари  горели  через  один  -  белые  и
оранжевые. Тени корявых веток размазывались в тумане, вносили новое  правило
в замысловатую игру света и темноты; Влад шел, чувствуя, как  проседает  под
ногами серо-синее, подтаявшее, сырое.
   Анжела будет искать его. Теперь наверняка. Как  бы  он,  Влад,  поступил,
будучи Анжелой?
   Во-первых, вернулся бы в уже знакомый дом под предлогом забытой  шпильки.
Обнаружив, что дом пуст и хозяин в отъезде, связался бы с  издателем...  Все
эти  разъезды  стоят  денег,  но  Анжела,   по   всей   видимости,   человек
обеспеченный. Откуда?.. Не  наше  собачье  дело.  Дальше...  связaлcя  бы  с
издателем, представился бы корреспондентом солидной газеты,  желающим  взять
интервью у писателя Палия. Издатель  развел  бы  руками,  в  крайнем  случае
просил бы приходить через полгода,  потому  что  писатель  Палий  напряженно
работает и просил его не беспокоить. А  потом,  может  быть,  перезвонил  бы
Владу на мобильник...
   А фигушки, потому что в медвежьем  уголке,  куда  Влад  не  без  стараний
забился, мобильник не  работает.  Издателю  приятным  голосом  сообщат,  что
абонент недоступен, но он не станет беспокоиться, потому  что  хоть  Влад  и
слывет оригиналом, но договор до сих пор не нарушал ни разу, даже в мелочах.
   Как Анжела поступит потом?
   А это уже зависит от того, как  крепко  она  успела  "прилепиться".  Влад
много раз замечал, что разные люди реагируют на него по-разному:, чем  более
внутренне подвижен человек, чем он восприимчивее и нервнее,  тем  скорее  он
рискует привязаться, и наоборот...
   Как бы там ни было, Анжеле придется смириться с тем, что Влад недосягаем.
Через месяц, "переболев", она потеряет охоту видеться с ним, наоборот  -  ей
станет  стыдно  за  свою  несдержанность;   тогда   Влад   сможет   спокойно
возвращаться домой. Но, к сожалению, не раньше.
   Знобило. Наверное, туман и сырость тому виной. Да еще бессонная ночь -  в
комнате, которую он снял, не открывалась форточка, и всю ночь он ворочался с
боку на бок - от духоты...
   И еще потому, что вспоминалась Анна.
   Почему именно сейчас? Почему столько лет он  был  спокоен,  вспоминал  об
Анне светло, писал  ей  приветливые,  тщательно  выверенные  поздравления  к
праздникам? Интересовался здоровьем детей? Карьерой Славика?
   Почему теперь, когда надо сесть и углубиться в  работу  -  почему  теперь
возвращаются те дни, тычутся, будто сухими горячими носами, лихорадочно?
   ...Он выследил их первый поцелуй. Он не был вездесущим и  всеведущим,  но
ищейкой сделался порядочной, это факт.
   Почему он решил, что поцелуй был первым?
   Нипочему. Он это видел.
   В темном закоулке, на четвертом этаже, недалеко от бытовки, где  уборщицы
хранили ведра и щетки. За гипсовым бюстом какого-то писателя, который раньше
стоял в вестибюле, а теперь был сослан  наверх  и  обречен  на  забвение.  В
пыльном и неромантичном месте Славик впервые целовался с Анной,  а  Влад  их
выследил!
   Славик был робкий. Совсем тютя. Славик  был  очень  нежный;  Анна  сперва
испуганно вцепилась в его плечи, потом зажмурила глаза...
   Тогда Влад поддал  ногой  деревянное  кресло  без  одной  ножки,  которое
когда-то стояло в актовом зале, а теперь  превратилось  в  рухлядь  и  ждало
списания. Сцена получилась как в кинокомедии: кресло грохнулось,  влюбленные
брызнули,  только  топот  раздался  в  конце  длинного  коридора,   а   Влад
развернулся и пошел в противоположную сторону - благо лестниц, ведущих вниз,
было две...
   В тот же вечер он познакомился на  дискотеке  с  не  очень  красивой,  но
смелой и томной девушкой и спустя два дня  уже  гостил  у  нее  в  общежитии
какого-то техникума, а утром ему стало так стыдно, что он сбежал как заяц, и
еще долго у него закладывало уши при одном воспоминании...
   Потом он написал Анне письмо. Впервые за несколько месяцев.

***

   " Мне снилось, что солнце продали в рабство
   Большому подсолнуху у дороги,
   Что солнце отныне навек несвободно
   И держит свой путь, повинуясь взгляду
   Слепого подсолнухова лица
   А если залягут над миром тучи
   И солнце не сможет найти прореви,
   Чтобы увидеть лицо господина,
   Черное в венчике рыжих листьев, -
   Солнце умрет "

***

   Врач был молодой, нервный и амбициозный. Он месяц назад  сменил  старшего
коллегу на посту заведующего медпунктом  -  единственного  доктора  на  весь
поселок. Он выступал педиатром, хирургом, терапевтом и гинекологом  в  одном
лице,  и  целых  тридцать  дней  ему  удавалось  успешно  подтверждать  свою
компетентность, и вот нелегкая принесла  этого  приезжего,  который  вздумал
болеть именно здесь, специально,  чтобы  досадить  вступающему  в  профессию
человеку.
   - А вы уверены, что не ели грибов? Консервов? Или все-таки ели?
   Влад качнул головой. От этого движения боль взметнулась,  как  стеклянная
волна с белой пеной на макушке.
   -  А  вы  уверены,  что  вас  не  угощали  недоброкачественным  спиртным?
Самодельной водкой.
   Владу не хотелось отвечать. В который раз объяснять  что-то;  ему  вообще
расхотелось двигаться, говорить, смотреть. Он опустил веки.
   - ...Приезжий, - громко говорил врач в массивную трубку старого телефона.
- Да, острое отравление! Да. Жду.
   Влип, безучастно  думал  Влад,  глядя  в  потолок  трясущейся  на  ухабах
больничной машины. Врачи, медсестры... Контакты в течение нескольких дней...
возможно, недель...
   Что с ним такое, черт побери?! Возможно, амбициозный врач прав,  он  съел
или выпил что-нибудь... Его кормила  хозяйка  дома,  где  он  неделю  снимал
комнату... Чистенькая с виду  женщина...  А  кто  его  знает,  чем  она  его
накормила...
   В этот момент мобильник, так и оставшийся в  кармане  Владовой  куртки  и
почуявший близость города, вдруг разразился тоненькой механической мелодией.
   Парень-санитар, сопровождавший Владово тело, вздрогнул.
   Влад с трудом дотянулся до телефона. Морщась от тошноты, поднес трубку  к
уху:
   - Да...
   - Алло, - сказал далекий  женский  голос.  -  Наконе...  Телефон  жалобно
пискнул. Окончательно разрядилась давно не кормленная батарейка, и  разговор
прервался.

***

   Он  провалялся  неделю;  к   счастью,   худшие   подозрения   врачей   не
подтвердились, и никакого ботулизма у Влада не обнаружилось.  Уже  на  пятый
день ему стало лучше, а на: седьмой он почувствовал в себе  силы  исчезнуть.
Двое  соседей  по  палате  (третий,  на  счастье,  быстро  выписался),   две
медсестры, сменяющиеся через день, и лечащий  врач,  шесть  раз  навестивший
Влада на шести обходах, - по  крайней  мере  пять  человек  уже  ходили  под
зарождающимися узами, и рисковать Влад не хотел.
   Он со скандалом выписался - слабый, как мокрая муха.  Оказалось,  что  до
поселка, где остались  Владовы  машина,  компьютер  и  Гран-Грэм,  не  ходит
никакой автобус, и пришлось выложить остатки наличных водителю  грузовика  -
за то, чтобы подвез.
   Гран-Грэма не  сперли  (почему-то  Влад  в  первую  очередь  опасался  за
тряпичного тролля). Компьютер был в целости, зато в машине  разбили  боковое
стекло и вытащили магнитофон.
   - Соседские хлопцы, - сказала хозяйка. Ей было неловко,  она  чувствовала
свою вину за случившуюся с постояльцем неприятность, она  сразу  же  вернула
Владу деньги за три непрожитых им дня. Влад разбирательств учинять не  стал,
погрузил вещи в машину и двинулся - со скоростью  капли  меда,  ползущей  по
стеклу. На ближайшей заправке пришлось отдать  все  до  гроша  за  бензин  и
кое-как заклеенное окно; Влад мечтал доползти до большого  города,  получить
деньги со счета и упасть наконец на кровать в хорошем гостиничном номере.

***

   "Дружище, я не могу быть с тобой рядом.
   Больше всего на свете я хочу быть с тобой рядом. Но я не могу!  Это  было
бы подло, понимаешь. Я уже убил одного человека, моего друга.
   Я - как серная  кислота,  которая  полюбила  синицу,  маленькую  птицу  с
черными внимательными глазами.
   Я ненавижу твоего Славика. Я лучше тебя понимаю, чем он. Я достойнее.  Но
я - серная кислота, которая любит синицу.
   Кроме тебя, у меня нет собеседников. И никогда не будет".

***

   " - Зачем только я ушла из дома! - плакала Дея. - Дура я, дура, так мне и
надо, пусть я умру на этой равнине, будет мне наука на всю жизнь!
   Гран-Грэм хотел сказать, что  самобич