школе  для  благородных
девиц. Тем легче перенесет обидный щелчок по носу...
   Ему захотелось сказать ей что-то теплое. Извиниться. Объяснить.
   Он сдержался. Отхлебнул из своей чашки. Чай показался очень крепким.
   Анжела быстро глянула на него - и снова отвернулась. Выпил чашку до  дна,
с трудом глотая, не зная, что еще сказать  -  но  в  этот  момент  со  двора
просигналила машина.
   - Ну вот, это такси, - он взял за длинную ручку ее клетчатый  чемодан  на
колесиках. - Идем.
   Она шла следом за ним. Они миновали коридор... Перед самой входной дверью
он, в последний раз шагнув, мягко опустился на пол.

***

   - Что...
   - Ты ударился головой, - сказала женщина.
   - Что?!
   - Ты неудачно поскользнулся, упал, ударился головой... Не  волнуйся.  Как
только ты окончательно придешь в себя, я уйду.
   - Что случилось?.. Черт...
   Он лежал  на  диване,  под  пледом,  во  рту  было  сухо,  перед  глазами
корячились серые червячки и, сколько ни моргай, не исчезали.
   - Ты потерял сознание. Поэтому, извини, я не уехала  сразу  же,  а  сочла
возможным дождаться, пока ты очнешься...
   - Сколько... который?!
   - Ты сутки пробыл без сознания.
   - Сколько?!
   - Сутки. Я хотела вызвать "Скорую помощь", но что-то с телефоном...
   - Что с телефоном?!
   - Нет гудка, - Анжела пожала плечами. - Я хотела сбегать к соседям...  Но
тут и соседей-то нет. Я... ну, короче, я медсестра по профессии.  Знаю,  что
беспомощного человека нельзя оставлять без присмотра.  Он  может,  например,
подавиться собственным языком или захлебнуться рвотой...
   Влад  поморщился  -  подобные  предположения  были,  конечно,   маленькой
Анжелиной местью. Он поднял руку - комната перед глазами качнулась. Потрогал
затылок. Было больно.
   -  Тебе  следует  лежать,  -  сказала  Анжела.  -  У  тебя,  по-видимому,
сотрясение мозга.
   - Не помню, чтобы я ударялся обо что-то головой, - сказал Влад.
   - Это редко кто помнит. Как падал, помнишь? Влад сдвинул брови. Падение в
его памяти отложилось - даже не падение, а тошнотворное соскальзывание  вниз
по черной бездонной трубе.
   -  Дай  попить,  пожалуйста,  -  попросил  он,  передернувшись  от  этого
воспоминания.
   Анжела подала ему тяжелую чашку с изображением  горнолыжника;  Влад  пил,
ударяясь зубами о фарфоровый край.
   - Спасибо...
   Он с трудом сел. Откинул плед. Переждал головокружение, спустил  ноги  на
пол.
   Ноги были голые. На Владе был трикотажный  свитер-водолазка  -  и  трусы.
Все.
   - Лучше лежи, - заботливо предупредила Анжела.
   - Телефон...
   - Можешь сам проверить.
   И  она  протянула  ему  трубку;  кнопка  "Разговор"  провалилась   мягко,
беззвучно, безжизненно. Динамик оставался мертвым.
   Влад положил трубку на табурет рядом с диваном. Облизнул запекшиеся губы.
Поднял глаза на Анжелу.
   На ней был домашний халат. На  ней  были  тапочки  с  меховой  оторочкой.
Волосы гладко зачесаны назад, лицо  почти  без  косметики  -  вся  она  была
воплощением домашнего, удобного,  привычного.  Это  она-то,  экстравагантная
хозяйка необъятной рыжей шубы!
   - Где ты была... все это время? - спросил он мягко.
   - Здесь, - отозвалась  она  коротко.  -  Мне  показалось,  что  человеку,
который потерял сознание, надо все-таки помочь. Я не права?
   - Ты была в этой комнате? - уточнил он.
   Она усмехнулась - чуть презрительно, как ему показались:
   Я  медсестра.  В  прошлом   -   сиделка.   Знаю   некоторые   Особенности
человеческого организма, не боюсь никакой работы, в том числе грязной... Да,
я была в этой комнате. Когда в этом появлялась необходимость.
   Влад закусил  губу.  Двадцать  четыре  часа...  Если  прежде  узы  только
намечались - сейчас они рывком окрепли.  Это  ведь  из  ряда  вон  выходящая
ситуация, эмоциональный всплеск, она была рядом, касалась  его,  меняла  ему
белье, черт побери...
   Черт, черт, тысяча чертей. Она уже ощутила себя мамкой при младенце,  она
вжилась в эту роль, теперь ей действительно кажется,  что  она  должна  быть
рядом. Что она нужна ему - и в конце концов дождется благодарности...
   - Как ты себя  чувствуешь?  -  спросила  она  заботливо.  Влад  попытался
встать.  Потерял  равновесие;  Анжела  поддержала  его   под   локоть.   Ему
вспомнилось:  заснеженный  лес...  Он,  пьяный,  счастливый,  оступается   в
сугробе...
   - Так что, у меня сотрясение мозга?
   - По всей видимости.
   - Так что, надо вызывать врача?
   - Разумеется.
   - И что, телефон не работает?
   - Я понимаю, тебе трудно сосредоточиться, - сказала она сочувственно.
   - У тебя же мобильник, - сказал Влад медленно.
   - Отключился, - Анжела виновато  пожала  плечами.  -  Кредит  вышел...  Я
всегда забываю пополнить... Он не работает.
   - Мой работает, - сказал Влад. - В кармане куртки.
   - Черт, я же  не  знала!  -  разволновалась  Анжела.  -  Давай,  я  врача
вызову... Или лучше сам вызовешь... Где, ты говоришь? Где мобильник?
   - Отпусти, - он высвободился. - Не надо... Я сам.  И  пошел,  держась  за
стены; доковылял до ванной, посмотрел на себя в зеркало... Землистого  цвета
человек  с  растрескавшимися,  как  пустыня,  губами.  В   глазах   неохотно
рассасывается муть.
   Умылся. Глаза в  зеркале  сделались  яснее.  Головокружение  унялось.  На
трикотажном свитере - прямо на плече -  Влад  увидел  приставший  каштановый
волос.
   Усевшись на край ванны, стянул свитер через голову. Прислонил к лицу.
   Запах. Ее запах, памятный еще по Трем Ручьям.
   Свитер насквозь пропитался дорогими женскими духами.

***

   - Кабель порвался, - сказал монтер.
   - А отчего он порвался? Монтер пожал плечами:
   - Бог его знает... Проверьте, теперь работает? Телефон работал. Влад  как
раз расплачивался с монтером, когда приехал  врач.  Незнакомый;  прибегая  к
помощи медиков (не так часто,  тьфу-тьфу),  Влад  никогда  не  повторялся  в
выборе доктора.
   - Каким местом вы ушиблись? Где гематома? Влад ощупал голову, но шишки не
нашел.
   - Понимаете, я не помню, как падал. Здесь была одна женщина, медсестра по
профессии...
   - Вы  не  злоупотребляли  алкоголем?  -  мягко  поинтересовался  врач.  -
Накануне падения?
   - Я пил только чай, - сказал Влад сухо.
   Врач осмотрел его. Измерил давление, сосчитал пульс.
   - Все-таки вы пили не только чай, - сообщил со  вздохом.  -  Вам  следует
быть внимательнее к своему здоровью, вы ведь уже далеко не  мальчик...  Если
хотите, мы можем поехать в госпиталь.
   Влад отказался.
   Когда врач уехал, было уже начало восьмого вечера.  Анжела  была  изгнана
раньше, примерно в шесть; весь завтрашний день ею  будут  двигать  злость  и
обида, но послезавтра она отвлечется от них... а  через  два  дня  примчится
сюда,  в  дом  на  отшибе,  неожиданно  вспомнив,  что  забыла  шпильку  под
диваном...
   Как долго она лежала с ним в обнимку? Может, она и спала  так  всю  ночь?
Откуда эта чертова сентиментальность, не  пятнадцать  же  ей  лет,  в  самом
деле?
   Кстати, сколько ей лет - так и осталось невыясненным.
   Глядя, как обретают плотность разбитые на  горячую  сковородку  последние
два яйца, Влад думал, что быт, налаженный с таким  трудом,  снова  предстоит
сломать. Потому что на человека, связанного  узами,  уговоры  не  действуют.
Анжела выследила его, через несколько дней Анжела вернется, и если  Влад  не
хочет неприятностей - он должен исчезнуть. Надолго.
   Холодильник был пуст; Влад вымыл тарелку и вилку, аккуратно вытер  крошки
со стола. Он успел привязаться к этому дому, хоть и понимал,  что  рано  или
поздно его придется сменить...
   Нет, трейлер, трейлер и ничего больше. Чуть более комфортабельный вариант
вагона, который катится, нигде не задерживаясь, хоть бы и по кругу, лишь  бы
не обязать никого и никому не быть обязанным. И клочьями летят обрывки так и
не завязавшихся уз...
   Влад тряхнул головой, потому что ему воочию представилась эта  картина  -
как за ним тянутся, летят по  ветру  серые  нити  будто  бы  рваных  бинтов.
Заставил себя думать о другом:  продажа  дома  -  это  такая  морока;  через
несколько  месяцев,  если  все  планы  литагента  относительно  "Гран-Грэма"
реализуются, можно будет купить трейлер и поменять машину на более мощную...
   Как бы то  ни  было,  завтра,  в  крайнем  случае  послезавтра,  придется
уезжать. Всю жизнь так: завтра, в крайнем случае  послезавтра.  Исчезнуть  и
спрятаться. Дверью прищемить нарождающиеся узы...
   Он отправился в кабинет, щелкнул по носу Гран-Грэма и включил  компьютер.
Впереди была ночь, чтобы работать, и день, чтобы выспаться;  завтра  вечером
он уедет. Ночная поездка сквозь снег похожа на полет сквозь звезды.

***

   Он ходил за Анной хвостом. За долгие месяцы слежки он натренировался так,
что  украсил  бы  своим  шпионским  присутствием  любую  разведку;   правда,
неоднократно он бывал и на грани провала, и всякий раз казалось: конец.  Вот
оно, разоблачен, теперь Анна все поймет...
   Вероятно, он был феноменально везуч. Или невезуч. Или незаметен в  толпе.
Или обыкновенен, неярок, безлик; дважды она прошла в двух шагах,  просто  не
заметив его. А один раз она его заметила и узнала  -  но  легко  поверила  в
случайность. Дело ведь было неподалеку от университета...
   Влад и радовался, и обижался. Гордился своей  неуловимостью  и  тяготился
ею. Особенно трудно было оставаться незаметным, когда с Анной знакомились на
улице; всякий раз,  когда  Влад  становился  свидетелем  такого  знакомства,
настроение его портилось на несколько дней вперед.
   Он не понимал, где у нее глаза. Она вступала в приветливые разговоры то с
каким-то мальчиком из подворотни, то с каким-то подозрительным типом лет под
сорок, то с назойливым мотоциклистом, то с хорошо одетым парнем, у  которого
на лбу было написано, что он живет в этом мире ради себя, любимого, и больше
ему не для кого жить. Вместо того чтобы сразу дать всем им от ворот поворот,
Анна начинала извиняться, что-то объяснять, едва ли не оправдываться за  то.
что не бежит тут же на свидание с первым встречным;  в  такие  минуты  Владу
хотелось выйти из своего укрытия и поскорее своротить  нахалу  челюсть.  Ему
казалось, что никчемность этих уличных приставал видна  за  версту;  тем  не
менее, когда с Анной  знакомились  студенты-старшекурсники,  он  злился  еще
больше.
   Один парень повадился ежедневно провожать Анну до самого дома. В  трамвае
толпа прижимала их друг к другу;
   Влад, залезавший обычно в другой вагончик того же самого трамвая,  видел,
что даже в полупустом салоне Аннин ухажер искусно изображает толпу, как  это
делают  иногда  карманники.  Воришек  интересуют  кошельки  -  Аннин  ухажер
пользовался  запрещенным  приемом,  чтобы   ненароком   обнять   ничего   не
подозревающую девушку, а Анна решительно ничего не видела - обычно  умная  и
толковая,  она  делалась  слепой  и  наивной,  как  только   дело   касалось
элементарных житейских вопросов. Влад  ведь  прекрасно  видел,  что  она  не
испытывает от "трамвайных объятий" ничего, кроме неловкости, но возражать не
решается, потому что ведь салон, кажется, переполнен...
   Влад возненавидел нахального старшекурсника и однажды, когда тот особенно
усердствовал в трамвае, - не выдержал.
   Он дождался, пока, проводив Анну до двери, ухажер не выйдет из  подъезда.
Нахал пребывал в прекрасном расположении  духа,  а  фонари  вокруг  дома  не
горели; Влад пошел след в след за насвистывающим парнем и  шел  все  скорее,
пока не нагнал его.
   Насвистывание прекратилось.
   На мгновение Влад ощутил, как холодеет в животе  и  слабеют  колени;  еще
можно было пройти мимо, парень даже не узнал бы  в  полутьме  какого-то  там
студентишку, виденного несколько  раз  в  вестибюле  университета.  Но  Влад
вспомнил, как жмурилась эта вот нахальная рожа, налегая на Анну  в  толкучем
трамвайном вагоне; Влад вспомнил - и, не давая  себе  времени  на  раздумья,
заехал парню кулаком в скулу.
   За спиной у него были скитания, жизнь на недостроенной даче,  плацкартный
вагон и некоторый опыт драк. Но противник даже не  попытался  обороняться  -
взвизгнул, как женщина, и со всех ног бросился наутек.
   Влад легко догнал его: побежав, Аннин ухажер из соперника  превратился  в
добычу. Влад поддался азарту; опрокинув студента на землю, он несколько  раз
сунул ему кулаком под ребра и прошипел, что, если еще раз увидит свою жертву
рядом с Анной - раздробит подлецу череп и расплескает мозги по асфальту...
   Вспоминая   этот   эпизод,   Влад   всякий   раз   морщился,    испытывая
неопределенный, но от этого не менее жгучий стыд. На другой день соперник  в
поле зрения не появлялся, а  потом  и  вовсе  сошел  на  нет,  и  Анна,  как
показалось Владу, была скорее довольна, нежели опечалена...
   С тех пор Влад, никогда не сказавший ей ни слова, кроме "пожалуйста",  да
и то однажды - с тех пор Влад почувствовал, что Анна - его.
   Нет, с ней никогда не случится того,  что  произошло  когда-то  с  глупой
девочкой Изой. Привязав к себе, Влад никогда не оставит ее  одну.  Он  будет
вечно рядом -  вот  и  решение  проблемы;  никогда-никогда  Влад  не  станет
злоупотреблять своей властью над человеком, скованным узами. Миллионы  людей
мечтают быть вечно вместе - а у Влада есть  реальный  шанс  осуществить  эту
мечту. Надо только догнать однажды Анну на вечерней улице, окликнуть,  чтобы
она не испугалась...
   Так или примерно так он рассуждал - но все-таки тянул и  оттягивал.  Ведь
привязать к себе человека, которого видишь ежедневно и  на  вполне  законных
основаниях, - привязать такого человека легко и естественно, но  отвязать  -
невозможно... Это как прыжок с парашютом, шаг  -  и  ты  уже  летишь,  полет
прекрасен, но вернуть тот единственный шаг - невозможно.
   Завтра, думал Влад. Все равно она рядом.
   "Я присвоил тебя.
   Я присвоил... Как реку - стрекозы, Как лето - ребенок  в  песочнице,  Как
орден - великую битву, Как пушинка на тополе - город... Не пугайся. Я просто
воздух, Которым ты дышишь. Привет.
   Вот как ты думаешь, если два человека не могут друг без друга... И это не
"красное словцо", а самая что ни на есть правдивая правда... Если они  живут
всю жизнь вместе, не расставаясь ни на день, - это хорошо? Это не страшно?
   Их ведь можно считать свободными, правда?
   И что такое так называемая "вечная любовь"?  И  как  она  соотносится  со
свободой?
   Я серьезно. Даже твоя Гелька, которая вечно  сдувает  у  тебя  конспекты,
верит в вечную любовь... Что не помешает ей выскочить замуж за этого  своего
Эдика, который в прошлую субботу катал вас на машине...
   У меня вот нет машины. У меня вообще  ничего  нет.  Интересно,  это  тебя
пугает?
   Апрель".

***

   Влад перевернулся с боку на бок. Отчего-то гостиничная кровать попалась в
этот  раз  неудобная  и  скрипучая;  отчего-то  привычное  состояние   пути,
временности, путешествия не только не приносило ему удовольствия - угнетало.
   Вот, например, он вспомнил,  как  в  один  очень  жаркий  весенний  день,
накануне сессии, Анна пришла на занятия в тонком белом платьице под  поясок.
Платьице едва прикрывало колени; подруги  завосхищались,  Анна  рассмеялась,
подняла руки, будто собираясь танцевать, но передумала и зашагала  к  своему
столу. В памяти Влада этот момент остался,  как  черно-белая  фотография,  -
девушка стоит на носках, вскинув руки, на ней лежит солнечный луч,  и  белые
блики от белого платья освещают вечно сумрачную аудиторию.
   Много лет он не вспоминал Анну так, как вспоминает ее сегодняшней  ночью.
Почему? Что случилось?
   Он встал, включил свет, допил минеральную воду  из  стоящей  на  тумбочке
пластиковой бутылки. Спуститься вниз?  Все  спят...  Дежурный  портье  клюет
носом... В этой дыре нет даже приличной гостиницы...
   Он открыл компьютер, включил - и в ожидании, пока тот загрузится, вытащил
из папки лист бумаги и шариковую ручку.
   "Дружище! Помнишь, как ты решила, что я  -  это  тот  чернявый  парень  с
пятого курса? Помнишь, как ты подошла к нему и спросила, действительно ли  у
него нет машины, а он обиделся?
   Ты знаешь, когда у человека есть машина, это не  делает  его  счастливее.
Впрочем, это я пишу не тебе сейчас - пишу себе, каким я был  тогда.  Я  ведь
был на грани, на  самой-самой  грани,  еще  чуть-чуть  -  и  я  совершил  бы
Непоправимую Глупость...
   Когда появился Славик, я ее почти совершил. Помнишь? Я подошел к  тебе  и
взял тебя за руку..."

***

   Он подошел к ней в коридоре, за пять минут до первого звонка, и  взял  ее
за руку.
   Она  посмотрела  испуганно.  Недоумевая,  будто  в  первый  раз   заметив
странного "дурку", который никогда ни с кем не здоровается, который  однажды
в гардеробе поднял жетончик метро, вывалившийся у нее из кармана, когда  они
доставала перчатки.
   Влад знал, что через месяц она будет искать  его  глазами.  Спрашивать  о
нем, тосковать  без  него  -  и  радоваться  ему,  как  приходу  весны.  Эта
неприступная девушка Анна...
   - Привет, - сказал он с улыбкой. Следовало добавить: "У меня нет  машины,
зато апрель - мой любимый месяц". Он уже открыл рот:
   - У меня нет...
   Она смотрела. Впервые в жизни он видел ее глаза так близко.  Темно-карие,
с широкими зрачками. Впервые он видел так близко ее  губы;  она  через  силу
улыбнулась.  Даже  с  угрюмым  "дуркой",  который  никогда  ни  с   кем   не
здоровается, она пыталась быть приветливой!
   Влад замолчал. Выпустил ее руку.
   Ему представились узы. Невидимые глазу жгутики, атаковавшие  Анну  в  тот
момент, когда он коснулся ее и заговорил с ней. Пока они такие  тоненькие...
но уже через неделю окрепнут... захлестнут и свяжут, спеленают, как мумию, и
ей некуда будет деваться, кроме как...
   Он повернулся  и  побежал  по  лестнице  вниз,  в  вестибюль.  Опоздавшие
студенты шарахались с его дороги. Влад бежал, как бежал недавно  застигнутый
у подъезда Аннин ухажер, только Влада некому  было  догнать,  опрокинуть  на
асфальт и сунуть кулаком под ребра.
   "...И вот я пошел бродить по городу, ходил, вспоминал маму -  впервые  за
много дней. Раньше мне было тяжело о ней  думать,  я  прогонял...  как  мог,
конечно, не всегда получалось... А теперь я специально разжигал в  себе  эту
вину. Я - подкидыш, и подобрал меня замечательный человек - моя мама... А  я
за это ее погубил. Потому что, если бы  мама  усыновила  тогда  не  меня,  а
кого-нибудь другого... нянчила бы сейчас внуков. Если бы я не был тем, кто я
есть, мама жила бы еще долго, ее сердце... не было бы  тех  двух  инфарктов,
один за другим... Понимаешь?
   Вспоминал Димку. Когда он умирал в  реанимации,  я  знал  ведь,  что  ему
плохо. И, зная, учил стишки, гулял по столице,  собирал  тополиный  пух.  Он
умирал, а я воображал себя великим актером...
   А теперь я хотел погубить еще и тебя. Задушить, как паук бабочку. Удавить
своими узами. Сделать рабыней навеки. Приковать к себе.
   Я шел, шевелил губами, наверное, от меня шарахались... А пришел в себя  я
в лифте, и горела кнопка двадцать четвертого этажа, и я спросил себя, куда я
еду и что здесь делаю...
   А потом оказалось, что там на крыше было кафе. Кафе "Небо". Я  взял  себе
сока с печеньем...
   И совершенно спокойно подумал, что, может быть, такому чудовищу,  как  я,
не стоит жить на свете и что можно  преспокойно  навернуться  с  этой  крыши
вниз. И сразу не станет никаких проблем.
   Я  подошел  к  бортику.  Там  внизу  была  такая  сетка,  вроде  карниза,
неширокая,  ржавая.  Ее  перепрыгнуть  -  тьфу...  На  сетке   лежал   мятый
пластиковый стаканчик. А внизу - в самом низу - был  фонтан,  ты,  наверное,
помнишь, это возле торгового центра... Мелкий прямоугольный бассейн, и в нем
трубы торчат, из которых вода. И я подумал, как грохнусь в эту воду и какого
она станет цвета... а если  еще  и  напорюсь  на  железный  штырь...  Короче
говоря, я допил свой сок и  поехал  вниз  на  лифте.  Сел  на  бортик  этого
бассейна и кормил голубей печеньем. Голуби были гряз