на-
ла, куда смотрит  Клавдий.  Вслед  за  трясущимся  пальцем  дежурного,
вверх, на обезображенный пресс-знак.
     Испугается?
     Молчание.
     - Ступайте, Куль.
     Дежурный повиновался неожиданно покорно.  Он,  вероятно,  был уже
сломлен. Он тридцать лет служил в тюремном блоке.  Он  привык  думать,
что знает о ведьмах все.
     Факел горел спокойно и ровно. Здесь не было сквозняков, здесь во-
обще не двигался воздух. В приоткрытой двери неподвижно стоял человек;
Ивга поняла,  почему она вот уже дважды не смогла почуять  Клавдия  на
расстоянии. Он был будто в броне. Ходячая крепость; неудивительно, что
в его присутствии большинство ведьм были близки к обмороку.  А  удиви-
тельно, что Ивга столь быстро приспособилась, научилась быть так близ-
ко...
     Близко. На краю;  теперь она впервые осознала его  инквизиторскую
мощь. Он был не похож на прочих, он был - пропасть, черная яма, и даже
теперь, исполненная  своим  большим  миром,  она не могла разглядеть у
этой пропасти дно.
     И у нее вырвалось совершенно против ее воли:
     - Какой вы... страшный, Клавдий.
     Он усмехнулся, и явно через силу:
     - А ты бы видела себя.
     Она опустила ресницы.
     Совершенное неправдоподобие этого разговора. Ровный огонь факела,
неподвижный человек в дверях.
     Возможно, с  некоторым усилием она сумела бы,  хоть поверхностно,
понять его побуждения.  Она уже потянулась к нему,  к его броне  -  но
сразу же отказалась от своей затеи и опустила невидимые бесплотные ру-
ки. Он заметил ее попытку - но ничем  этого  не  выказал.  По-прежнему
молчал, сжимая факел.
     - Клавдий... Я так боялась, что вы не придете.
     - Но знала ведь, что приду?..
     - Клавдий...  Не верьте, что в души... ведьм при инициации вселя-
ется другое существо.  Что они меняются... перестают быть собой... это
неправда.
     Факел в его руке качнулся:
     - Ивга...
     - Да...
     - Ты знаешь... КТО ты?
     - Не может быть,  - сказала она быстро.  - Нет, это было бы слиш-
ком. Так не бывает.
     Он поднял глаза,  и она вслед за ним;  пресс-знак почти полностью
скрывался в узоре трещин.
     - Он мешал мне, - сказала она виновато. - Но... это ведь ни о чем
не говорит,  он мешал мне и я его сломала,  мало ли что, новоиницииро-
ванные ведьмы сильны, я просто ведьма, я обыкновенная ведьма, я...
     По ходу тирады она постепенно теряла веру в собственные слова,  а
потому голос ее становился все тише, пока, наконец, не замолк.
     Клавдий молчал.
     - Клав... - сказала Ивга почти беззвучно. - Мне очень многое нуж-
но сказать.
     - Говори.
     - Мир...  ну, он не такой, каким вы его видите. Каким мы его... с
вами... видели... Он другой. Я не могу объяснить.
     Человек в дверях еле заметно вздохнул:
     - А не можешь - зачем и пытаться?
     - Но вы же хотели?
     - Что?
     - Понять ведьм?
     Молчание. Ивга  успела почуять,  как неподалеку исходит тоскливым
страхом дежурный по блоку Куль.
     - Теперь не хочу.
     Он отвернулся. Ивге показалось, что он сейчас просто повернется и
уйдет. И захлопнет за собой дверь. Вот он уже сделал движение...
     - Клав!!
     Ее порыв  был  таким сильным,  что она коснулась-таки его защиты.
Бронированные пластины инстинктивно сдвинулись; Ивга отшатнулась.
     Клавдий медленно повернул голову.
     Нет, Ивге не надо было продираться сквозь его  броню.  Достаточно
было просто встретиться глазами, чтобы понять - ему тягостно видеть ее
в колодках; Ивга почти ощутила отраженную боль. свою собственную боль,
преломленную в Великом Инквизиторе Вижны.
     - Клавдий... я не умею объяснить...
     - Молчи.
     - Не уходите.
     - Я здесь.
     - Клавдий... подойдите ко мне. Пожалуйста.
     Он помедлил.  Потом  аккуратно  прикрыл  за собой дверь,  вошел и
вставил факел в жирандоль; в полутьме глаза его сделались странно сос-
редоточенными. Будто он напряженно складывал в уме многозначные числа.
     - Ивга,  ты...  Ты просто чудовищная.  Я никогда в жизни не видел
таких ведьм... Прости.
     Он поднял руку,  так,  будто собирался посмотреть, который час. И
привычным движением освобождал запястье из-под обшлага.
     Ивга вскрикнула.
     Будто стены камеры на мгновение сдвинулись и припечатали ее с че-
тырех сторон.  Задохнувшись от боли, она вдруг вспомнила, как в стенах
горящего  театра Клавдий Старж накрыл своей волей одновременно с деся-
ток разнообразных ведьм.
     Боль ушла.
     Теперь она сидела в тесной клетке. Бесплотной клетке, установлен-
ной его волей; усилие, по-видимому, было нерядовым, потому что на лице
Великого Инквизитора явственно блестели в свете факела бисерные  капли
пота.
     - Извини...  Я должен воспользоваться превосходством в силе. Пока
оно у меня есть, это превосходство.
     Он шагнул вперед - Ивга зажмурилась. И, не открывая глаз, ощутила
прикосновение его ладони к своей собственной, онемевшей в колодках ру-
ке.
     - Ивга.
     Она хотела  снять с него ощущение вины,  явственно скользнувшее в
этом еле слышном зове.  Она хотела сказать, что отвратительные колодки
уже почти не мешают. Что еще несколько шагов по желтой змеиной спине -
и  она  одолеет и клетку;  она совершенно искренне хотела об этом ска-
зать, но вовремя прикусила язык.
     - Клавдий... Ладно. Только не уходите.

                                * * *

     Он привык к свету факелов.  За много лет он научился работать при
диком и  древнем  освещении - но сейчас огонь тяготил его.  Беспокоил.
Приходилось прикрывать глаза.
     Возможно, было бы легче,  если бы он говорил с ней. Но минута тя-
нулась за минутой,  Ивга молчала,  он молчал тоже,  смотрел в  усталые
лисьи глаза  и  с ужасом понимал,  что осуществить задуманное с каждой
секундой труднее.
     Если вообще возможно.
     Служебная кобура,  которую он надевал под мышку в основном тогда,
когда хотел произвести впечатление на очередную любовницу,  умелой ру-
кой превращена была в ножны. И, прижавшись холодным боком к теплым че-
ловеческим ребрам,  там  помещался теперь изогнутый серебряный кинжал.
Ритуальный нож,  некогда извлеченный Клавдием прямиком из сердца зако-
ловшейся ведьмы.
     "Ты умрешь, Великий Инквизитор."
     "Все умрут."
     "Все умрут тоже,  но ты умрешь раньше.  Нерожденная мать ждет те-
бя... будет ждать... Довольствуйся тем, что ты видишь глазами..."
     Основное чувство,  владевшее им весь этот долгий день с утра и до
вечера,  не было ни страхом,  ни удивлением, ни бойцовской решимостью;
то  была обида,  почти детская и оттого особенно неприличная.  Клавдий
Старж горько обиделся на судьбу.
     Именно с таким выражением лица пожилая соседка выговаривала своей
пожилой, досадно оскандалившейся собачке: "Хельза, как ты могла?!"
     Как ты могла, думал Клавдий утром, расхаживая взад-вперед по сво-
ему заваленному картами кабинету.  И не мог определить, кому он пеняет
- безнадежно потерянной ведьме-Ивге или собственной бесчестной судьбе,
которая с ухмылкой предала ему прямо в руки матерь-ведьму,  оглушенную
и, кажется, не вполне осознающую себя...
     К четырем  часам  дня  из  Дворца Инквизиции был эвакуирован весь
вспомогательный состав и часть основного. Референт Миран долго маялся,
разрываясь между  показным  благородством,  искренней привязанностью к
патрону и обыкновенным житейским благоразумием -  последнее  победило,
реыерент виновато  хлопнул ресницами и сдал Клавдию все свое хозяйство
в порядке и целости.
     Около часа Старж провел в компании хорошей армейской рации.  Дво-
рец Инквизиции пустовал,  зато эфир, притихший было, теперь наполнялся
снова. Взывали к народу наместники и бургомистры, разом превратившиеся
вдруг в единоличных правителей; равнодушно перекликались посты чугайс-
тров, через  равные  промежутки  времени звучали военные позывные,  по
всему миру буянили многоголосые радиолюбители, захлебывались маленькие
частные радиостанции, и именно с их трескучих голосов Клавдий и узнал,
что половина провинции Одница затоплена морем,  в Ридне обрушился  ги-
гантский тоннель,  сто  лет назад проложенный под горами,  а в Альтице
сформирован так называемый Поход Инквизиции во главе с бывшим  курато-
ром, а ныне Великим Инквизитором Фомой.
     Помнится, при этом известии он  криво  усмехнулся.  Исключительно
криво; сообщение  стоило того,  чтобы прожить подольше,  встретиться с
Фомой и страшным голосом спросить отчета...
     Потом он выключил рацию.  Расстегнул пиджак и вытащил из внутрен-
него кармана плоскую неприметную коробочку с узким серым оконцем.  Две
черных  кнопки  -  преднабор  координат.  Большая красная - команда на
пульт...
     Интересно, а знают ли ведьмы о существовании ракетных  шахт.  Он,
Клавдий,  воспитан  в твердом убеждении,  что ракетные шахты останутся
единственным оплотом цивилизации,  даже если все прочее  провалится  в
мировой океан. Или сгорит под метеоритной атакой...
     Клавдий поднес коробочку к глазам.  В самом уголке экрана пульси-
ровал перечеркнутый квадрат;  это означало, что пульт существует и го-
тов принять команду. Любую команду, как объяснял герцог, поскольку ма-
шина войны не рассуждает по определению...
     Клавдий содрогнулся.  Ему было неприятно держать ЭТО в руках,  но
тяжесть коробочки  во внутреннем кармане придавала ему если не уверен-
ности, то, во всяком случае, куража. Так ребенок, творящий безобразия,
деловито прикидывает, мол, станут наказывать - наглотаюсь таблеток...
     Он вздохнул. Снял со стены серебряный кинжал, положил на стол ря-
дом  с темной коробочкой.  Оперся ладонями о столешницу,  долго сидел,
глядя перед собой.
     Он вспомнил лицо герцога, передающего "кнопку" из рук в руки. Пе-
редернул плечами;  вообразил себе круглую физиономию Фомы из  Альтицы,
когда тот получает известие об аресте и казни "мутантной деструктивной
ведьмы, так называемой ведьмы-матки"...
     Как ты могла, укоризненно сказал он судьбе.
     Конец кошмара. Отступившее море Одницы, зазеленевшие виноградники
Эгре... Отстроенный оперный театр. Конец кошмара, открыл глаза - и не-
ту ничего,  уходящий скверный сон... Оживающая Вижна. Вижна, а ведь он
только теперь понял,  как он любит ее, проклятую и загаженную, похожую
на оскверненное кладбище... Он все самое важное понимает слишком позд-
но...
     Как он мог проморгать?!
     Он чует ЕЕ сквозь много этажей. Сквозь бетон. Он чует ее, сидящую
глубоко в подвале. И его знобит.
     Неужели все так просто?!  Неужели там,  в каменной щели, действи-
тельно сидит оглушенная инициацией матка?..
     Он помедлил еще.  Взял со стола свое оружие.  Поднялся и медленно
направился в подвал...
     И вот теперь он сидел в углу камеры сто семь, сидел, привалившись
спиной к холодной стене,  и смотрел на ту, в ком одновременно воплоти-
лись "нерожденная мать" и девочка Дюнка.

                                * * *

     -  Мне очень трудно будет рассказать то, что я расскажу.
     Ивгины губы дрогнули. Она медленно кивнула.
     Он прикрыл  ладонью  глаза  -  мешал воспаленный свет факела;  он
опустил веки и медленно, ровно, устало заговорил.
     - Ее звали Дюнка...  Дюнка, Докия, Дюнка, и она совсем не была на
тебя похожа... И она умирала дважды. Второй раз - по моей вине и у ме-
ня на глазах...
     Его голос  не  дрогнул  ни разу,  хоть он за этим специально и не
следил. Его бесстрастная маска з долгие годы так приросла к лицу, что
не  нуждалась  уже  ни  в каких поддерживающих веревочках;  он говорил
бестрепетно,  как машина - и только где-то ближе к концу повествования
внезапная и острая сердечная боль заставила его прерваться.  Не надол-
го. На минуту.
     По мере его рассказа Ивгины глаза делались все шире и шире,  пока
не заняли,  казалось,  все лицо. В черных зрачках дважды отражался фа-
кел.
     - Видишь,  Ивга...  видишь,  какой я романтический герой. Предан-
ный... хранящий верность единственной подруге...  в объятиях очередной
любовницы, - он усмехнулся. - Всю жизнь ругал себя за слепоту... рядом
же была,  живая, веселая, рядом же, руку протяни... не видел. Занимал-
ся...  собой,  пес знает чем занимался,  не видел, чтобы всю жизнь по-
том...  И вот, не увидел снова. Глядел в упор - и не увидел... Прости.
Ты слишком хорошо... обо мне думала. А я... старый дурак.
     Он вытащил кинжал.  Серебряное изогнутое лезвие, мгновенная и га-
рантированная смерть,  прекрасная участь  для  любой  ведьмы.  Славный
уход...
     Ивга моргнула.  Она давно знала,  что он собирается сделать -  но
только теперь на дне ее глаз шевельнулся страх.
     - Я хочу...  касаться тебя.  Много дне и ночей... держать тебя за
руку. Чтобы ты ничего не боялась. Я так хочу никогда тебя не терять...
     Серебряное лезвие оставалось холодным. Оно никогда не примет час-
тички человеческого тепла. Никогда.
     - Если бы ты знала,  как я этого хочу, Ивга. Никогда не выпускать
твоих пальцев. Никогда не разжимать...
     Теперь он стоял в полуметре от нее - на коленях. Их глаза были на
одном уровне;  руку  с кинжалом от увел за спину,  тело само прекрасно
знает, как наносить удар.  Тело справится без его помощи,  и не  стоит
медлить, следует только отдать Великому Инквизитору его  право,  сбро-
сить запрет на убийство, и без того уже нарушенный многократно...
     Он протянул левую, свободную руку.
     ...Старый зоосад, лисенок, решетка, несколько вечных сантиметров,
отделяющих детскую ладонь от свалявшейся рыжей шерсти...
     Это другое. Совсем другое, нет...
     Он протянул руку между прутьев собственной силовой решетки,  про-
тянул к ладони,  омертвевшей в тисках колодки,  к безвольной,  тонкой,
белой руке...
     Рука потянулась к нему навстречу, потянулась изо всех сил, не жа-
лея кожи на заключенном в колодку запястье.
     Прикосновение.
     Вода и белые гуси.  Нагая девушка на зеленом берегу; солнце и ры-
жие волосы.  Удар невидимого тока,  обморочное расслабление,  тепло  и
дрожь.
     Все объятия мира.  Поцелуи и страстные ночи, весь этот ворох, во-
рох смятых простыней...
     Все это ничего не стоит.
     Два факела, дрожащие в черных зрачках.
     - Клав...
     - Я здесь.
     - Клав... я...
     И тогда он увидел,  как внезапно меняется ее лицо.  И неожиданной
силой наливается ослабевшая рука.
     - Я не хотела!.. Я тебя...
     Кинжал, вывалившийся из его руки,  все еще падал, все еще висел в
воздухе в сантиметре от каменного пола - а он успел поймать ее закаты-
вающиеся глаза и измерить "колодец".
     Не колодец.
     Там вообще больше нет колодца.  Черная дыра.  Прокол в пространс-
тве.
     Он потерял сознание мгновенно. И в этом, по-видимому, заключалось
некое изощренное счастье:  он так и не успел понять, что Ивга заверши-
ла, наконец, свой долгий путь по спине ухмыляющейся желтой змеи.

                          ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
                          -----------------

                                * * *

     ...Праздник.
     Всепоглощающий праздник;  иголки-огни,  стекающиеся ей навстречу,
тысяча ее глаз,  ночь с глазами, небо с глазами, ее свобода, напряжен-
ная и хищная, будто тетива.
     Поступь. Шаги, от который вздрагивает земля; красное, темно-крас-
ное, огненно-кровавое, шаги, шаги, они идут сюда, и они все - ее...
     Прорыв белой ткани.  Нежность;  детские  руки,  тянущиеся  к  ней
сквозь черные лохмотья ночи.  Нежность, но без боли, потому что они ЕЕ
навек, вздрагивает земля,  медленный танец, тяжелый танец на барабане,
в который превратилось небо,  величественный марш,  они все идут сюда,
летят и ползут,  они соберутся вместе и наконец-то обретут  цель,  они
станут ЕЮ, вот ближе, ближе...
     Они все - ОНА.

     ...Ивга очнулась посреди большой и темной дороги,  вероятно, шос-
се, ей не нужен свет, ее волосы огненным шаром стоят вокруг ее головы,
она абсолютно свободна, одна посреди мира, вбирающая мир в себя, заме-
щающая мир собой. Ночь, неожиданно теплая, неподвижная в зените и под-
рагивающая у горизонта,  шелестящая сотнями крыльев,  полет,  падение,
полет...
     Ивга засмеялась.
     Ее дети спешили на ее зов.  Разрывая цепи  и  сметая  запрещающие
знаки, пробивая бетонные плиты,  ее дети даже после смерти поспешат на
зов...
     Она потерла запястья, на которых остались кровоточащие браслеты -
печать колодок. Где-то там, в обрывках воспоминаний, остались протыка-
ющий небо Дворец,  оковы,  лишающие воли, и человек в тяжелой инквизи-
торской броне...
     Клавдий.
     Это имя на мгновение разорвало гармонию,  и ночь потеряла очерта-
ния, и в ее волосах,  стоящих дыбом,  сухо треснул синий электрический
разряд.
     Клавдий...
     Мир вокруг нее гремел, как оркестр. Мир пел и источал запахи. Она
не изменилась, но мир...
     Она засмеялась снова. Ритм величественного шествия, пронизывающий
ночь и пронизывающий Ивгу - всепобеждающий ритм воцарился снова.
     Она опустилась на дорогу. Легла, прижимаясь ухом к земле.
     И услышала их ШАГИ.
     Ее дети идут. Осталось недолго.

                                * * *

     Собственно, телефон  и должен звонить.  Правда,  сеть не работает
вот уже много дней - и все же никакой мистики нет в звенящем телефоне,
ведь шнур его не выдернут из розетки,  у него вообще нет шнура, только
забавная антенна с шариком на конце...
     Ничего удивительного.  Особенно  в сравнении с непонятным фактом,
что Клавдий Старж до сих пор жив.  Жив,  жив  и  дееспособен  -  после
встречи лицом к лицу с...
     Подвалы Дворца перестали существовать. Подвалы завалены - вот по-
чему так странно накренился пол в его кабинете;  из  подвалов  сбежали
все находившиеся там ведьмы, земля вздыбилась, Великий Инквизитор выб-
рался в последнее мгновение - а ведь существо,  находившееся с ним ря-
дом, легко могло раздавить его, размазать, будто мокрицу...
     Он перевел дыхание и сильно потер переносицу.
     Телефон звонил.
     Клавдий обвел  глазами  стены  кабинета,  расписанные защитными и
поддерживающими знаками.  Покосился на дверь приемной, за которой дре-
мал инквизитор Глюр,  по-прежнему верный виженскому Дворцу.  Отошел от
окна,  за которым черными колоннами стояли поднимающиеся к небу  дымы;
подобрал со стола трубку. Поднес к уху.
     - Вижна? Вижна?!
     - Вижна, - отозвался Клавдий механически.
     - Минуточку...
     Пауза. Другой голос, еще более громкий:
     - Вижна?
     - Вижна, - сказал Клавдий уже с некоторым оттенком раздражения.
     - Старж?!
     Тогда он узнал кричащий в ухо голос. Странно, Фома из Альтицы ни-
когда не имел привычки вопить.  Он мог патетически возвысить голос,  и
только тогда, когда этого требовали законы красноречия...
     - А... Привет, узурпатор.
     - Старж,  мы говорим через спутник... Мы еле нащупали... канал...
вы живы, как хорошо...
     - Кому хорошо?  - поинтересовался Клавдий желчно. Фома не заметил
его иронии.
     - Страж, герцог погиб вчера... машина... взорвалась.
     - Жаль,  -  сказал Клавдий после паузы.  - Мне очень жаль,  Фома.
Преемник?..
     - Нету  приемника,  ничего больше нету...  Мы хотим вас вытащить.
Пока... осталось... топливо для вертолетов...
     - Армия? Кто командует армией?
     - Не знаю! Ничего не знаю!..
     Клавдий достал из внутреннего кармана плоскую черную коробочку  -
рука дрогнула.  Поднес к глазам; в уголке экрана по-прежнему пульсиро-
вал перечеркнутый квадрат.
     Пульт дееспособен. А значит, дееспособна и ракетная шахта.
     - Старж,  Старж!..  Великий исход ведьм... все пришло в движение,
матка... мы засекли... с воздуха... граница округа Ридна, дачный посе-
лок... В Вижне больше нельзя находится, мы пришлем за вами вертолет...
     - Присылайте,  - сказал Клавдий глухо.  - Здесь Глюр и ребята  из
его отдела. Присылайте...
     - Держитесь, Старж!..
     Последние слова были похожи скорее на панический вопль, нежели на
попытку подбодрить.
     Клавдий положил  трубку  поверх раскрытой книги.  Поверх дневника
Атрика Оля