Трубка была прохладной и тяжелой;  вероятно,  Ивга до конца жизни
будет ненавидеть телефоны. За их внезапность и предательскую неопреде-
ленность.
     - Ты мне нужна. Сейчас.
     Клавдий.
     Странно, но она испытала едва ли не облегчение.
     Она НУЖНА.

     На этой  ведьме были свободные штаны и шелковая рубашка под стро-
гим мужским пиджаком.  В присутствии Старжа у нее шла носом  кровь,  и
потому она не отнимала от лица замызганного клетчатого платка; из сво-
его укрытия Ивга наблюдала и слышала весь допрос, и не раз и не два по
ее  спине  пробирал  противный  холодок - никогда прежде она не видела
Клавдия ТАКИМ.  Вот уж инквизитор, инквизитор до мозга костей... будто
черный капюшон с прорезями прирос к его лицу. Страшно; гадко смотреть,
и, что самое неприятное, даже привычная Ивга ощущает сейчас его напор,
ежесекундно преодолевая тошноту и головную боль.
     - ...А вот подумай. И о том, что тебя ждет, подумай тоже...
     - Плевала я... не пугайте.
     - Вижу,  как ты плевала, воин. Твоя защита не крепче яичной скор-
лупы. Не заставляй меня готовить омлет.
     - Чего вы хотите?.. - ведьме, при всей ее озлобленности, приходи-
лось туго. Ивга сцепила пальцы, желая, чтобы ЭТО поскорее закончилось.
     - Имена.
     - Я не знаю...
     - Имена!.. Имя твоей нерожденной матери. Или уже рожденной, а?
     Ведьма зашаталась.
     - Стоять, воин... Матка позвала тебя? Зовет и сейчас?
     - Н-не...
     - Слушай меня,  Юлия.  Смотри на меня...  Думай,  зараза, о хоро-
шем... Ивга!!
     Ивга вздрогнула от окрика. Переждала всплеск головной боли, двумя
пальцами отслонила меченную знаком занавеску. Выбралась из своей ниши;
ведьма пребывала в трансе, руки Клавдия лежали на ее плечах.
     - Ищи зов,  Ивга.  Самое ценное,  радостное...  Теплое,  любимое,
зараза...
     - Не мучьте ее, - попросила Ивга негромко.
     - Что?!
     - Вы обращаетесь с ней, как с животным.
     - Да?!  А пятеро детей,  умерших прямо в цирке? А девять человек,
скончавшихся в госпитале?  А четыре мальчика,  пропавших без вести,  и
сотня тяжелораненых, разбросанных по всем больницам - это как?!
     Ивга с удивлением увидела,  что Клавдий не просто утратил обычное
бесстрастие - он удерживает бешенство.
     - Ты  соображаешь?  Ты  понимаешь,  что теперь придется взять под
стражу ВСЕХ ведьм?  А действующих придется... я не знаю, отстреливать,
что ли...  И тебя,  между прочим, придется посадить за решетку, потому
что матка с таким же успехом может сидеть и  в  тебе  тоже...  Зараза.
Зар-раза... Ищи, Ивга. Ищи матку...
     - Не волнуйтесь,  - сказала Ивга неожиданно для себя.  И увидела,
как блеснули глаза в прорезях капюшона:
     - Чего?!
     - Успокойтесь.  Истерикой делу не поможешь, так ведь? А у меня от
вас очень голова болит.  И у нее,  - она указала на ведьму,  - тоже...
Возьмите себя в руки, Великий Инквизитор.
     Непонятно, слышали ли ее стражники в нишах - по крайней мере, от-
туда не донеслось ни звука; долгое время тишина в допросной нарушалась
только сбивчивым дыханием пребывающей в трансе ведьмы.
     - Спасибо,  -  сказал Клавдий глухо.  - Спасибо за хороший совет.
Можешь считать, что я им воспользовался... Теперь мы будем работать.
     Он взял из рук допрашиваемой смятый клетчатый платок и тщательно,
без брезгливости, вытер ее окровавленные губы.

     Допрос закончился под утро;  Ивга чувствовала себя, как после ку-
пания в канализационном стоке.
     Молодая ведьма была охвачена страстями.  Человеческие  побуждения
представлялись ей теплым месивом, вроде той жижи, что поднимается пос-
ле дождя на дне заброшенных строительных ям;  Ивге являлись, почему-то
в черно-белом свете, картины многочисленных людских сборищ - сплетение
запахов, звуков,  рваная сеть голосов.  Извиваясь от напряжения,  Ивга
накрывала толпу собственными невидимыми ладонями - и чувствовала,  как
щекочут кожу заметавшиеся в ужасе комочки. Чуть сжимала пальцы - и от-
пускала снова, и еле удерживалась, чтобы не сжать совсем, и в этом ба-
лансировании на грани экстаза находила величайшее удовольствие...
     А потом все закончилось.  Теперь она была ребенком - вернее,  од-
новременно несколькими детьми. Девочкой в белом бальном платьице, сто-
ящей посреди пустого зала;  голым младенцем в кромешной темноте огром-
ной комнаты и продрогшим до костей подростком в мокрой насквозь  одеж-
де. И еще кем-то, и,  кажется, еще... Девочка шла, осторожно перестав-
ляя ноги в тесных туфельках,  шла,  вслушиваясь в  тишину,  напряженно
ожидая чьего-то зова; младенец упорно полз по холодному и гладкому по-
лу,  ощущая впереди источник тепла, а подросток брел по колено в воде,
ожидая увидеть, наконец, проблеск света...
     Ивга заплакала от тоски.  Так мучительно и неправдоподобно  долго
тянулось ожидание.
     А потом восторг взорвался внутри  нее,  как  взрывается  петарда.
Так, что посыпались искры из глаз.
     Девочка в бальном зале содрогнулась от предчувствия.  Сейчас  она
услышит родной голос - и, захлебываясь смехом, кинется навстречу. Мла-
денец радостно закричал - сейчас  он  уткнется  в  необъятную  горячую
грудь, полную вкусного молока. Отчаявшийся подросток зажмурился, пото-
му что секунду спустя он разглядит, наконец, далекий факел, отбрасыва-
ющий желтые блики на маслянистую поверхность вечной воды...
     Ивга рванулась,  пытаясь ускользнуть из мира допрашиваемой ведьмы
- но предчувствие абсолютного счастья,  овладевшее в эту минуту девоч-
кой,  младенцем и подростком,  лишило ее воли.  Абсолютного счастья не
бывает - не бывает вне этого мира,  зачем же бежать, если можно задер-
жаться, остаться хоть на миг... дождаться...
     И она расслабилась, готовая отдать себя миру ведьмы - однако нек-
то, все это время ожидавший снаружи, рывком выдернул ее в ее собствен-
ный, всеми ветрами продуваемый мир.

     "Я пытался оставить свое ремесло. Я всегда знал, что оно неблаго-
дарно, жестоко и грязно...  Я прирожден к нему,  как никто другой. Что
ж, кто-то  ведь должен чистить отхожие места,  иначе мир захлебнется в
нечистотах...
     Который день  меня  преследует  запах  дыма.  Запах разгорающихся
дров...
     Я совершил куплю дома в предместье.  Хлопотно и накладно,  однако
же луг и озеро,  возможно,  я стану разводить карпов и возделывать ли-
лии. Возможно, мне пора на покой, в окружение пчел, гудящих над соцве-
тиями...
     ...ибо я,  и только я, отвечу за свои деяния перед небесным прес-
толом... И проклятья сударынь моих ведьм,  лежащие  на  мне  коростой,
вменятся в заслугу мне - либо в провинность..."
     Казалось, что Дворец Инквизиции пуст.  Пять часов утра напоминали
о себе  жиденьким  рассветом за высокими решетчатыми окнами;  дремал в
своей железной сетке лифт,  а на перилах  дымной,  навеки  прокуренной
лестничной площадки серым снегом лежал остывший сигаретный пепел.
     Наверное, Ивга удивилась его желанию  остановиться  здесь,  между
этажами, в полумраке огромной винтовой лестницы.  Удивилась, но не по-
дала виду - а он просто не желал видеть своего кабинета.  Ни приемной,
ни референта,  ни  подручных,  ни даже табличек на дверях...
     - Дайте мне сигарету, - сказала Ивга шепотом. Он механически про-
тянул ей пачку - и сразу же отдернул руку:
     - Ты же не куришь!
     Она чуть усмехнулась:
     - Теперь курю. Или вам жалко?
     - Жалко, - он спрятал пачку в карман.
     Ивга покривилась. Непривычная гримаска очень не шла ей. Как будто
некий изувер-фотограф приклеил к рыжим волосам совершенно постороннее,
достаточно неприятное лицо:
     - Боитесь,  что от сигареты я стану чуть менее здоровой? Недоста-
точно крепкой, чтобы идти на костер?..
     Он ждал  от  себя  волны раздражения - но ничего не почувствовал.
Только усталость. И потому сказал непривычно тихо:
     - Ивга, отстань. Не зли... Мы же с тобой... эти... сотрудники...
     - Ага, - неприятное выражение все не уходило с ее лица. Она смот-
рела вниз, в темный квадратный колодец с лифтовой шахтой посередине.
     Он вдруг вспомнил. И поразился собственной недогадливости - и еще
тому, как изменились обстоятельства.  То,  что казалось важным еще по-
завчера, теперь попросту забылось...
     - Извини. Я хотел спросить. Назар?..
     Собственно, ответа ждать не приходится.  Вот  он,  ответ.  Мрачно
сбрасывает пепел с перил, и наблюдает, как падают серые хлопья...
     Перила опустели.  Прошло,  наверное,  минут пять, прежде чем Ивга
подняла голову:
     - Скольких вы отправили на костер, Клавдий?
     Он сжал зубы:
     - Не было никакого костра.  Последние сто лет казни... происходят
по-другому. Так только говорят - "костер"...
     - А как происходят казни?
     - А тебе какое дело?.. Гуманно... пес, пес, пес!! Чего ты от меня
хочешь, Ивга?!
     - "Я пытался оставить свое ремесло. Я всегда знал, что оно небла-
годарно, жестоко и грязно... Я прирожден к нему, как никто другой. Что
ж,  кто-то ведь должен чистить отхожие места,  иначе мир захлебнется в
нечистотах..."
     Она цитировала,  глядя  мимо его глаз,  размеренно и бесстрастно.
Только один раз голос ее дрогнул - на слове "захлебнется".
     - Ты мне льстишь, - сказал он глухо. - Мне очень далеко до Атрика
Оля.
     Она искренне удивилась:
     - Почему? Потому что он был сожжен сударынями его, ведьмами?
     - Нет,  не поэтому. Ценой его жизни, видишь ли, была жизнь матки.
А сжечь и меня могут - не фокус...
     Брезгливое выражение наконец-то сошло с ее лица.  Она впервые  за
долгое время  взглянула ему прямо в глаза:
     - Не надо так говорить.
     Он пожал плечами: как хочешь.
     Внизу, там,   куда  упиралась  лестница,  пронзительно  скрипнула
дверь. В проеме стояла сухонькая женщина с ведром и тряпкой;  взявшись
было за  привычную  работу,  она вдруг замешкалась и принялась вгляды-
ваться в стоящих высоко на площадке.  Как будто не веря своим глазам -
уж не Великий ли Инквизитор?..
     - Все не хотелось об этом думать,  - признался Клавдий тихо. - Но
мне придется встретится с маткой... как и Атрику Олю. Но я, видишь ли,
в отличие от него совершенно не уверен, что сумею ее уморить.
     Уборщица продвигалась верх, тщательно вылизывая тряпкой одну сту-
пеньку за другой.
     - Атрик Оль тоже не был уверен, - сказала Ивга чуть слышно.
     Клавдий вдруг испытал благодарность.  Может быть, за эти слова. А
может быть,  то было запоздалое признание ее самоотверженности, потому
что работа этой ночи была опасной и тягостной,  а накануне его сотруд-
ница пережила, по-видимому, серьезную личную драму...
     - Ивга. Расскажешь мне... про Назара?
     Она наклонила голову.  Упавшие рыжие пряди закрыли от него ее ли-
цо.
     - Мне  хочется помыться,  - сказала она вместо ответа.  - Смыть с
себя...
     Он понял ее раньше, чем она договорила. И понял, что ему уже дав-
но хочется того же самого - смыть с себя эту ночь.  Содрать  со  шкуры
события последнего месяца,  хоть на пару часов,  но забыть о сгоревшем
театре,  опрокинувшемся трамвае и окровавленном цирке. О собачьих гла-
зах Федоры,  ледяном голосе герцога и тени ведьмы-матки,  неспешно на-
ползающей на Вижну и на мир.  Возможно, и Атрик Оль ощущал нечто сход-
ное, покупая дом в предместье, желая "возделывать лилии"...
     - В окружении пчел,  гудящих над соцветиями,  - сказал он  вслух.
Взял Ивгу за руку и побрел к лифту.

                                * * *

     Дорога заняла  полчаса  - все это время они спали на заднем сиде-
нии. Клавдий уснул мгновенно и глубоко,  а Ивга дремала, время от вре-
мени тычась лицом в стекло и с трудом приподнимая веки.  Какие-то ого-
роды, дома, улицы предместья...
     Таксист притормозил на развилке, подумал и повернул вправо; доро-
га ушла из-под колес, теперь это были две изрядно заросшие колеи в ок-
ружении росистой некошеной травы.  Таксист остановил машину перед тем-
ными облезлыми воротами,  гордо возвышающимися среди остатков завалив-
шегося забора.  На воротах приколочен был новенький знак: "Ул. Речная,
217".
     Клавдий, чьи глаза никак не желали раскрываться,  неторопливо от-
пер ворота ключом на гремящей связке; Ивга ждала. Это казалось старин-
ным, а  оттого весомым и уважаемым обрядом - непременно отпереть воро-
та,  стоящие,  в общем-то, средь чиста поля. У подгнившего деревянного
столбика имелся красноголовый, полускрытый травой гриб.
     Скрипучие створки приоткрылись.  Одна из них тут  же  повисла  на
последней уцелевшей  петле  - что не помешало Клавдию галантно пропус-
тить Ивгу вперед.
     В доме пахло застоявшейся сыростью. Метнулась со стола зазевавша-
яся мышь;  к грохоту упавшей кружки присоединился  мелодичный  звонок.
Ивга вздрогнула; Клавдий вытащил из кармана телефонную трубку.
     - Глюр...  нет,  не желаю слушать. Знаю... У меня двадцать часов.
Нет. Считай, что на это время я умер.

     Река пряталась,  утопала в островках камыша,  в низких скрюченных
ивах. У берега обнаружился мосток, полуразвалившийся, как ворота и как
сам  дом;  Клавдий  прихлопнул  камнем опасно торчащую головку ржавого
гвоздя.
     - Холодно,  -  сказала Ивга с нервным смешком.  - И вода холодная
тоже...
     - Вода теплая, - возразил Клавдий серьезно.
     По противоположному берегу,  свободному от камышей, но зато илис-
тому и топкому, бродили белые гуси.
     - У меня купальника нет.
     - Тоже мне невидаль - голая ведьма...
     - Не смейтесь.
     - Хорошо, я отвернусь. Гусей ты не стесняешься?..
     Ивга бросила одежду на мосток.  Опасливо косясь на  Клавдия,  де-
монстративно глядящего вдаль,  подобралась к краю доски и заколебалась
было - трухлявый мосток,  оскорбленный ее сомнениями, попросту взял на
и подломил подгнившую доску. Ивга, взвизгнув, плюхнулась в реку.
     Чисто. Прозрачная вода, обнимающая чистое тело. Чистое, до родин-
ки, до волоска...
     Она нащупала ногами дно.  Дернулась от прикосновения  водорослей,
встала, поправила волосы. Гуси сбились в стайку и неторопливо форсиро-
вали реку.
     - Смотри, они сюда плывут, - с беспокойством сказал Клавдий.
     - Ну и что?
     - Я их боюсь, - в голосе Великого Инквизитора ей послышалась иск-
ренняя озабоченность.
     - Гусей?
     - Плывут же, заразы!..
     Ивга опустила лицо в воду. Открыла глаза; мир сделался неверным и
расплывчатым, прикосновение водорослей больше не казалось противным, а
вокруг Ивгиных бедер кружилась стайка мальков, вспыхивая время от вре-
мени резким серебряным сполохом.
     Она выпрямилась,  стирая воду с лица.  Инквизитор - вот это дейс-
твительно зрелище,  Великий Инквизитор в полосатых плавках - сидел  на
краю мостка; незагорелая кожа его бросала вызов своей белизной - вызов
лету, солнцу и множеству морских курортов, которыми владеет, как гово-
рят, вездесущая контора верховной Инквизиции...  А мелкие клерки,  не-
бось,  уже всю шкуру прозагорали, подумала Ивга с внезапным возмущени-
ем.
     - А говорят, что у мужественных людей волосатая грудь. И ноги...
     - Вывод? Я не мужественный или я ноги брею?
     - Вывод - брешет молва...
     Инквизитор неуверенно пожал плечом:
     - Это комплимент?
     На правой стороне груди у него белел полукруглый шрам.  Ивга зна-
ла, что точно такой же,  но только меньше, имеется и на спине; она хо-
тела спросить,  откуда - но в последний момент прикусила язык.  Хорошо
быть бестактной, но не до такой же степени...
     По небу плыл самолет - серая иголка, тянущая за собой белую нитку
шлейфа; гусиная стая безмолвно пересекала отражающееся в речке небо, и
белую  реактивную стрелку пересекала тоже.  Хоть здесь справедливость,
подумала Ивга,  прикрывая глаза.  Есть в жизни мгновения,  когда  гуси
равняются в чем-то с самолетами...
     - Я хочу быть гусем, - сказала Ивга шепотом. - Гусыней... с крас-
ными лапами. Плавать... все лето. Есть траву... А потом пусть и режут.
Потому как какой смысл дожидаться зимы?..
     - Рыжая  гусыня,  - Клавдий чуть усмехнулся.  - Лисой родилась...
     Гусиная стая повернула к мостку - осознанно, определенно.
     - Это ко мне,  - сказал Клавдий упавшим голосом. - Меня с детства
гуси не любят... И его сиятельство господин герцог - изрядный гусь - в
первых рядах...
     - Чихать они на вас хотели,  - сообщила Ивга хладнокровно, однако
ее оптимистический прогноз не подтвердился.
     Гуси плотной стаей причалили к берегу;  Клавдий замахнулся ивовым
прутом - гусиный вожак,  поражающий размерами,  но даже на вид  глупее
прочих, счел это вызовом на бой. Повинуясь крикливой команде предводи-
теля, гуси сгруппировались - крыло к крылу - и одновременно пригнули к
земле длинные белые шеи.
     - Ивга, ты видишь, - сказал Клавдий беспомощно. - Прогони их, по-
жалуйста.
     - Не могу, я же голая...
     - Ну я зажмурюсь!  Выйди,  камень кинь, ну прогони этих сволочей,
они... ой!..
     Гуси обступили Клавдия кольцом.  Их шипению позавидовал бы  любой
серпентарий; Великий Инквизитор переступал босыми ногами, беспрестанно
занося свой хлыст - и почему-то опасаясь ударить.
     - Ивга, пес... Это не смешно!.. Я даже без штанов...
     Ивга попыталась  придать лицу каменное выражение.  Губы не слуша-
лись, неудержимо разъезжаясь к ушам; смех не давал дышать.
     - Хха... ой, нет... Чего... им... от вас... надо?..
     - Это не-сме-шно!.. Я боюсь этих зараз, ясно?
     - Надо... искать... их хозяина... пусть отдаст команду "фу!"...
     - Я тебе посмеюсь!..  Выйди,  кинь в  них  чего-нибудь,  ботинком
брось...
     - Благородной обувью... в глупых птиц...
     - Ивга, я тебя как человека прошу!
     - Но я же голая!
     - Пес-пес-пес, да я глаза зажмурил, вот!
     Давясь смехом, Ивга выбралась на берег, подобрала палку, замахну-
лась с бесстрашием деревенской девчонки:
     - А кыш! А кыш!..
     Гуси, смущенные  открытием второго фронта,  разразились гоготом -
некоторое время Ивга увлеченно их отгоняла,  а потом,  подняв  взгляд,
обнаружила, что глаза Клавдия коварно открыты.
     - Вы же обещали!.. - она отшатнулась, прикрываясь руками.
     - Но я же должен видеть, если какая-то зараза соберется меня уку-
сить!..
     Она опрокинулась в воду - спиной,  поднимая фонтаны брызг. Отсту-
пившие гуси тут же возобновили атаку; Клавдий, коротко вякнув, кинулся
в воду вслед за Ивгой.  Некоторое время гуси стояли на берегу и брани-
лись - однако потом вняли не то голосу разума, не то зову непоследова-
тельного вожака, развернулись и плотной стаей поковыляли прочь.
     Ивга плавала плохо - а потому все время старалась держаться  так,
чтобы ноги доставали дна;  Клавдий и вовсе не пытался плыть,  а просто
стоял по пояс в воде,  рассеянно ловя ладонью прыгающие солнечные бли-
ки.
     - А могут ведьмы... превратить меня если не в гуся, то хоть в ли-
су? - шепотом спросила Ивга. - По настоящему, навсегда?
     Клавдий провел по лицу мокрыми ладонями:
     - Ивга...  А могут ведьмы повернуть время вспять? Закинуть нас...
нет, тебя не надо,  ты и не родилась тогда...  закинуть меня,  Клавдия
Старжа, на тридцать лет назад? Ну ладно, на двадцать восемь...
     - А что, там было лучше?
     Он серьезно посмотрел ей в глаза.  Так серьезно,  что у нее сразу
же озябли ноги.
     - Там было... да, Ивга. Не знаю, было ли лучше... Просто БЫЛО.
     - А теперь НЕТ?  - спросила она,  и ей самой показалось,  что  ее
дернули за язык.
     Он ничего не ответил.  Присел, погружаясь в воду с макушкой. Под-
нялся, убрал со лба налипшие волосы:
     - Ивга, выходи-ка на берег. Замерзла.
     - Ага, чтобы вы снова на меня... таращились?..
     - Дурочка,  - усмехнулся Клавдий,  выбираясь из воды.  - Я знаешь
чего в жизни видел?  Делать мне нечего, только вот твою попу разгляды-
вать...
     Ивга поперхнулась от внезапной обиды:
      - А неинтересно - так и не глядите!..
     И она двинулась к берегу так же деловито и решительно, как оратор
идет к трибуне.  Опираясь на мосток и не глядя на Клавдия, выбралась к
своей  одежде.  Не  отворачиваясь