поговаривает о нарушении гражданских прав...
     - Ведьмы лишены гражданских прав с первого же в истории гражданс-
кого кодекса.
     - Злобный вы человек, Клавдий.
     - Да, ваше сиятельство.
     - Проследите, чтобы репрессии, коснувшиеся ведьм, не затронули...
больше никого не затронули.  Я хочу,  чтобы в стране наступило наконец
спокойствие.
     - Это наше общее желание.
     - Что ж... как там у вас говорится - "да погибнет скверна"?
     - Да погибнет скверна, ваше сиятельство.
     Короткие гудки. Клавдий опустил желтую трубку на рычаг.

     У обоих  выходов из Дворца дежурили люди - в основном женщины,  в
основном немолодые.  Не пикетчики - просители,  не доверяющие канцеля-
рии, желающие  увидеть  Великого Инквизитора - лично;  Клавдий стиснул
зубы. Собственно,  если он пошел навстречу Хелене Торке  -  почему  не
войти в  положение этих,  несчастных матерей,  чьих дочерей угораздило
родиться в нормальной семье - ведьмами?..
     Интересно, кто  родители  Ивги.  Или  кем  они  были - потому что
странно, что родители отпустили ее вот так болтаться по свету, бродить
по тонкой кромочке между инициацией и тюрьмой...
     Он вышел через третий ход, потайной, подземный. Мысленно попросил
прощения у  терпеливо ожидающих просителей,  влез в служебную машину и
через пятнадцать минут столкнулся с человеком, поджидающим во дворе, в
полумраке.
     Просители очень редко сюда приходили.  Разве что в полном  отчая-
нии...
     Темная фигура шагнула вперед,  загораживая вход.  Клавдий  спиной
чувствовал присутствие телохранителя в машине - а потому поднял  руку,
на всякий случай запрещая стрелять;  человек,  встречавший у подъезда,
испугался резкого жеста и отпрянул:
     - Клавдий...
     Ну что у них за манера,  подумал Старж. Подкрадываться в темноте,
прятаться за углом... Не со зла, по одной только глупости.
     - Привет, Назар. Пойдем.

                                * * *

     Все окна маленькой квартирки были широко распахнуты, во дворе во-
пили дети и перекликались птицы.  Какой-то парнишка на велосипеде тер-
пеливо вызывал подругу по имени Люра.
     - А  что  потом?..  Потом я битый час выступал с лекцией на тему:
"Неинициированная ведьма, семья, право и быт". Назар, к сожалению, по-
разительно несведущ...  в этой области. Я по возможности заполнил про-
белы в его знаниях.
     - Люра-а! - терпеливо звал велосипедист. - Так ты выйде-ешь?..
     Ивга смотрела,  как инквизитор пьет кофе под сигарету. Как сквоз-
няк вытягивает в окно ленты сизого дыма.
     - Люра-а!..
     - И... что он сказал?
     - Он сказал "спасибо".
     Ивга с тоской подумала,  что все ее чувства отражаются на лице. И
даже те, которые ей хотелось бы скрыть.
     - А я... тоже... поразительно несведуща. В области неинициирован-
ных ведьм.  По крайней мере,  раньше я думала... Что если такая ведьма
затаится, то ее не смогут выявить.  Никто, - она взглянула на собесед-
ника почти что с вызовом.
     Тот вздохнул:
     - Вся беда в том,  что ведьма,  даже  неинициированная,  остается
ведьмой. Даже если она никому не делает зла.  Даже если она вообще ни-
чего не делает... Она МОЖЕТ делать. Вот та грань, о которую столетиями
ломали зубы  сочинители  законов...  и те,  кто пытался воплотить их в
жизнь. Потому что если человек невинен - за что его наказывать? За од-
ну только  вероятность будущего зла?
     - А...  эта самая вероятность... какая? - Ивга почувствовала, как
стремительно пересыхает в горле.
     - Шестьдесят два процента, - сообщил инквизитор суконным голосом.
- Тридцать восемь - никогда не инициируются.  Никогда не нападут. Про-
живут долгую счастливую жизнь и наплодят  кучу  детей...  Ведьмы,  как
правило, плодовиты. Отличаются завидным здоровьем. Полностью пренебре-
гают домашним хозяйством, зато преуспевают в искусствах. Умны и ориги-
нальны... Все это я, можешь поверить, рассказал Назару. Даже с преуве-
личениями.
     - А как узнать,  - Ивга подняла глаза,  - как узнать...  в  какой
ведьма... в каких процентах, шестидесяти двух или... этих, других?
     - Люра-а! - надрывался парень за окном. - Лю-ура! Иди сюда-а!..
     Инквизитор поднялся,  но на крохотной кухне некуда было деваться,
и потому он снова уселся - на широкий подоконник. Поставил рядом недо-
питую чашку кофе.
     - Назар тоже меня спросил.  В похожих выражениях; собственно, все
это я рассказывал ему и раньше,  еще тогда...  Гм. После твоего ухода.
Но он, видимо, был так расстроен, что ничего не запомнил.
     - Люра-а!..
     Инквизитор вдруг перегнулся за окно и рявкнул голосом театрально-
го злодея:
     - Люра, а ну выдь немедля!!
     Звякнул на камушке звонок укатывающего велосипеда.  Парнишка-уха-
жер, по-видимому, струхнул.
     - Видишь ли,  Ивга,  - инквизитор усмехнулся,  - мне ведь тоже...
интересно. Чтобы не таскать невинных по тюрьмам, чтобы не оставлять на
свободе злодеек...  Но - определить то, о чем ты спросила, практически
невозможно. Стечение обстоятельств,  внутренние свойства,  которых  до
поры до  времени не разглядеть...  Скажем,  спокойная семейная жизнь с
любимым человеком дает большую вероятность,  что ведьма до конца  дней
своих пребудет в добре и законопослушности.  Но - не гарантию. Понима-
ешь?
     - И это вы тоже сказали Назару,  - предположила Ивга шепотом.
     Инквизитор пожал плечами:
     - Ты заметила, я стараюсь быть честным? С ним... и с тобой?
     - Спасибо.
     - Не за что, Ивга... Что ты так смотришь?
     Ивга опустила глаза:
     - Вы мне жизнь... убили.
     - Не преувеличивай.
     - Будет справедливо, если теперь вы мне... поможете.
     - Помогу, чем сумею... Ты, собственно, о чем?
     Ивга намертво сплела под столом пальцы рук:
     - Я не хочу быть ведьмой.
     Пауза. Веселый щебет за окнами;  темпераментная беседа под сосед-
ним подъездом. Вероятно, Люра все-таки вышла.
     - Нас не спрашивают, Ивга, кем мы хотим быть. Я родился мальчиком
Клавом, ты - девочкой Ивгой...
     - Нет.  Я слы...  я знаю, что ведьму можно... лишить ведьмовства.
Чтобы она была, как другие.
     Инквизитор поморщился.  С  брезгливостью заглянул в чашку,  будто
опасаясь встретить там таракана.
     - Я даже догадываюсь, от кого ты это "слы". То есть знаешь. Пора-
зительно, каким странным людям позволяется вещать в микрофон.
     - Вы скажете,  что никогда не проводили таких...  опытов? Никогда
не пробовали,  никогда этим не занимались? Вы скажете это, глядя мне в
глаза?
     Инквизитор раздраженно поставил чашку на подоконник:
     - Давай-ка  прекратим  этот разговор.  Не стоит доверять людям из
"ящика". Ни в чем.
     Ивгины пальцы, вцепившиеся друг в друга, побелели:
     - Где же ваша хваленая... честность?
     Их взгляды встретились. Ивга ощутила внезапный приступ тошноты.

     ...В какой-то момент она решила,  что инквизитор везет ее,  чтобы
сдать в изолятор;  к обычному дискомфорту его близкого присутствия до-
бавилось тягостное чувство обреченности. И с этим чувством Ивга прове-
ла на заднем сидении всю не очень длинную, но и не короткую дорогу.
     Сбоку на  ветровом  стекле  была приклеена картинка с развеселой,
хвостатой ведьмой верхом на помеле.  Картинка показалась  Ивге  дурной
приметой, знаком  странного,  изуверского чувства юмора;  некая ржавая
пружина, все сжимавшаяся и сжимавшаяся у  нее  внутри,  напряглась  до
последнего предела.
     Инквизитор вел машину подчеркнуто неторопливо,  внимательно, кор-
ректно, как ученик, второй раз усевшийся за руль; скоро центр, в кото-
ром Ивга худо-бедно ориентировалась, остался позади, и потянулись при-
городные районы - однообразные,  пыльные,  совершенно  чужие.  Миновав
знак,  сообщающий  о пересечении городской черты,  инквизитор повернул
направо,  и дорогая мощная машина величественно выкатилась на разбитую
проселочную дорогу.
     Желтое здание обнаружилось за молодой елочной посадкой  -  призе-
мистое, двухэтажное,  похожее  одновременно  и  на тюрьму и на коровью
ферму; Ивга обхватила плечи руками.
     - К сожалению,  мне придется кое-что тебе показать, - не оборачи-
ваясь, бросил инквизитор. - Именно то, что тебе надлежит увидеть.
     Ивга по смотрела на его затылок - ухоженный, волосок к волоску. И
больше  всего на свете ей захотелось садануть по этому затылку тяжелым
молотком.
     Высокомерный вершитель судеб.  "Шестьдесят два процента",  "трид-
цать восемь процентов"...  "Именно то,  что тебе надлежит увидеть". По
какому праву он обращается с ней, как с лабораторной свинкой? Нет, как
с микробом. Как с болезнетворным микробом, а он - добрый доктор...
     Приступ ярости  оказался внезапным и беспричинным.  Просто лопнул
тугой пузырь, вместилище ее потерь, унижений и страхов.
     Кажется, ее зубы хрустнули. Кажется, глаза застлала красная пеле-
на; невероятно,  как в одном человеческом  существе  может  помещаться
столько ненависти.  Непонятно,  как она смогла вынести такое - молча и
неподвижно. Со стиснутыми зубами.
     Но уже  в  следующую  секунду она вцепилась в волосы сидевшего за
рулем мужчины.
     Вернее, чуть было не вцепилась.  Потому что в последний момент он
ушел в сторону,  поймал ее руку и резко дернул на себя. Машина вильну-
ла; рука инквизитора обхватила ее за шею и  вдавила  лицом  в  твердое
плечо.
     - Палач!..
     Она рванулась. Машина вильнула снова; Ивге показалось, что сейчас
она кувыркнется вперед и упадет на руль,  пробив ногами ветровое стек-
ло.
     - Палач! Собака! Гад! Сволочь! Пусти-и...
     Рот ее оказался зажат жесткой обшивкой сидения.  Руки,  взявшиеся
было царапать и рвать, ослабели от боли; боль была такая, будто голову
выворачивают из плеч, как пробку с бутылки.
     - Палач!..
     Машина замедлила ход,  потом остановилась.  Ивгу выпустили; прядь
ее рыжих волос зацепилась за пуговицу на его воротнике и, отпрянув на-
зад,  она чуть не сняла с себя скальп. Так, что на глаза мгновенно на-
валились слезы.
     - Всех вас,  - прошипела она сквозь боль. - Всех вас, сволочей...
Ненавижу. Раздавить, как клопов... Палачи...
     Она на  минуту ослепла.  Может быть,  из-за пелены слез,  а может
быть,  у нее просто потемнело в глазах; дверца, на которую она навали-
лась в поисках выхода,  вдруг поддалась, и Ивга вывалилась из машины -
на обочину.
     Туман перед  глазами разошелся.  Специально для того,  чтобы Ивга
увидела лежащий неподалеку камень;  скрючившись  от  боли,  подняла  и
швырнула. Боковое стекло роскошной машины пошло сотней трещин,  перес-
тало быть прозрачным,  перестало быть стеклом; Ивга ощутила мгновенную
свирепую радость; камней больше не было, она набрала полную горсть ще-
бенки:
     - Я...  тебя...  трогала?  Я что-то тебе сделала?! Я преступница?
Воровка? Да я в жизни...  и ты мне будешь указывать?  Назару... Я что,
кому-то чего-то должна?!
     На узкой дороге не было ни одной машины,  только по шоссе, остав-
шемуся в отдалении, полз серый грузовик. Далеко в поле бродила бездом-
ная собака,  а инквизитор стоял, оказывается, рядом, стоял, прислонив-
шись к капоту, и сверху вниз глядел на сидящую Ивгу.
     - Я тебя не боюсь,  - она бестрепетно посмотрела прямо в его  су-
зившиеся глаза.  - Я НИКОГО не боюсь. Понял, гад?
     Инквизитор молчал.
     Она с трудом поднялась - не хотелось быть перед ним как бы на ко-
ленях.
     - Ты... мерзавец. Ты... ничего... а у нас бы сын родился! С Наза-
ром! Теперь уж все,  теперь уж... ты рад? Что мы не будем... что у нас
не будет... никогда... что я теперь... ни-когда!.. А ты радуйся. Пото-
му что ты... Ты кого-нибудь когда-нибудь любил?.. Ты не умеешь, душа у
тебя налысо стрижена, под ноль...
     Ей вдруг явственно,  остро представилось утро с  пятнами  солнца,
лежащего на полу, с приглушенным звоном посуды, с жужжанием кофемолки,
с запахом молока.  Она ощерилась, прогоняя видение; челюсти ее сводило
от ненависти. Как от неспелого, твердого крыжовника.
     - Я же ничего не хотела!  Ничего особенного! Только, чтобы меня в
покое... чтобы дали просто жить...  миллионы людей спокойно живут!  Но
вот какая-то мразь решила,  что я так,  червячок...  Змеенышем  уроди-
лась... Да?!
     Ей казалось,  что  слезы на ее глазах вот-вот закипят.  Такие они
были горячие.
     - Только бы хватать... Давить, мучить... Принуждать... Паук пога-
ный. Палач грязный, вонючий. И предатель!..
     Она сама не знала,  откуда взялось это последнее слово - оно выс-
кочило, как по наитию.  И в ту же секунду ей показалось, что лицо инк-
визитора дрогнуло.  На мгновение; вдохновленная победой, она растянула
губы в свирепой ухмылке:
     - А,  не нравится? Правда - не сладенькая, да? Не мяконькая?..
     Ей казалось, что по узкому темному лабиринту она проталкивается к
чему-то... к чему-то,  чем она сможет ранить его по-настоящему.  Даже,
может быть, убить.
     - ...палач и предатель.  Тебе еще отмстится!  За то... за ТО, как
ты с ней обошелся!..
     Она понятия не имела, о чем и о ком говорит. Но цель была рядом -
инквизитор побледнел; ох, как он побледнел - Ивга и не думала, что это
возможно...
     - Да!  Ничего тебе не забудется, потому ты и садист ненормальный,
потому тебе  пытать - одна радость в жизни...  которая осталась...  Ты
даже тех баб,  - она захлебнулась, но продолжала, - тех баб, в притоне
своем...  на сексодроме...  ты их мучил,  да? Как крыс? Тебе иначе без
удовольствия, да?!
     Кажется, она  нащупала в нем живое место.  Теперь ей хотелось его
ДОСТАТЬ;  ей так сильно этого хотелось, что на языке неожиданно рожда-
лись слова, до которых она в нормальном состоянии не додумалась бы ни-
когда в жизни:
     - Тебе любить - нечем! Потому что любят не тем, что в штанах... А
душой, а твоя душа голая,  кастрированная!  Потому ты и женщин  мучить
взялся... Потому что...  помнишь - тебе было приятно тогда,  когда ОНА
умирала! Ты понял, как это сладко, когда...
     Он не шевельнул и бровью, только зрачки его вдруг расширились - и
она получила удар.  Да такой,  что потемнело в глазах, голос мгновенно
сорвался от крика,  а на свитер хлынула кровь из носа. Теплая жидкость
на губах, на руках...
     Она боялась крови. От одного вида ее теряла сознание; на этот раз
мягкий обморок был во спасение.  Она очнулась через минуту, лежа лицом
в траву;  ее голова была,  как футбольный мяч, по которому колотят де-
сятки ног,  обутых в бутсы. В ушах звон и крики трибун, и рев, и апло-
дисменты...
     Она заплакала.  Не от жалости к себе -  просто  от  невозможности
терпеть всю эту боль. И души и тела...
     Потом сквозь шум стадиона,  существующий только в ее воображении,
пробился шум мотоцикла. Стих, уступая место озабоченному голосу:
     - Господин, может, помочь?
     Спокойный голос в ответ. Абсолютно бесстрастный, четко произнося-
щий каждое слово... но Ивга не может понять, о чем речь.
     - Так на спину же надо... Лицом вниз - так еще хуже будет...
     Снова спокойный ответ... с еле слышной ноткой раздражения. Или ей
мерещится?
     - Хорошо, господин... пусть поправляется...
     Удаляющийся шум мотора. Трава под ее лицом теплая и красная - или
это тоже мерещится?..
     Я - ведьма. Ведьмы ДОЛЖНЫ быть злыми.

     Клавдий проводил  мотоциклиста  глазами.  Подождал,  пока зеленая
курточка, наполненная ветром, как пузырь, скроется за поворотом.
     И еще  подождал  -  пока пройдет дрожь.  Даже руки трясутся,  вот
пес-то... Сигарета вот-вот выскочит...
     Он слишком хорошо о себе думал. Как о человеке с железными нерва-
ми, со стопроцентной защитой; ан нет, пришла случайная девчонка, паль-
чиком ткнула - и стоит Клавдий Старж на обочине, рядом со слегка поби-
той машиной, трясется и курит...
     Ничего себе  "случайная девчонка".  Ничего себе случайные прозре-
ния. Вот так,  играючи,  не отдавая себе отчета,  вычленить в его душе
самый больной,  самый тяжелый груз...  И превратить в оружие. Да в ка-
кое!..
     Нет, она  не  поняла,  что сделала.  Ей просто хотелось уязвить -
что ж, она своего добилась...
     Видывал он матерых ведьм,  инициированных,  опытных, во всеоружии
пытавшихся проделать с ним то же самое.  Тогда он смеялся,  обращая их
оружие против них же, сейчас...
     Он не удержался и плюнул. Сбил плевком половину белых перьев оди-
нокого одуванчика, разозлился и плюнул опять, но на этот раз промазал,
и одуванчик так и остался - наполовину лысый.
     Надо признать,  что  она на редкость мужественно все это вынесла.
Клавдий ударил,  почти не сдерживаясь.  Полностью  потеряв  над  собой
контроль. Давно, давно, ох как давно его не щелкали по носу...
     Ему вдруг захотелось сесть в машину, подкатить к желтому зданию и
вызвать патруль; вместо этого он подошел к лежащей Ивге и сел рядом.
     Хорошая защита.  Отменное здоровье.  Кровь - ерунда. Просто кровь
из носа, и уже свернулась. Запеклась на рыжих волосах...
     Он вдруг вспомнил, как в детстве простаивал часами у стальной ре-
шетки, в зверинце, у клетки с лисами. Единственный лисенок, родившийся
в неволе,  грязное забитое существо, в которое чем только не бросали и
как только не дразнили - этот самый лисенок ждал его, забившись за до-
щатый домик, а дождавшись, полз на пузе через всю клетку, и протянутая
сквозь прутья рука хватала воздух в каких-нибудь нескольких  сантимет-
рах от  острой страдальческой морды.  Куда потом девался лисенок?  Что
отвлекло Клавдия от тягостных посещений зверинца?..
     Все, хватит  сантиментов.  Он - Великий Инквизитор,  чуть было не
пришибивший насмерть молодую неучтенную ведьму.

     Вода в канистре была неожиданно холодной.  До ломоты в зубах. Это
хорошо.
     Ивга ловила в ладони тугую,  неэкономную струю;  брызги мгновенно
промочили ей свитер, но это плевать, свитер и без того пропал. Столько
крови... Что за мерзкое лето,  когда надо ходить в свитере.  В прошлом
году в это самое время стояла жара...
     Простые мысли ни о чем были защитной реакцией.  Ивга не сопротив-
лялась - думала о траве и об одуванчиках.  О погоде, о скором дожде, о
незамысловатом узорчике, нарисованном в уголке ее собственного носово-
го платка. Купленного в галантерейном магазине два месяца назад...
     - Что болит?
     Болело, кажется, все. Но как-то нехотя, тупо. И при любом поворо-
те головы темнело перед глазами.
     - Что  ж вы со мной возитесь?  Сдайте в изолятор да и дело с кон-
цом...
     - Приляг на спину. Платок на лицо.
     Она выбрала место, где не было одуванчиков. Не хотелось тревожить
белые шапки; раз собьешь - назад не вставишь...
     - Очень больно было?
     Нестерпимо, подумала она. Преодолевая головокружение, пожала пле-
чами:
     - Ерунда... Так, немножко...
     Ее голову приподняли;  через секунду ее затылок лег на жесткое  и
теплое. На чьи-то колени, причем в первый момент прикосновения ее буд-
то дернуло слабым разрядом тока.
     - Не дергайся... Так надо... Родители у тебя живы?
     - Зачем...
     - Просто так. Интересно.
     - Мать. Я ей с полгода не писала.
     - Не любишь?
     - Люблю...  Потому и...  думала - устроюсь... тогда напишу, вроде
как порадую...
     - Может, она болеет? Может, ты ей помочь должна? Если не писала -
как ты знаешь, что она жива-здорова?
     Ивга помолчала.  С трудом подняла веки; в небе было пусто. Безоб-
лачное бесптичье.
     - Мне  брат сказал...  ну,  в общем он хороший парень,  надежный.
Старший брат.  Младший - тот лоботряс...  Сказал - поезжай.  Если объ-
явишься - и тебе будет хуже, и всем. Ведьмы - они все безродные?
     - Не все. Но большинство.
     - Шестьдесят два процента?
     Мимо прокатила машина. Чуть замедлила ход - но не остановилась.
     - Назар не станет...  никогда на мне не женится.  Он не может же-
ниться на ведьме. Это нормально. Вы ведь тоже не смогли бы.
     Инквизитор чуть усмехнулся:
     - Я... Я. Я бы смог. Наверное.
     От удивления она даже чуть привстала.  Слабость тут же взяла свое
- Ивга опустилась обратно, пережидая головокружение.