подписанный  приказ почти сразу перестает быть бумажкой,
оборачиваясь досмотрами и ревизиями,  арестами,  облавами и патрулями.
Не зря он сидел в этом кресле пять последних лет; можно только предпо-
ложить, в каких именно выражениях проклинают его сотни ведьм - в дале-
ких провинциях и на соседней улице...
     Он мрачно ухмыльнулся.  Тревога,  возившаяся в его душе с  самого
визита к другу Митецу, чуть притупилась, но не ушла. Потому что эпиде-
мия в Рянке подавлена,  трагедию в Однице  удалось  предотвратить,  но
никто-никто не  понимает,  откуда  взялся этот внезапный всплеск зла в
ведьминских душах,  и без того не слишком благостных. И откуда взялась
эта новая поросль,  безудержно агрессивная, с невиданно глубокими "ко-
лодцами", с какими-то неумными,  даже безумными мотивациями... Неужели
это те серенькие,  неинициированные ведьмочки,  которых в каждом горо-
дишке по несколько сотен на строгом учете?  И с чего это им всем сразу
захотелось в новую жизнь, вернее, в новую смерть?..
     Что-то случилось  с их чувством самосохранения.  Внешняя победа -
спокойствие, воцарившееся в стране - в любой момент  может  обернуться
пес знает чем.  Перехватают тысячу ведьм - кто знает, не вылезут ли из
неведомого подпола еще три тысячи?..
     Он поиграл авторучкой. Великолепное перо, способное одним росчер-
ком прихлопнуть множество поднимающихся голов. Хорошо хоть, чернила не
красные...
     Он болезненно поморщился. Даже тот упрямый юноша, много лет назад
впервые переступивший порог инквизиторской школы, вряд ли предполагал,
что придется сидеть в таком...  в такой яме.  Да погибнет скверна, так
ее растак...
     Среди его педагогов был некий умный и,  кажется, вполне достойный
человек,  бывший  убежденным сторонником "варианта ноль".  Официальная
Инквизиция старательно декларировала непричастность к самой идее  "ва-
рианта",  однако вовсе не запрещала своим сотрудникам рассуждать о не-
сомненных его выгодах.  "Вариант" без затей декларировал, что ведьма в
мире лишняя. Вообще. Любая...
     Клавдию захотелось раздраженно отшвырнуть ручку.  Вместо этого он
глубоко вздохнул и аккуратно положил ее на стол.
     В окошке селектора трепыхнулся зеленый огонек.
     - Слушаю.
     - Да погибнет скверна... патрон, приема настойчиво добивается Хе-
лена Торка, учетный номер шестьдесят во...
     - Я помню ее номер, Мита. Она одна?..
     - Прочих... патрон, прочих было семьдесят два человека, с утра. Я
распределила их...  короче, их уже приняли. Господин Глюр и заместите-
ли. А Торка...
     - Я приму ее.
     - Да,  патрон,  - смиренно вздохнул селектор.
     Среди множества виженских ведьм только неполный  десяток  обладал
такой привилегией  - подвергаться контролю лично Великого Инквизитора.
Клавдий завел это правило сам,  и за пять лет оно перестало быть  нов-
шеством, потому что вошло в привычку; Клавдий не жалел о потере време-
ни.  Привилегированные виженские ведьмы были исключительно интересными
собеседницами.
     Хелена Торка  возглавила виженский оперный приблизительно в то же
время, когда Клавдий встал во главе Инквизиции; собственно, удержаться
на своем  посту ей удалось исключительно благодаря Старжу.  "Наш новый
Великий Инквизитор - человек с широкими взглядами..."
     Хелена Торка была "глухаркой", неинициированной ведьмой - несмот-
ря на многочисленные соблазны,  импульсивность характера и свои  почти
что пятьдесят лет. Хелена Торка знала цену слишком многим вещам; глав-
ное же - Хелена Торка была предана своему театру. Как собака.
     Дверь бесшумно прикрыли снаружи; женщина, чье лицо скрывалось под
темной  вуалькой на шляпе,  болезненно вздрогнула.  Клавдий никогда не
принимал ее здесь - для регулярных контрольный встреч с  предводитель-
ницей богемы куда лучше подходила маленькая комнатка этажом ниже,  та,
похожая на гримуборную, с большим зеркалом и мягким диваном; обстанов-
ка же рабочего кабинета не к располагала ни к спокойствию,  ни к дове-
рительности, скорее наоборот.  Никакую ведьму не обрадует дознаватель-
ный инквизиторский символ, вырезанный прямо на деревянной обшивке сте-
ны. В трех экземплярах.
     - Добрый вечер,  Хелена, - Клавдий поднялся, одновременно пытаясь
ослабить удар,  пришедшийся на ведьму.  Директриса оперного никогда не
могла похвалиться защитой. Хотя бы средненькой.
     - Приветствую,  мой инквизитор, - женщина чуть склонила голову. -
Тяжкие... времена...
     - Нелегкие,  -  Клавдий подождал,  пока женщина усядется в кресло
для посетителей.  Вытянул сигарету, спрятал снова. - Я, наверное, неп-
риятный сейчас? Сильно давлю?
     - Ничего, - тонкие губы под тенью вуали страдальчески улыбнулись.
- Я потерплю... В конце концов, именно ради этого... незабвенного ощу-
щения я просидела в приемной шесть часов.
     - Прошу прощения,  Хелена,  - сухо отозвался Клавдий. - Думаю, вы
все понимаете.
     Голова в  черной  шляпке  медленно кивнула.  Женщина старалась не
поднимать глаза на дознавательские знаки на стенах.
     - К делу,  - Клавдий уселся.  - Сегодня не контрольный день.  Что
побудило вас,  занятого человека,  вырвать из своей  жизни  эти  самые
шесть часов?
     - Я не побеспокоила бы вас, - тонкие губы улыбнулись снова, - ес-
ли бы не считала свое дело исключительно важным.
     - Театр?
     - Училище.  Вы знаете,  мой инквизитор,  хореографическое училище
полностью находится,  так сказать, под крылом театра... подготовка но-
вых...
     - Понимаю. Что?
     - Вчера... взяли пятерых девочек. Сегодня утром - еще двоих.
     - Сколько ИХ всего? ВАС?
     - Это  очень талантливые дети,  - директриса медленно подняла ву-
аль, открывая взгляду собеседника тонкое белое лицо с синими шнурочка-
ми вен на висках. - Девочки. От четырнадцати до шестнадцати.
     - Сколько?
     - В училище - десять.
     - Очень много, Хелена.
     - Это искусство,  - женщина царственным движением вскинула подбо-
родок. - Не я придумала,  что... талантливые дети часто оказываются...
НАМИ.
     Клавдий откинулся на жесткую спинку.  Подобная закономерность  не
была открытием - среди девочек,  склонных к "изящным искусствам",  ко-
лоссальный процент юных ведьм. Неинициированных, естественно.
     - Хелена. Вы не... говорили им о необходимости стать на учет?
     Женщина молчала.
     - Сколько из десяти - учтенные?
     Тонкие губы едва шевельнулись:
     - Двое.
     - Хелена? Что я должен вам сейчас говорить?
     Женщина медленно  поднялась.  С усилием - но все равно грациозно.
Даже горделиво.
     - Клавдий...  - она шагнула к столу, и это был шаг жертвы, добро-
вольно напарывающейся на нож, потому что сократившееся расстояние при-
несло ей новую боль.  - Позвольте мне так вас назвать...  Клавдий, это
особенные дети.  Они...  - она вскинула голову. - В театре полтора де-
сятка ведьм. ВСЕ ну учете, я за этим слежу... Но не подростки. Для них
это слишком...  болезненно.  Некоторые из них так еще и не осознали...
Что они изгои.  Что они уроды. Что единственный дом, где от них не от-
шатнутся - их училище,  их театр, их гнездо... Семерых забрали, это...
колоссальная травма.  Они ведь не понимают,  за что.  И одна осталась,
ждет ареста. Уже сутки не может есть...
     Она снова шагнула вперед, и лицо ее болезненно напряглось:
     - Я умоляю. Ну, можете меня восемь раз сжечь. Но отпустите детей,
они ни в чем не виноваты,  они живут только балетом,  без них не будет
театра...
     Клавдий прикрыл глаза:
     - Назад, Хелена. Не надо. Отойдите.
     Женщина отступила. Опустилась в кресло - не упала, а именно опус-
тилась. С прежним достоинством.
     - Я не палач, - сообщил Клавдий глухо. - Похоже?
     Женщина хотела что-то сказать  но так и не решилась.
     - Хелена... каждая неучтенная ведьма становится сегодня смертель-
но опасной.  Я не могу посвятить вас в  подробности,  но...  ситуация,
сложившаяся у вас в училище,  преступна.  А потому травма,  нанесенная
вашим девочкам - ваша вина. Их надо было... вы понимаете.
     - Я не отрицаю своей вины, - воспаленные глаза женщины сухо блес-
нули. - Я готова поплатиться... Но не за их счет.
     - За  чей?  За мой?  За счет и вовсе невинных людей?  Как иначе я
добьюсь исполнения законов, если не буду наказывать за ослушание?
     Женщина молчала.  Клавдий смотрел,  как с ее лица медленно уходит
румянец, проступивший во время вдохновенной речи.  Уходит вместе с на-
деждой.
     - Чрезвычайное положение,  - он накрыл ладонью авторучку, - прод-
лится еще... вероятно, дней пять. Если ситуация стабилизируется, то...
короче, большая часть неинициированных ведьм так  и  так  окажется  на
свободе. Через пять дней вы получите ваших учениц обратно... и, хочет-
ся думать, не станете повторять совершенных ошибок. Да?
     - Мой  инквизитор,  - женщина смотрела печально и строго.  - Я...
неинициирована. Однако мой опыт...  возможно,  я могла бы сообщить вам
сведения, которые вас заинтересуют.  В ответ на...  простое снисхожде-
ние. К нашим детям.
     Некоторое время Клавдий молчал. Женщина вновь опустила голову.
     - Вы хотите поторговаться,  Хелена?  Вы? Со мной? Столь уважаемая
мной женщина... или я неправильно понял?
     - Правильно, - женщина смотрела мимо его глаз. - Чрезвычайное по-
ложение вызвано... непонятными изменениями, происходящими среди ведьм.
Всплеск активности.  Агрессия.  Рост числа инициаций. Новые ведьмы ог-
ромной силы...  их  странная,  прямо-таки противоестественная солидар-
ность... Да?
     Лицо Клавдия оставалось бесстрастным, однако это бесстрастие сто-
ило ему значительный усилий.
     - Я...  неинициирована.  Но все же я ведьма, мой инквизитор...  И
достаточно начитанная ведьма.  У меня есть предположение,  которое ка-
жется мне близким к правде. Вы можете сказать "не недо, я знаю сам"...
Тогда я уйду, посрамленная. Но если... если мои соображения смогут вам
помочь - зачем пренебрегать ими? Тем более, что это... от чистой души.
Из одного только... хорошего отношения. Клянусь.
     - Хелена,  - медленно проговорил Клавдий,  почесывая уголок рта. -
Говорят, что последняя балетная премьера вызвала среди ценителей  нас-
тоящий фурор? Врут?
     - "Аисты",  - сказала женщина шепотом.  - Да,  великолепные "Аис-
ты"... Сколько вам нужно билетов? Когда?..
     - Хелена,  будь на моем месте другой человек...  хоть  бы  и  мой
предшественник. Знаете, что бы он с вами сделал?
     - Ему бы я не сказала... что говорю вам.
     - Я должен быть польщен?
     Уголки ее губ приподнялись:
     - Вероятно, мой инквизитор.
     Некоторое время они смотрели друг другу в глаза.
     - Говорите, Хелена.
     Женщина резко набрала воздуха в грудь,  так, что качнулся тяжелый
золотой медальон в вырезе черного шелкового платья.
     - Матка.  Ведьмы от природы  разобщены...  Это  дает  им  возмож-
ность... вернее, дает людям возможность сосуществовать с ними... чере-
дуя войну и состояние вооруженного нейтралитета.  Ведьмы - разобщенная
туча ос...  Но  когда  приходит матка,  все меняется.  Туча становится
семьей. Единым мощным организмом со множеством жал. Стаей... война не-
избежна, и...  жестокая война.  Но когда вы убьете матку, все вернется
на круги своя.
     Хелена Торка перевела дыхание. Клавдий вытащил сигарету, несколь-
ко секунд поборолся с приличиями - и, одолев их, молча закурил.
     Хелена Торка напряженно улыбнулась. Извлекла из сумочки глянцевую
пачку, щелкнула зажигалкой и затянулась тоже;  ей явно сразу же сдела-
лось спокойнее.  Лицо чуть расслабилось,  оттаяло,  и на щеки вернулся
еле заметный румянец.
     - Я тоже люблю...  старые рукописи, - Клавдий смотрел на собесед-
ницу сквозь медленно тающее облако дыма.  - Старые рукописи,  страшные
истории... Вы уверены, что "Откровения ос"  - не подделка?
     Женщина прикрыла глаза:
     - Я уверена...  Я рассказала,  что знала. Как с этим поступить...
Решайте.
     Клавдий помолчал. Потеребил подбородок. Глубоко затянулся:
     - Ваши... соображения не имеют той ценности, которую вы им припи-
сываете. Боюсь вас огорчить.  Я,  конечно,  не ведьма...  но знаю куда
больше. К сожалению.
     Женщина молчала.  Клавдию  показалось,  что сигарета в ее пальцах
чуть дрогнула.
     - Тем не менее я ценю вашу откровенность,  - он вздохнул.  Поймал
ее взгляд,  криво улыбнулся. - Отдадите в канцелярию список. Ваших та-
лантливых ведьм. Подумаем, что можно сделать.

                                * * *

     Ивга проснулась в холодном поту.
     В коридоре горел свет - укладываясь поздно вечером, она забыла...
а скорее,  просто не захотела выключать лампочку. И теперь лежала, на-
тянув до подбородка чужое одеяло,  утопая в запахе прачечной,  который
исходил от чистого белья. И слушала, как понемногу успокаивается коло-
тящееся сердце.
     За окном стояла непроглядная темень.  Кровать казалась нескончае-
мым белым полем,  равниной под крахмальными снегами,  Ивга чувствовала
себя на ней случайным путником,  замерзающим в сугробе.  Ей  и  правда
сделалось зябко - но холод шел изнутри.
     Она поднялась.  Ежась  и вздыхая,  натянула на голое тело свитер.
Подошла к окну.
     В соседнем  доме  горел  единственный огонек.  Кто не спит глухой
ночью? Вряд ли поэт. Скорее больной, или нянька при малом ребенке...
     Она содрогнулась,  вспомнив свой сон.  Хотя,  в общем-то,  ничего
особенно страшного ей на приснилось - просто девочка-подросток в куцем
платьице  и длинной вытянутой кофте.  Будто бы она наклоняется над те-
лежкой с горячими бутербродами и достает из разукрашенной железной ко-
робки...
     Тут-то Ивга и проснулась,  дрожа. Не желая знать, что именно при-
готовила для нее девочка. Пусть ее.
     Она включила  свет;  на  часах было четыре утра - самое что ни на
есть гнусное время суток. Хуже не бывает; маленький телевизор, приспо-
собленный исключительно для того,  чтобы смотреть его из постели, пос-
лушно мигнул экраном;  здесь повторялись дневные сводки новостей, вер-
телись клипы с обнаженными красотками и мелькали рекламные ролики. Ив-
га присела на край кровати, обхватив голое колено. Что, если девочка с
бутербродами отыщет ее и здесь?!
     Ну и что такого,  подумала она угрюмо. Что особенного... Рано или
поздно придется определяться. Или Назар, или...
     Мысль ее запнулась. Что, собственно, "Назар"? Подумать о Назаре -
упереться в тоскливый тупик.  Уж лучше вовсе не вспоминать, голова, по
счастью, круглая, к какую сторону повернешь - в ту и думает...
     Ивга с трудом стерла с лица кривую, резиновую усмешку, от которой
болели губы.  Снова  забралась под одеяло;  отличная все-таки кровать.
Необъятная, в меру жесткая, надежная, как цитадель. "Полигон для ваших
фантазий"...
     Она закусила губу.  Со вчерашнего дня ее преследовало  неприятное
ощущение, будто  она  на  постели - третья.  Временами она даже видела
чужую одежду, небрежно брошенную на пыльный ворсистый коврик; в ее во-
ображении присутствовала груда кружевного белья, которой хватило бы на
целый десяток пышнотелых баб.  И - черный халат Великого  Инквизитора,
похожий на средневековую хламиду. И...
     Дальше ее воображение не шло.  Дальше был  порог,  перед  которым
любая фантазия отступала, вздрагивая и озираясь.
     Сумела же она в момент большого страха представить  ту  ведьму  в
коричневом платьице - школьницей у доски?
     Отчего же не попытаться вообразить Великого Инквизитора -  нагим?
Под одеждой-то все нагие... А складки пугающих одеяний одинаково скры-
вают и рельеф атлетических мышц,  и немощную дряблость... И...
     Мелькающий клип на экране сменился другой картинкой, музыка обор-
валась, Ивга вздрогнула.
     - ...Да! Ведьмы! Вот уже неделю я ни о чем другом не слышу, толь-
ко ведьмы, ведьмы!..
     Лицо человека  на экране оставалось размытым,  распадалось мозаи-
кой; человек сидел на садовой скамье,  за спиной у него паслись на га-
зоне  голуби,  а  прямо  перед носом торчал из-за кадра круглый черный
микрофон в чьей-то руке.  Голос человека казался капризным и  одновре-
менно властным; обладатель микрофона о чем-то негромко спросил.
     - Господа инквизиторы,  - голос сделался саркастическим, Ивга по-
думала, что  губы за подвижной маской наверняка желчно искривились,  -
еще четыре года назад провели под моим руководством полностью успешный
эксперимент. Я знаю эту женщину, я знаю, где она живет... Нет, господа
журналисты,  вам пока не скажу.  Однако если  верховная  Инквизиция  и
дальше будет чихать на всяческие приличия,  я предъявлю вам копию при-
каза господина Великого Инквизитора,  номер двести сорок-штрих. Я дер-
жал его в руках... Да, господа! У Инквизиции уже сейчас есть средство,
позволяющее лишить ведьму,  так сказать,  ведьмовства! Очистить, в ка-
кой-то мере!  Откорректировать! Без всякой мути! Но Инквизиции, госпо-
да, такой поворот  невыгоден.  Потому  что  аппарат  Инквизиции  хочет
жрать, как тот бабкин кот, который не всех мышей выловил, а только по-
ловину! Потому как ежели мышей не будет,  бабка сметанки не даст!  Вся
эта очередная шумиха вокруг ведьм - новый повод, чтобы затребовать де-
нег! За счет всех нас! За твой, парень, счет, и за мой!..
     "Парень", тот, что был с микрофоном, снова о чем-то спросил. Либо
его техника сбоила,  либо по некому хитрому замыслу вопросов репортера
и не должно быть слышно.
     Тот, что  сидел  на скамье,  ответил столь темпераментным жестом,
что из-за подвижной маски на долю секунды выпал острый, чисто выбритый
подбородок:
     - Господа,  всех вас в школе научили считать!  Программа по обра-
ботке ведьм стоит куда дешевле, чем содержание всей этой орды мракобе-
сов! Возьмите с полки дедовские счеты!..
     Лицо под маской исчезло;  весь экран оказался занят молодым чело-
веком с лакированной шапкой иссиня-черных волос,  годных  для  рекламы
парикмахерского дела.  Молодой  человек был репортером и говорил напо-
ристо и быстро, вот только Ивга не могла понять, о чем. Гладкая легкая
речь, лакированная, как и прическа...
     "Очистить, в какой-то мере".

                                * * *

     "...Ибо общество людей стремится к порядку,  а ОНИ есть воплощен-
ный хаос.  Они - град,  побивающий посевы; ты пробовал понять град?.."
     "Они - стая ос. Мед их горек, а жало смертельно; убивая их пооди-
ночке, ты лишь разъяряешь рой. Убей матку - и рой рассыплется..."
     Из всей  бесчисленной литературы,  что была написана о ведьмах за
последние триста лет,  девять десятых не выдерживало никакой критики и
тянуло в  лучшем случае на "легенды".  В худшем это следовало бы назы-
вать бессовестным враньем;  ту же единственную,  заслуживающую доверия
десятую часть давно подобрала под себя Инквизиция.
     В коллекторах Инквизиции,  в помещениях с постоянной температурой
и влажностью хранились старинные тома, готовые при первом же прикосно-
вении  рассыпаться в прах.  Фотокопии этих книг ежедневно находились в
распоряжении Клавдия - к сожалению, путаные тексты имели скорее худо-
жественное, чем познавательное значение. Современные же исследования -
многословные философские трактаты и жесткие хроники с леденящими кровь
подробностями - не в состоянии были сказать ничего нового.  По крайней
мере для  Клавдия;  когда-то он сам сподобился на такое вот исследова-
ние. Когда работал куратором в Эгре, столице виноделия.
     Резко звякнул желтый телефон без диска.  Клавдий покривился,  как
от кислятины.
     Голос герцога казался,  против обыкновения,  достаточно благодуш-
ным:
     - В столь позднее время - на боевом посту?
     - Я книжки читаю,  ваше сиятельство.  Чтобы лишний раз убедиться,
какие мы все дураки.
     Герцог помолчал,  решая, не выходит ли шутка за грани пристойнос-
ти. Так и не решив, вздохнул:
     - Вас можно поздравить, господин Великий Инквизитор? Кажется, да-
же самые ярые ведьмоненавистники теперь довольны?
     - Только не я,  ваше сиятельство. Я никогда не был ярым ведьмоне-
навистником.
     - Вы знаете, кое-кто