ел. Подобрал брошенную мандолину.
     - Плохо,  что ты не знал, - сообщил тот, кого звали Клавдием. - Я
рассчитывал, что...  Но это простительно,  Юль. Они, особенно молодые,
особенно те,  что из глухой провинции... Очень боятся. Может быть, На-
зару она сказала?
     - Помолчи, - пробормотал профессор, методично подтягивая и подтя-
гивая струну. - О, зараза!..
     Вырванный колок от мандолины оказался у него в руках.  И сразу же
после этого - в костре; потревоженные угли вспыхнули ярче - и успокои-
лись снова.
     Его собеседник выждал паузу. Вздохнул:
     - Собственно,  ничего  страшного  не  случилось.  Я сто раз видел
счастливые семьи,  в которых жена была - ведьма.  Ты знаешь, сколько в
одной только столице легальных ИХ? Тех, что мы попросту держим на уче-
те?
     Оборванная струна на мандолине профессора Митеца свернулась  спи-
ралью, будто виноградный ус.
     - Юлек...
     - Замолчи.
     Из дому вышел Назар. Слегка сбитый с толку, даже огорченный:
     - Она сказала, что поспит... Но ей вроде бы лучше... Папа?!
     Профессор отвернулся:
     - Будь добр... будь добр, пойди и свари нам кофе.
     Парень не двинулся с места. Когда он нервничал, ресницы его часто
моргали - почти как у куклы, которую мелко трясут. Нервный тик.
     - Папа...
     - Назар.
     Гость неожиданно усмехнулся:
     - Все в порядке, Назарушка. Иди...
     Оба напряженно молчали,  пока за парнем не закрылась дверь кухни.
И потом промолчали еще несколько долгих тягостных минут.
     - Юлек,  - медленно проговорил гость.  -  Ты  разумный  парень...
всегда был.  А теперь,  вот зараза, я начинаю думать, что лучше бы мне
этот маленький факт - сокрыть.  Чтобы когда-нибудь потом,  в спокойной
обстановке...
     - Ты соображаешь?..
     Профессор отшвырнул от  себя  мандолину.  Так,  что  она  жалобно
бренькнула, угодив на камушек в траве. Гость неодобрительно пожал пле-
чами - но на этот раз промолчал.
     - Ты... - профессор перевел дыхание. - Ведьма... В моем доме... С
моим сыном... Тайно... Как гадко. Какая гадость, Клав...
     Он поднялся, сунув руки глубоко в карманы; голос его обрел требо-
вательные нотки:
     - Я прошу тебя,  Клавдий, поговорить с Назаром прямо сейчас. Я не
желаю... Ни минуты...
     - Юль?  - тот,  кого звали Клавдием,  удивленно поднял брови. - А
что я,  по-твоему, могу сказать Назару? В конце концов, если он ее лю-
бит...
     - Любит?!
     Некоторое время профессор кружил вокруг костра,  не находя  слов.
Потом уселся  на  место - и по выражению его лица гость понял,  что на
Юлиан Митец наконец-то взял себя в руки, надежно и крепко.
     - Я так понимаю,  - бесцветным голосом начал профессор,  - что ты
по долгу службы должен ее забрать? Для учета и контроля?
     - По долгу службы,  - гость в задумчивости закурил третью сигаре-
ту, - этим занимаются несколько другие люди.  Вот распорядиться, чтобы
ее забрали - это я, в самом деле...
     - Попрошу  тебя  - только не в моем доме,  - уронил профессор все
так же бесцветно и глухо. - Я не хотел бы...
     - Да нет никакой необходимости ее брать! - его собеседник сощелк-
нул с элегантных серых брюк черную снежинку копоти.  - Она сама придет
куда надо, и, уверяю тебя, ни один сосед...
     - Мне начхать на соседей.
     Лицо профессора налилось желчью. Всякий, кто час назад был свиде-
телем праздника с песнопениями, поразился бы случившейся с Митецем пе-
ремене.
     - Мне начхать на соседей. А вот на сына мне не начхать; иницииро-
вана ведьма либо нет... Ты смотришь на все это глазами, зараза, специ-
алиста,  а я... - профессор осекся. Перевел дыхание, поднялся, намере-
ваясь идти в дом.
     - На  месте  твоего сына я бы ослушался,  - негромко сказал ему в
спину тот, кого звали Клавдием.

     Назар явился через полчаса;  о человеке,  пережившем  потрясение,
принято говорить, что он внезапно постарел. С Назаром случилось обрат-
ное - молодой мужчина,  который не так давно на руках внес в дом  свою
будущую жену, теперь казался испуганным и смертельно обиженным мальчи-
ком:
     - Клавдий?..
     За время,  проведенное в одиночестве, друг семьи успел прикончить
пачку своих  замечательных сигарет и теперь смотрел,  как изящная кар-
тонная коробочка догорает в костре.
     - Назарушка, она бы тебе сама сказала. Не сегодня-завтра... Но не
посвятить твоего отца я не мог. Это было бы, м-м-м... некрасиво с моей
стороны. Непорядочно. Да?
     Назар шумно сглотнул:
     - А может так быть, что она и сама не знает? Вдруг?..
     Некоторое время Клавдий раздумывал, а не соврать ли. Потом вздох-
нул и покачал головой:
     - Увы. ОНИ всегда и все про себя знают.
     - Она мне врала,  - сказал Назар глухо.
     Клавдий удрученно пожал плечами.

                                * * *

     Ивга не спала - лежала,  натянув на голову одеяло, уткнувшись но-
сом в подтянутые колени и воображая себя улиткой.  В домике, в ракови-
не,  уютно и тепло, все, что за стенками раковины, безразлично и безо-
пасно...
     Потом у нее кончилось  воображение,  а  вечер  все  не  кончался;
кто-то ходил по дому, кто-то вполголоса переговаривался, потом ей пос-
лышался звук заводимого мотора.
     В какой-то момент она почти поверила, что кошмар закончился и все
обошлось, что Великий Инквизитор сейчас уедет и все останется  по-ста-
рому...
     В этот самый момент и пришел Назар. Не зажигая света, молча оста-
новился в полумраке,  у самой двери;  Ивга напряглась, но первой всту-
пить в разговор у нее не хватило смелости.
     - Как ты?  - спросил Назар, и она поняла, что и он уже все знает.
- Как ты себя чувствуешь?
     Как я себя чувствую,  спросила себя Ивга. Как вошь в парикмахерс-
кой - легкий дискомфорт...
     Назар молчал;  под  его  взглядом лежащая в темноте Ивга действи-
тельно ощутила себя вошью в пышной шевелюре -  мелкая  тварь,  обманом
проникшая в этот прекрасный и прекрасный мир.
     - Ну, спокойной ночи, - сказал Назар деревянным голосом и прикрыл
за собой дверь.
     Несколько минут Ивга лежала неподвижно, вцепившись зубами в собс-
твенную руку.  Потом  вскочила,  включила торшер и судорожно,  рывками
принялась собирать вещи.
     Лихорадочная работа  помогла ей на короткое время освободить себя
от мыслей; она потрошила шкаф и выворачивала тумбу, а тряпок обнаружи-
лось неожиданно много,  а старенькая дорожная сумка, Ивгина спутница в
странствиях, оказалась маленькой и невместительной.
     Она отвыкла  от  такой  жизни.  Когда  все имущество - в потертой
спортивной сумке. Ох, как она отвыкла, расслабилась, разомлела...
     Осознание потери проткнуло ее, будто ржавой иголкой, она опустила
руки, села на пол и закусила губу, чтобы не разреветься. Потом, потом,
все слезы - потом...
     Она все-таки расплакалась бы, если бы не другая мысль, положившая
ледяную лапу на вздрагивающее плечо: Инквизиция. Не та провинциальная,
от которой она много раз уворачивалась;  настоящая Инквизиция, Великая
Инквизиция, разъезжающая в "графах", шикарных машинах цвета сочной жа-
бы...
     Ивга погасила торшер, едва не оборвав шнурок-выключатель. Неслыш-
но подошла к окну; дивный летний вечер благополучно сменялся дивной же
ночью,  звездной,  сверчливой и совершенно безмятежной. Вчера в это же
самое время они с Назаром...
     Ивга шлепнула себя по лицу. Удар оборвал мысль, и острая внутрен-
няя боль  сменилась болью простой и вульгарной;  Ивга видела в темноте
достаточно плохо, но все же лучше, чем любой другой человек...
     Если он не ведьма или не инквизитор.
     Ее сумка вздулась,  как коровий труп.  Как тот,  что она видела в
детстве у дороги, и впечатлений хватило надолго...
     Она прерывисто вздохнула.
     Большую часть Назаровых подарков пришлось  безжалостно  выкинуть.
Она избавилась бы от них полностью,  но теплая серая куртка еще ох как
пригодится,  если зарядят дожди,  а в новых кроссовках так удобно идти
по пыльной дороге - с утра и до вечера...
     Потом среди вещей она наткнулась на белую рубашку Назара - и  две
долгих минуты  сидела,  прижавшись лицом к пустому безвольному рукаву.
Воротник пропитан был Назаровым запахом - она чуяла  запахи  не  очень
хорошо, но все же лучше, чем любой другой человек...
     Если он не ведьма... Или не инквизитор...
     Ей остро  захотелось хоть что-нибудь взять на память.  И написать
для Назара хоть слово,  хоть букву... Невыносимо, если он будет думать
о ней...
     ...так, как она того заслужила.
     Открыв дверцу шкафа,  она долго глядела в ясное,  но запылившееся
зеркало. Рыжая,  с провинциально круглыми щеками и наивными веснушками
на все лицо,  с чуть вздернутым носом, с по-детски пухлыми губами... и
взглядом матерой, но очень усталой и очень несчастной лисицы.
     Сезон охоты открыт...
     Слово "инквизиция"  подхлестывало,  как  кнут.  Неслышно ступая в
полной темноте,  Ивга шире отворила окно,  забросила за плечо сумку  и
легко перемахнула через подоконник.
     Второй этаж ее бывшего будущего дома сошел бы и за невысокий тре-
тий; некоторое время они сидела в траве,  ожидая,  пока утихнет боль в
ушибленных ногах.  В комнате Назара было темно; в буфетной горел свет.
Чем сейчас занимается бывший папа-свекр?  Можно вообразить, какое лицо
у него было, когда...
     На этот раз она не стала бить себя - шлепок  может  донестись  до
чужого  уха.  Она  свирепо  ущипнула  себя за ляжку - и ненужная мысль
оборвалась.  Вот как просто,  только синяк будет лиловый и  противный.
Хорошо хоть, Назар его не увидит...
     Она сорвалась с места.  Замерла за углом,  там,  куда не достигал
свет фонаря;  ветка  яблони с крохотными недорослями-яблочками жалобно
поскребывала кирпичную стену.  И тень от нее падала  изломанная,  жал-
кая...
     Задержав дыхание, Ивга осторожно выглянула; калитка запирается на
простой крючок, и у калитки в этот поздний час не было ни души - и все
же сердце ее стукнуло обреченно и глухо.
     Машина. Зеленый "граф" стоял все там же, где подбежал к его двер-
це веселый Назар...
     Что такое,  ведь  она  слышала шум мотора?!  Может быть,  это па-
па-свекр вывел из гаража свою...
     - Ивга.
     Рядом. За спиной. Муторные, липкие мурашки; и она не почувствова-
ла приближения?..
     - Не волнуйся... Я не собираюсь тебя трогать.
     - Вы  меня уже тронули,  - сказала она шепотом,  не оборачиваясь.
Хотя могла бы и не дерзить.
     - Извини,  - сказал Великий Инквизитор города Вижны.  И, кажется,
сделал шаг вперед, потому что Ивга мгновенно ощутила и тошноту, и сла-
бость - правда,  в каком-то щадящем,  придавленном варианте. Вероятно,
он умеет ЭТИМ управлять.
     - Я хочу уйти, - сказала она, прижимаясь спиной к стене - как раз
под жалобной яблоневой веткой. - Можно?
     - Можно,  - неожиданно легко согласился инквизитор.  - Но я бы на
твоем месте дождался утра. Как-то это... мелковато. Смахивает на бегс-
тво. Да?
     - Да, - она кивнула, прижимая свою сумку к груди. - Что вы будете
со мной делать?
     - Лично я - ничего, - в голосе инквизитора ей померещилась укориз-
на. -  Но  если  ты  в  течение недели не станешь на учет - тебя могут
наказать. Общественными работами в компании подобных тебе, неиницииро-
ванных, но в большинстве своем обозлившихся и несимпатичных. Зачем?..
     - Вам-то что, - сказала она в стену. Тошнота подбиралась все выше
- еще чуть-чуть, и разговор с инквизитором прервется самым непотребным
образом.
     - Куда ты пойдешь? Темной ночью, на шоссе?
     Она дышала часто и глубоко. Ртом.
     - Если...  - каждое слово давалось с усилием.  - Вы... предложите
подвезти меня до города... то я откажусь.
     - Зря, - констатировал инквизитор. - Но - дело твое... Иди.
     Она забросила сумку на спину; тень ее походила на старого больно-
го верблюда.
     - Ивга.
     Она подавила  в  себе  желание  обернуться;  в  ее опущенную руку
скользнул жесткий картонный прямоугольник:
     - Если возникнет надобность...  А она-таки возникнет.  Не побрез-
гуй, возьми и позвони.  В конце концов,  я Назара... помню вроде как с
пеленок. Я к нему в какой-то степени привязан... Я смогу тебе помочь -
ради него. Не будем делать глупостей, да?
     - Да, - сказала она хрипло.
     Миновала калитку - калитку ее бывшего будущего дома!.. Прошла ми-
мо дома соседей;  на втором этаже из-за тонкой шторы интимно прогляды-
вал ночник,  и  о чем-то вполголоса бормотал магнитофон.  Вероятно,  о
вечной и верной любви.
     Ивга подавила в себе очередной всплеск отчаяния; остановилась под
фонарем, с усилием разжала намертво стиснутую, мокрую ладонь.
     "Великий Инквизитор Клавдий Старж, Вижна. Дворец Инквизиции, при-
емная,  телефоны...  Домашний адрес:  площадь Победного Штурма восемь,
квартира четыре... Телефон...
     Ивга сглотнула;  с трудом скомкала немнущийся картон и засунула в
щель между фонарным столбом и чьим-то вычурным забором.
     На ладони остался красный прямоугольник воспаленной  кожи.  Будто
от ожога.

                                * * *

     Рейсовый автобус посетил ее на рассвете,  когда она уже перестала
ждать.
     Продремав несколько часов на остановке, на жестком сидении пусто-
го павильончика,  она проснулась от холода и сплясала на влажном шоссе
некое подобие зажигательной мамбы;  жаль,  что Назар не был свидетелем
этой пляски отчаяния. Прыгая на скользкой дороге, Ивга молча высказала
миру свое нелестное о нем мнение.
     Так случилось,  что она обессилела и  согрелась  одновременно;  в
этот самый момент судьба милостиво потрепала ее по щеке: из-за далеко-
го поворота выглянул автобус, красный, как осеняя рябина.
     В салоне было тепло,  даже душно; по узкому коридору между мягких
спинок и дремлющих людей Ивга пробралась в самый конец автобуса и усе-
лась на  пустующее  сидение рядом с унылой женщиной,  чье лицо до глаз
утопало в отвороте теплого свитера.
     Пожилой пассажир в кресле напротив  шелестел  газетой;  заголовки
были все  какие-то безликие,  бесформенные,  ватные,  Ивге бросилась в
глаза одна только фраза: "И поскольку агрессивность любой ведьмы с го-
дами нарастает..."
     Пожилой пассажир перевернул газету,  не позволяя Ивге приглядеть-
ся.
     Женщина, сидевшая  рядом,  казалась крайне изможденной и,  скорее
всего, нездоровой; над широким воротом свитера смутно белел бескровный
лоб, под редкими бровями устало мигали тусклые отрешенные глаза.  Дру-
гим соседом Ивги был сладко дремлющий парень в куцей рыбацкой  курточ-
ке, и  огромные мосластые руки до половины вываливались из слишком ко-
ротких рукавов. Вот и все; Ивга закрыла глаза.
     Ей тут же привиделось,  что она спит на кровати Назара в его тес-
ной городской квартирке; над демонстративно бедным и несколько безола-
берным студенческим жилищем плыл,  раздувая паруса, роскошный абажур в
виде пиратского судна - Назар неделю любовался им в витрине  антиквар-
ной лавки,  а когда,  наконец, явился покупать, за прилавком обнаружи-
лась огненно-рыжая девушка с простоватым лицом и глазами веселой лиси-
цы...
     Ивга улыбалась во сне. Рука ее, вцепившаяся в подлокотник кресла,
пребывала сейчас  на  жестком плече спящего Назара;  парусник светился
изнутри, и потому на всех предметах в этой  тесной  комнатушке  лежали
причудливые тени. Мягко покачивалась палуба...
     Потом дрогнула и замерла;  чем так просыпаться,  лучше вообще ни-
когда не смыкать глаз.  Автобус стоял... и в тишине салона было что-то
неестественное.
     - Уважаемые  пассажиры,  служба "Чугайстер" приносит извинения за
небольшое неудобство...
     Ивга открыла  глаза.  Мосластый парень тоже проснулся и испуганно
вытаращилася на стоящих в проходе.
     Их было трое,  и им было тесно. Тот, что скороговоркой произносил
давно  заученную фразу, был жилист и сухощав; двух других Ивга не рас-
смотрела. На  всех  троих поверх облегающего черного костюма была неб-
режно накинута свободная жилетка из искусственного меха;  у каждого  на
шее болталась на цепочке серебряная пластинка-удостоверение.
     В салоне молчали. Ивга, внутренне сжавшись, опустила голову.
     - Плановый досмотр,  - вполголоса продолжал сухощавый.  - Попрошу
всех оставаться на своих местах...  Лиц женского пола попрошу смотреть
мне в глаза.
     Ивга втянула голову в плечи.
     Пластиковая дорожка  на полу чуть поскрипывала под мягкими шагами
сухощавого; двое его сотрудников следовали за ним на расстоянии метра.
Что-то возмущенно  сказала дородная женщина в первых рядах - чугайстры
не удостоили ее ответом.  Ивга слышала,  как расслабляются, даже шутят
те пассажиры, что остались у троицы за спиной; соседка Ивги, та, что в
теплом свитере, утонула в воротнике по самую макушку.
     Сухощавый остановился перед Ивгой.  Ивга через силу подняла глаза
- будто решаясь на тягостную,  но необходимую  медицинскую  процедуру.
Поймав ее  затравленный  взгляд,  чугайстер хищно подался вперед,  его
глаза ухватили Ивгу и поволокли в невидимую,  но ясно  ощущаемую  про-
пасть - но на полпути разочаровано бросили,  будто мешок с тряпьем.
     - Ведьма,  - сказали губы сухощавого. Вернее, собирались сказать,
потому что в ту же секунду тесное пространство салона прорезал крик.
     Та, что сидела рядом с Ивгой,  женщина в теплом свитере, кричала,
и ее голос ввинчивался в уши, нанизывая на себя, как на вертел. Отшат-
нувшись в сторону,  Ивга почти упала на мосластого  парня.
     Бескровное лицо, наконец-то вынырнувшее из серого воротника, было
перекошено ужасом;  изможденные руки, которыми женщина пыталась засло-
ниться, казались когтистыми птичьими лапами:
     - Н-нет... Не...
     Двое, выступившие из-за спины сухощавого,  уже тащили упирающуюся
женщину к выходу;  вслед за ними по обмершему,  парализованному криком
автобусу полз шепоток: нявка... нава... навь... нявка...
     Сухощавый помедлил. Снова искоса взглянул на Ивгу; провел пальцем
по губе, словно стирая прилипшую крошку. Постоял, будто раздумывая - и
двинулся к выходу.  Нявка... здесь... в автобусе... нявка, - бормотали
возбужденные, слегка охрипшие голоса.
     В двери чугайстер обернулся:
     - Наша служба благодарит вас за искреннее содействие, проявленное
при задержании особо опасного существа,  именуемого навью. Счастливого
пути...
     Не желая смотреть, Ивга все же повернула голову и взглянула в ок-
но.
     Та, что еще недавно сидела с ней рядом,  все еще кричала,  только
крик стал  глуше,  и  толстое автобусное стекло смогло почти полностью
его поглотить.  Нявка стояла на коленях,  на обочине,  и неестественно
огромные глаза были подернуты пеленой ужаса. Широко разевался рот; Ив-
ге казалось,  что она слышит, как вместе с криком вылетают слова бесс-
вязной мольбы.
     Сухощавый и двое его сотрудников неторопливо окружили нявку, сде-
лав ее центром равностороннего треугольника;  их выброшенные в стороны
руки на мгновение соприкоснулись - будто чугайстры  собрались  завести
вокруг своей  жертвы  хоровод.  Нявка закричала с новой силой - в этот
момент автобус тронулся.
     За окном плыли деревья и отдаленные покатые крыши; через несколь-
ко минут Ивга поняла,  что сидит, навалившись всем телом на мосластого
парня, и тот не решается ее отстранить.
     В автобусе говорили все разом;  плакал ребенок. Кто-то громоглас-
ный изливал свои впечатления грязной,  площадной бранью,  кто-то хихи-
кал, кто-то весело смеялся;  большинство возмущались.  Что нявок стало
слишком много.  Что служба "Чугайстер" ловит их слишком медленно.  Что
отлов нявок в общественных местах безнравственен,  все равно что  отс-
трел бродячих собак на детской площадке.  Что власти бездействуют, на-
логи идут в никуда,  и город вот-вот захлебнется в нечисти:  нявки, да
вот еще ведьмы...
     - Простите,  - сказала Ивга мосластому парню.  Парень глупо улыб-
нулся.
     Кресло справа от Ивги пустовало;  над ним на багажной полке пока-
чивался аккуратный полиэтиленовый пакет.  Его хозяйки сейчас наверняка
нет в живых.
     Впрочем,