закашлялся и выплюнул еще кровь.
     - Адепт. Расскажи мне об Ове.
     И Ннанджи принялся описывать  ему битву при Ове. Голос  его был  тих, и
рассказывал он только  суть дела. Скрипнула якорная цепь, и с кормы долетели
тихие голоса.
     Потом  Арганари прервал его.  Наверное, он  не  очень  понимал, что ему
рассказывали. Он уже был в агонии, стараясь сохранить сознание.
     - Ннанджи. Больно. Я умираю?
     - Думаю,  да, - ответил ему Ннанджи, - положи руку на рукоятку меча, ты
клялся умереть, не выпуская ее из рук, помнишь?
     - Я клялся на другом моем мече.
     - Я расскажу обо всем менестрелям в Касре, - сказал Ннанджи. - В саге о
Сборе Касра твое имя и имя Мастера Полини будут покрыты славой.
     Казалось, мальчик попытался улыбнуться.
     - Я хотел вернуться домой. Через несколько минут он сказал:
     - Ннанджи. Перевернешь меня?
     - Если хочешь, - ответил тихо Ннанджи.
     - Думаю, что да. Больно...
     - Могу я взять седьмой меч? - спросил Ннанджи.
     Ответа  не было, но Ннанджи встал  и  протянул  руку Уолли. Уолли  тоже
встал и вынул свой меч. Потом быстро отвернулся.  Он не мог бы сделать того,
что сейчас сделает Ннанджи - нет, даже если  бы  мальчик  был  без сознания,
нет,  тысячу раз нет,  хотя это  было привилегией воинов.  Содрогнувшись, он
поблагодарил Богиню, что Ннанджи попросил его меч.
     Он глядел во тьму, стараясь не слушать. Он  ничего  не слышал. Воин  не
должен плакать.
     - Сейчас не нужно его вытирать, так? - спросил наконец Ннанджи.
     Уолли повернулся и, не  глядя, сунул  обратно  меч. Не  глядя вниз,  не
глядя себе под ноги.
     - Нет.  Нет  еще,  -  отозвался он. И они прошли бок о бок по  палубе к
морякам, стерегущим пленников.
     - Начинай, - велел Уолли.
     - Лорд Шонсу, я обвиняю этих людей в убийстве воинов, - сказал Ннанджи,
и теперь даже его голос дрожал.
     -  Есть ли  что-нибудь  в их защиту? - спросил  Уолли, он  был здесь  и
судьей, и свидетелем, ему предстояло стать еще и палачом.
     Трио  голосов взвыло от  страха. Судя по  голосам, пленники были совсем
юными, но  на  них  были  набедренные  повязки,  значит,  они  считались уже
взрослыми.
     Потом один голос выделился из остальных:
     - Они силой  забрали  наш  корабль, милорд. Их было  четверо. Мы других
убили... Уолли дал им возможность лгать. Потом объявил:
     -  Достаточно! Я нахожу  вас  виновными. Наступила  тишина, прерываемая
лишь рыданиями троих.
     Уолли уже двинулся с места, когда Ннанджи положил ему руку на плечо:
     - Дай это сделать мне, брат.
     - Нет! Это доставит мне  удовольствие! Может, Ннанджи считал, что Уолли
это будет неприятно,  может, считал  его  неспособным  на  такие дела, но он
яростно  тряхнул   головой,  выдернул  меч,  мелькнув  локтем.  Маниакальный
характер Шонсу тут  же проснулся. Уолли  Смит был смят приступом безумия. Он
хотел разорвать этим убийцам глотки прямо своими пальцами.
     Но Ннанджи продолжал просить:
     - Пожалуйста, брат. Подари мне их.
     - В сторону! - проревел Уолли.
     Он  ринулся  между  Томияно  и  Холийи  и  принялся   полосовать  мечом
безоружных юнцов. Они  громко кричали и пытались отбиваться руками. Он плохо
видел и поэтому изрубил их  в куски. Удовольствия ему это не доставило, но и
сожаления тоже.

        x x x

     По праву старшего он говорил Полини слова прощания. Под конец его голос
охрип, и он попросил Ннанджи отдать почести  Арганари. Пока он слушал, глаза
его заволокло слезами, он трясся,  стараясь,  чтобы в ночной тишине не  были
слышны рыдания.
     Уолли видел, как вскипела Река, и пираньи завершили траурную церемонию.
     Они  ни слова не  сказали об убийцах, но Река вскипела под ними так же,
как и под честными людьми.
     Некоторое время спустя Уолли смог овладеть собой.
     - Что ты сделаешь с кораблем? - спросил он Томияно.
     - Брошу. Кто-нибудь подберет.
     Это не было  на него похоже.  Впрочем, Уолли знал, что торговый корабль
не может буксировать другое судно, и для того, чтобы воспользоваться призом,
семье  придется  разделиться.  Таким  образом,  "Подсолнечник"  оставляли на
милость Богини.
     С  горьким  чувством  перебрался  Уолли  снова  в   шлюпку,  пора  было
возвращаться. Расплывчатые проблески света указывали, где ждет  их "Сапфир".
Моряки молча медленно гребли.
     Уолли сидел, спрятав лицо в ладони, снова разрешив течь слезам.
     Во всем был виноват он один.
     Он  не  понял  послания... Нет, он  не смог  бы  уберечь  Полини. Чтобы
оставить Пятого на борту "Сапфира", ему пришлось бы бросить ему вызов, может
быть, состоялся бы поединок. Полини не  стал  бы отказываться от него, каким
бы ни казался невозможным этот бой с Седьмым. Уолли ничего бы не оставалось,
как убить его.
     Он не мог бы уберечь Полини.
     Но он мог хотя бы перебороть его  ослиное упрямство, если бы настоял на
переодевании.
     Эти смерти никому не нужны.
     Шестеро мужчин и  мальчик убиты только ради того, чтобы Ннанджи получил
заколку?
     Зачем? О милосерднейшая Богиня, зачем?

        Глава 7

     Брота держала  в  руках фонарь. Уолли  знал, что на  корабле есть такая
вещь. Один  за другим поднялись они на палубу и были сразу окружены людьми с
встревоженными  лицами. Рассказ  их  был  сух  и короток. Комментариев он не
вызвал. Мир был суров,  внезапная жестокая смерть не была неожиданностью для
плывущих на борту "Сапфира", но теплых чувств здесь к ней не питали.
     Уолли положил руку на плечо Ннанджи. - Этой ночью мы с тобой встанем на
вахту, - сказал он.
     Час назад это  заявление  было бы немыслимо.  Теперь же Ннанджи  только
кивнул и, обняв Тану, проводил ее.
     "Брачная  ночь",  -  подумал  с горечью  Уолли. Килт его казался  более
сырым,  чем  другие  вещи.  Он перепачкался в  крови  - ужасная  мета. Но он
странным образом гордился ею, ненавидел ее и решил не смывать до утра.
     Мальчишество, конечно: "По смотри,  что ты наделала, Богиня?" Он прошел
в одиночестве на палубу, фонарь позади него погас.
     Как  он теперь  сможет  служить таким богам?  Где  теперь  его  вера? В
темноте  за  спиной  ему  мерещилось лицо этого  задумчивого,  обязательного
мальчика. Дрожащий голосок подростка звучал в его ушах.
     Зачем? Зачем? Как я могу знать, чего Ты от меня хочешь?
     Доверие к богам означает доверие к их делам... Колдуны тоже убийцы.
     Да многим ли лучше их воины?
     На чьей он стороне?
     Это была огромная, величайшая из  его проблем.  Хочет  ли он встать  во
главе сбора, если его о том попросят?
     Последняя часть загадки Бога:

     Будет выполнен урок.
     Меч вернешь, как, выйдет срок.
     Неизбежен ход событий.
     Лишь всем вместе должно быть им.

     Ему  предстоит вернуть меч Богине в Ее храме  в Касре, и  неизбежность,
быть  может,  заключается  в  том,  что он  должен повести сбор.  Взяв  себе
некоторое количество добрых  рубак-воинов,  Шонсу вполне может оставаться на
"Сапфире", превратившись в морского волка.
     Но  даже найдя решение, понимал  он, не удастся обмануть себя. Владение
седьмым  мечом - это что-то вроде собственнических прав на Мону Лизу  или на
Тадж Махал.  Он не  собирался  с  ним расставаться,  даже  если Сама  Богиня
восстанет  из  Своей  Реки и потребует  его обратно. Он  пойдет в  храм,  но
вернется  оттуда  с  мечом.  Когда  ему приходится покидать корабль, Ннанджи
сторожит  его  для  него,  и умрет, спасая его.  Получив  такой  вожделенный
предмет в  руки,  почти любой воин Мира  постарается скрыться  вместе с ним.
Ннанджи, конечно, такое и в голову не придет.
     Таким  образом, Уолли может  умереть,  сжимая его  в руке,  в чем он  и
клялся. Через несколько лет, когда притупится его реакция, на него посыпятся
вызовы, честолюбивые и алчные..,  в них не будет  недостатка, и однажды один
из них добьется успеха.
     Из  темноты  возникла Джия с  накидкой в руках.  Он  пробормотал  слова
благодарности  и набросил ее на плечи,  скрываясь от холодных капель тумана.
Глаза его  стали зорче вглядываться во  тьму. Хотя  вряд ли пираты сумели бы
отыскать их в этом мраке.
     - Ты придешь позднее? - прошептала Джия.
     - Нет, - ответил он, - я заночую в палубной каюте. Иди спать.
     - Да, хозяин.
     Но она не сдвинулась с места. Он просил ее не называть его так.., но он
еще и обещал не отдавать ей приказов. Он поцеловал ее в лоб.
     -  Пожалуйста, иди спать. Потом отвернулся. Он  и не знал, что  она все
еще здесь, пока не услышал ее голос:
     - Джьонсу? Шона?
     Он резко повернулся и схватил руками за плечи.
     - Ты уверена?
     - Я ходила к знающей  женщине в  Тау.  Они обнялись, и он  отпустил  ее
только тогда, когда увидел, что она плачет.
     - Почему? - спросил он. - Разве ты не счастлива?
     -  О да! - всхлипнула она и вытерла  слезы тыльной  стороной ладони.  -
Слишком счастлива! Я так хочу дарить  тебе сыновей,  мой  дорогой  хозяин, и
ничего  не  может  быть  счастливее  этого... Такое  счастье..,  и они будут
свободными?
     -  И  ты еще спрашиваешь?! -  воскликнул он. -  Все дочери  тоже  будут
желанными.
     Он пообещал вернуться в каюту и помочь ей лечь в постель, когда  придет
в себя.
     И снова остался наедине со своими мыслями.
     Ребенок? Биологически он принадлежит, конечно, Шонсу, а не Уолли Смиту.
Но  это еще  не так беспокоило его. Виксини  называл его  папой, и  он любил
этого нахаленка. Любой  ребенок Джии  будет ему дорог. Но какой из миров  он
унаследует?
     Внедрение технологий  разорвет этот  Мир. Колдуны  ушли  на тысячи  лет
вперед от остальных. Они давно засекретили свою работу, но не прекратили  ее
- дистилляция, огнестрельное оружие,  да и сама письменность.., все это не в
активном  состоянии. Перемены могут прийти  в Мир, не знающий, что  с  этими
переменами делать. Хаос  и смятение умов,  потом - войны, потом  -  голод...
Несомненно, этого  и  боится  Богиня  и  хочет,  чтобы Уолли  Смит  все  это
предотвратил.  Полубог, Ее посланец, говорил о важности задачи. Уолли не мог
и представить, насколько она важна.
     Кроме того...
     Кроме того, колдуны не так уж сильно отстали от уровня развития  Земли,
понимал  он,  самое   большее  на  несколько  веков.  Соблазнительные  мысли
появлялись  в его  голове  -  если уж  они  добрались до  таких  вещей,  как
огнестрельное оружие, то недалек тот час, когда они откроют анестезию, чтобы
облегчать страдания больных, антибиотики - лечить детей, а потом дойдут и до
отмены  рабства. Даже  простой список владельцев кораблей поможет остановить
пиратство,  эту  чуму Реки! Три-четыре сотни лет... Колдуны обещали  многое!
Они  уже попытались взрастить ремесла в  своих городах  -  идея,  вызывающая
презрение  воинов  и  одобрение  Уолли  Смита  - горожанина  технологической
культуры.
     На чьей же он стороне?
     Миссией  его,  очевидно,  являлось загнать  колдунов обратно  в горы  и
утвердить в  семи городах  власть воинов. Теперь он был уверен, что понимает
ее, как и то, почему Полубог не открыл ему ее сразу. Что должен был ответить
Уолли  Смит, когда,  получая  меч, услышал бы: "Иди, Шонсу, и обезопась этот
Мир от варварства"?
     На чьей он стороне?
     - Милорд, - раздался  шепот. Это был Хонакура, хрупкий,  как сухой лист
во тьме леса.
     - Уходи! - резко  сказал  Уолли.  - Я не  нуждаюсь  в  твоих  жреческих
разглагольствованиях сегодня ночью.
     - Но, милорд?..
     - Нет!  - закричал Уолли. - Я  знаю все  твои стандартные слова. Можешь
убеждать меня быть всепрощающим и послушным,  это  заставит меня смеяться  в
течение десяти  минут. Я не имею права судить богов, говорил ты мне. Я всего
не знаю, скажешь ты.  У мальчика может оказаться брат, который будет лучшим,
чем  он, королем, это  нас должно  успокоить. Вознаграждение  придет к нам в
следующей жизни. Пустые  слова, старик, ложные обещания!  Старые оправдания,
придуманные людьми для богов.
     Он мог бы  предположить, что Хонакуру нельзя  прогнать.  Маленький жрец
просто стоял, склонив голову, пока Уолли изливался, как водяные часы.
     - Это моя вина, милорд.
     - Твоя? - осекся Уолли. А потом снова закричал:
     - Нет! Моя. Разве ты знаешь, почему так случилось, старик?
     Он понизил голос до  хриплого  шепота, вспомнив, что на  "Сапфире" этой
ночью много неспящих людей.
     - Это случилось,  потому что  твои  непогрешимые  боги захотели,  чтобы
Ннанджи получил заколку!
     - Я знаю.
     -  Серебряную  заколку,  очень  древнюю.   Она   принадлежала  великому
Арганари.  Ннанджи будет  очень  любить  ее!  Не знаю,  что  бы  еще в  Мире
доставило ему  такое удовольствие. Большой подарок верноподданному.., знаешь
ли?
     - Прости, милорд, - сказал Хонакура, - я должен сесть.
     Он подошел  к  скамье  рулевого.  Уолли недоверчиво последовал за  ним,
думая, не  очередная  ли  это уловка,  чтобы  вызвать симпатию. Но старик  и
вправду, похоже, сдал в  последние дни. Поглощенный своими мыслями, Уолли не
замечал ничего  вокруг.  Сейчас же  увидел,  что лицо  Хонакуры стало совсем
серым и сморщенным больше, чем обычно. Конечно, он невероятно стар, и жизнь,
которую  он  теперь ведет,  не  похожа  на  его  прежнюю, полную  комфорта и
роскоши.
     Жрец сел на скамейку, с трудом различимую во тьме. Уолли стал рядом, не
спуская глаз с Реки.
     -  Моя  вина,  милорд. -  повторил  жрец.  - Бог сказал, что ты  можешь
доверять мне.., а я, видишь, не доверял тебе.
     Совершенно очевидно! Уолли ждал.
     - Я  знал многих воинов, милорд. Потому я не доверял  тебе.  Ты помнишь
проклятие?
     - Какое проклятие? Хонакура глухо закашлялся.
     - Когда ты впервые встретил Адепта Ннанджи, тогда  еще Ученика Ннанджи.
Он не мог бы, по твоим словам, пробиться мечом и через пустой двор.
     - Да, я помню.
     -  Но почему это  так  было, милорд? Разве тебе никогда не  приходило в
голову, что боги наложили на него проклятие?
     Уолли считал, что  это проклятие  наложил  Ннанджи  на  себя сам, чтобы
отгородиться  от продажных воинов гвардии. Но сейчас было не время пускаться
в фрейдистскую философию.
     - За что?
     -  Он мог бы  представлять  угрозу, милорд. Уолли попытался представить
себе юного Ннанджи без этого груза. Да он бы  раскидал воинов, независимо от
их  ранга,  как биллиардные шары, для этого не потребовалось бы даже приказа
со стороны. Лебедь в стаде уток. И Ннанджи был неподкупен.
     - Тарру? - спросил он.
     -  И  Лорд Харддуджу, - шепотом подтвердил старик. - Они бы  убили его.
Поэтому Богиня  защитила единственного честного воина в  Своей  гвардии, дав
ему талант. Старшие часто подавляют талантливых молодых.  Я видел много раз,
как это бывает. Среди  воинов это давление  может  быть  постоянным... Я  не
доверял тебе.
     - Ннанджи? -  воскликнул  Уолли.  - Ннанджи  как  угроза мне?  Но мы же
теперь братья! Он не тронет и волоса с моей головы. Он готов отдать жизнь за
меня... Ты думал, я боюсь Ннанджи?
     Туман еще плотнее окутал корабль. Хонакура снова подавил кашель.
     - Ннанджи не  может  угрожать, -  сказал  Уолли,  - он фехтует  уже как
Шестой, но он еще не  готов. Еще пара  лет, и  он станет Седьмым,  и будь  я
проклят, если не одним из лучших. Но не сейчас - я никогда не беспокоился  о
Ннанджи. О моем названом брате.
     -  Нет,  не  беспокоился,   милорд.  Конечно,  нет.  Но  я  думал,   ты
придерживаешь  его.  Вот  почему я не  рассказывал тебе  о рыжеволосом брате
Икондорины. Я думал, ты сможешь помешать ему.
     А теперь он наконец расскажет?
     - Ты видел заколку? - спросил Хонакура.
     - Да, я видел ее. Старик снова закашлялся.
     -  А  я  -  нет.  Но  я расспрашивал  Адепта  Ннанджи о встрече в Тау с
Мастером  Полини.  Как и ты, я нашел  ее  странной. Конечно,  он многословно
рассказывал, но я слушал только про заколку.
     - Серебряный грифон, - начал догадываться Уолли.
     - Королевский символ, - многозначительно кивнул Хонакура.
     - Ннанджи - король?
     Разум  Уолли с  трудом усваивал услышанное. Конечно,  Ннанджи  еще  так
молод. Трудно представить его лет этак через пять-десять.
     - Я уверен в этом, милорд. Я не знаю ни одного пророчества, касающегося
твоего похода. Я думаю, все случится после. Об этом я и говорил Ученице Тане
сегодня  - Ннанджи слишком хорош, чтобы стать свободным мечом. У Богини  для
него большие планы. Заколка - это послание Тане, а не тебе.
     Уолли понимал скрытый  смысл слов старика. Но Ннанджи в качестве короля
- об  этом еще стоило  подумать. Он мог бы  быть революционером, но никак не
правителем.  Как  пес, догоняющий  автомобиль, - неплохой  спорт, но  что он
будет  делать, когда догонит? Однако не  так сложно представить Тану  в роли
Леди Макбет.
     Уолли  сел рядом с Хонакурой на скамью. Туман сгустился настолько,  что
стало не видно воды за бортом, даже силуэт старика с трудом различался. Все,
что мог делать вахтенный  в этой  ситуации, это слушать. Двое сейчас затихли
наверху.  Даже легкое колыхание на  волнах вызывало шум, так  что лучше было
позволить предполагаемым бандитам подойти, пока их не станет видно.
     - Расскажи мне пророчество, - тихо попросил Уолли.
     -  Если  хочешь, милорд,  - хрипло  сказал старик.  - Но оно еще  проще
остальных; в нем нет даже рифмы:

     "Рыжеволосый брат Икондорины пришел к нему и сказал:  "Брат, ты чудесно
владеешь  мечом,  научи  меня  владеть  им  так  же,   и  я  смогу  основать
королевство". И тот ответил ему: "С удовольствием". Так Икондорина научил, а
его брат выучился. А потом Икондорина сказал: "Мне нечему тебя больше учить.
Иди и  ищи свое королевство"; и брат его поступил так. И правление его  было
самым блестящим и мудрым".

     В самом деле?
     -  Если бы я  сказал тебе об этом раньше, - прошептал Хонакура, - ты бы
узнал заколку, как только увидел...
     Сутры могут быть  короче или  длиннее,  полнее или проще, банальнее или
изощреннее. Они могут состоять  из  предисловия, притчи и послесловия или из
любой их  комбинации.  Но  эта  была слишком  сокращена. Неприятный червячок
сомнения снова завозился в нем.
     - Это все? - требовательно спросил он.
     - Это все, - подтвердил старик.
     - Ты можешь в этом поклясться? Минуту помолчав, Хонакура спросил:
     -  Какую  клятву  ты  бы  хотел   от  меня  услышать?  Волна  раскаяния
захлестнула Уолли.  Каждая гильдия имела свои  клятвы, кроме жреческой. Жрец
не имел права  лгать ни в каком  случае. Для жреца ложь была тем же, что для
пищи плесень.  Хонакура  был хитер  и изворотлив,  как змей, но он не  лгал.
Уолли виновато попросил прощения за то, что позволил усомниться в нем.
     Король  Ннанджи?  Очевидно,  старик  прав.   Это  было  предназначением
Ннанджи,  после сбора,  после победы  над колдунами. Ему нечего было  больше
делать с Уолли.
     Он обнаружил, что ему стало легче,  когда он узнал все.  Но тревоги  не
оставили   его!   Возможно,   потому,   что   он   их  временно   отодвинул,
сосредоточившись на заколке Ннанджи.
     Потом  Хонакура снова  начал  кашлять, и  Уолли прикусил  губу.  С  его
стороны  было глупо  и  недобро  держать старого человека на  этом проклятом
холоде.
     -  Пойдем,  мой  почтенный  друг, -  прошептал  он, когда приступ кашля
кончился, - я сведу тебя по ступеням. Эта погода не для тебя.
     Туман стал еще гуще.

        x x x

     Уолли присмотрел за спускавшимся в  каюту Хонакурой и  вернулся на свой
пост. Когда Холийи пришел его сменить, он  вспомнил о данном Джие обещании и
отправился к ней.
     Она не спала и ждала  его.  Они занялись любовью. И Джия, которая имела
большой опыт в подобных вещах, заверяла,  что это была самая долгая  и очень
страстная любовная ночь, приводившая  ее повелителя  бесчисленное количество
раз в приподнятое состояние, отмеченное сверхчеловеческим удовлетворением; в
конце концов он так устал, что неожиданно заснул.
     Через  одну