------
     Воины снова  вышли на оживленную зловонную улицу. Уолли в  задумчивости
остановился, прислонившись к стене. Ему нелегко было разговаривать с Ннанджи
на ходу.
     Решение все  еще  было  не  вполне удовлетворительным.  Если все братья
Киониджуи  сбегут, Тау останется  без защиты,  по крайней  мере на несколько
дней.
     - Мы идем в храм? - спросил Ннанджи.
     - Ты - да, как только я окажусь на корабле. Держи. - Уолли протянул ему
несколько  золотых.  Жрецы  были  единственными  посланниками,  относительно
которых можно было не беспокоиться, что они прикарманят деньги и  забудут об
их предназначении.
     Ннанджи поднял брови.
     - Передай  весть в ложу. Но также спроси, знают ли они имя кастеляна  -
сам я сейчас не могу этого сделать, не так ли?
     Возможно, старик ошибался; а может быть, и нет.
     Если Шонсу был  кастеляном ложи в  Касре,  тогда весть о позоре Уолли в
Аусе наверняка дошла туда  с помощью моряков. Когда  "Сапфир" стоял в Касре,
Уолли  пытался  уговорить  Ннанджи   посетить  местный  гарнизон.  Возможно,
опасности удалось  бы избежать.  А что делать  теперь - возвращаться в Каср,
или продолжать путешествие по кругу в Ов?
     -  Какая-то  загадка,  верно? - Уолли огляделся  по сторонам,  глядя на
здания в псевдо-тюдоровском  стиле и  торопливо огибавших его людей. - Может
быть,  от  меня требуется,  чтобы  я  остался  здесь?  Симпатичный маленький
городишко...
     - Ты шутишь!
     - Не совсем, - сказал Уолли.  - Когда  мы  завершим свою миссию, что ты
собираешься делать потом? Жениться на Тане и стать водяной крысой?
     - Тана - это здорово, но... я - водяная крыса? - Ннанджи пожал плечами.
- Стать Седьмым?
     - Со временем - конечно. Чем собираешься заниматься?
     - Буду свободным меченосцем - честным и верным своим клятвам. - Ннанджи
несколько озадачила внезапно возникшая философская дискуссия. - А ты?
     -  Я бы хотел  больше  узнать о  Мире. Но  в  конце концов, полагаю,  я
поселюсь в каком-нибудь спокойном маленьком  городке, вроде этого,  и  стану
старостой. - Уолли усмехнулся своей мысли. - И воспитаю семерых сыновей, как
старый Киониарру. И еще семь дочерей, если Джия этого захочет!
     Ннанджи недоверчиво уставился на него.
     - Старостой? Почему не королем?
     -  Слишком  много  нужно крови, чтобы этого добиться,  и  слишком много
работы после. Но мне нравится Тау.
     - Если ты этого хочешь, милорд брат, - почтительно сказал Ннанджи, - то
я  уверен,  что  Богиня  тебе  поможет.  -  Он  с отвращением наморщил  свой
вздернутый нос. - Я лично постараюсь найти что-нибудь получше.
     -----
     Уолли боялся, что  моряки могут забеспокоиться и поспешить с отплытием,
но  Брота обнаружила, что Тау -  источник  кожи.  Хотя "Сапфир"  был  тяжело
нагружен мрамором, его трюм был далеко не полон. Брота обожала торговлю... а
в  городах колдунов  не было кожевников. Таким  образом,  вернувшись,  воины
обнаружили, что на  корабле  пахнет  как  в  мастерской сапожника,  а тяжело
дышащие рабы носятся вверх  и вниз  по трапам, загружая  на корабль сапоги и
туфли, объемистый, но не тяжелый груз.
     Брота и Томияно  нахмурились, услышав новость о  том, что лорд Шонсу не
смог набрать воинов  себе в  помощь в Тау, но,  похоже,  их это  не удивило.
Ннанджи  отправился  в   храм,  а  Уолли  -   на   поиски  Хонакуры,   чтобы
посоветоваться.
     Вечера  стали короче, и  погода начала  портиться. Ближе к ночи подошел
грозовой  фронт, и "Сапфир"  раздраженно дергался на якоре  посреди реки, со
странно  низким  из-за  мрамора центром  тяжести. Лил  дождь,  стекая сквозь
шпигаты.  Холодная,  мокрая  темнота  вползла  в  рубку  еще  до  того,  как
закончился ужин.
     Уолли был еще  более озадачен,  чем раньше. Жрецы обещали Ннанджи,  что
передадут  весть  в ложу. Тамошним кастеляном до недавнего  времени был лорд
Шонсу - так они сказали - но, по  их мнению, теперь  там  был  кто-то новый,
чьего имени они  не знали. Кастеляны часто  приходили и уходили. Что  теперь
должен был делать Уолли? Возвращаться в  Каср, или  двигаться дальше  в  Ов?
Логично было возвращаться в Каср,  поскольку там он мог найти воинов, но ему
угрожала  серьезная   опасность   быть  обвиненным  в  трусости.  Похоже,  в
божественной загадке  подразумевался все  же  Ов, но смысла  в этом было  не
слишком много.
     Сидя на полу и обняв Джию, чтобы было теплее, он передал новость о том,
что в Касре есть ложа.
     Холийи нарушил двухдневное молчание, сказав:
     - Я слышал. Не знал, что это имеет значение.
     -  Значит, Каср,  -  твердо провозгласила Брота. -  Три дня пути до Ча,
затем обратно в Каср! - Похоже, следующий город всегда должен был  появиться
через три дня, но на практике путь каждый раз занимал больше времени.
     Глухой ропот из темноты  означал,  что  семья  с ней согласна. Меняющие
Курс уже не вызывали столь ожесточенного негодования, как вначале, но речной
народ  не  желал  участвовать  в  божественных  миссиях.  Они  считали,  что
выполнили свою  часть и им  должно быть позволено  вернуться к своим обычным
занятиям.
     - Что бы сказал жрец, если бы был среди нас, старик? - спросил Уолли.
     -  Откуда  мне знать?  -  запротестовал Хонакура,  издав  смешок.  -  Я
согласен,  что  сведения противоречивы, милорд. Ты  должен молиться  о  том,
чтобы тебя направляла Богиня.
     Возможно,  молитва  бы  и  помогла, но  Уолли решил  попробовать слегка
поднять общее настроение.
     - Ннанджи! Спой нам песню, про Чиоксина.
     -  Нет,  лучше про любовь! - запротестовала одна из женщин  -  кажется,
Мата.
     - Я не знаю песен про любовь, -  сказал Ннанджи. - Они были запрещены в
казарме.
     Потом он начал, и из темноты донесся его мягкий тенор:

     Я пою об оружии, и о том, кто сделал
     Величайшие мечи, созданные людьми,
     О том, как была заплачена цена жизни,
     И Чиоксин купил себе семь лет.

     Несколько минут спустя мелодию  подхватила мандолина Олигарро. Это была
заурядная баллада, и какого бы менестреля голос Ннанджи ни копировал, он был
не  слишком мелодичен,  но он был  новым для публики, и вскоре они,  похоже,
поняли, почему  была выбрана именно она. Битвы  и герои,  чудовища и злодеи,
кровь и  честь  плыли  сквозь сгущающуюся тьму в ночь:  шесть  мечей,  шесть
геральдических  животных,  держащих  шесть   драгоценных  камней,  множество
легендарных воинов... и затем тишина.
     - Продолжай! - страстно воскликнул Матарро.
     - Забыл слова? - саркастически спросил Томияно.
     -  Я  знаю  только  еще один  куплет, - сказал  Ннанджи, и процитировал
строки, которые пел когда-то своему лорду, когда тот сидел в ванне:

     Грифон сидит на рукоятке
     Среди белого серебра и голубого сапфира,
     С рубиновым глазом и позолоченными когтями,
     И стальной клинок с оттенком звездного света -
     Сделал он наконец седьмой меч,
     И все остальные тот меч превзошел.

     Снова наступила тишина.
     - Это ведь не все? - запротестовала Дива.
     -  Нет,  - сказал  Ннанджи. - Есть еще  что-то, но я  никогда  этого не
слышал.  Чиоксин умер.  Седьмой  меч он отдал Богине.  Никто  не видел его в
течение семи сотен лет.
     В рубке было теперь темно, как в  шахте, Бог Сна был заслонен облаками,
а ставни были большей частью закрыты от ветра.
     - И Она дала его Шонсу? - затаив дыхание, спросил Матарро.
     - Да.  Он здесь, в  этой рубке. Сага  еще не окончена. Ее самая главная
часть еще только должна наступить. И вы в ней участвуете!
     - О-о! - произнесли несколько юношеских голосов,  но послышался и ропот
взрослых.
     -  Я  не  хочу в этом участвовать! -  Это был  Томияно. - И я не желаю,
чтобы на моем корабле находился этот проклятый меч!
     - Том'о! - прозвучал осуждающий голос Броты, но послышалось и несколько
одобрительных возгласов.
     - И воины! Кому они нужны?
     Последовавшее за этим неловкое молчание внезапно  нарушил стук упавшего
поперек двери засова. Снаружи послышался звук бегущих по ступеням ног.
     Захваченный песней, капитан Томияно забыл выставить вечернюю стражу. На
борт "Сапфира" ступили непрошеные гости.

        7

     В рубке послышались крики, началась паника. Уолли,  сидевший  прямо под
окном, встал и распахнул  ставни. Высунувшись наружу, он взглянул  на черный
фальшборт на фоне почти черного неба. Он мог бы дотянуться до его края, если
бы  встал на  цыпочки. Затем над  бортом  нависла еще  более темная тень,  и
сверкнуло лезвие. Позади него была Река...  он  поспешно  схватился за  края
рамы и резко откинулся назад, повиснув над водой; сталь просвистела как  раз
там, где мгновение назад находилась его голова.
     Он скользнул обратно в рубку. Нужно было продумать план номер два...
     - Я здесь, - послышался рядом тихий голос Ннанджи.
     Шум начал стихать.
     -  Мужчины в середину, все  остальные спиной к стенам, -  сказал Уолли.
Снова наступила тишина, если не считать сопения одного из подростков.
     Все ставни были теперь открыты, и в рубку просочился слабый серый свет.
Даже  на палубе  было темно,  так как  Бог Сна был  закрыт облаками.  Дождь,
похоже, прекратился, но на палубе над ними слышались шаги.
     - Томияно? Холийи? - тихо спросил Уолли.
     - Я здесь.
     - Я здесь.
     - Я сейчас подниму  Ннанджи. Вы двое держите меня за  ремни  на  спине,
иначе мы можем  вывалиться за борт. Ладно? Потом я последую  за  ним, но все
остальные  останутся здесь. Пусть делом займутся  профессионалы.  Ннанджи, я
отпущу твою правую лодыжку,  когда ты будешь наверху. И лучше держи свой нож
наготове. Сюда. - Он направился к окну на корме.
     Паника прекратилась. Моряки были крепкими людьми.
     Ннанджи повернулся  спиной к  окну. Глаза его, казалось, светились сами
по себе, но,  вероятно, это был лишь свет из другого конца  помещения. Уолли
прижался к нему, поставил ногу Холийи позади своей с одной  стороны, Томияно
- с другой, и почувствовал, как они схватили его  за ремни. Затем он присел,
не обращая внимания на протесты его  еще не до  конца зажившей  раны. Моряки
приняли его вес на себя, не давая ему опрокинуться назад. Он схватил Ннанджи
за лодыжки.
     - Готов? - спросил он приглушенным из-за килта Ннанджи голосом.
     Он услышал смешок Ннанджи.
     - Готов! - Он откинулся назад.
     Уолли толкнул его вверх и распрямил колени. Уфф!
     Ннанджи взлетел ввысь, покачнувшись,  когда Уолли поднялся и наклонился
вперед. Двое моряков заворчали, удерживая внезапно  натянувшиеся ремни и  не
давая его ногам соскользнуть  назад.  Одним длинным движением Уолли поднялся
из сидячего положения в полный рост, подняв  руки и вытолкнув  наверх своего
подопечного  - впечатляющая  демонстрация силы, но времени  любоваться ею не
было.
     Для  ожидавших наверху  пиратов,  воин,  вероятно,  материализовался из
ничего,  внезапно  возникнув над бортом.  Блеснули  глаза  и зубы,  а  затем
Ннанджи метнул нож в ближайшего противника  и выхватил меч. Еще один прыгнул
вперед, но  Ннанджи  парировал  его удар. Он  отскочил  к борту, и  тут  меч
Ннанджи  настиг его.  Он  закричал,  едва не зацепив мечом Уолли, и с глухим
всплеском ударился  о  воду.  Ннанджи  рискованно  покачнулся,  когда  Уолли
отпустил  его  лодыжку,  снова  парировал  удар,  поставил  правую  ногу  на
фальшборт, удержал  равновесие, блокировал  очередной выпад, освободил левую
ногу, опять парировал - и затем спрыгнул на палубу.
     К этому моменту схватка была  уже явно  проиграна пиратами. Ннанджи мог
удержать их,  пока Уолли, оттолкнув поддерживавших его моряков, выбирался из
окна. Затем он тоже оказался на палубе, и враги оказались в западне.
     Это  был одноцветный кошмар,  черное  на  почти черном, освещенное лишь
слабым сиянием Бога Сна  из-за  серебристых облаков,  отражавшемся  от воды.
Бойня,  кровь  и  смерть,  ничего  общего  с  делом  чести,  провозглашенным
герольдами,  поставленным  в  рамки  соглашения,  что   равный  сражается  с
равным... Уолли использовал боевой клич, чтобы дать знать своему компаньону,
где  он: "Семь! Семь!", словно  трубный  звук  на фоне нарастающего шума. Он
услышал смех Ннанджи, затем его голос: "Четыре! Четыре!"
     Уолли парировал удар, сделал выпад, и  кто-то закричал. Еще одна темная
фигура   нависла  над  ним,  блестя  глазами  и  клинком,  и  он  ударил   и
почувствовал, как его  меч рассекает плоть и ударяется о кость, услышал  еще
один вопль. Тело ударилось о  палубу. "Семь!" "Четыре!"  Он едва мог  видеть
своих противников, но их положение  становилось  все хуже.  Его  необычайная
ловкость,  его знание палубы, его  уверенность в том, что все они - враги, а
не друзья, даже  его рост и сила - все это делало его непобедимым. Шонсу был
лучшим  в  Мире,  а  Ннанджи на  этой палубе был  почти  Шестым. Это был  не
поединок, а  лишь хладнокровное убийство. Пираты превосходили воинов числом,
но те превосходили их умением.
     - Четыре!
     - Семь!
     Послышался чей-то  голос: "Три!", но его  заглушил  булькающий  звук  и
новый  смех  Ннанджи.  Потом  пираты  отступили,  и  на  какое-то  мгновение
наступила пауза -  группа  вооруженных людей стояла лицом  к лицу с  двоими,
стоявшими над  четырьмя  или  пятью лежащими  на  палубе телами; один из них
кричал  высоким голосом, словно  мальчик или  женщина. Лучше  было не видеть
этой  резни,  сражаться лишь на  основании звуков  и  ощущений, не зная, что
именно происходит с живыми людьми - мужчинами или женщинами.
     - Ну, давайте! - презрительно усмехнулся  Ннанджи, и  они пошли на них,
все вместе, по крайней мере шестеро, и это казалось разумной идеей. На самом
деле  это была  глупость, так  как они спотыкались о лежавшие тела и толкали
друг  друга,  в  то  время как  воины  стояли спиной к борту.  Выпад.  Удар.
Ругательство. Вопль.
     - Семь!
     - Четыре!
     Потом  они повернулись  и побежали,  а воины - за  ними, словно львы за
христианами.  Чья-то рука схватила  Уолли за  лодыжку. Он споткнулся, ударил
мечом, и его отпустили. Он  проложил себе путь вниз по ступеням, и в тусклом
свете стали видны карабкающиеся через борт впереди люди.
     - Хватит! - сказал он, тяжело дыша. - Пусть уходят.
     Дыхание ветра на его вспотевшей коже казалось холодным, словно смерть.
     Ннанджи тоже остановился, вытирая рукой лицо.
     -  Забавно, - сказал он.  -  Проблема нашей  профессии, брат, состоит в
том,  что слишком много приходится упражняться и слишком  мало - действовать
по-настоящему.
     Затем  хлопнула  дверь на полубаке. Пираты  освободили палубу, но внизу
были  другие.  Уолли  двинулся  вперед,  бдительно  следя,  не  прячется  ли
кто-нибудь за шлюпками. Он взглянул за борт и увидел группу лодок.
     -  Подождите  своих  раненых!  -  крикнул  он, и получил в  ответ  град
оскорблений.
     - Я воин-Седьмой. Клянусь своим мечом, что никакого обмана не будет. Мы
вернем ваших раненых. Сколько вас внизу?
     В мешанине беспорядочных  ответов трудно  было что-либо расслышать.  Он
подошел к двери и ударил по ней ногой.
     - Вы меня слышите?
     Ответа не  последовало. Он схватился за  дверь и изо всех сил  потянул,
отскочив  затем назад и в сторону.  Перед ним была абсолютная чернота, и ему
не требовался опыт  Шонсу, чтобы понять, что его видно на фоне неба и что он
вполне может получить нож под ребро.
     Он повторил свою клятву - никакого обмана, и они смогут спокойно  уйти,
если  выйдут оттуда.  Тишина, лишь приглушенный  ропот  из рубки, отдаленный
стон раненых и плеск воды о борт.
     - Мы уморим вас голодом, - крикнул он.
     Никакого ответа.
     - Я сказал, что вы можете уйти. Но только если выйдете сейчас.
     Снова тишина.
     -  Я  воин!  - крикнул Уолли, слыша  отчаяние в  собственном  голосе  и
надеясь, что  его  слышат и  пираты.  -  Моряки будут  здесь  через  минуту.
Поспешите!
     - С мечами? - спросил голос изнутри.
     - Да. Я клянусь.
     Ннанджи сердито зарычал.
     - Следи за лодками! - рявкнул Уолли.
     - Я  иду! -  послышался  женский голос.  В  дверях  появилась фигура  и
побежала к лодкам.
     Ннанджи схватил ее за руку.
     - Сколько вас там еще?
     - Еще четверо, - ответила она.
     Затем последовало некоторое  замешательство, так как на палубу высыпала
команда. Кто-то  выбрался  из  окна и снял засов с двери. Уолли  развернулся
кругом - теперь ему  приходилось угрожать друзьям,  чтобы  защитить  врагов.
Томияно набросился  бы на них с кинжалом,  если бы Ннанджи его не остановил.
Он  весь кипел от ярости, продолжая  кричать, что они пираты и потому должны
умереть.
     Наконец Уолли схватил его за руку, злясь, что приходится отвлекаться от
полубака и пленников, которые еще могли быть опасны.
     -  Они моряки, - прорычал Уолли.  - Половина из  них  - женщины. Там, в
лодках, есть дети! Где твой дед взял этот корабль?
     Это  было  лишь  предположение,  но  оно  заставило Томияно  замолчать.
Последний из пиратов скользнул через борт к лодкам. Плеск за кормой известил
Уолли  о  том, что  команда занялась уборкой. Он  повернулся и побежал туда,
надеясь, что тело было уже мертвым, и ему пришлось снова прибегнуть к помощи
меча,  чтобы  защитить троих  оставшихся в  живых  раненых от своих  друзей,
которые больше всего ненавидели пиратов.
     Раненых перевязали и  помогли  им  спуститься в последнюю  лодку. Уолли
устало облокотился на борт,  чувствуя,  как по его руке и груди течет кровь,
чувствуя внезапную протестующую боль в ноге, ненавидя этот варварский  Мир и
глядя, как тоскливая кавалькада лодок уплывает прочь. Это  была бесконечная,
дикая игра, со своими собственными правилами. Если бы атака пиратов удалась,
к утру "Сапфир" был бы все тем же торговым кораблем, но с другими хозяевами.
Брота и ее семья  пошли бы на корм рыбам, если только им не была бы дарована
пощада - в этом случае  они сейчас сами были бы в  лодках, с мечами или без,
бездомные изгнанники и потенциальные пираты,
     Он  вздрогнул, ощутив  порыв ветра  на  разгоряченном лице. Становилось
светлее, по мере того как Бог Сна появлялся из-за облаков.
     - Кажется,  я прикончил четверых и  одного ранил, - сказал  Ннанджи.  -
Значит, за тобой трое убитых и двое раненых, так?
     - Я не считал.
     Затем  из  темноты вылетела  Тана  и  обхватила  руками Ннанджи.  Уолли
внезапно оказался в объятиях плачущей Броты. Его хлопали по спине,  радостно
пожимали руку.  В  какое-то  мгновение он с  удивлением  обнаружил,  что его
обнимает Томияно,  в  котором  не  осталось  и  следа  от прежней грубости и
который извинялся  за все, что можно и  нельзя было  себе вообразить.  Воины
стали героями.
     Он   потихоньку  ускользнул  по  ступеням  на  бак,  и,  содрогнувшись,
облокотился о кабестан. Там и нашла его Джия.
     Она обняла его.
     - Что-то не в порядке? Ты ранен?
     Его все сильнее била дрожь.
     - Нет. - Это была обычная речная стычка, а ему предстояло освободить от
колдунов семь городов. Сколько еще будет крови? Сколько смертей?
     -  Ты исполнил свой долг, дорогой,  - прошептала она, ощущая охвативший
его ужас. - Именно этого хотели боги.
     - Вряд ли это должно было мне понравиться.
     В сражении на священном острове  он позволил кровожадным чувствам Шонсу
овладеть  им.  Возможно,  он  мог  призвать  их  на  помощь  и  сейчас,   но
преднамеренно не  стал  их  у себя вызывать.  На  этот раз  поступками Шонсу
руководил Уолли; и как же он это ненавидел!
     - Да, вряд ли, - сказала она. - Но  это было необходимо. Здесь все твои
друзья - друзья  Уолли, -  Она очень редко  его так называла, за исключением
самых интимных моментов. Он крепко обнял ее и зарылся лицом в ее волосы.
     Да, теперь они стали друзьями  -  на главной палубе шли приготовления к
празднеству. Кто-то только что опрокинул бутылку вина над головой Ннанджи.
     Ему на спину начали падать дождевые  капли, от чего он стал дрожать еще
сильнее. Его звали