В воздухе воняло лошадьми. Тьфу!
     Большой,  высокий  полутемный зал  достигал в высоту  первых  окон,  и,
вероятно, занимал половину ширины башни. Взглянув вверх, он увидел массивные
балки, поддерживавшие потолок. Зал был загроможден, но  мешок скрывал из его
поля зрения  все, что находилось  справа, а  слева  была лишь стена  мешков,
некоторые из которых были открыты, и в них были какие-то травы.
     Воин, который  шпионит внутри башни  колдунов... что они с ним сделают,
если поймают за этим занятием?
     Раб, шедший впереди, шагнул внутрь чего-то  напоминавшего большой шкаф,
бросил свой мешок в общую груду и вышел. Катанджи с облегчением сделал то же
самое.  У  входа  стояли  двое колдунов,  наблюдая за  ними  -  Четвертый  в
оранжевом и Второй, желтая мантия которого ярко выделялась во мраке.
     Помня о  том, чтобы  держать голову опущенной, Катанджи вышел из шкафа,
продолжая  следовать за тем же рабом. Он потер  спину... дьявольски  тяжелые
эти мешки! Внезапно, когда он  проходил мимо колдунов, один  из них протянул
руку и похлопал его по плечу.

        3

     "Сапфир" все еще скользил к гавани в  Сене;  Хонакура сидел  на дубовом
сундуке,  словно взъерошенный  черный  филин, Ннанджи беспокойно ходил возле
окон, а Уолли метал в мишень ножи. Затем в рубку ворвалась Брота, закутанная
в объемистый кожаный  плащ, казавшаяся еще  более  огромной,  нежели обычно,
словно рассерженная грозовая туча. Вокруг нее  сразу же образовалась лужа из
воды, стекавшей с плаща и капавшей с ее косички. Вода  блестела на ее пухлом
смуглом лице и белых бровях.
     - Не  нравится  мне это  место, -  прогремела она. - Что, по-твоему, ты
намереваешься здесь узнать, милорд?
     - Не знаю, госпожа.
     - Торговцы будут искать укрытия. Они захотят прийти сюда!
     Уолли об этом  не подумал. Другого подходящего места, откуда можно было
бы хоть что-то увидеть, на корабле не было. Иллюминаторы внизу были на одном
уровне с пристанью, или даже ниже.
     - А если повесить занавеску? Да - я ведь видел, как здесь вешали белье,
верно?
     Брота  закатила  глаза при мысли о  том,  что воины будут  прятаться за
мокрым бельем, но повернулась и отправилась организовывать все необходимое.
     - Где наш талисман? - спросил  Уолли.  - Пожалуй, стоит  не  спускать с
него глаз.
     Ннанджи кивнул. Он уже поворачивался к двери, когда Хонакура сказал:
     - Лорд Шонсу! Что, по-твоему,  было самым необычным из того, что сделал
колдун, который поднялся к нам на борт в Вэле? А ты, адепт? Что ты думаешь?
     - То, как он убил человека одним щелчком пальцев, - предположил Уолли.
     - То, что другим щелчком он не убил меня! -  усмехнулся Ннанджи, словно
в этом было что-то забавное.
     Старый жрец пожал сгорбленными плечами.
     - Мы знали, что они способны на нечто подобное. А ты  даже не попытался
вытащить меч, адепт. В отличие от покойного воина  Кандору... Нет. Не в этом
дело. - Казалось, он был чем-то озадачен.
     - Так расскажи нам.
     - Дело  в  заклинании, приносящем удачу, которое  он обещал наложить на
наш груз!
     Какие еще яркие мысли возникали под этой сияющей лысиной?
     - Он наверняка знал про пожар, - сказал Уолли.
     -  Именно!  Это как та  птица, которую они  наколдовали  в котелке  для
капитана, верно?
     - В самом деле?
     Хонакура нахмурился, видя бестолковость воинов.
     - Если  ты  захватишь  опасного  пленника,  лорд Шонсу,  станешь  ли ты
демонстрировать свое воинское искусство? Станешь ли ты подбрасывать в воздух
яблоки и разрубать их мечом?
     - Хочешь сказать, они просто пускали пыль в глаза?
     - Словно маленькие дети! Зачем?
     Это была любопытная мысль, возможно,  весьма существенная. Хонакура как
никто другой разбирался в людях.
     - Катанджи говорит, что колдун весь был покрыт буграми. Это  интересует
меня значительно больше, - сказал Уолли.
     - Буграми? Бородавками?
     - Нет. Их мантии сделали из очень тяжелого, плотного материала, но в ту
ночь был  очень  сильный ветер, и Катанджи  говорит, что либо он был обвязан
какими-то  пакетами, либо у него  было  очень много  туго  набитых карманов.
Сообразительный, шельмец. Кстати, Ннанджи...
     Хонакура искоса посмотрел на него.
     - Его сообразительность заключается не только в этом.
     - Что ты имеешь в виду? Ему ведь было приказано...
     Старик предостерегающе приложил палец к губам - появились Брота  и Мата
с тюками белья. Они быстро натянули веревку через всю комнату и развесили на
ней мокрые простыни. Ннанджи  сдвинул сундуки  к  одной стене, так что воины
могли  сидеть там  незамеченными  и вместе  с тем видеть  и слышать все, что
происходит.  Брота заверила их, что они будут находиться на стороне, которая
ближе  к берегу, и смогут также наблюдать  за пристанью. Идея с бельем  была
остроумной, но не слишком правдоподобной, поскольку в  этот дождливый день в
Сене  ничто не могло высохнуть.  Интересно,  подумал Уолли, могут ли колдуны
видеть сквозь ткань - но  в  этом  случае они могли бы столь же легко видеть
сквозь дерево.
     Палуба  начала  заполняться  мокрыми  людьми,  включая  детей,  которые
хихикали над  новыми  для них капюшонами. Их игра  могла  с  успехом отвлечь
внимание, если бы у кого-то возникли  подозрения, поскольку ничто не кажется
более невинным, чем детский смех.
     Когда "Сапфир"  причалил к  пристани, Уолли вспомнил о Катанджи. Теперь
было слишком поздно посылать  за ним Ннанджи. Хонакура, который только что с
беззаботным  видом удалился прочь, преднамеренно  отвлек  внимание  Уолли от
мальчишки, и уже не в первый раз. Катанджи  явно что-то замышлял, и Хонакура
прикрывал его. Так или  иначе, новичку было приказано не сходить на берег  в
портах,  принадлежавших  колдунам,  так  что вряд  ли  ему  что-либо всерьез
угрожало. Уолли перестал думать о Катанджи.
     -----
     Томияно  заявил,  что  если колдуны в  Вэле в  состоянии  были  вынести
присутствие Ннанджи на корабле, то вряд ли их очень расстроит след от ожога,
и остался на виду, вооружившись  кинжалом. Джия  развлекала детишек, так что
моряки могли спокойно заниматься своими делами.
     Таможенником оказалась старуха,  сгорбленная артритом и хромая, угрюмая
и  вежливая. Она не обратила внимания на шрам капитана, быстро пробормотала,
что воинам не  позволено сходить на берег, получила два золотых и заковыляла
прочь. Уолли  заключил,  что она,  вероятно, настоящая, и что она, вероятно,
боится своих хозяев.
     Итак, попытки колдунов ликвидировать коррупцию среди  своих  чиновников
оказались  успешными. В  портах на правом  берегу воины  либо не  были  не в
состоянии,  либо не  пытались  с  ней бороться, так что  взяточничество  там
традиционно процветало. Единственным,  что воины считали преступлением, были
всевозможные  проявления насилия. Уолли  не мог себе представить, чтобы воин
типа Ннанджи пытался разобраться в запутанной истории, связанной с хищениями
или мошенничеством.  Колдуны  хотели  поощрить торговлю. Воинов  же  это  не
интересовало. Уолли, будучи  весьма  нетипичным воином, скорее  готов  был с
этим согласиться. Он  нашел подобный взгляд довольно занимательным, вспомнив
слова полубога: "Ты думаешь не как Шонсу, и это меня радует".
     Над одним  из  трапов был сооружен  навес, под  которым расположилась в
своем кресле Брота, а  на краю причала  перед ней  были разложены образцы ее
товара. Старая  Лина спустилась  по  другому  трапу,  чтобы посмотреть,  чем
торгуют лоточники. Дождь лил как из ведра.
     Уолли начал ощущать усталость и раздражение. Проклятые метки! Как можно
было  вести войну в  таких условиях? Если враг  мог стать  невидимым, или по
своему  желанию  менять  принадлежность  к  гильдии,  то  он  мог и свободно
проникать  в  города  воинов. Это  нечестно!  Он еле  сдерживался,  чтобы не
крикнуть детям, чтобы те успокоились.
     Однако  довольно  скоро Брота привела двух  торговцев и сторговалась  с
ними от  ста пятидесяти  до двухсот  сорока пяти, в то время как  к их торгу
изумленно прислушивались из-за занавесок. Ударили по рукам, и торговцы ушли,
чтобы следить за разгрузкой корзин и кожаных изделий.
     Потом  пришел Холийи. Он был  самым молодым среди взрослых моряков, еще
более  худым,  чем Ннанджи, и удивительно немногословным - он был достаточно
дружелюбен, но, похоже, мог в течение многих дней не произнести ни слова.
     - Ки Сан, Дри, Каср, Тау, Во, Шан, и Ги, - сказал он Уолли. - Аус, Вэл,
Сен, Ча, Гор, Амб... и Ов! - Он улыбнулся, повернулся и ушел прочь. Для него
это была  серьезная речь  - и отличная  демонстрация  тренированной  памяти,
вполне естественной для лишенного письменности общества.
     Значит,  Томияно  приказал ему  выяснить  насчет  географии, и  он  это
сделал.  Хонакура был прав  - семь городов на каждом берегу. Семь  свободных
городов,  расположенных  по  внешней  стороне  излучины   Реки,  и  семь  по
внутренней,  захваченных колдунами?  Предположим,  что  так - основываясь на
предрассудке, который  в Мире, похоже, приравнивался к доказательству. Уолли
в миллионный раз  пожалел,  что не может писать. Конечно, он мог  изобразить
эскиз карты - скажем, углем - но он не  мог нанести на нее  названия. Он уже
пытался, но ничего  не получилось. Он попросил  Ннанджи  повторить  для него
перечень городов, пока мысленно представлял, как должна течь река: на север,
через Черные Земли, мимо Ова, описывая большой круг против часовой стрелки -
вокруг  Вула?  -  и  снова  на  юг,  опять  через  Черные  Земли и  к  Аусу.
Единственным  разрывом  в круге,  который описывала  Река, должна  была быть
полоска суши между Аусом и Овом, которую они уже пересекли.
     Уолли  все  еще размышлял  над  воображаемой картой,  когда  на сходнях
появилась  странная процессия. Рабы только что начали выгружать товар, а уже
предстояла  новая  сделка.  Если  повезет, "Сапфир" мог  вскоре покинуть это
унылое место.
     Впереди шел  Четвертый средних лет, а  за ним следовали  двое помоложе,
которые  были  одеты в коричневые мантии, и  потому,  вероятнее  всего, были
жрецами, поскольку представители других гильдий в их возрасте ограничивались
набедренными повязками. Все трое  держали  кожаные зонтики.  Замыкал шествие
молодой Третий - рослый, с важным видом и  насквозь  мокрый, с  прилипшими к
лицу волосами.  Сказав  несколько слов Броте, все они направились в рубку, а
следом за ними шли сама Брота и Томияно.
     Слушая и наблюдая  из-за  занавески,  Уолли понял, что  рослый  молодой
человек  был каменщиком. Его  отец  послал его  вниз  по реке из  Ча  купить
мрамор,  и  теперь  ему  нужно  было  отправить  груз  домой. Если  "Сапфир"
направляется вверх по реке, не могут ли они доставить его приобретение?
     Уолли  обнаружил  интересную  проблему  в  этом  неграмотном  мире.  Не
существовало никаких квитанций, банков, доверенностей, и даже надежной связи
между городами.  Вопросы непосредственной купли-продажи решались просто, но,
очевидно, торговцам  иногда приходилось давать поручение на доставку  груза.
Он не  мог  придумать никакого  действенного  способа.  Конечно, Брота могла
купить  мрамор, а затем  вновь продать его, но в этом случае она должна была
бы поверить молодому человеку на слово,  что  его  отец пожелает его купить,
или же довериться собственному мнению, что она сможет продать его  с хорошей
прибылью. Но ничто также не мешало ей продать товар его конкурентам. Если бы
он просто доверил ей свой груз, она и ее корабль могли бы исчезнуть вместе с
ним навсегда. Если бы  он отправился вместе с грузом,  могло бы произойти то
же самое, а он пошел бы на корм пираньям.  Любой вариант, похоже, приводил к
необходимости  кому-то   довериться,  даже   без  сложностей,  связанных   с
непостоянством Богини и переменной географией Мира.
     Уолли  сидел  за  занавеской,  слушая  их разговор,  и  в конце  концов
выяснил, что  способ все-таки есть. Фургон  с мрамором стоял  рядом, и Брота
купила камень за сто шестьдесят золотых - ворча, что он не стоит и половины.
Торговец, местный богач, который должен был получить комиссионные, поклялся,
что купит у нее тот же товар через десять дней за двести, если она  доставит
его  обратно. Томияно, как официальный капитан, поклялся, что доставит его в
Ча, Брота - что продаст его каменщику не более чем за две сотни.
     Очень  изобретательно,  заключил  Уолли;  они  распределили  риск между
собой.  Молодому  человеку доставка мрамора  обойдется,  вероятно,  в  сорок
золотых, или  даже меньше, если  его  отец  уговорит Броту сбавить цену. Она
была уверена,  что получит свои сорок золотых, если ей придется вернуться, а
мрамор был куплен по завышенной цене, так что у нее не будет искушения с ним
скрыться. Уолли  это понравилось,  как и клятвенные  церемонии.  Свидетелями
были жрецы.  Каменщик поклялся своим резцом, Брота - своим мечом, Томияно  -
своим кораблем, а торговец - золотом.
     Уолли подумал  о том, насколько все было бы проще, если  бы в Мире была
изобретена  письменность. Интересно,  почему этого не произошло? Было ли это
божественным вмешательством?
     Объемистые  корзины были вскоре убраны, и на "Сапфир" начали  загружать
мрамор. Теперь  Уолли понял, почему обычное путешествие на семь-восемь  дней
могло  потребовать столь высокой оплаты. Мрамор был  опасным грузом. Впервые
он увидел в действии погрузочную стрелу, и все, казалось, затаивали дыхание,
когда на борту оказывался очередной громадный каменный блок. Если бы один из
них сорвался, он пробил бы корпус насквозь,  и беспомощный воин остался бы в
городе  колдунов  без возможности  его покинуть.  Поняв это, он  начал  тихо
ругаться: будь проклята Брота, заключающая подобные сделки в подобном месте!
     Однако  веревки выдержали, и  ни один из  каменных блоков  не сорвался.
Восемь раз стрела аккуратно опускала свой груз, и "Сапфир" все глубже оседал
в  воде.  Затем фургон и свидетели отбыли.  Хонакура,  который, как  обычно,
разнюхивал все вокруг, весь мокрый, поднялся по трапу. Члены команды, бывшие
на берегу, вернулись и приготовились к отходу.
     Визит казался почти бессмысленным с точки зрения Уолли, хотя, вероятно,
Хонакура выяснил кое-что о том, когда и как Сен был захвачен колдунами.
     -  Мне  совсем  не  жаль  покидать  этот  город, - заметил Уолли.  - Он
производит гнетущее впечатление.
     Ннанджи согласно кивнул.
     - И обед запаздывает.
     Первый из двух трапов с грохотом поднялся.

        4

     Ощутив прикосновение  колдуна, Катанджи подскочил,  словно кролик,  и у
него невольно вырвался слабый писк ужаса. Изо всех пор его кожи начал обычно
сочиться пот. Он повернулся, все еще тупо глядя в пол, в любой момент ожидая
увидеть,  как все  его  внутренности  вываливаются  из-под  его  набедренной
повязки.
     Он попытался сказать: "Адепт?", но  издал лишь квакающий  звук. Сам его
страх выдавал его с головой.
     - Не слишком-то много мяса на его костях, - заметил Второй.
     Они что, хотят его зажарить?
     - Мне не нужно мясо, - глухо прорычал Четвертый. - Выносливость  -  вот
что нам требуется.
     Они собирались его пытать? О, Богиня!
     Никто из колдунов не обращался к Катанджи, и он продолжал  стоять, весь
дрожа. Другие рабы  проходили  с мешками мимо  и  выходили из шкафа без них.
Затем Четвертый тронул за плечо еще одного: "Ты!" Тот был не  намного старше
Катанджи, выше  его  ростом, но такой же жилистый, и издал такой же дрожащий
вопль,  даже громче.  Катанджи видел, как трясутся  его колени. Значит,  все
рабы боялись колдунов, и его собственный страх не мог  его выдать. Но  когда
они посмотрят на лица...
     - И ты! - сказал Четвертый, выбрав еще одного. - Идем со мной.
     Оставив  Второго  следить за разгрузкой, Четвертый  повернулся кругом и
пошел впереди,  между большой железной раскаленной плитой, на которой кипели
два больших котла - запах был просто невыносим - и штабелем дров, за которым
находилась груда мешков. Один из них  был открыт, и оттуда сыпался уголь. За
мешками  располагался  длинный  стол,  уставленный  большими  и   маленькими
горшками и  гигантскими бутылками  из  зеленого стекла,  а еще  там были три
больших медных котла со змеевиками наверху, подобные тем,  что видел в  Аусе
Шонсу, помятые и почерневшие от долгого употребления. А за плитой находилась
печь, вроде  кузнечной,  только  больше,  и почти обнаженный  юноша  яростно
работал мехами, блестя от пота. Он взглянул на проходившего мимо Катанджи, и
тот увидел  единственное перо у него на  лбу. Очевидно, быть колдуном-Первым
было не  столь  весело, как воином-Первым, и он выглядел по крайней мере  не
моложе Нанджа.
     Затем они подошли  к лестнице.  Посреди стоял большой  деревянный чан с
водой,   а   по  стенам  спиралью   уходили  вверх  ступени.  Ступени   были
металлическими, большей частью бронзовыми.
     Когда Катанджи  подошел к чану и уже собирался поставить ногу на первую
ступень,  следом за шедшим  в трех  или четырех шагах впереди колдуном,  чан
внезапно  зашипел  и  выплюнул  струю  пара.  Катанджи  подскочил,  в  ужасе
взвизгнул и чуть не утратил контроль за своим мочевым пузырем.
     Колдун рассмеялся. Он протянул  руку и пробормотал короткое  заклинание
из незнакомых Катанджи слов.
     - Теперь тебе ничего не угрожает, - сказал он. - Идем!
     Дрожа, Катанджи начал подниматься  по  лестнице, а двое  других рабов -
следом за  ним. Потом чан снова зашипел,  и рабы  тихо застонали,  так  что,
видимо,  они были столь же напуганы, как и он сам. И у них  не было воинских
меток на лбу.
     Лестница совершила два оборота, прежде чем они добрались до  следующего
уровня, и чан за  это время прошипел  внизу пять раз.  Снова лестница... они
поднялись на три этажа и тяжело дышали. Колдун  прошел по длинному коридору,
мимо двух закрытых дверей, а затем свернул  в большое  помещение. Катанджи с
тревогой взглянул  на дыру в полу, со  свисавшими в нее веревками, и большую
деревянную  штуковину, напоминавшую длинный барабан на подставке,  опутанный
веревками и колесами. Одна  стена  была  каменной, и в ней было окно - сутры
гласили,  что  размер окна имеет значение  - а две  стены были  деревянными,
четвертая  же была почти скрыта грудами мешков. Там ждали  четверо колдунов,
двое Первых и двое Вторых. Катанджи с нарастающим ужасом смотрел на барабан.
Пытки?
     Четвертый показал на барабан.
     - Быстрее! Пошел! - сказал он.
     Катанджи не понял,  но остальные двое рабов схватились  за  перекладину
наверху и вскарабкались на барабан, вокруг  которого были приделаны лопасти.
Он последовал их примеру, и  барабан начал медленно поворачиваться с громким
скрипом  и  грохотом веревок  и колес.  Какие-то  большие  штуковины  начали
опускаться в дыру.
     - Проклятье!  - пробормотал Четвертый. Он  выхватил откуда-то  хлыст  и
громко щелкнул им в воздухе. - Работайте, или я шкуру с вас спущу!
     Рабы крепче ухватились  за  перекладину  и сильнее  заработали  ногами.
Барабан  начал вращаться быстрее,  издавая  более  громкие  звуки,  скрип  и
грохот. Катанджи был посередине, глядя на свои худые руки между двумя парами
крепких рук, а дальше была большая дыра  в полу и движущиеся веревки. Вскоре
он уже бежал, стараясь поспевать за другими и думая о  том, не собираются ли
его загнать  до смерти. Когда он увидел, что веревки поднимаются наверх,  он
понял, что это не колдовство - веревки наматывались  на  барабан. Он  и двое
других рабов, вероятно, должны были  собственными ногами  поднять наверх тот
самый шкаф. Это была дьявольски тяжелая работа.
     Снова  щелкнул  хлыст, и он вспомнил, что у  него  нет шрамов на спине.
Обратят ли на это внимание колдуны? Почти у всех настоящих рабов были шрамы.
Не  возникнет  ли у  них искушения разукрасить ими  и  его спину,  просто из
принципа?
     Все быстрее  и быстрее -  он задыхался,  и  по  его  лицу  и  подмышкам
струился пот. Он чувствовал в  во