виднелись  туманные  очертания  гор,  вода  казалась  лазурным
зеркалом. Высоко над головой  - а взглянуть прямо вверх для Хонакуры было не
так-то  просто -  словно ленивцы,  висели  на  канатах мальчишки, среди  них
Катанджи.  Группа женщин сидела на кормовой палубе, тихо беседуя и занимаясь
вязкой теплой одежды для зимы  в этом далеко не тропическом климате. Холийи,
Малоли и Олигарро плели веревки -  мирная, сидячая работа. Линихио и Синборо
с  явной гордостью держали руль, хотя корабль почти стоял на месте, оставляя
в кильватере легкую рябь на блестящей водной глади.
     Единственным энергичным членом команды  был  Томияно.  Стоя  на коленях
возле кормового люка, он скоблил одну сторону  его крышки куском  песчаника.
Похоже, работа была не из приятных. Видимо, он хотел показать, что полностью
здоров, и несколько камней, которые он положил на виду  рядом, явно намекали
на то, что  он не отказался бы  от  помощи. На этот  намек никто не  обращал
внимания. Подумав, Хонакура решил, что его цель  состоит в  том, чтобы снять
старую краску перед тем,  как наносить  новую -  о  подобных  проблемах  ему
самому  не  приходилось заботиться с детства,  но это казалось логичным. Так
или иначе, Томияно был единственным,  кто проявлял хоть какую-то активность,
а скрежет его камня был единственным громким звуком.
     Ннанджи стоял у борта, глядя  на рыбацкие лодки вдали. Никто из команды
с ним теперь не разговаривал. К нему относились как к опасному зверю.
     Хонакура медленно подошел  к нему и встал  рядом, положив руки в черных
рукавах рядом с его жилистыми молодыми руками. Ннанджи повернулся и какое-то
мгновение пристально смотрел на него.
     - Без перемен? - спросил он.
     Хонакура покачал головой.
     Воин кивнул и снова перевел  взгляд на воду. Напряжение  последних дней
явно  сказывалось на  нем.  Мягкие  юношеские черты  его  лица  стали  более
угловатыми. Даже в его молчаливом взгляде появилось что-то новое.
     - Знаешь, в казармах я тоже не пользовался особой популярностью, - тихо
сказал он.
     - Что ты имеешь в виду?
     - То, что  тебе незачем всюду следовать за мной с озабоченным видом. Ты
похож на мою мать, которая все время беспокоилась, нет ли у меня запора.
     Хонакура от неожиданности смутился - необычное ощущение, отметил он про
себя.
     - Не совершил ли я ошибку? - спросил Ннанджи.
     Этого он тоже не ожидал.
     - Когда?
     - Когда продал Телку. Она была одной из семи.
     - Никакое чудо тебя не остановило, так что, скорее всего, нет.
     Ннанджи тяжело вздохнул.
     -  Похоже, я  все-таки ошибся.  Никогда в  жизни мне  так  не  хотелось
женщину.
     Надо полагать, в казармах он успел завоевать определенную репутацию.
     - Зачем же тогда ты ее продал?
     Ннанджи  не  отводил  взгляда  от далеких  рыбацких лодок, но  его губы
искривила легкая улыбка.
     - Я воспринял намек как обещание.
     Интересно! Парень подшучивал  сам над собой,  и  это было  тоже  что-то
новое.  Конечно,  он  не  мог  отправиться  на  берег  вместе  с  остальными
холостяками  в Ки Сане и Вэле. Не мог он и  развлекаться на канатах со своим
мечом, а команда не приглашала его к своим повседневным развлечениям.
     - Тебе нужно немного отвлечься, адепт.
     Ннанджи кивнул, продолжая смотреть на воду.
     - Это-то я и имел в виду. Но, думаю, мне может помочь и кое-что другое.
Как насчет урока фехтования, старик?
     -  Как раз то, чего мне не хватает, - язвительно сказал  Хонакура, - но
это было бы незаконно, не так ли? Поговори с Таной - она может согласиться.
     Ннанджи покачал головой.
     -  Похоже, я утратил  свое влияние. Она теперь  меня не замечает,  даже
когда я пытаюсь с ней  заговорить. Мальчишка же это просто ненавидит, и я не
хочу его слишком мучить. - Он вздохнул.
     Хонакура слышал мнение Броты о Катанджи как  о  воине, и видел, как тот
прячется, стоит его наставнику появиться с рапирами.
     Ннанджи повернулся, опираясь на локоть, и улыбнулся жрецу.
     - Придется мне попросить капитана.
     Хонакура был поражен в очередной раз.
     - Ты шутишь!
     -  Нет,  - улыбка стала  шире. -  Сутры  говорят,  что я  не  могу дать
штатскому  рапиру - но  они не  говорят, что я  не  могу  принять рапиру  от
штатского. Я оставил свою в Ханне. И я не могу дать штатскому урок...
     - Но  он ведь владеет рапирой лучше  тебя? Ты рассуждаешь, словно жрец,
адепт.
     -  Интересно, где я мог приобрести столь дурную привычку? Тем не менее,
самое  большее,  что  он сможет со  мной сделать за  подобную просьбу -  это
вышвырнуть  меня  за  борт,  не так  ли? А в качестве  платы  за  этот  урок
фехтования я  мог бы получить и урок по морскому делу  - я предложу ему свою
помощь в той шумной работе, которой он сейчас занимается.
     Все это было крайне на него не похоже! Воин, выполняющий ручную работу?
Воин, который  просит моряка дать ему  урок  фехтования?  Хонакура  гордился
своим  умением предсказывать поступки  людей. Его  отнюдь  не радовало столь
аномальное поведение.  Интуиция подсказывала,  что, возможно,  именно  этого
ожидали боги, но...
     Но, кроме того, что-то новое появилось и в глазах Ннанджи, спрятавшееся
за  его улыбкой.  Большинство людей,  как  знал по  своему  опыту  Хонакура,
пользовались  своими  глазами  лишь для того, чтобы  смотреть,  и  мало  кто
пользовался  ими для того, чтобы видеть.  Ннанджи только  что  перешел в эту
вторую категорию, поскольку заметил  реакцию Хонакуры, а  старик очень редко
подобным образом выдавал свои чувства.
     Улыбка стала еще шире.
     - Ну, так что?
     -  Он может  поступить намного хуже.  Он  может  высечь тебя, как Шонсу
высек его.
     Ннанджи покачал головой.
     - Нет. Он не настолько  опытнее  меня. Это лишь замедлит его реакцию. Я
проделаю с ним то же самое, стоит ему лишь начать.
     -  Но с  чего  ему  соглашаться дать урок фехтования  человеку, который
может попытаться его убить? Это безумие!
     -  Желание  покрасоваться? -  сказал  Ннанджи.  -  Он  любит произвести
впечатление на других. Он отдал мне назад мой меч, помнишь?
     Откуда у  этого воина подобная  проницательность?  От  Катанджи? Однако
Хонакура не  думал,  что он  советовался с Катанджи.  Это было еще больше на
него не похоже...
     - Хочешь на меня поставить, старик?
     -  Нет, не хочу! Думаю,  тебе  стоит держаться подальше  от Томияно. Он
опасен.  - Однако  сказав  это,  Хонакура  тут же  понял,  что  вряд  ли это
подходящий в данном случае аргумент. - Он попытается тебя искалечить!
     Ннанджи изобразил изумление.
     - Нет! Да, захочет, не так ли? Что ж, вот настоящий стимул для него!  -
Он озорно ухмыльнулся и зашагал в  сторону рубки, откуда  появился несколько
мгновений спустя без меча и перевязи.
     Томияно  осторожно  поднял  голову,  услышав  приближающиеся  шаги.  Он
выпрямился, хмуро потянулся к ножу, и только тут с  удивлением  заметил, что
воин не вооружен.
     Хонакура прожил долгую жизнь,  изучая людей,  и  знал, что может читать
выражения их  лиц  лучше, чем кто-либо другой. Он увидел,  как  лицо  моряка
покраснело от ярости,  когда  Ннанджи изложил свою  просьбу. Он  увидел, как
ярость сменилась  недоверием.  Он увидел, что идея начинает вызывать у  него
интерес. Ннанджи показал на кусок наждака, с совершенно невинным и искренним
видом,  в котором  не было и намека на какую-то  хитрость. Затем  он  широко
улыбнулся Хонакуре, в то время как капитан поднялся  и  направился  на  бак,
явно собираясь принести рапиры.
     Все еще полный дурных предчувствий, старик устроился на ближайшем ведре
с песком и приготовился смотреть. Напряжение,  царившее  среди команды, было
чересчур сильным, чтобы рисковать подобным образом; воспоминания о бое между
Шонсу и капитаном были слишком яркими. Слишком велика была вероятность того,
что что-то может пойти  не так. Это был явный вызов богам.  Следовало  бы им
верить, но он не знал, чего ожидать, и как это могло бы помочь.
     Томияно некоторое  время  отсутствовал. Вполне вероятно,  что его  мать
спрятала  оружие.  Мало кто  заметил рапиры  и маски  в его руках,  когда он
вернулся, но первый  же лязг  стали, прозвучавший на замолкшем  корабле, был
подобен  удару  колокола,  и  реакция  на  него  оказалась  соответственной.
Мальчишки гурьбой  соскользнули вниз с  канатов, группа  вязальщиц на  корме
распалась, на палубу  высыпали моряки, недоверчиво глядя на  происходящее  и
обмениваясь недоуменными взглядами. С криком на палубу выбежала Брота, нервы
которой были на пределе после стольких дней неопределенности.
     - Проклятье, что вы  делаете! - завопила она, прорубаясь  сквозь толпу,
словно всплывающий кит.
     Поединок  остановился,  и  капитан   стянул  маску  и  окинул  взглядом
зрителей, потом посмотрел на мать.
     - Я учу воина фехтовать, - сказал он. - Я  бы попросил вас всех немного
разойтись  и дать  нам  место. -  Он снова надел маску  и встал  в  защитную
стойку.
     Брота  проскрежетала невероятное  ругательство. Какое-то  мгновение она
готова  была спорить, затем смешалась с  толпой,  наблюдая  за  продолжением
урока, молча сжав пухлые ладони.
     Хонакура ничего не знал о фехтовании и беспокоился меньше других, но он
мог  наблюдать  за  зрителями.  Вначале женщины  выглядели обеспокоенными, а
мужчины явно были довольны, с нетерпением ожидая, когда капитан вернет часть
горького лекарства, полученного им от Шонсу.
     Соперники  казались  почти неподвижными.  Оба стояли, опираясь на левую
ногу и подняв  левую руку.  Правый сапог  Ннанджи  то  выступал  вперед,  то
отступал  назад.  Босые ноги капитана бесшумно  переступали  в  противофазе.
Лязгали  клинки.  Вперед...   Назад...  Вперед...  Назад...  Они  продолжали
оспаривать  одно-единственное  место на палубе. Очевидно, это было не совсем
обычно - зрители начали удивленно  поднимать брови и обмениваться взглядами.
Улыбки исчезали  с  их внезапно  помрачневших лиц. Однако Тана,  внимательно
наблюдавшая за поединком, начала улыбаться. Вперед... Назад...
     Никто не объявлял об уколах. Лязг усилился, шаги стали более свирепыми.
Затем  капитан отступил назад, вместо того  чтобы шагнуть  вперед, и Ннанджи
последовал за  ним. Среди зрителей поднялся изумленный ропот. Снова  капитан
вынужден был отступить, и на этот раз Ннанджи  гнал его так же, как гнал его
Шонсу.  Зрители  разбежались в  стороны...  еще  быстрее...  вдоль кормового
люка... мимо двери на полубаке. Дальше... дальше... снова вперед,  в главной
мачте.
     - Один! - крикнул Ннанджи.
     Поединок прекратился. Томияно сорвал маску и швырнул ее на палубу. Лицо
его покраснело, он тяжело дышал и яростно смотрел на воина.
     Ннанджи тоже  снял маску. Он точно  так же тяжело дышал,  но его улыбка
говорила больше, чем все остальные лица.
     -  Извини! -  выдохнул  он.  - Это оказалось несколько  труднее, чем  я
думал.
     Томияно держался одной рукой за свои  не до конца еще зажившие, все еще
разукрашенные ребра. Он отвел  руку, и  на  пальцах  оказалась  кровь.  Тана
подавила смешок. Капитан перевел  яростный взгляд  с  воина  на свою сестру,
затем  прошел  мимо  Ннанджи к двери  на  полубаке; толпа молча расступилась
перед ним. Ннанджи окинул взглядом хмурые лица.
     - Я не хотел, - сказал он.
     Моряки отвернулись.
     Он пожал плечами,  аккуратно положил  маску и  рапиру  на крышку люка и
направился к рубке. Зрители начали расходиться в напряженной тишине.
     Хонакура соскользнул с ведра и последовал за воином.
     -----
     Даже  с открытыми ставнями в  рубке было душно  и жарко. Шонсу лежал  в
своем  углу, исхудавший  и  мокрый от пота, тяжело дыша.  Из  его распухшего
бедра сочился гной. Джия  спала рядом на голом  полу, измученная непрерывным
бодрствованием у его ложа.
     Ннанджи  стоял в дальнем конце, у окна, вытираясь полотенцем.  Он вынул
свою заколку  для волос, и его шевелюра напоминала  рыжую копну. Он все  еще
тяжело дышал,  и  все еще  улыбался.  Без косички  и  перевязи  он  выглядел
удивительно юным и невинным.
     Хонакура озабоченно посмотрел на него.
     - Значит, ты мог его победить?
     Он кивнул и вытер лицо.
     - Он меня одурачил.
     - Он одурачил тебя?
     - Да.  - Уфф. - Он очень подвижен... у него есть ряд хороших приемов...
но теперь я их знаю... - Он продолжал вытираться, тяжело дыша. - Он не воин.
У воина были бы и другие... а у него нет. Я этого не понял!
     - И он попытался тебя ранить?
     Ннанджи рассмеялся, не в силах скрыть своей радости.
     - Сначала. Но я в самом деле не хотел... наносить такой удар. Мы  очень
быстро двигались. Это просто случайность.
     Шонсу  говорил,  что память  Ннанджи хранит  также  все,  относящееся к
фехтованию. Он никогда ничего не забывал. Значит, теперь он знает хитрости и
приемы капитана.
     - Вряд ли ты успокоил этим команду, адепт.
     Ннанджи перекинул полотенце через  плечо и  пальцами расчесывал волосы,
собираясь вернуть на место заколку. Его юношеская улыбка исчезла.
     - Нет. - Он нахмурился, опустив руки. - И это меняет дело, не так ли? Я
вряд ли мог бы дать ему меч, если бы он мог проиграть, верно?
     Он посмотрел  своим  странным  взглядом на молчавшего Хонакуру. Это был
взгляд Шонсу. Затем он показал на дубовые сундуки.
     - Прошу тебя, сядь, милорд. - Это тоже были слова Шонсу.
     Хонакура сел, пытаясь скрыть нарастающее возбуждение.
     Ннанджи отбросил полотенце  и  тихо прикрыл кормовые  ставни. Затем  он
наклонился, поднимая с пола свою перевязь и седьмой меч.
     - Приходилось ли тебе, лорд Хонакура, за все годы, проведенные в храме,
когда-либо слышать о веском оправдании убийства штатским воина?
     Ага! Значит, вот в чем дело?
     - Нет, адепт. Я думал о  том же самом. Но - нет. Я никогда не слышал ни
об одном подобном случае.
     Ннанджи задумчиво потер подбородок.
     - Одного недостаточно - нам нужно два, не так ли? Думаю, я их нашел, но
не уверен. Мне нужна твоя помощь, милорд.
     -----
     Еще задолго  до заката наступил  полный штиль, и  "Сапфир" бросил якорь
посреди Реки. Ужин был  подан рано, и пища  была  более скудной, чем обычно.
Раздавались шутки насчет  возможной  голодной смерти, если штиль затянется -
черный юмор. Впрочем, в эти дни на борту преобладало черное настроение.
     Брота обнаружила  один очень, очень слабенький лучик света в  темноте -
впервые  ей показалось, что Шонсу немного лучше. Не желая  пробуждать ложных
надежд, она ничего не сказала.
     Глупость Томияно, согласившегося на поединок с воином, наложила мрачный
отпечаток на  весь "Сапфир". Он пытался  проучить противника и в  результате
почти  пропустил  первые несколько  выпадов. Это подействовало ему на нервы,
после чего Ннанджи начал парировать каждый его  удар и буквально засыпал его
множеством невероятно сложных приемов. Конечно, она сразу  же узнала технику
Шонсу,  и  вероятно, Томияно  узнал  ее  тоже,  но у него просто не  хватало
времени ей противостоять. В  реальном поединке ее сын, скорее всего, все  же
одержал бы верх, поскольку в реальном поединке заученные приемы не годились.
Однако  Ннанджи  тренировал  Тану  и  Матарро,  учеников  Томияно,  а  также
наблюдал,  как  тот сражался с  Шонсу.  Этот  опыт  давал  ему преимущества,
которых Томияно не мог  предвидеть. Любитель, сколь бы одаренным он  ни был,
не должен связываться с профессионалом,
     Однако  сейчас команда была  встревожена  больше  обычного,  и  кое-кто
мрачно нашептывал, что неплохо было бы  запереть Ннанджи в каюте. Брота даже
отказывалась  слушать подобные  советы,  поскольку  знала,  что  воин  будет
драться, если кто-либо только попробует.  Впервые после  смерти Томминоли ее
лидерство оказалось под вопросом, и в воздухе пахло бунтом.
     После   поединка   Ннанджи  не  выходил  из  рубки.  Либо  он  оказался
удивительно  тактичным, либо его  сдерживал старый жрец.  Он  появился  лишь
однажды,  когда  Томияно  вернулся,  чтобы  собрать  свои  наждачные  камни,
предложив  ему  свою  помощь.  Это  было   предложение   мира,  но  моряк  с
непристойной бранью отклонил его. Однако  корабль был слишком мал для  того,
чтобы они могли чересчур долго не встречаться.
     Так  что  Брота  покинула место, где  она обычно  ела, и села на крышке
переднего люка, лицом к корме, рядом со своим все еще возмущенным сыном. Это
была  не слишком удачная позиция,  так  как шлюпки по бокам закрывали вид на
Реку,  но она  могла следить за Томияно и за дверью рубки.  Остальные  взяли
себе еды и рассеялись, как обычно, по палубе, однако разговоров было мало, а
мрачных мыслей много.
     Появилась  Джия.  Она  положила  несколько кусочков на  тарелку,  слабо
улыбнулась в ответ на попытку  заговорить  и поспешила обратно к ложу своего
господина.  Катанджи, как  никогда ощущавший  общее  настроение,  забился  в
дальний угол, и его  почти  не было видно. Пришел старый жрец. Он взял  себе
ломоть хлеба  и кусок мягкого сыра и устроился на крышке другого люка, лицом
к  Броте  и  Томияно.  Это  был  странный  выбор места,  и  Холийи  пришлось
подвинуться, чтобы он мог сесть. Возможно, старик тоже следил за Томияно?
     Все ужинали, за исключением Ннанджи, а ведь обычно он всегда был первым
у кормушки. Потом раздался стук сапог...
     Брота утратила интерес  к  стоявшей  рядом с ней тарелке.  Рыжеволосого
молодого воина не интересовала еда. Все напряженно смотрели на него.
     Он остановился у мачты, лицом к Броте. Однако ему была нужна не она.
     - Капитан Томияно?
     Рука  моряка потянулась к кинжалу,  и  она приготовилась  в случае чего
перехватить ее.
     - Чего?
     Ннанджи высоко поднял голову и хрипло сказал:
     - Я должен извиниться перед тобой.
     Невероятно! Формальное извинение от воина было  явлением  более редким,
чем перья у рыбы.
     Пальцы  Томияно   пошевелились,  ощупывая  новую   ссадину  на  ребрах.
Наполовину зажившая корка снова отвалилась, ничего особенного.
     - Я согласен с тем, что это произошло случайно, - хрипло ответил он.
     - Не  в  этом дело, моряк.  - Что бы  ни должно  было сейчас произойти,
Ннанджи слова давались с трудом. - Я приношу  извинения  за то, что заставил
тебя волноваться. Я совершил ошибку на прошлой неделе, когда новичок Матарро
спросил меня, что случится, если лорд Шонсу умрет.
     Да будет благословенна Богиня!
     - Я сказал, что должен буду за него отомстить. Я был неправ.
     Окружающие начали облегченно улыбаться.
     Ннанджи  глубоко вздохнул, так  что под  перевязью  показались все  его
ребра.
     - Клятва, которую мы принесли, весьма необычна, капитан. Конечно, он не
умрет,  но даже  если  бы он и умер, я  неправильно истолковал эту клятву. -
Снова  пауза,  еще более глубокий  вздох,  словно ему приходилось заставлять
себя произносить слова. - Потому что, если бы  лорд Шонсу умер, ты бы не был
в этом виноват.
     -  Это  очень  здорово, - подозрительно  сказал Томияно, ожидая скрытой
ловушки. - Почему же?
     -  Он наделил  тебя правом применять оружие. Он приказал  тебе  бросить
меч, но  не воспользовался соответствующими словами. Тебе было предоставлено
право... ты  был обязан... продолжать исполнять его предыдущий приказ. Когда
штатскому предоставлено такое право, воин, который ему его дал, отвечает  за
любые последствия.
     - Ты хочешь сказать, что Шонсу убил... ранил самого себя?
     Ннанджи еще больше напрягся, сжав кулаки.
     - С точки зрения закона - да.
     Томияно громко, презрительно расхохотался.
     - Что ж, в самом деле великолепно! Значит, мне нечего опасаться? Теперь
я  могу спать  спокойно? Я  могу не тревожиться о том, что ты накинешься  на
меня с мечом?
     - Том'о! - попыталась сдержать его Брота.
     - Это  означает,  что  на  мне не лежит  обязанность мстить  за то, что
случилось  с Шонсу. -  Ннанджи  сиял. - Но это  не  означает, что я не  мо