непредсказуемым  характером.  Пристань  была  странно
пустынна  перед надвигающейся  бурей;  ветер гнал  по  камням пыль, мусор  и
конский навоз.  Единственным  видимым  проявлением  жизни был  отряд  рабов,
выносивших с соседнего корабля бревна и загружавших их в фургон. Лошадей для
безопасности убрали, но  рабы не боялись воды и не пугались грома. Гром!  Он
почти непрерывно раздавался с угольно-черного неба, нависшего черным пологом
над головой.
     Брота и Олигарро... все остальные, взрослые и  дети, были внизу, наводя
там  порядок  и  радуясь  приближению  безопасной гавани. Надеясь,  что  там
действительно будет безопасно,  она мрачно  посмотрела на  всевидящую башню,
столь похожую  на башню  в  Аусе, но казавшуюся  здесь вдвойне  громадной во
мраке, черное на черном.  Она надеялась, что законы колдунов  здесь  те же и
что воину на борту  корабля  ничто не угрожает. Затем она заметила рядом еще
одного - Катанджи сидел, скрестив ноги,  в  укрытии под шлюпкой,  ухмыляясь,
словно  бесенок,  исчезая,  когда  молния  бросала  на  него тень,  и  снова
появляясь в последующем полумраке. У него не было  меча,  так что ему ничего
не угрожало. Проницательный паренек хотел все видеть, все знать.
     Затем  появился  таможенник,  и  ему  спустили трап.  Изнуренный старый
моряк-Третий  поднялся  на  корабль, чуть  прихрамывая, и  сразу  же  ей  не
понравился.  Он  сделал  паузу,  приветствуя  Олигарро как вышестоящего; его
коричневая накидка болталась  на его худой фигуре, глаза слезились на ветру.
Его  звали Хиолансо. Шонсу говорил, что таможенник в Аусе был колдуном. Если
этот тоже им был,  он выбрал  куда менее  привлекательный  облик - спутанные
светлые волосы, тощая шея, множество морщин и пятен на коже.
     Олигарро приветствовал его в ответ, как капитан "Сапфира".
     Хиолансо пожелал им добро  пожаловать в Вэл от имени  старейшин и мага,
затем направился в поисках укрытия к рубке. Брота шагнула вперед, преграждая
ему путь. Нахмурившись, он взглянул  на метки на ее  лбу и понял, кто  здесь
главный. Он неуклюже отсалютовал ей, и она ответила.
     - Тебе известно, что воинам не позволено сходить на берег, госпожа?
     - Об этом я как-нибудь догадалась.
     Хиолансо   подозрительно   посмотрел  в   сторону   рубки,  повернулся,
разглядывая палубный груз, а затем обратился к Олигарро:
     - Похоже, вы были  тяжело нагружены,  когда входили в гавань,  капитан.
Большая осадка?
     - Добрались, и ладно, - без всякого выражения сказал Олигарро.
     Старик криво улыбнулся и крикнул сквозь шум ветра:
     - Тогда  давайте быстро закончим с формальностями. У меня нет  никакого
желания болтаться здесь по такой погоде. Плата - двадцать золотых.
     - Двадцать!  -  одновременно воскликнули  Брота  и Олигарро.  Над  ними
прогрохотал яростный удар грома.
     - Я никогда не  слышала о подобной плате для корабля такого размера!  -
рявкнула Брота.
     Таможенник  снова  улыбнулся, внезапно озаренный  вспышкой  молнии.  Он
вздрогнул от последовавшего удара грома, а затем сказал:
     - Тем не менее, сегодня плата именно такова.
     Олигарро покраснел.
     - Это абсурд! Мы не можем заплатить!
     - Тогда вам придется уйти.
     Брота подумала  о том, что  сейчас чувствует Томияно, который наверняка
все слышал из-за двери. Был ли этот старик колдуном?
     -  У меня есть пять  золотых,  - неуверенно  сказал Олигарро. -  Бери и
уходи.
     - Двадцать.
     У них не было выбора,  и он это  знал. Брота взглянула на пристань, где
стояли  четверо или пятеро  молодых людей, явно его  сообщников.  Старик мог
приказать  им  сбросить с  причала их швартовы,  если ему  не  заплатят.  Ей
приходилось  встречаться  с  взяточничеством  со  стороны  таможенников,  но
никогда -  со столь  вопиющим, и  не тогда, когда над Рекой висело чудовище,
готовое разбить в щепки ее корабль.
     -  Тогда  мне  придется сходить  за  деньгами,  - сказала  она,  бросив
предостерегающий  взгляд на  Олигарро. На его покрасневшем бесстрастном лице
напряглись вены.
     -  Поторопись! Иначе я  подниму плату до тридцати. - Хиолансо трясся от
холода.
     Брота снова многозначительно посмотрела  на Олигарро, затем направилась
прочь. Она надеялась, что  у него хватит ума, чтобы  сохранить выдержку и не
подпустить  этого  типа  к  рубке.  Если  этот негодяй  обнаружит  на  борту
высокопоставленного воина, плата сразу  же поднимется до пятидесяти.  Однако
деньги находились  в ее каюте, на корме, а проходы были загромождены медными
котлами. Катанджи поспешно забежал вперед и придержал дверь.
     Она  что-то пробормотала в знак благодарности и успела сделать лишь еще
два шага, когда он сказал:
     - У меня есть пятнадцать золотых, госпожа.
     Она повернулась кругом, почти не видя его в темноте.
     - Очень любезно с твоей стороны, - сказала она.
     - За две серебряных?
     - Ты такой же негодник, как и он! Ладно, две серебряных.
     Он усмехнулся и отсчитал  ей  в  ладонь пятнадцать  золотых. Интересно,
подумала   она,   откуда  столько   у  простого   Первого?  То,  как   воины
разбрасывались деньгами, вызывало у нее отвращение. Проницательный паренек -
далеко  не  каждый воспользовался бы  возможностью быстро  подзаработать  на
процентах.
     Гром  и  молния  снова приветствовали  ее, когда  она,  шатаясь,  снова
вернулась на палубу, заметив, как удивился ее быстрому возвращению Олигарро.
Она протянула деньги.
     - Надеюсь,  пребывание в  Вэле окажется  для  вас удачным, - насмешливо
сказал Хиолансо. - Всего хорошего, капитан.
     Он поклонился и повернулся, чтобы уйти.
     Он прошел три шага и остановился.
     По трапу поднимался человек.
     Поднявшись  на  палубу, он  остановился;  его  высокая  фигура  зловеще
застыла  в  темноте, неподвижная, если не считать  хлопавших  на  ветру  пол
мантии; руки  его были  спрятаны в рукава, лица не было видно под  капюшоном
колдуна. Затем молния на мгновение осветила его  красную мантию  и лицо  под
капюшоном - густые черные брови, правильные черты, суровое лицо.
     Снова наступила темнота, и он  скользнул вперед, словно передвигался на
колесиках.
     - Верни двадцать золотых госпоже Броте, Хиолансо, - сказал он.
     Брота поежилась, но  не от  ветра. Он  знал  ее  имя? Зубы  таможенника
стучали,  и руки отчетливо дрожали, когда он полез в свой  кожаный кошелек и
отсчитал деньги.
     - Приношу свои извинения, госпожа, капитан,  - низким,  твердым голосом
сказал  колдун.  -   Старейшины  и  маг  очень  озабочены  коррупцией  среди
официальных лиц. Сейчас мы поймали одного, и он будет наказан. Мы предлагаем
вашему кораблю убежище в нашей гавани, и без какой-либо платы.
     - Наказан? Как?  -  спросила  Брота, думая о  том,  как  много  раз  ей
приходилось проклинать чиновников.
     -  Это  дело  суда.  -  Колдун  слегка  повернул  капюшон,  разглядывая
преступника.  - По крайней мере  -  одну руку в  огонь, а за  столь  крупное
воровство - вероятно, обе.
     Чудовищный  раскат грома заглушил вопль  ужаса  Хиолансо. Он  проскочил
мимо колдуна и кинулся к трапу.
     Колдун  развернулся  лицом  вслед  ему  и  поднял  руку.  Снова  ударил
оглушительный  гром. На  мгновение заклубилось облако дыма,  которое тут  же
унес ветер.
     Трап был пуст. Беглец бесследно исчез.
     Брота услышала  крик ужаса и поняла, что  это кричит она сама. На  этот
раз застучали зубы Олигарро.
     Кап... кап... Начинался дождь.
     Колдун повернулся к моряку и отсалютовал ему как вышестоящему.
     - Я Заракано, колдун Пятого ранга...
     Олигарро  ответил  дрожащим  голосом.   Колдун  посмотрел  на  Броту  и
отсалютовал ей как равной, и ее голос прозвучал в ответ не лучше. Таможенник
исчез прямо  у  нее на глазах.  Значит, это  была  правда. Она  не  верила в
колдунов, пока не встретилась с  Шонсу. Теперь один из них  находился на  ее
палубе, и только что уничтожил человека на ее сходнях. Только что по сходням
бежал человек; одно мгновение, и от него остался лишь  дым. Никогда  в жизни
ей не приходилось беспокоиться, что она может упасть  в обморок, но сейчас у
нее промелькнула подобная мысль.
     Кап... кап... кап-кап-кап...
     - Давайте где-нибудь укроемся, -  сказал Заракано. Он потянулся к ручке
двери, ведшей  в рубку,  но Брота была слишком парализована  для того, чтобы
помешать. Ветер подхватил дверь и с грохотом распахнул ее.
     Ннанджи  стоял у  входа, сложив  руки на груди,  и  его  лицо  казалось
бледным пятном во мраке. Затем снова последовала вспышка молнии, осветив его
рыжие волосы и оранжевый килт на фоне сверкающей меди. Чудовищный удар грома
потряс весь корабль.  Колдун от неожиданности отскочил, начал было поднимать
руку, но затем опустил ее. Он видел перед собой не водяную крысу, но воина -
перевязь,  килт, даже  сапоги. Меч. Какое-то  мгновение  никто не двигался с
места и не  говорил ни слова,  и даже ветер  внезапно  утих - снова  затишье
перед бурей: тишина, никакого грома.
     - ...во имя справедливости... - донесся голос Шонсу, все еще бредившего
в дальнем углу.
     Ннанджи не мог вытащить меч под низкой крышей.
     Воин и  колдун  стояли лицом друг к другу в течение долгой, томительной
минуты,  затем колдун дал понять, что признал в нем нижестоящего.  Выражение
лица  Ннанджи во мраке было не разобрать. После некоторой  паузы он произнес
слова приветствия:
     - Я Ннанджи, воин четвертого ранга...
     В  последнее время на "Сапфире"  было много  разговоров о колдунах - об
этом рассказывал Катанджи. Приветствовали ли  когда-либо друг друга подобным
образом  воин и колдун?  Водяные крысы  в расчет  не  принимались. Это  была
встреча змеи и мангуста, и мангуст уже произнес свое приветствие.
     - Я Заракано, колдун пятого ранга... - ответила змея.
     - Я  навеки буду верен... - прохрипел Шонсу  у дальней стены. Сверкнула
молния и почти одновременно прогремел гром, заглушив его голос.
     Томияно  держался в стороне, все еще  незамеченный, но что  если колдун
войдет в рубку и увидит его заклейменное лицо? Что,  если он услышит Шонсу и
узнает в его словах кодекс воинов?
     Плюх! Плюх! О палубу начали ударяться громадные капли.
     Не отводя взгляда от Ннанджи, Заракано спросил:
     - Сколько свободных меченосцев у тебя на борту, госпожа?
     - Только  адепт Ннанджи и один Первый, - пробормотала она, думая о том,
вернулся ли Катанджи,  и о  том, может  ли могущество колдуна  обнаружить ее
ложь. Шум дождя усилился, и снова поднялся ветер, заглушая бормотание Шонсу.
     -  Адепт  Ннанджи  -  благоразумный  человек,  -  сказал колдун  тоном,
который,  по  его мнению, должен  был быть веселым.  -  Я  тоже.  Так что  я
полагаю, что  должен пожелать  тебе удачного дня, госпожа. - Снова сверкнула
бело-синяя молния,  осветив  воина  в оранжевом килте на фоне ослепительного
сияния меди и бронзы позади него. - Я вижу, у  тебя много груза. Я наложу на
него заклинание, которое принесет тебе удачу.
     Брота шагнула  вперед и взялась за ручку двери.  С помощью Олигарро она
закрыла  ее, скрыв  за  дверью Ннанджи, который так  и не двинулся  с места.
Затем она оперлась на дверь, ощущая слабость и жуткую дрожь.
     - Благодарю тебя, мастер  Заракано, - сказала она. - Желаю удачного дня
и тебе.
     С неба обрушился  дождь, потоки  дождя,  целая  вселенная дождя, окутав
палубу белым туманом.
     Колдун  кивнул  ей, глубже надвинул капюшон  и поспешил к  сходням. Она
видела, что  на  пристани  его ждут двое колдунов-Вторых  в  желтых мантиях.
Затем все трое быстро пересекли улицу и скрылись за завесой дождя.
     -----
     Даже  самая  страшная  буря должна  когда-то закончиться. Брота  легла,
чтобы утихомирить головную боль, но,  видимо, задремала, так как ее разбудил
стук в дверь.
     - Кто там?
     - Новичок Катанджи, госпожа.
     - Одну минуту.
     Буря почти кончилась. Корабль уже не так сильно раскачивался и  трещал,
и в окно лился солнечный свет.
     Ее  каюта  представляла  собой  деревянную  коробку, но больше,  чем  у
других, с местом для стола и сундука, и с нормальной кроватью - единственной
уступкой  ее  возрасту. Фонарь на шкафу был единственным  на  борту, являясь
большим символом  власти, нежели кинжал  ее сына. Ее каюту  украшали  ковер,
занавески и три небольших гобелена на стенах.
     Она  села  на  кровати  и  попыталась привести мысли  в порядок.  Ветер
утихал.  Вероятно,  было  около двух  часов  до  заката,  и  солнечный  свет
пробивался из-под края  туч. Видимо,  скоро они смогут продолжить свой путь.
Она с трудом поднялась и подошла к двери, чтобы впустить Катанджи. Он широко
улыбался; лицо его было грязным, а волосы мокрыми.
     -  Пришел за деньгами,  да? - усмехнулась она и отсчитала  на столе его
пятнадцать золотых. - Еще две серебряных? Что, если я скажу твоему брату?
     Он внимательно посмотрел на нее и пожал плечами.
     - Тогда я в следующий раз не стану тебе помогать, - сказал он.
     Какой еще следующий раз?
     - Откуда у Первого пятнадцать золотых?
     -  О, большая часть из них - это  деньги Нанджа, - ответил он. - У меня
те его десять, что он получил за Телку, помнишь?
     Она протянула ему две серебряных монеты.
     - Спасибо тебе, воин.
     -  Рад  был  помочь,  воин, -  нахально ответил он,  но  благодаря  его
чарующей улыбке подобная дерзость  сошла ему с рук.  Она  отметила,  что все
монеты  пошли  в один и  тот же  карман.  - Собираешься  плыть  дальше,  или
останешься на ночь, госпожа?
     - Плыть дальше. Эти, в капюшонах, знают, что твой брат на борту.
     -  Значит, ты не  веришь  в заклинание,  приносящее удачу? - Глаза  его
блеснули.
     У нее не было привычки обсуждать собственные  решения - даже с Томияно,
не говоря уже о сухопутных Первых, но...
     - Нет. А ты?
     Он усмехнулся.
     - Конечно! Кроме того, Холийи только сегодня жаловался, как давно он не
проводил ночь в гавани.
     - Пусть моряк  Холийи сам заботится о своей половой жизни, новичок, или
Ннанджи придется побеспокоиться о твоей.
     Он смущенно покраснел. В конце  концов,  он был всего  лишь мальчишкой,
однако сообразительности у него было не меньше, чем у торговца-Пятого.
     - Что-нибудь  еще? - спросила она, думая о  том, успеет ли она  принять
душ, прежде чем они отчалят.
     Он кивнул.
     - У меня есть для тебя кое-какая информация. Думаю, она стоит золотого.
Может быть, двух.
     Она села на  кровать, отчего веревки громко заскрипели, и подозрительно
уставилась на него.
     - Два золотых! Это что, эликсир жизни?
     Он покачал головой.
     - Откуда у тебя эта информация?
     Он снова покачал головой.
     - Не могу сказать. Хочешь услышать?
     - Кто решает - стоит она одного золотого, или двух, или вообще ничего?
     Он поколебался и пожал плечами.
     - Полагаю, ты.
     - Если мне она не нужна, тогда я не стану платить?
     Он неопределенно кивнул, потом снова улыбнулся.
     -  Тебе  она нужна.  В  городе есть два  торговца  медью,  Джасиулко  и
Феннероломини.
     Это ее заинтересовало.
     - Как ты это выяснил? Ты был на берегу, в городе колдунов? Это безумие!
     Он тряхнул мокрыми волосами.
     - Воины не сходят здесь на берег, госпожа.
     Она посмотрела на его ноги.
     - Тогда я лучше скажу Том'о, чтобы он помыл палубу.
     Он  посмотрел  вниз  и прикусил губу, раздосадованный  тем, что забыл о
такой мелочи.
     - Пожалуйста, не спрашивай, госпожа.
     Где паренек  ухитрился  так  перепачкаться? Его  лицо,  казалось,  было
покрыто  слоем жира. Многообещающий мальчик.  Собственно,  решила  она, он -
одно из тех самых чудес Шонсу.
     -  Информация  о торговцах, конечно, ценная, Катанджи,  однако  она  не
стоит двух золотых.
     - Есть кое-что еще, - широко улыбаясь, сказал он.
     - Давай.
     - Две ночи назад был пожар, - возбужденно выпалил он. - Склад Джасиулко
сгорел. Он потерял весь свой товар.
     Брота  уставилась на него,  не в  силах произнести  ни  слова.  Она  не
сомневалась в том, что  он говорит  правду. Она  протянула  руку к мешочку с
деньгами и молча подала ему еще два золотых.

        5

     Возможно, дело было в заклинании колдуна, но Брота предпочитала думать,
что это работа Богини. Так или иначе, она оставила корабль в гавани на ночь,
а  утром известила обоих торговцев  медью. Им пришлось  торговаться  друг  с
другом, так как Феннероломини дорого бы дал, чтобы оставить Джасиулко  ни  с
чем.  В  конце концов весь  груз  забрал  Джасиулко за  пятьсот двадцать три
золотых. Брота пожала ему руку,  затем спустилась в  свою каюту и станцевала
джигу.
     Лаэ  отправилась на разведку  и вернулась  с радостной вестью о мебели,
сделанной  из напоминавшего дуб дерева, которое  нигде не росло, кроме как в
окрестностях   Вэла.  Когда   торговые   агенты  доставили   образцы,  Брота
согласилась  с  ее  оценкой  и  загрузила   корабль  полированными  столами,
витиевато   украшенными   стульями  и  изящно  инкрустированными  сундуками.
"Сапфир"  провел  в  гавани  вторую  ночь, и  колдуны никого не  беспокоили.
Ннанджи  скрывался в рубке. Бред  Шонсу стал тише, а  его рана  - еще  хуже.
Казалось, он был как никогда близок к смерти.
     Никто не спрашивал,  где новичок Катанджи, но на  следующее утро он был
на  корабле  -  когда  "Сапфир"  на  рассвете  отчалил  в  направлении  Дри,
находившегося в трех днях пути  выше по реке, все еще с умирающим воином  на
борту.
     -----
     Шли дни, но до Дри не становилось ближе. Развернув все паруса, "Сапфир"
едва двигался  по остекленевшей реке, с трудом преодолевая силу течения  под
судорожным, прерывистым ветром.
     Хонакура  становился   все  более  озабоченным.   Даже   он,  при   его
профессиональной вере в  чудеса  и  миссию Шонсу,  все с большим трудом  мог
поверить в  то, что воин останется в  живых.  С  каждым утром могучая фигура
Шонсу  выглядела  все более истощенной, и то, что  он  все еще жив, казалось
результатом   прямого  вмешательства  богов.   Джия   от  усилий  и  тревоги
превратилась в привидение, Ннанджи был мрачен и угрюм.
     Моряки готовили  свой собственный план. Они посоветовались с Хонакурой,
поскольку сперва  не могли поверить в  серьезность намерений Ннанджи. Старик
заверил их, что они вполне серьезны, и что никакая опасность, угрожающая ему
самому или  его друзьям, не заставит молодого  воина отказаться от того, что
он считал  своим  долгом  чести. Если Шонсу  умрет, Ннанджи выступит с мечом
против Томияно.
     Если бы это случилось  - по крайней мере, так предусматривал  план - на
него  бы  набросили  сеть,  связали, словно  свинью, и  выкинули бы на берег
вместе с остальными пассажирами.
     У самого Томияно были иные мысли  на этот счет. Его ненависть ук воинам
не  оставляла  места подобному исходу  в  его  собственном  варианте будущих
событий. Любой  необдуманный  поступок  со стороны  Ннанджи был бы  встречен
острым ножом, и плевать на последствия. Некоторые с ним соглашались.
     На "Сапфире" было неспокойно.
     Однако сейчас  на нем наступило затишье, как и во  всем их путешествии.
Старый  жрец знал,  что  дело  не терпит  отлагательства  - процесс, который
должен был занять годы, сжался в  несколько коротких дней. Боги спешили,  но
что-то застопорилось. Очевидно, кто-то должен был что-то сделать, но не смог
догадаться, что  именно. Хонакура готов был помочь, но он был второстепенным
участником этой  драмы, и  ему  не  позволили бы  слишком вмешиваться. Кроме
того, он не знал, что должно произойти дальше, и от кого это зависит.
     Конечно,  некоторую  подсказку  давали  ему  пророчества  Икондорины, и
загадка полубога начинала приобретать  некий смысл. Он знал больше остальных
о миссии Шонсу  -  определенно больше, чем сам Шонсу - но в данный момент он
был поставлен в тупик.
     День был жарким и безветренным. До берегов по обе стороны было  далеко,
на   востоке