бог особо предупреждал Уолли о том,  что
его меч можно украсть.
   - А кто эти жрецы, которые верят в чудеса? - спросил Уолли.
   Хонакура кинул злобный взгляд на каменный пол.
   - Мне стыдно в этом признаваться, светлейший, но среди жрецов есть такие,
кто выказывает плачевное отсутствие веры. А  некоторые  уверены...  Согласно
легенде, этот меч получила Сама Богиня. А кое-кто считает, что  это  следует
понимать следующим образом: меч попал сюда в качестве приношения, и все  эти
столетия он был спрятан где-то здесь, в храме. - Хонакура  сердито  взглянул
на него. Меня обвиняют в том, что это я дал его вам, светлейший Шонсу!
   Теперь образ мыслей Тарру становится понятным.
   Хонакура невесело рассмеялся и  опять  протянул  Уолли  тарелку  с  двумя
оставшимися пирожными.
   - Не теряйте веры, светлейший! Боги не избирают  дураков!  Вы  что-нибудь
придумаете. Но теперь ваша очередь! Расскажите мне о вашем заоблачном мире.
   И  весь  остаток  утра  Уолли  просидел,  скорчившись  на   табурете,   и
рассказывал Хонакуре о планете Земля - об Иисусе  и  Магомете,  о  Моисее  и
Будде, о Зевсе и  Торе,  об  Астарте  и  всех  остальных.  Старик  слушал  с
ненасытной жадностью.

***

   В тот день Уолли провел разведку. В сопровождении точно так же хромающего
Нанджи - вдвоем они напоминали жертв какой-то ужасной катастрофы - он  опять
осмотрел все владения храма.
   В некоторых местах Реку можно было перейти вброд, в  некоторых  других  -
взобраться на утес, но то и  другое  сразу  никак  не  получается.  Вниз  по
течению есть глубокие водовороты, так что о переправе на лодке или на  плоту
и мечтать не приходится. Уолли уже знал, что этот  каньон  предназначен  для
защиты сокровищ Богини, и ничему не удивлялся.
   Высокая стена обрывалась,  как  и  говорил  Нанджи,  в  воде  -  быстрой,
глубокой и бурной воде. Обойти вокруг нельзя.
   Некоторое время Уолли стоял около ворот, наблюдая, как приходят и  уходят
паломники. Среди них часто попадались торговцы, ремесленники; шли и  рабы  с
тележками. У входа в храм всегда много народа, теперь на страже здесь  стоят
восемь человек, из них трое - четвертого ранга. Однажды он уже  прошел  мимо
них незамеченным, но чудеса никогда не совершаются по требованию.
   Работа в конюшне заключалась в том, что плотники поставили новые  тяжелые
двери с маленькими  окошечками,  забранными  прутьями.  Воин  шестого  ранга
должен знать почти все сутры, и Тарру был  хорошо  знаком  с  теми,  которые
касались фортификационных сооружений.
   В храме очень хорошо живется. Но теперь для светлейшего Шонсу  это  место
стало весьма комфортабельной тюрьмой. Сколько еще времени Тарру позволит ему
отдыхать здесь? Когда он двинет вперед свою армию?

***

   К вечеру Нанджи почувствовал себя лучше. Он  даже  почти  пришел  в  свое
обычное приподнятое расположение духа. Уолли сообщил ему,  что  вечером  ему
предстоит выполнять обязанности секретаря - прозвучало это как "глашатай", -
и они отправились на женскую половину за Джа.
   Она в смущении остановилась у порога, чтобы они полюбовались ее  платьем.
Для Уолли это не составило труда. В Париже бы оно, конечно, не  прошло;  все
формы оно подчеркивало чересчур вульгарно, но с другой стороны голая  грудь,
меч, ремни - все это тоже имеет свои возбуждающие элементы, так  что  сейчас
они находятся в равном положении. Джа  выбрала  шелк  цвета  морской  волны,
такой  прозрачный,  что  казалось,  он  может  растаять  как  дым,  и  сшила
обыкновенный  узкий  наряд,  который  не   скрывал   ни   одной   линии   ее
восхитительной фигуры. Передний  вырез  опускался  до  самой  талии,  сквозь
прозрачную ткань просвечивали соски; их вид возбуждал Уолли  сейчас  гораздо
сильнее, чем вчерашняя бахрома и яркая краска.
   Стоило Джа сделать несколько шагов, и сзади в разрезе показалось атласное
совершенство ее ног. Нанджи раскрыл от удивления рот и издал низкий  рычащий
звук, видимо, местный эквивалент восторженного присвистывания.  Потом  он  с
тревогой взглянул на своего повелителя.
   Уолли только усмехнулся в его сторону, не в силах отвести глаз  от  своей
рабыни.
   - Если ты сможешь ограничиться разглядыванием, - сказал он, - я не  стану
вытряхивать из тебя внутренности.
   Он решил, что Джа совершила свое собственное чудо, о  чем  и  сообщил  ей
между поцелуями, а она засияла от удовольствия, довольная тем, что доставила
радость своему господину.
   Нанджи повел их в то место, которое здесь называлось салоном, в  вечерний
центр развлечений при казармах. В вестибюле древний однорукий слуга  охранял
ряд мечей. Нанджи послушно вынул свой и передал ему. Уолли только  удивленно
поднял бровь: ему вовсе не хотелось, чтобы Тарру получил награду совсем  без
борьбы. Слуга вежливо улыбнулся и с поклоном пропустил его вперед.
   Ни на один салон, когда-либо виденный Уолли, этот не походил. Здесь  было
всего понемножку - бар, танцевальный  зал,  ресторан,  клуб,  великосветский
салон и бордель. Все это находилось под открытым небом,  на  террасе  стояли
столики, а вдоль балюстрады горело множество факелов. Музыканты извлекали из
своих инструментов какие-то странные воющие звуки, а  молодежь  топталась  и
прыгала на танцевальной площадке. У ограды собрались  молодые  мужчины,  они
пили, разговаривали, смеялись и ссорились. Для столь иерархического,  строго
организованного  общества,  местная  ночная  жизнь  казалась  на   удивление
свободной. Правда, на верхний балкон допускались только люди высокого  ранга
и их гости - Нанджи как раз подходил  под  эту  категорию  -  но  это  было,
пожалуй, единственным ограничением.  Каждый  шел,  куда  хотел.  Здесь  были
мужчины со своими женами, рабынями или просто  казарменными  женщинами,  они
ели, пили, разговаривали  и  танцевали.  Воины  понимали,  что  ногам  нужна
нагрузка, танцевать они любили и умели. За еду, питье  и  женщин  надо  было
платить, возможно, таким способом сдерживали необузданные  порывы  молодежи,
но  прислужник  любезно  сообщил  Уолли,  что  для  гостей  все  эти  услуги
предоставляются  бесплатно.  Уолли  выбрал  столик  наверху,  сел  боком   к
ограждению и стал смотреть на людей, забыв на какое-то время  о  всех  своих
трудностях.
   Конечно же, вся верхушка должна была представить ему своих жен, потому он
часто вставал и опять садился.  Когда  он  встает,  должна  вставать  и  его
рабыня. Уолли с интересом  заметил,  как  пристально  все  рассматривают  ее
платье и как она едва заметно поворачивается, чтобы  показать  его  со  всех
сторон. Длинные платья не возбуждают - очевидно,  это  местное  общественное
мнение, поскольку почти на всех женщинах были очень  короткие  и  вызывающие
одеяния, все увешанные бахромой и блестками. На некоторых же и вовсе не было
ничего, кроме бахромы. Для праздничной одежды цвета рангов, видимо, не имеют
значения, по крайней мере здесь, в казармах, но длинное платье  Джа  удивило
всех, и по выражению мужских лиц стало  понятно,  что  общественное  мнение,
скорее всего, пересмотрят.
   Через некоторое время Нанджи извинился и спустился вниз. Несколько  минут
он танцевал какой-то дикий танец с едва  одетой  девушкой,  а  потом  исчез.
Вернулся он на удивление быстро и осушил целую кружку пива.  Пока  они  ели,
Нанджи повторил все это трижды.
   Они уже заканчивали ужин, когда в дальнем конце галереи что-то произошло.
Уолли насторожился. Но  вот  из  темноты  появилась  фигура,  которая  стала
причиной беспокойства. Уолли поставил свой кубок на стол и уставился на  нее
в полном недоумении. Она была огромной и отвратительной  -  женский  вариант
борца сумо. Практически обнаженное тело кое-где украшали бахрома и  блестки,
которые еще больше подчеркивали ее жирное уродство. Слои краски не  скрывали
ни морщин, ни сломанного коса. На лице у  нее  алели  шрамы,  а  левый  глаз
закрыла расшитая стеклярусом повязка. Толстый слой жира, варикозные  вены...
"груди, как ведра", как сказал Нанджи. Это был не кто иной, как Дикая Ани.
   Ее приход вызвал всеобщее оцепенение. Легко  предположить,  что  рабам  в
салоне совсем не место. Сработал инстинкт Шонсу: как только случается что-то
неприятное, проверь, нет ли здесь диверсии, Уолли  сразу  же  заметил  внизу
группу Вторых: они усмехались, что будет дальше. Он опять взглянул на  Дикую
Ани, а она уже направлялась к нему, пробираясь сквозь столы. При ее тучности
это оказалось нелегким делом.
   Двое Пятых поняли, куда она идет, и вскочили, чтобы загородить ей дорогу.
   - Шонсу! - закричала она, раскинув руки  и  нетвердо  держась  на  ногах.
Пятые схватили ее, опасаясь,  чтобы  благородному  гостю  не  было  нанесено
оскорбления.
   Кто-то из молодых, конечно же, подпоил старуху и натравил  ее  на  Шонсу.
Рабыню могли и наказать за это.
   - Ани! - зарокотал он своим громовым голосом. Уолли вскочил и протянул  к
ней руки, а Нанджи оцепенел от ужаса. - Ани, любимая!
   Воины отпустили ее и, уставились на Седьмого. Ани  моргнула,  а  потом  с
настойчивостью пьяного опять двинулась  вперед.  Люди  приходили  в  ярость,
когда эта жирная туша протискивалась  между  их  столами,  но  Ани  все-таки
обошла весь балкон и, оказавшись рядом с Уолли, с любопытством осмотрела его
единственным глазом и повторила:
   - Ты - Шонсу?
   - Ани! - воскликнул он, все так  же  протягивая  руки.  Ани  была  просто
огромна -  почти  с  него  ростом  и  в  полтора  раза  тяжелее.  Она  глупо
ухмыльнулась, показав темные остатки зубов,  и  заключила  его  в  страстные
объятия. Ощущение было такое, словно его обернули резиновым матрацем. Нанджи
понял, чего  хотел  Уолли.  Усмехаясь  довольной  усмешкой,  он  поднялся  и
предложил  рабыне  свое  место.  Ани  плюхнулась  на  стул  и  подозрительно
уставилась на благородного господина.
   - Я тебя не знаю! - сказала она.
   - Конечно нет, - ответил Уолли,  -  но  это  можно  исправить.  Официант,
графин самого лучшего вина для дамы.
   Прислужник в ужасе вытаращил глаза. Джа сидела совершенно  непроницаемая;
возможно, она не понимала, что происходит. Нанджи покраснел до ушей  и  едва
сдерживал приступы смеха. Воины и их жены не знали, как себя вести - следует
ли показывать свое отвращение или же проявить любезную терпимость. У молодых
повес, стоящих внизу, отвисли челюсти.
   Ани никак не могла понять, зачем ее послали сюда.
   - Я видела тебя раньше? - произнесла она невнятным голосом, приняла кубок
с вином, одним глотком осушила его и  громко  икнула.  Она  опять  принялась
рассматривать Уолли. - Нет, не видела. Но ты ведь не новичок,  да?  Жаль.  -
Она протянула свой кубок и заметила Нанджи. - Привет, Ржавый. Давай с  тобой
попозже, да?
   Нанджи готов был залезть под стол.
   После третьего стакана она, кажется, слегка протрезвела и  стала  считать
знаки Уолли.
   - Извините, светлейший,  -  пробормотала  она  и  попыталась  встать,  но
попытка оказалась безуспешной.
   - Все в порядке, Ани, - сказал Уолли. - Это Вторые тебя подучили, да?
   Она кивнула.
   - У тебя будут неприятности?
   Она опять кивнула, потом повеселела, осушила новый кубок и сказала:
   - Завтра!
   Уолли посмотрел на Нанджи.
   - Если сейчас я пойду с ней, куда ходят все,  то  у  нее  ведь  не  будет
неприятностей?
   Нанджи кивнул. Вид у него был возмущенный, удивленный и  заинтересованный
одновременно.
   - Кровати вон там, за дверью, мой повелитель.
   - Хорошо! - сказал Уолли. - Ты будь здесь и присмотри за Джа.
   С такими ногами ему придется трудно,  но  Ани,  похоже,  не  в  состоянии
двигаться самостоятельно. Он присел, просунул  под  нее  руки,  напрягся  и,
после секундной паузы, поднял вверх. Он нес ее и думал  о  том,  что  и  сам
Шонсу никогда так сильно не напрягал мускулов. Снизу раздались  восторженные
крики.
   Нанджи был прав. За дверью оказалась большая, тускло освещенная  комната,
в которой стояло шесть кроватей. Одна  из  них,  в  дальнем  углу,  издавала
громкий скрип, но на остальных никого не было. Единственным источником света
была тусклая лампа. Как можно мягче Уолли  освободился  от  своего  груза  и
задумчиво потер спину.
   Ани лежала и смотрела на него своим широко открытым глазом. Она  была  не
настолько пьяна, чтобы не заметить, как его пальцы нащупали кошелек.
   - Не надо, светлейший. За меня не платят.
   - Я сегодня не буду, Ани, - прошептал он. - Только никому не говори.
   Вот. - Он дал ей золотой, и монета в то же мгновение исчезла в одежде,  в
которой вообще невозможно было ничего спрятать.
   Она лежала и смотрела на него мутным  взглядом,  а  потом  все  поняла  и
сказала:
   - Спасибо, светлейший.
   Он присел на край кровати и улыбнулся. Она неуверенно улыбнулась в ответ.
По полу застучали ботинки, это ушел тот, кто  развлекался  в  дальнем  углу.
Через несколько минут Ани захрапела.
   Некоторое время Уолли подождал, а потом вернулся к  столу.  Он  улыбнулся
Джа и сказал:
   - Ничего не было.
   - А почему, мой повелитель? - поинтересовался Нанджи, невинно улыбаясь.
   - Кажется, я что-то вывихнул, пока добрался туда, - и Уолли потянулся  за
бутылкой, размышляя о том, сколько было в его  словах  шутки,  а  сколько  -
правды.
   Они оставались в салоне совсем недолго. Когда Уолли вел свою рабыню через
зал, на них были устремлены все взгляды; рабы с факелами проводили их  в  их
королевские апартаменты.
   - Ну что, теперь ты веришь в длинные платья? - спросил Уолли, как  только
они остались одни.
   - Конечно, господин! А ученик Нанджи - все еще нет. Он  говорит,  что  их
трудно снимать.
   - В этом-то и заключается все удовольствие, - ответил Уолли.  -  Давай  я
покажу тебе.
   Но никакого удовольствия Джа не почувствовала. Как и прошлой  ночью,  она
прилагала все усилия, страстно желая сделать приятное своему господину.  Его
животная половина, половина Шонсу, по-прежнему наслаждалась,  а  Уолли  Смит
мучился еще более тяжкими муками. Джа в  этом  не  виновата  -  опустошающее
чувство вины за то, что  он  владеет  рабом,  не  давало  ему  почувствовать
радость.
   В домике паломников она принесла ему утешение. В королевских апартаментах
она выполняла свой долг. А это совсем не одно и то же.

Глава 3

   На следующий день Джа нашла в себе мужество предложить -  очень  робко  и
осторожно - украсить свое  платье  небольшой  вышивкой.  Она  хотела  вышить
такого же грифона, как и на мече у господина. Уолли с восторгом  согласился,
и все утро Джа провела за работой, сидя в уголке огромной комнаты, а седьмой
меч лежал перед ней.
   Несмотря на раны,  Нанджи  утверждал,  что  готов  заняться  фехтованием.
Теперь Уолли и сам заметил, что, как и говорил целитель, все  повреждения  у
вассала поверхностные. Не остается сомнений в том, что единственный виновный
всего случившегося Тарру. Горрамини и Ганири выполняли его  приказ,  но  без
особого рвения. Они только наставили синяков, но  постарались  не  причинить
никакого серьезного  вреда.  Этот  урок  доказывает,  в  чем  разница  между
настоящей верностью и простым подчинением.
   Значит, стоит заняться фехтованием.  Из  ящика  достали  маски,  и  Уолли
выбрал самую короткую из всех рапир.
   Маска закрывала лицо и  шею  и  была  единственным  защитным  костюмом  у
воинов. Значит, все выпады и  удары  надо  делать  так,  чтобы  не  поранить
противника. Конечно, эта привычка потом проявлялась и в настоящем бою - если
бы  не  она,  то  уровень  смертности  среди  воинов  был  бы  очень  высок.
Запрещалось наносить удары в самые уязвимые места - ключицы, подмышки.  Если
воин во время тренировки ранит своего противника, то его называют мясником и
вскоре он обнаруживает, что попал в черный список.
   - Так, - сказал Уолли, - сейчас я буду работать как Второй, как настоящий
Второй.
   Он отказался от всех своих сложных трюков и стал двигаться медленно,  как
улитка. Нанджи все равно не мог его поразить, но Уолли не нападал. - У  тебя
великолепная защита, - одобрительно объявил Уолли. - Запястье! Нога! Черт...
Тебе бы такую же атаку... Смотри за пальцем! Уолли испробовал все, но ничего
не помогало. Перед ним корчился все тот же дождевой червяк. Если боги решили
испытать его терпение, то он не выдержит испытания. Нанджи  злился  на  себя
все сильнее и сильнее, потом отшвырнул  меч,  сорвал  маску  и  излил  поток
непристойностей.
   - У меня ничего не получается! - кричал он. - Отведите меня на площадь  и
выпорите!
   Уолли вздохнул. Парню нужен год психоанализа, а времени  нет.  Оставалось
испробовать только одно средство.
   - Ты думаешь, это поможет?
   Нанджи удивился. Он решил, что Уолли сомневается в его мужестве, и дерзко
ответил:
   - Да!
   - Меня не интересует твое мнение, - сказал  Уолли.  -  Знай  свое  место,
козявка. Ну, надевай маску.
   Нанджи встал в позицию и тут же получил удар в грудь.  Появилось  красное
пятно.
   - Ой! - В голосе его слышалось обвинение.
   - Похоже, ты боишься меня ударить... - Уолли нанес еще один удар в грудь.
   - Черт побери! - Нанджи покачнулся.
   - Потому что я - воин... - Уолли стучал рапирой по маске Нанджи, - а ты -
всего лишь отродье ковровщика! - Уолли шлепнул его пониже спины.
   Все  может  кончиться  очень  плохо.  Чувство  собственного   достоинства
впиталось в кровь Нанджи, а теперь, когда кумир так оскорбил его,  он  может
сломаться,  и  тогда  весь  остаток  дней  ему  придется  только   устрашать
паломников. Но боги не наделяют рыжими волосами кого  попало.  Его  характер
опять дал о себе знать, и на этот раз злость выплеснулась наружу.  Возможно,
здесь помог и дед Уолли, тот самый, что плел циновки. Нанджи издал  яростный
крик и ринулся в схватку.
   Уолли неистовствовал. Он хлестал Нанджи, колол и, не  замолкая,  извергал
на него поток  ругательств,  какие  только  мог  придумать  -  самонадеянная
козявка, бордельная свинья, пастух паломников, ты швыряешь деньги направо  и
налево, ты не сможешь постоять за друга... С каждой новой  царапиной  Нанджи
кричал "черт побери!", но не сдавался, и ярость его росла с каждой секундой.
   - Урод! Ты и в стенку не сможешь ударить, будь она хоть у тебя под носом.
   Уолли продолжал издеваться над ним, называя ученика  слабаком,  маленьким
кастратом, импотентом,  гомиком,  выбивальщиком  ковров.  Лицо  Нанджи  было
скрыто маской, но рев его зазвучал громче, а грудь покраснела.  Хвост  волос
развевался, как пламя. Уолли  приходилось  нелегко  -  ведь  ему  надо  было
следить за собой, чтобы не  нанести  серьезных  ран,  рассчитывать  движения
Нанджи, прежде чем он успеет их сделать, и все время ругать его.  -  Мне  не
нужен недоделанный ученик. Мне нужен боец. Я бы вернул тебя Бриу, да  только
ты ему не нужен.
   Нанджи хрипел что-то невразумительное. Не в состоянии точно повторить то,
чему его учили, он начал экспериментировать и в конце концов  сделал  выпад.
Это было во много раз лучше, чем то, что  ему  удавалось  раньше.  Уолли  не
отвел удара, немного покачнулся и подумал, что ребро, кажется, сломано.
   - Повезло мне! - усмехнулся он.  Замечание  было  верным,  но  прозвучало
совсем не так. Нанджи повторил свой выпад, на  этот  раз  Уолли  его  отвел.
Затем последовал короткий злой удар. Его придется пропустить,  и  вот  Уолли
уже в крови. Он потихоньку ослабил натиск, но Нанджи завывал, как стая гиен,
и его невозможно было остановить. Плохие удары Уолли отводил, но каждый раз,
когда он видел хоть какой-нибудь прогресс, он пропускал удар, и  вскоре  сам
был весь в крови, как и его жертва. Они  кричали,  ругались  и  дрались  как
маньяки.
   Наконец Уолли понял, что победил. Удары сыпались твердые, точные и  такие
смертоносные, что Уолли испугался, как бы его не покалечили.
   - Хватит! - закричал он, но Нанджи не хотел или уже не мог  остановиться.
Тогда Уолли, вновь сделавшись Седьмым, выбил у него из рук рапиру. Потом  он
сжал Нанджи в медвежьем объятии.  Тот  вскрикнул,  попытался  вырваться,  но
быстро затих.
   - Получилось! - сказал Уолли,  отпустил  ученика  и