вают  начинающим  только
через год.  И  вот  через  год  после  того,  как  он  стал  воином,  Нанджи
продемонстрировал свое воинское искусство в двух боях со Вторыми...
   - Ну я их и отделал! - воскликнул он с тоской.
   После этого он вновь взялся за тренировки, чтобы скорей  получить  третий
ранг, но тут случилось нечто  ужасное.  Однажды  утром  он  обнаружил,  что,
несмотря на все усилия, не может правильно держать рапиру. И с тех пор никто
не смог снять с него этого проклятия.
   Так, подумал Уолли, наконец что-то проясняется!
   - Скажи, - спросил он, - а не произошло ли в это же время нечто важное?
   Лицо  Нанджи  сделалось  совершенно  бледным,  и  синяки  проступили  еще
отчетливей, и он весь напрягся.
   - Я не помню! - ответил он.
   - Ты не помнишь? Нанджи не помнит?
   Или он лжет, или же сама попытка что-либо вспомнить приводит его в  ужас.
Нет, он не помнит, он не хочет ничего говорить,  он  отвернулся  к  стене  и
зарылся в подушку.
   Уолли был вполне уверен, что его догадка правильна. Новоиспеченный Второй
внезапно узнал, что воины  охраны  не  так  честны  и  неподкупны,  как  это
представлялось ему в его невинном простодушии. Он и теперь  еще  идеалист  и
романтик - так каким же он был раньше! Каким образом он узнал это? Связан ли
он клятвой молчания? Чего ему стоило  такое  прозрение?  Все  это  не  имеет
значения. А имеет значение лишь то, что Уолли вовсе не психиатр, что в  этом
языке нет подходящих слов и что  любая  попытка  объяснить  что-либо  Нанджи
только усложнит его положение.
   - Хорошо, - сказал Уолли, вставая, - я не могу объявить, что Горрамини  и
Ганири нарушили правила чести, и мне придется ползти к Тарру. Но я все равно
с ними расквитаюсь, и поможешь мне ты.
   - Я? - раздался сдавленный голос Нанджи.
   - Ты, ты! Не позже, чем через неделю ты будешь  драться  с  ними,  и  это
станет частью испытания на четвертый ранг. Ты  их  разделаешь  на  глазах  у
всех.
   - Это невозможно, мой повелитель! - запротестовал Нанджи.
   - Не говори мне ничего подобного! - взревел Уолли. -  Я  сделаю  из  тебя
Четвертого, даже если ты протянешь ноги.
   Нанджи не спускал с него глаз; он решил, что его наставник говорит вполне
серьезно, и душа его в восторге  воспарила  к  небесам.  Нанджи,  четвертого
ранга?!
   - Так, - сказал Уолли, - ты вел себя невероятно глупо! Ты поставил меня в
неловкое положение, ты подверг опасности мою  миссию,  ты  задерживаешь  нас
здесь. Ты будешь наказан.
   Нанджи глотнул воздух и, предчувствуя недоброе,  возвратился  в  реальный
Мир.
   - Ты будешь здесь лежать до полудня, вот так, на спине, без  еды.  Это  к
тому же лучшее лечение для всех твоих ран.  И  попытайся  вспомнить,  что  с
тобой приключилось, что выбило тебя из колеи!..
   Уолли повернулся и шагнул к двери, а его вассал так и  остался  лежать  в
постели  с  открытым   ртом.   Потом   светлейший   вспомнил   про   собачью
исполнительность Нанджи и сделал прощальный выстрел:
   - Это не значит, что и мочиться ты должен в постели! -  и  дверь  за  ним
захлопнулась.
   Завтрак в тот день не доставил ему большого удовольствия. Тарру уже  ждал
его, сидя за большим столом в центре зала, и по бокам у  него  были  четверо
Пятых, а свободное место  напротив  явно  предназначалось  для  светлейшего.
Войдя, Уолли не мог не заметить  украдкой  ухмыляющихся  воинов  -  вот  что
бывает с теми, кто  берет  себе  в  подопечные  сыновей  ковровщиков.  Уолли
извинился за поведение  своего  вассала  и  заверил  хозяина,  что  виновный
примерно наказан. Тарру неохотно принял извинения  и  улыбнулся.  Непонятно,
почему  его  улыбка  всегда  напоминала  Уолли  об  акулах,  ведь   зубы   у
достопочтенного вовсе не острые, и глаза - совсем не  похожи  на  стеклянные
акульи зрачки, и морщины вокруг глаз - такое бывает у слонов, но не у  акул,
и почтенные седины - тут уж  и  вовсе  нет  ничего  от  хищника.  Разве  что
взгляды, которые он бросает на седьмой меч, вкрадчивые, зловещие: так  акула
осторожно описывает свои круги возле обреченной жертвы.
   - Конечно, подобные оскорбления не делают  чести  и  хозяевам,  -  сказал
Уолли, когда перед ним поставили тарелку с мясом.  -  Мне,  наверное,  стоит
поговорить с наставниками этих доблестных воинов. Кто они?
   - Дело вот в чем, светлейший, - заговорил правитель, и лицо его при  этом
было совершенно непроницаемо, - они ведь не хозяева, они гости, такие же как
и  вы.  Раньше  их  наставником  был  светлейший  Хардуджу.  Они   попросили
разрешения остаться здесь на некоторое время, и я согласился.
   Умно! Они думали, что Уолли займет место Хардуджу. Если  бы  они  выбрали
себе нового наставника, кого-нибудь из  охраны,  они  стали  бы  уязвимы.  А
теперь у них привилегированный статус, они гости,  такие  же  как  и  Уолли.
Конечно, гость должен с уважением относиться к  другому  гостю,  но  теперь,
когда они не боятся, что Шонсу станет правителем...
   - Значит, у них нет наставников? - спросил Уолли, подозревая,  что  здесь
что-то не так.
   - Они никому еще не принесли второй клятвы, - кивнул Тарру все с  тем  же
непроницаемым лицом.
   В голове у Уолли раздались какие-то предупредительные сигналы, но  он  не
успел разобраться что к чему,  потому  что  белобровый  господин  Трасингджи
внезапно повернулся к Тарру и спросил:
   - А как продвигаются работы в тюрьме, наставник? -  Похоже,  эта  реплика
отрепетирована заранее: слишком уж певучим голосом она была произнесена.
   - Вполне успешно, - ответил Тарру. - Они пойдут  еще  быстрее,  когда  мы
направим сюда плотников. Сейчас почти все они работают в конюшне.
   - Я и не знал, что здесь есть конюшни, - сказал Уолли.  -  Храм,  похоже,
владеет всем? - Он не собирался никого  дурачить.  Тарру  предусмотрел,  что
через эту дырку можно выбраться, и теперь заделывал ее: укреплял конюшню  и,
возможно, усилил там охрану.
   Пятые тоже  ведут  себя  как-то  странно.  Вчера,  узнав,  что  Шонсу  не
собирается занимать место Хардуджу, они совсем оттаяли, а  сегодня  утром  в
глаза ему смотрел только Трасингджи.
   Вскоре Тарру встал, извинился и ушел. Четверо Пятых  последовали  за  ним
как телохранители. Так значит, он это предвидел и клятву крови ему  навязать
не удастся.
   Уолли остался совсем один. Его грызла тоска, ему казалось, что  вокруг  -
дикие звери, они хищно ухмыляются. Невежественные варвары из каменного века!
Кровожадные доисторические головорезы! Он пообещал богу, что станет  воином,
но он не говорил, что ему это непременно понравится. Всей душой он  презирал
этих буйных громил и  их  примитивную  невежественную  цивилизацию...  Уолли
посидел еще немного, чтобы его уход не походил на  бегство;  потом  встал  и
направился на женскую половину. Он позвал Жану и дал  ей  денег,  чтобы  его
рабыня могла сшить себе платье. На лице Жану отразилось недоумение: что  же,
в конце концов, нужно светлейшему - женщина на ночь или белошвейка?
   Уолли вышел на улицу и  остановился  на  ступенях.  В  его  душе  бушевал
неудержимый гнев, он то и  дело  кидал  сердитые  взгляды  на  площадку  для
парадов. Со стороны тюрьмы доносился стук молотков, и это было единственным,
хоть и небольшим утешением. Но Нанджи - совершенно безнадежный случай, а все
его попытки сделать для Джа что-нибудь  приятное  только  пугали  несчастную
рабыню - возможно, она была бы счастливее, если бы жила своей прежней жизнью
и ублажала паломников. Что же  до  Тарру  -  если  этот  предводитель  шайки
варваров думает, что сможет перехитрить Уолли Смита, то...
   Прозрение блеснуло как вспышка молнии!
   Чуть не плача, Уолли выругался. Ловушка!
   Забыв о своих больных ногах, он бросился вниз по  ступеням  и  побежал  к
храму искать Хонакуру.

Глава 2

   Стояла невыносимая жара. Казалось,  с  каждым  днем  она  усиливается,  и
сейчас по земле стелились невидимые огненные волны; как только Уолли выходил
на солнце, ему начинало казаться, что безжалостные  лучи  прожигают  его  до
самых костей. В храме он прошел по темным коридорам и  вышел  во  внутренний
двор, но даже здесь он чувствовал себя как в  раскаленной  печи.  Ремни,  на
которых висел меч; прилипали  к  коже.  Через  несколько  минут  торопливыми
шагами  подошел  маленький  жрец,  его  синяя  мантия  в  некоторых   местах
пропиталась потом, и только по этим признакам было ясно, что ее владелец  не
успел еще окончательно превратиться в змию.
   Сегодня после приветствий не было вежливых любезностей.  Как  только  они
уселись, один на табурет, а другой - на  плетеный  стул,  Уолли  выпалил:  -
Жаль, что я хотя бы на время не принял вашего предложения.
   - Все можно еще изменить, - осторожно ответил жрец.
   - Слишком поздно, - сказал Уолли. - Тарру меня опередил. Он  принимает  у
охраны клятву крови.
   Уолли рассказал о том, что  внезапно  стало  для  него  столь  очевидным.
Ганири и Горрамини не приносили второй клятвы - они принесли третью. То, что
случилось с Нанджи, произошло по приказанию Тарру это месть за его честность
и за то, что его повелитель выиграл пари.
   Отношение к нему Пятых изменилось по этой же причине  -  они  тоже  стали
вассалами Тарру, возможно, под угрозой меча. Наверное, Пятые чувствуют  себя
виноватыми, поэтому они и не могли смотреть в глаза человеку,  которого  им,
возможно, придется бесчестно убить.
   Тарру не только предвидел и рассчитал все возможные шаги Уолли, он сделал
и свой собственный - да еще какой!  Возразить  нечего.  Может  быть,  именно
сейчас достопочтенный продолжает свою работу, и когда все охранники принесут
ему клятву, ловушка для Уолли будет готова захлопнуться.
   - Если я хоть что-нибудь предприму сейчас, - закончил Уолли, - он нанесет
удар. Не знаю точно, сколько человек из охраны у него  в  подчинении,  но  я
думаю, их будет достаточно. Остальные  все  равно  не  пойдут  против  своих
наставников. И я буду правителем, у которого нет ни одного воина.  Сейчас  я
даже не могу убить этого ублюдка. Вассалы клянутся мстить Черт, черт, черт!
   Как обычно, Хонакура сразу все понял.
   -  На  своем  новом  посту  он  успел  сделать  многое,  светлейший.   Он
ремонтирует тюрьму и конюшню. Он усилил охрану ворот. Что касается  конюшни,
это понятно, но зачем он ремонтирует тюрьму?
   Уолли объяснил, в чем тут дело, но даже жреца удивило  его  сочувствие  к
обыкновенным узникам.
   - И что же вы будете делать, светлейший? - спросил он.
   - Не знаю, - признался Уолли. - Сидеть тихо и ждать, пока  заживут  ноги.
Теперь уже поздно искать сторонников. Если бы я и знал, кто из  них  честные
люди, все равно, они, возможно, уже связаны клятвой крови и должны  об  этом
молчать. Из-за этой чертовой клятвы я не могу ничего сделать.
   - Ага! - воскликнул  Хонакура.  -  Значит,  вам  придется  взять  себе  в
помощники не воинов. У вас должно быть шесть человек.  -  Тут  он  замолчал,
потому что появилась молодая жрица. Она поставила на стол поднос  и,  словно
бабочка, упорхнула за дверь. - Как вам нравится это  вино,  светлейший?  Оно
немного слаще, чем то, которое мы пили вчера.
   Кубки были серебряные, а  не  хрустальные,  на  серебряном  блюде  горкой
лежали аппетитные пирожные.
   - Шесть? Но почему? - спросил Уолли.
   - Семь - священное число, - ответил  Хонакура  и,  поймав  взгляд  Уолли,
нахмурился. - Бог ведь сказал, чтобы вы мне доверяли? Так доверяйте -  всего
вас должно быть семеро.
   - Я, Нанджи, Джа и ребенок - считать ребенка? А рабыню?  -  Верования  не
нуждаются в логике.
   Старик откинулся  назад  в  своей  плетеной  клетке  и  несколько  секунд
разглядывал поднимавшийся над ним прозрачный полог ветвей.
   - Обычно рабов не принимают в расчет, но  сейчас,  я  думаю,  можно.  Да,
можно. Значит, сейчас вас четверо.
   Он отогнал мух и протянул Уолли тарелку. Тот вежливо отказался.
   - Как дела у вашего подопечного? - спросил жрец. - Вы проверили,  как  он
владеет мечом?
   - С мечом он не прошел бы и через пустой двор! - Уолли вежливо отхлебывал
вино, по вкусу слегка напоминающее  дизельное  топливо.  -  То,  что  с  ним
случилось, совершенно сбивает меня с толку, и я бы хотел услышать ваш совет,
вы знаете людей.
   Уолли не упоминал о своем предположении, о том, что  Нанджи  парализовало
какое-то неприятное событие, он только  попытался  объяснить  идею  мозговой
блокировки, как ее понимают на Земле. Правда, находить подходящие слова  ему
удавалось с трудом.
   - Я не знаю, как называется  такое  явление,  но  мне  встречалось  нечто
подобное, - Хонакура кивнул. - Когда-то у меня был подопечный, который точно
так же не мог запомнить некоторые сутры. Он был совсем не  глуп,  но  иногда
казался совершенным тупицей.
   - У меня то же самое! И вы нашли выход?
   - О да. Я его порол.
   Уолли вспомнил место для порок и вздрогнул.
   - Ни за что! Так нельзя воспитать воина!
   -  А  как  ваша  рабыня,  светлейший?   Она   прилежно   выполняет   свои
обязанности?
   Всем телом ощущая пронизывающий взгляд жреца, Уолли мягко улыбнулся.
   - Ей нужна практика, и я займусь этим лично.
   Все равно что пытаться провести жирную антилопу через клетку  со  львами.
Жрец задумчиво посмотрел на него, а потом сказал:
   - Она всего лишь рабыня, светлейший.
   Уолли не собирался обсуждать свою половую жизнь,  но  сейчас  что-то  его
задело.
   - Я хочу сделать из нее друга!
   - Из рабыни? Да, боги нашли  настоящего  честолюбца.  -  Некоторое  время
Хонакура сидел с закрытыми глазами, а  потом  улыбнулся.  -  Вы  никогда  не
задумывались, светлейший, о том, что и эта рабыня и этот молодой  воин  даны
вам в качестве испытания?
   Уолли не задумывался, и сейчас эта мысль очень не понравилась ему.
   - Купив рабыню, я уже нарушил свои принципы, -  сказал  он.  -  Если  это
устроил бог, то ему удалось меня обмануть.  Но  Нанджи  я  пороть  не  буду!
Никогда, никогда!
   Хонакура кашлянул.
   - Может быть, вы не совсем правильно понимаете свою задачу. А  если  боги
хотят проверить, не безжалостны ли вы? Или - достаточно ли терпеливы?  -  Он
совершенно запутал собеседника и был этим очень доволен.
   Уолли перевел разговор на другое: у него имелось еще столько  вопросов  к
старику.
   - Расскажите мне о родовых знаках, священный. Недавно я узнал, что у меня
их нет.
   - Я это заметил, - жрец улыбнулся. - Это очень странно, я такого  никогда
не встречал. На правом веке ставится знак отца, на левом - матери.  Если  бы
вы не были воином, люди бы стали задавать вам вопросы.
   Он улыбнулся и замолчал, дав Уолли время собраться с мыслями.
   - А у Шонсу в тот, первый день?
   - Тогда у вас были родовые знаки, - ответил жрец. -  Я  не  помню,  какие
именно, но если бы их не было вовсе, я бы заметил это.
   - А ведь я должен найти брата! Наверное, бог убрал их специально?
   - Вероятно, так, - любезно кивнул Хонакура.
   Некоторое время Уолли молчал,  размышляя  о  всех  своих  затруднениях  и
неизбежно возвращаясь мыслями к Тарру.
   - Бог предупреждал, что  мне  придется  научиться  быть  безжалостным,  -
сказал он. - Мне надо было его убить.
   Так поступил бы Шонсу, а возможно, и вообще любой воин седьмого ранга.
   - Значит, вы допустили ошибку, -  заметил  Хонакура.  -  И  создали  себе
дополнительные трудности. - Нельзя было сказать, что он очень встревожен, но
с другой стороны - о чем беспокоиться старику: ведь не его  кровь  прольется
на песок. - Но от некоторых трудностей, светлейший, вы все же избавились.
   - Что вы имеете в виду?
   - Вы опасались разбойников, - жрец стал считать на  пальцах,  -  неверных
воинов и самого Тарру. Вынужден  заметить,  что  следовало  бы  прибавить  и
жрецов - некоторые из моих коллег уверены, что меч Богини, если это в  самом
деле  Ее  меч,  должен  принадлежать  храму.  Но  если  этим  всем  займется
достопочтенный Тарру, то он не станет связываться ни с разбойниками,  ни  со
жрецами. А воины - среди них он как дома.
   Это  правда.  Пусть  нечестивцы  загрызут  друг  друга.  Только  это,   к
сожалению, скорее всего, произойдет уже после смерти Уолли.
   - Я полагаю, - сказал Уолли задумчиво, - что Богиня в конце концов найдет
нового и более подходящего правителя для своего храма?
   - Непременно, светлейший, рано или поздно.
   Еще один Седьмой? Если будет рядом он, то с его помощью Уолли всю  охрану
разделает на котлеты...
   - Рано или поздно, - повторил он.
   - Да, рано или поздно, - отозвался Хонакура. - Возможно, конечно, что  мы
ошибаемся, но если вас, светлейший, и в самом деле испытывают, то не следует
ожидать, что он появится прежде... прежде, чем вы сами не  решите  все  свои
проблемы.
   - Черт! Мне нужно время! Время, чтобы зажили  ноги!  Время,  чтобы  найти
друзей! Я просто вижу эту картину - раковая опухоль ползет по  всей  охране,
один за другим, возможно, под угрозой смерти они приносят  ему  эту  клятву.
Когда он подчинит себе всех, или почти всех, он сможет  нанести  удар  убить
меня, забрать меч и скрыться. Если его ценность  хотя  бы  и  в  десять  раз
меньше, чем вы говорите, он сможет бросить все и где-нибудь в  другом  месте
начать новую жизнь. Или стать полным хозяином этого храма...
   Он замолчал, продолжая думать все о том же, а  потом  встретил  довольный
взгляд жреца.
   - Так значит, меч ему может и не понадобиться? Он ведь в состоянии просто
ограбить храм! - сказал Уолли. - Бывало ли такое раньше?  Ведь  за  все  эти
тысячи лет кто-то из правителей должен был это попробовать? Морщинистое лицо
старика осветилось широкой улыбкой.
   - По крайней мере пять раз. Впрочем, с тех пор прошло уже довольно  много
времени, и, я полагаю, скоро надо ожидать новых попыток. Но из этого  ничего
не выходит! Во-первых, эта клятва крови далеко не самая главная, светлейший.
Согласно воинской заповеди на первое место всегда ставится  воля  Богини,  а
сутры - поток, не так ли?
   - Да. Значит, у храма есть защита. А у меня - нет!
   - Боюсь, что в этом вы правы. Но это еще не вся  защита  -  отсюда  можно
уйти только на лодке. - Жрец усмехнулся и наполнил серебряные кубки.
   - Ну и что? - Уолли смотрел на него непонимающим взглядом.
   -  То,  что  лодки  не  плывут!  -  ответил   Хонакура,   удивляясь   его
несообразительности. - Богиня не станет помогать тем, кто разорил Ее храм! -
То есть случается чудо? - спросил Уолли.
   Нет, ответил ему жрец, это не чудо, это только Рука Богини. Лодки идут по
Реке только туда, куда Она пожелает, потому что Река - это Богиня...
   - А Богиня - это Река, -  закончил  Уолли,  и  рев  его  голоса  заглушил
беззубое шамканье жреца. - Боюсь, вам придется  объяснить  это  поподробнее,
священный.
   Времени на объяснения ушло довольно много, Хонакура никак не мог взять  в
толк, как это Уолли абсолютно невежествен во всем, что касается  Реки.  Река
только одна - она протекает по всему Миру. Нет,  он  не  знает,  где  у  нее
начало и где конец. На Реке стоят все города, и Ханн тоже.  Как  правило,  в
нижнем течении Фон, а Ханн и Опо - в верхнем, но далеко не всегда.
   Наконец  Уолли  стал  кое-что  понимать  -  география  этого  Мира  может
меняться.  Теперь  и  рассказ  Джа  приобрел  смысл.  Он  попросил  Хонакуру
рассказать об Ионах. Оказалось, что Иона  -  это  человек,  которого  Богиня
хочет видеть в каком-то определенном месте. Если он или она ступают на  борт
лодки, то эта лодка туда и плывет. Если же Богиня хочет, чтобы ты  оставался
там, где ты сейчас, то твоя лодка всегда будет сюда возвращаться.  Нет,  это
не чудо, настаивал Хонакура. Так происходит всегда. Вот меч Уолли - это и  в
самом деле чудо.
   Ионы бывают хорошие и плохие, но в основном хорошие  -  возможно,  именно
поэтому Уолли не сразу понял, что значит само это  слово.  Как  только  Иона
ступает на берег, лодка возвращается к  своему  обычному  маршруту  и  очень
часто получает большое вознаграждение.
   Похоже, этот Мир - очень интересное место. Значит,  ограбление  храма  не
может иметь успеха, но тем не менее