нием вздохнув, Уолли вложил  меч  в  ножны  и  улыбнулся  своему
секунданту. Какое-то время Тарру пытался перевести дух, а  потом  подошел  к
Уолли для церемонии примирения.
   Он не приносил ни извинений, ни поздравлений, а весь тот стыд, который он
мог  -  и  должен  был  испытывать,  он  скрыл   в   официальной   церемонии
представления своего секунданта.
   - Позвольте мне иметь честь  представить  доблестному  светлейшему  Шонсу
моего подопечного, господина Трасингджи пятого ранга.
   Уолли ответил на приветствие, а потом невинно сказал:
   - Я полагаю, вы уже знакомы с моим секундантом, достопочтенный Тарру?
   Это ученик Нанджи, воин второго ранга, мой вассал.
   Тарру пристально посмотрел  на  него,  а  Трасингджи  закашлялся.  Второй
связан клятвой крови? Нанджи надулся как индюк и произнес официальные  слова
приветствия.
   Они, наверное, могут провести целый день на этом солнцепеке,  обмениваясь
подобно китайским мандаринам бессмысленными  любезностями,  но  Уолли  очень
устал, и все эти церемонии казались ему глупостью.
   - Вы позаботитесь о том, чтобы останкам благородного Хардуджу было отдано
должное уважение? - спросил он, и Тарру поклонился. - Пожалуй, и мне  самому
необходимы заботы  целителя.  Не  могли  бы  вы  сказать  мне,  где  я  могу
отдохнуть?
   Тарру опять поклонился, все еще тяжело дыша.
   - Казармы нашей охраны - это, несомненно, совсем не подходящее место  для
столь замечательного воина. Но если ваша милость любезно снизойдет до  того,
чтобы принять наше скромное гостеприимство, мы почтем это за честь. В  своем
новом банке данных Уолли нашел сутру "О гостеприимстве" и  выяснил,  что  на
самом деле самое безопасное место - это логово льва.
   - Вы очень любезны. Я должен принести благодарность Богине, после чего  я
тотчас же вернусь сюда.
   Тарру сделал знак рукой. В первый раз за все это время Уолли заметил, что
толпа состоит в основном из воинов. Их по крайней мере человек тридцать.  Он
вздохнул. Предстоят новые формальности.
   Тарру представил ему еще одного ученика. Потом этот ученик  и  Трасингджи
представили своих подопечных, и так по цепочке. Пришли еще  двое  Пятых,  их
надо было представить, потом - их  подчиненных.  Уолли  двигал  руками,  как
автомат, имена проскальзывали в мозгу и сливались в одно размытое пятно.  Он
смутно осознавал, что становится знаменитостью. Если  кто-то  и  был  раньше
предан Хардуджу, то сейчас эти  чувства  потускнели  перед  восхищением  его
воинской доблестью. На всех лицах читалось искреннее уважение.
   Конечно  же,  все  они  были  уверены,  что  Уолли  скоро  станет   новым
правителем. А он еще не решил, как отказаться.  Сказать  ли  об  этом  прямо
сейчас или подождать? Он слишком устал, чтобы разбираться в таких запутанных
проблемах.
   Но вот что-то нарушило неспешный ход  его  мыслей,  что-то  переменилось.
Перед Уолли стоял Четвертый, в его лице читалось  не  восхищение,  а  страх,
было даже видно,  как  дрожит  его  меч.  Уолли  заставил  себя  всмотреться
внимательнее. Лицо этого человека ему знакомо. Это один из тех, что бил  его
в храме, прежде чем отвести  в  тюрьму.  Уолли  задумался  еще  на  секунду,
припоминая его имя... Мелью.
   Месть!
   В третий раз он почувствовал  внезапный  приступ  ярости.  Перед  глазами
заплясали красные огоньки.
   Это был здоровенный парень, примерно  одного  возраста  с  Шонсу,  нельзя
сказать, что очень умный, но с другой стороны, сейчас об этом судить тяжело.
Что бы сделал Шонсу? Ответ: Шонсу никогда бы  не  позволил  себе  попасть  в
такие переделки, в какие попал Уолли. Но реакция  Шонсу  проявилась  в  этой
знакомой теперь вспышке гнева - вызови этого громилу и убей его за  то,  что
он осмелился поднять руку на Седьмого. Для Уолли Смита легче было  простить,
потому что этот человек выполнял приказ, а тот, кто этот приказ отдавал, уже
получил свое наказание. Но действовать в духе Уолли Смита -  значит  навлечь
на себя беду. Нельзя выходить из роли. Нельзя, чтобы овца  в  волчьей  шкуре
начала блеять.
   Значит, компромисс. Уолли подавил приступ ярости и, не  обращая  внимания
на приветствие, повернулся к Пятому, который представил этого человека.
   - Кто следующий?
   Это невыносимое оскорбление. Люди ждали, что будет делать Мелью.  Он  мог
добровольно пойти на самоубийство - вызвать Уолли на поединок. Вместо  этого
он повернулся и убежал. Полагая, что Шонсу  станет  теперь  правителем,  он,
вероятно, уйдет из храма еще до заката солнца. Очень хорошо!
   Наконец все было закончено. Представлен последний заикающийся Третий.
   А все эти Первые и  Вторые,  что  стоят  в  сторонке,  слава  Богине,  не
считаются.
   Тарру слегка поклонился.
   - Если позволите, светлейший, я хотел бы спросить: какие распоряжения  вы
отдадите относительно охраны храма?
   Так, вот оно. Уолли решил потянуть время; какой-то  беспокойный  инстинкт
подсказывал ему, что открывать все до конца еще рано.
   - Достопочтенный Тарру, я уверен, что вы сможете сделать все необходимое,
пока жрецы не примут решения о том, кто будет новым правителем.
   - Вы очень любезны, светлейший Шонсу... А ученик  Нанджи  второго  ранга?
Он... э-э-э... оставляет службу в охране?
   Уолли повернулся и посмотрел на Нанджи, который  изо  всех  сил  старался
стоять по стойке "смирно", но не мог скрыть  страстной  мольбы,  горевшей  в
глубине глаз.
   - Ученик Нанджи останется у меня на службе.
   Ученик Нанджи вздохнул свободнее.
   Тарру опять поклонился. Усталость  Уолли  усилилась,  и,  боясь,  что  от
изнеможения начнет  дрожать,  он  коротко  попрощался  со  всеми.  Когда  он
направился к лестнице, в ответном прощании  вспыхнули  сорок  мечей,  а  его
вассал важно проследовал за своим господином.

Глава 7

   Как только стало ясно, куда направляется  светлейший  Шонсу,  на  вершине
огромной  лестницы  развернулась  бурная  деятельность.   Уолли   поднимался
медленно, щадя свои ноги, в которых сильно пульсировала кровь На полпути  он
счел нужным  остановиться,  чтобы  дать  жрецам  закончить  все  необходимые
приготовления. Он повернулся и с  восхищением  окинул  взглядом  открывшуюся
перед ним картину. На расстоянии Судилище выглядело значительно  лучше,  чем
вблизи.
   Мимо него проследовал воинский строй, люди размахивали  руками  и  высоко
держали головы, пытаясь произвести на незнакомца  хорошее  впечатление.  Они
прошли, и на землю опустилась стая голубей. Там, где погиб  правитель,  двое
рабов скребли каменные плиты.
   Жизнь хороша в любом  мире.  Уолли  чувствовал  себя  отлично.  Он  легко
завершил это непонятное дело с Хардуджу, и даже мысль о  том,  что  он  стал
убийцей, мало  его  беспокоила.  Он  в  полной  безопасности,  его  защищают
воинские понятия о чести. Единственной неприятной складкой  на  его  удобном
одеяле были воспоминания о тех внезапных вспышках ярости, которые появлялись
всякий раз, когда какое-либо событие бросало вызов его  высокому  статусу  -
будь то неповиновение Нанджи, дерзкий вызов Тарру, желание  свести  счеты  с
Мелью. Эта ярость - не свойственна Уолли Смиту, и он подозревал,  что  Шонсу
на его месте оставил бы после себя  не  один,  а  четыре  истекающих  кровью
трупа. Гнев подпитывается адреналином.  Адреналин  вырабатывается  где-то  в
районе почек. У него нет характера Шонсу, но в наследство он получил все его
железы, и в будущем всегда нужно помнить, что разум Уолли Смита должен четко
контролировать тело Шонсу.
   Он будет воином, а не мясником.
   Уолли  взглянул  на  Нанджи  и  встретил  застывшую  улыбку,   выражающую
поклонение герою высшей пробы. Это ему не понравилось.
   - Отлично, вассал, - сказал он. - Ты был прекрасным секундантом.
   Нанджи тут же покраснел от удовольствия.
   - Ты очень хорошо понял мой намек насчет конца боя, - добавил Уолли.
   - Мне бы следовало получше тебя проинструктировать, -  Вы  могли  ударить
его с левого бока, мой повелитель!
   Уолли обнаружил,  что  в  его  трансплантированной  памяти  содержится  и
воинский жаргон, но эту фразу он понял бы и без перевода  -  нельзя  достать
противника с левого бока, если он держит меч в правой  руке.  Таким  образом
Нанджи высказал свое  соображение  о  том,  что  Уолли  следовало  пойти  на
убийство. Кровожадный чертенок!
   Чем больше Уолли думал  об  этом,  тем  больше  его  раздражало  всеобщее
поклонение. Честь, воздаваемая прекрасно тренированному телу  и  виртуозному
искусству, по праву принадлежала покойному светлейшему Шонсу, а не  ему.  Но
едва ли можно надеяться, что когда-нибудь он сможет объяснить  эту  разницу.
Мальчишка, очевидно, отличается липкой  щенячьей  преданностью,  и  придется
как-нибудь помягче от него избавиться.
   Уолли взглянул на арки храма. Паломники столпились по обеим  сторонам,  а
центральная часть оставалась свободной так, чтобы он мог пройти.
   - Мне кажется, мы дали им  достаточно  времени,  чтобы  привести  себя  в
порядок, - сказал он. - Пойдем.
   Пойдем... Точно так же говорил бог. Теперь на посту  у  центральной  арки
стояли двое Пятых, из тех, кого ему только что представили. Они  бежали  всю
дорогу,  чтобы  успеть  раньше  него,  и  все   еще   тяжело   дышали.   Они
приветствовали Уолли, когда он вошел в прохладную тень арки,  и  ответом  им
стали одобрительный кивок и дерзкая ухмылка Нанджи.
   Итак, светлейший Шонсу в третий раз вошел в центральный неф, Уолли Смит -
во второй Огромность этого холодного пространства подавляла его все так  же,
огни окон все  так  же  блистали.  Никто  из  жрецов  не  вышел,  чтобы  его
проводить, и  Уолли  сам  отправился  вперед,  выжимая  все  силы  из  своих
кровоточащих  ног.  Примерно  на  середине  нефа  начинался  строй   жрецов,
тянущийся до самого алтаря. Служители Богини стояли  в  два  ряда:  с  одной
стороны - жрецы, с другой - жрицы, сначала Первые в белом, за ними -  Вторые
в желтом.
   Когда Уолли проходил мимо, они опускались на колени, это было  похоже  на
бурю в лесу - так же жутко и непривычно.  Уолли  чувствовал,  что  не  стоит
таких почестей, что он их обманывает. Ему хотелось закричать,  приказать  им
убраться, но все, что он мог, - это поскорее  пройти  мимо  и  не  смотреть.
Увидев, что они встают на колени, Нанджи в изумлении открыл рот и прошептал:
   - Мне подождать здесь, мой повелитель?
   - Не отходи от меня ни на шаг! - скомандовал Уолли тоже  шепотом,  и  они
вдвоем совершили этот  царский  проход  через  храм:  повелитель  в  грязных
лохмотьях раба, и вассал - в застиранной желтой юбке. И только меч  и  зажим
Уолли были здесь уместны.
   Пройдя несколько сотен жрецов и жриц, они дошли до конца этого строя,  но
тут путь им  преградили  древние  старухи  в  голубом  одеянии,  беззубые  и
сморщенные, некоторые из них сидели в креслах-каталках. Они тоже  собирались
встать на колени.
   - Святые Матери! - В голосе Нанджи был благоговейный ужас.
   - Пожалуйста, не делайте этого, - взмолился Уолли. - Я всего лишь простой
воин, который пришел поклониться Богине.
   Они все равно опустились на колени.
   Покраснев от злости, Уолли сделал еще один шаг вперед и оказался у самого
возвышения. А там стоял  крошечный  священный  Хонакура  и  с  гордым  видом
улыбался Уолли. Уолли кивнул ему. Потом он молча опустился на колени и начал
молиться. Все подходящие для случая слова были теперь у него в голове  -  он
умолял о прощении, он приносил свой меч Ей на службу, он клялся во  всем  Ей
повиноваться. Уолли подождал, но ответа не последовало - да его и не  должно
было быть Все настоящие клятвы были уже принесены, это  представление  -  не
для Богини, оно для зрителей, возможно, и для  него  самого.  Чувствуя,  что
может заснуть прямо на полу, Уолли поднялся. Нанджи по-прежнему был рядом.
   Он еще раз окинул взглядом богатства веков, что  сверкали  около  статуи.
Ничто из того, что лежало  здесь,  не  могло  сравниться  с  его  мечом,  но
храмовое богатство уже не казалось ему постыдным запасом побрякушек, добытым
сорочьим вымогательством.  Уолли  был  потрясен,  увидев,  как  велика  дань
Богине. Многие тысячи лет люди приносили сюда все  самое  прекрасное,  самое
дорогое, что у них было, и дарили это  своей  возлюбленной  Богине.  Кто  он
такой, чтобы их судить? Очень странно замечать, как внешний вид меняет образ
мыслей.
   Он повернулся к Хонакуре. "Ему можешь доверять", -  сказал  бог,  значит,
все остальные доверия недостойны? Уолли еще не успел открыть рот, а жрец уже
заговорил.
   - Светлейший, совет решил произвести вас в правители немедленно, - сказал
он, сияя, - хотя мы предпочли бы  организовать  более  торжественный  ритуал
завтра или послезавтра.
   Он сочувственно взглянул на ноги Уолли и на пятна крови, которые остались
на полу, там, где он вставал на колени.
   Поблизости никого не было. Их никто не услышит.
   - Я не приму должность правителя, - тихо ответил Уолли.
   Полная неожиданность Долгие секунды старик не мог подобрать слова. -  Но,
светлейший, мы же говорили  об  этом...  -  наконец  пробормотал  он.  Уолли
подавил дьявольский соблазн сказать: "Вы имели дело с Шонсу,  а  я  -  Уолли
Смит". Он едва сумел сдержаться.
   - Очень сожалею, священный.
   Хонакура был удивлен, встревожен, он чувствовал, что его  предали.  Уолли
вспомнил язвительное замечание бога насчет дел в храме.
   - Мне так приказали, - сказал он просто.
   - Приказали?
   Воину седьмого ранга? Но вот в глазах его забрезжило понимание, и  старик
взглянул на эфес меча.
   Уолли кивнул.
   - Сегодня я разговаривал с богом, - пояснил он мягко. - Бог дал мне  этот
меч и сказал, что я должен убить Хардуджу. Но он запретил мне  оставаться  в
храме. Я получил задание, я должен исполнить его по воле Богини: Это для Нее
важнее, и значит, я должен идти.
   Против такого возражать, конечно же, не приходится. Хонакура поклонился.
   - Светлейший, это наивысшая честь, которой может удостоиться смертный.  Я
счастлив уже тем, что встретился с вами.
   Все это - только изысканная учтивость, но, может быть, за ней  кроется  и
искренность.
   - Сейчас я пойду в казармы, - сказал Уолли. - Мои ноги сводят меня с ума!
Быть может, мы поговорим завтра, священный?
   - Конечно, светлейший - И тут голос его перешел  в  шепот.  -  Опасайтесь
измены, светлейший Шонсу!
   Уолли опять кивнул и повернулся к своему вассалу.  Нанджи  был  на  своем
месте, у его левого плеча, и не спускал с Уолли глаз.
   Нанджи все слышал.
   И огромная опасность нависла над юным воином второго ранга: еще  немного,
и глаза его вылезли бы из орбит.
   Уолли с трудом передвигал ноги, прихрамывая  и  едва  поспевая  за  своим
вассалом,  который  бежал  впереди,  как   молодой   жеребец   Они   шли   к
противоположному выходу. Взгляды, которые Нанджи время от времени бросал  на
своего повелителя, были полны такого благоговения и восхищения,  что  просто
обжигали.
   В усталом мозгу Уолли возникла картинка, напоминающая  кадр  из  комикса:
над  головой  Нанджи  поднимается  воздушный  шарик  с  надписью:   "Сначала
Хардуджу, потом Тарру, потом Святые Матери, и еще он разговаривает с богами!
Черт возьми! Ну и шеф!"
   К счастью, дуэлей больше не предвидится, и поэтому  он  Уолли  больше  не
нужен; но как избавиться от такого помощника, не оскорбив его и не  причинив
боль?
   Они проходили по коридорам, спускались  по  лестницам,  миновали  длинные
переходы и, наконец, вынырнули на ярко освещенную площадку позади храма. Там
стояли несколько больших домов, рабы вскапывали  клумбы,  полировали  косами
бархатистые лужайки, тащили бочки с водой Они подошли к тому месту,  которое
Уолли уже знал, к плацу  для  парадов,  где  он  успел  побывать  дважды  за
сегодняшнее утро.
   -  А  ну-ка!  -  глухо  вскрикнул  он,  заковылял  к  низкому   парапету,
опоясывающему цветники, плюхнулся на него в тени дерева  и  расслабился.  От
цветов исходил усыпляющий аромат, слышалось гудение пчел. Он,  должно  быть,
провел на ногах многие  часы,  потому  что  солнце  уже  опускалось  и  тени
вытягивались.  Уолли   обхватил   голову   руками.   Переутомление,   голод,
эмоциональное напряжение...
   Через некоторое время он поднял глаза и увидел  смертельно  встревоженное
лицо своего вассала.
   - Со мной все в порядке, - сказал Уолли. - Просто  был  трудный  день.  -
Ответом был неуверенный кивок.  -  Черт  возьми,  я  только  разговаривал  с
богами, но сам-то я не бог! - Теперь слабая улыбка. - Сядь,  Нанджи.  Скажи,
почему никто не оплакивает Хардуджу?
   Длинная фигура Нанджи согнулась и опустилась  на  стену  рядом  со  своим
повелителем. Его лицо выдавало  борьбу  между  осторожностью  и  презрением,
наконец презрение победило.
   - Это был презренный человек, мой повелитель. Он не сдержал своих  клятв.
Он брал взятки.
   Уолли кивнул. О садизме юноша не упоминает?
   Нанджи ринулся в атаку.
   -  Мой  повелитель,  скажите,  почему  жрецы  сделали  правителем  такого
человека? Ведь он оскорбляет все воинство!
   - Может быть,  он  был  хорошим  человеком,  до  тех  пор  пока  не  стал
правителем?
   Нанджи недоуменно уставился на него:
   - Как это, мой повелитель?
   - Власть разлагает, ученик!
   Сам он долго раздумывал  над  этой  проблемой,  но  для  Нанджи  подобные
соображения были в диковинку. И Уолли пустился в объяснения. Рассказал он  и
о том, как насмехалась над ним толпа.
   - Благодарю вас, мой повелитель, - торжественно произнес вассал. -  Когда
я достигну высокого ранга, я не забуду о том, что вы  рассказали.  Юношеский
идеализм светился в его глазах.
   - Кажется,  все  неприятности  закончились,  Нанджи,  -  сказал  Уолли  с
надеждой. - Ты не хочешь, чтобы я освободил тебя от клятв?
   По выражению лица Нанджи было понятно, что он скорее даст смолоть себя на
мельнице или скормить вампирам.
   - Нет, мой повелитель!
   - И даже от третьей? Это ведь страшная клятва, ученик. Я  могу  приказать
тебе сделать все что угодно - и преступления, и извращения, любую мерзость.
   Нанджи только усмехнулся - его герой никогда не сделает ничего подобного.
   - Быть связанным такой клятвой - честь для меня, мой повелитель.
   Похоже, никогда раньше он не чувствовал себя  таким  счастливым:  светясь
отраженным светом, он поднимался в своих собственных глазах. - Ну хорошо,  -
сказал Уолли неохотно. - Но  если  ты  захочешь  стать  свободным  -  только
попроси! В сутре говорится, что, как только  дело  сделано,  клятву  следует
отменить.
   Нанджи открыл рот, опять закрыл, посмотрел на Уолли, потом вниз, на  свои
ноги, и наконец решился:
   - У вас задание от Богини, мой повелитель, - тихо сказал он.  Ясно  было,
что его раздирает любопытство.
   Выходит,  мальчик  решил  присоединиться  к  богоугодному   делу?   Уолли
вздохнул. Ему бы найти несколько  хороших  воинов,  чтобы  они  охраняли  то
сокровище, которое он носит на спине, а иметь в подчинении этого  неуклюжего
подростка - последнее из того, что можно пожелать. Обыкновенный ученик - это
не защита, а одни неприятности.  И  опять  в  его  усталом  мозгу  возникают
странные мысли: Нанджи, беги  к  пещере  и  скажи  дракону,  пусть  выходит.
Нанджи, иди к замку и скажи, что им пора греть смолу...
   Потом он вспомнил, что, возможно, готовится  измена.  Где  же  тут  найти
воинов, которым можно доверять, которые прикроют его спину, а не  воткнут  в
нее нож? Ему нужна преданность, так вот она, горит перед ним ярким светом. К
тому же Нанджи мог бы посоветовать ему, кого еще из охраны можно  взять.  Он
услышал свой собственный голос, голос Шонсу: "Плох тот путь,  который  ведет
только в одном направлении".
   Нанджи расплылся в довольной улыбке.
   - Вторая сутра, - сказал он. - "О подчиненных".
   Уолли смерил ученика быстрым взглядом:  долговязый,  неловкий  оборванец,
рыжий, худой - настолько худой, что  видна  каждая  косточка,  наивный,  как
только что вылупившийся цыпленок; но с другой стороны, ему не откажешь ни  в
старательности, ни в стр