лся ногой за стремя.
   Как оказалось, быть свидетелем некоторых из устроенных  богами  событий
не такое уж простое дело. Когда мир наконец  перестал  вращаться,  тела  -
включая мое собственное - были разбросаны по всей лужайке.
   Девица поднялась на колени. Несмотря на мое полуоглушенное состояние, я
понял, что, рассказывая про это событие,  мне  придется  использовать  все
имеющиеся у меня в наличии превосходные эпитеты. Правда, в  ту  минуту  из
меня почти выбило дух, а также большую часть мозгов.
   Поэтому назовем ее просто потрясающей.
   Зиг тоже принял сидячее положение. Я не говорил еще, что он был  высок,
красив и мускулист? Широкие плечи,  мужественный  подбородок...  в  общем,
полный стандартный набор.
   Традиционные верлийские наряды ярки и удобны, но  не  слишком  подходят
для тех случаев, когда их обладателей тащат  по  траве.  Вся  поляна  была
усеяна обрывками платья.
   Эти двое не отрывали глаз друг от друга.
   - Вы не покалечились, сударь? - спросила она.
   Ага, подумал я, любовная история! Вслед за этим меня стошнило.
   Такова была моя первая встреча с княжной Свежерозой  Кравской.  Правда,
тогда я не знал еще ни того, кто она,  ни  того,  какую  роль  ей  суждено
сыграть в верлийских делах.
   Через несколько минут на поле боя появились Богосвидетель Нурбийский  и
его друзья в сопровождении нескольких извергающих  громогласные  проклятия
молодых людей на разгоряченных конях под предводительством  моего  старого
знакомого Честнодоблести Галмышского. Он заметно постарел и пополнел и еще
заметнее полысел, но в остальном остался все тот же.  Судя  по  всему,  он
командовал эскортом юной дамы и кипел  от  ярости  из-за  этого  досадного
происшествия.
   К счастью, я был уже у  самой  воды,  умываясь  с  помощью  кого-то  из
знакомых купцов. Мне удалось избежать взгляда Честнодоблести, а  когда  он
послал справиться о моем самочувствии, я заверил парня, что со мной ничего
страшного и что я не принимал никакого участия в спасении.
   Зига и княжну Свежерозу, разумеется, привели в относительно  пристойный
вид. У Зига была сломана лодыжка. Лицо Свежерозы украсил неописуемо пышный
синяк. Они так и не отрывали глаз друг от друга. Честно доблесть проследил
за тем, чтобы обоих усадили верхом, и вся кавалькада отправилась  в  замок
оказывать дальнейшую необходимую  помощь.  Богосвидетель  в  конце  концов
решил стать на ночлег на этой  поляне,  и  я  завернулся  в  свое  одеяло,
стараясь не думать о  ноющих  синяках  и  ссадинах.  Наутро  мы  двинулись
дальше, но прошла неделя, прежде чем я смог стоять прямо.


   Я понимал, что на этом история не кончилась, однако такие  вещи  быстро
не делаются. В ожидании следующего действия я решил  навестить  Утом,  что
Посередине. В прошлое мое посещение Верлии столица пребывала в  трауре  по
Высокочести, поэтому я обошел ее стороной. На этот раз я решил  наведаться
в гости к царской семье.
   Моя методика никогда меня не подводит: несколько вечерних выступлений в
лучшей гостинице для утверждения репутации, потом приглашения выступить  в
частных  домах,  внимание  со  стороны  знати...  ну  и  в  конце   концов
приглашение во дворец.
   Я почти не опасался того, что кто-нибудь  вспомнит  мое  выступление  в
Тихих Водах. Мало кто видел меня там, и как  правило,  аристократы  боятся
показаться большими дураками, чем они есть на самом деле. "Клянусь богами,
вы выглядите еще моложе, чем когда-либо, не так ли?" Нет, это вряд  ли.  В
крайнем случае я  всегда  мог  прикинуться  собственным  сыном,  однако  я
придерживаюсь правила не говорить ничего, кроме чистой правды.
   Спустя два месяца после истории с удравшей лошадью и три недели с моего
появления в столице меня вызвали во дворец.


   Дворец поражал монументальностью. Я видел сторожевые башни тоньше,  чем
колонны в бальной зале. Все дверные проемы - это какие-то узкие щели,  все
лестницы - крутые спирали, которые легко оборонять.  Контраст  между  этой
крепостью и хрупкой  красотой  Тихих  Вод  вполне  соответствовал  разнице
характеров двух братьев,  заложивших  эти  дворцы.  Всю  свою  жизнь  Берн
оставался бойцом.
   При первой нашей  встрече  Быстроклинок  был  сонным  юнцом,  с  трудом
подавлявшим зевоту. Спустя четверть столетия он  превратился  в  голодного
волка -  угрюмого,  мрачного,  мнительного.  О,  манеры  его  были  вполне
безупречны. Он вел себя, как и подобает царю, благородному дворянину -  но
опасному дворянину. Он не заливал  страну  кровью,  он  не  осуждал  своих
друзей на пытки, однако по виду его можно было предположить, что он вполне
способен на это. Он был высок,  строен  и  чисто  выбрит,  подавая  личный
пример новой моды. О нем говорили, что он крепок и активен,  как  люди  на
десять лет младше его, однако царившую в его душе  черноту  он  скрыть  не
мог. Слишком много монархов  страдали  навязчивой  идеей  относительно  их
места в истории, и он не мог не  понимать,  что  его  правление  не  будет
поминаться добрым словом. Кровопролитной войне  не  было  видно  конца.  В
погоне за славой он добился лишь разочарования.
   Жена его умерла пару лет назад. Ожидалось, что он женится второй раз, и
весь двор гудел, выдвигая предположения на  этот  счет.  В  данный  момент
обязанности официальной  хозяйки  дворца  исполняла  его  сестра.  Царевна
Соловьина казалась еще более хрупкой, чем при нашей первой встрече, -  еще
более горестной и изможденной. Ее брак  оказался  бездетным.  Муж  ее  жил
теперь отдельно от нее, напропалую развратничая в своих  поместьях,  плодя
бастардов как козел, словно  назло,  чтобы  доказать,  что  не  повинен  в
отсутствии законного наследника. Над ней нависла еще  более  черная  тень;
жить ей тогда оставалось меньше года.
   Имея на престоле этих двоих, а на границах - войну, двор превратился  в
какое-то болезненное, выматывающее нервы подобие карнавала  -  веселье  на
поверхности и бездонная чернота под ним. Я уже говорил, что даже  скромные
верлийские землепашцы предпочитают одеваться  поярче.  Придворный  же  люд
блистал как россыпь бриллиантов на солнце, как самоцветы на  подкладке  из
черного бархата.
   В первое свое посещение  Большого  зала  я  снова  поведал  собравшимся
историю Зимней Войны, сделав, конечно же, ударение на Верне.  Рассказ  был
встречен  довольно  неплохо.  Меня  проводили  стоя,  овациями,  а   также
увесистым мешком золота, предоставив мне заодно апартаменты во  дворце  на
любой угодный мне срок. Благородные дамы  засыпали  меня  приглашениями  в
свои салоны и будуары - разумеется, в то время, когда меня не  требовал  к
себе царь.
   Вскоре я устал от аристократов, ибо жизнь их лишена реальности,  однако
бывает и так, что я устаю от бедности, и  мне  не  мешало  поправить  свои
финансовые дела. Каким  бы  угнетающе  искусственным  ни  казался  двор  в
дневное время, вечером он становился возбуждающе пестрым и  разнообразным.
В конце концов, время было зимнее, а зимой пуховые перины  куда  приятнее,
чем придорожные канавы. Несколько дней я нежился в тепле.  Все,  чего  мне
недоставало, - это новых историй. С восхода до заката я не слышал  ничего,
кроме заурядных сплетен. Потом во дворец вернулся  наследник  престола,  и
слухи вдруг стали зловещими.
   Впервые я увидел Звездоискателя на званом балу, где  веселящаяся  толпа
сияла ярче свечей. С высоких балконов лилась музыка. Молодежь обоего  пола
кружилась в веселом танце,  проносясь  вихрем  разлетающихся  разноцветных
одежд. Прислонясь к массивной колонне, я пытался отдышаться от  одного  из
таких диких танцев,  подбирая  метафоры,  подходящие  для  описания  этого
зрелища:  рой  стрекоз,  стайка  тропических  рыбок,  сумасшедший  выводок
зимородков? Мешок павлинов... Снегири в цветочной лавке...
   Музыка - еще быстрее, танец - еще безумнее... Все  больше  обессилевших
пар искали спасения по углам.  Удивительно,  но  царь  находился  в  самом
центре веселья, отплясывая не хуже других. Для человека, возраст  которого
приближался к сорока, он держался на удивление  неплохо.  Я  усмехнулся  и
стал ждать, сколько он еще продержится.
   Потом я узнал его партнершу, и на этом праздник для меня закончился.
   Я повернулся к своей спутнице  -  имя  которой,  признаюсь,  совершенно
выскочило из головы, хотя и не должно бы, поскольку... ладно, это  к  делу
не относится.
   - Я вижу, его величество нашел вторую по красоте даму в этом зале?
   -  Свежероза  Кравская,  -  промурлыкала  моя  подруга,  запуская  свои
пальчики мне под платье, чтобы пощекотать ребра. - А вы что, ничего еще не
слышали?
   -  Что  не  слышал?  -  спросил  я,  отвечая  ей  соответственно  -  мы
любезничали в довольно-таки укромном местечке за пальмой в кадке.
   - Царь сделал выбор. Оглашения помолвки ожидают со дня на день.
   Неужели? А что тогда мой приятель  Зиг?  Что  с  тем  романом,  завязку
которого я созерцал своими глазами? Я  совершенно  забыл  о  ребрах.  Боги
ставят трагедии так же часто, как любовные истории.
   Царь  наконец  исчерпал  свои  царские  силы.   Задыхаясь,   он   резко
остановился,  и  музыка  тотчас   смолкла.   Смех,   радостные   возгласы,
аплодисменты... Толпа танцоров начала рассасываться.
   На моих глазах Быстроклинок подал Свежерозе руку и отвел ее в сторону -
хотя мне кажется, он больше опирался на нее, чем она на его  руку.  Я  мог
понять его выбор. Расставить всех красавиц в этой зале по ранжиру было  бы
непосильной задачей, однако она гарантированно попала бы в пятерку  лучших
на взгляд любого из присутствующих здесь мужчин. Конечно,  он  был  старше
ее, однако эта разница в возрасте не выходила  за  рамки  приличия.  Когда
верлийский царь делает выбор, какой выбор остается его избраннице?
   Оркестр заиграл снова. Зал начал заполняться танцующими.
   - Ох! - только и сказал я: моя спутница ущипнула меня.
   - Вы про меня совсем забыли! - угрожающе шепнула она.
   - Неправда! Неправда! - возразил я и увлек ее танцевать,  пока  она  не
изнасиловала меня прямо за пальмой.
   Однако  и  танцуя,  я  старался  приблизиться  к  царской   ложе,   где
Быстроклинок и его невеста потягивали вино. Рядом с  ними  сидела  царевна
Соловьина с еще более болезненным, чем обычно, видом. Обыкновенно  мрачный
монарх улыбался. Свежероза смеялась какой-то его шутке. По ее поведению  я
не мог заключить ничего. Парящая. Потрясающая.
   - Уж не дочь ли она старого Огнеястреба? - прошептал  я  на  ухо  своей
партнерше: танец был из тех,  что  позволяют  крепко  прижиматься  друг  к
другу.
   - Еще одно слово о ней, - нежно прошептала она в ответ, - и я выцарапаю
вам глаза.
   Тут...
   Прямо через танцующую толпу, рассекая  ее  как  барсук  высокую  траву,
прошла компания из восьми или  девяти  молодых  людей,  одетых  в  черное.
Веселье стихало за их спиной как срезанное серпом.
   Невысокий, но плотный юнец во главе компании не мог  быть  никем  иным,
как  Звездоискателем,  наследником  престола.  Если  его  отца  я  называл
голодным волком, то его можно сравнить с исхудавшим медведем. У него  были
похожие на дупла глаза, которым я никогда не доверяю. Мне показалось,  что
на лице его заметны  следы  разложения,  но,  возможно,  я  позволил  себе
попасть под влияние  слухов.  Даже  по  меркам  двора  его  репутация  как
записного дебошира была исключительной.
   Остальные могли быть только его закадычными дружками. Про  них  я  тоже
наслышался разного. Некоторые из них репутацией  своей  превосходили  даже
его - развратники, пьяницы, бретеры и просто головорезы. Я ничего не  имею
против молодежного бунтарства - если за этим стоит какая-то  позиция.  Про
позицию Звездоискателя я ничего сказать не мог; скорее всего ее не было  и
в помине. Он не выступал ни за войну, ни против нее, ни за, ни против чего
угодно. Он был за себя, любимого, - и все.
   Царевич небрежно  поклонился  отцу,  взял  Свежерозу  за  руку,  словно
собираясь приложиться к ней, и  выдернул  ее  из  кресла,  поймав  в  свои
объятия. Прежде чем кто-то успел вымолвить хоть слово, он уже  кружился  с
ней в танце. Хрустальный бокал упал на пол и разбился. Соловьина  подавила
крик. Царь вскочил на ноги вне себя от гнева. Он опоздал. Они  исчезли,  а
на  пути  его  стояли  дружки  царевича  -  вся   затея   была   тщательно
спланирована. Редко доводилось мне видеть столь  возмутительный  поступок,
проделанный с такой помпой.
   Юнцы в черном поклонились и тут же растворились  в  толпе  искать  себе
партнерш для танца. Я  наступил  на  ногу  своей  спутнице  и  пробормотал
извинение.


   Надо ли говорить, что с этой  минуты  дворец  гудел  как  потревоженный
улей. Лично я нисколько  не  удивился  бы,  объяви  Быстроклинок  о  своей
помолвке в ту же ночь, не дожидаясь даже согласия дамы. Я  знал  монархов,
поступавших таким образом, но  он  не  сделал  этого.  Скандал  не  стихал
несколько дней. Царь был старше дамы на четырнадцать лет, царевич - младше
на пять. Кого из двух она выберет? Когда я спрашивал,  почему  она  должна
обязательно выбрать из этих  двоих,  на  меня  смотрели,  как  на  полного
идиота.
   Слухи плодились самые разнообразные. Так, из  шипения  сердитых  матрон
следовало, что гадкая девица нарочно настраивает отца против сына. Судя по
тому,  что  я  слышал  о  Звездоискателе,  он  затеял  всю   эту   историю
самостоятельно, без чьего бы  то  ни  было  наущения.  Впрочем,  некоторые
утверждали, что он первым пасся в этих лугах и  что  это  царь  вторгся  в
чужие владения. За всем этим стоит мамаша девицы.  Или,  если  вам  больше
нравится такая версия, мамашу срочно вызвали ко двору, дабы она  вразумила
свою дочь. Царь угрожал  лишить  сына  наследства.  Царевич  угрожал  отцу
революцией - теория не такая уж невероятная, учитывая состояние страны.
   Помимо самой Свежерозы, излюбленной темой разговоров был  царский  бог.
Любая другая верлийская семья испросила бы божественного совета  и  строго
бы ему следовала. Берн и все его потомки  старались  четко  разграничивать
полномочия семейного божества, Верл, и государственного -  Хола.  Хол  был
могуч, но далек; он мог предсказать события, но сам в них  не  вмешивался.
Он являлся единственным исключением. Еще со времен  Ханнаила  люди  Верлии
придерживались странных взглядов, согласно которым  богам  не  дозволялось
лезть в политику.
   Какой бог правил здесь? Кого поддерживал Верл - сына или  отца?  Или  у
него были вообще совсем другие планы? Никто бы не смог  ответить  на  этот
вопрос, кроме членов царской семьи, а они явно не собирались  посвящать  в
это посторонних.
   Мне отчаянно хотелось поговорить с самой девушкой. А как раз этого-то я
и не мог, поскольку она куда-то скрылась. Конечно, у нее  ситуация  не  из
легких, и все же я не особенно тревожился. Я хорошо помнил, как ее сняли с
несущегося во весь опор коня, уронив при этом на менялу историй. Да любая,
кому по силам пережить такое и вдобавок вежливо поинтересоваться у  своего
спасителя, как он себя чувствует, должна быть прочнее седельной кожи.  Мне
не терпелось узнать, что же происходит  за  кулисами  и  что  случилось  с
Зигом, но я не сомневался в том, что рано или поздно все узнаю.


   Разумеется, я узнал - и даже раньше, чем ожидал.
   Мрачная пелена окутала дворец. Царь впредь до  следующего  распоряжения
отменил все назначенные балы, пиры и прочие увеселения. Таким  образом,  в
моих услугах как придворного сказителя временно не нуждались, и  сразу  же
на меня посыпались приглашения почтить своим присутствием  дома  столичной
знати. Не забывайте, была зима, а ночи зимой долгие. Я сделал одолжение.
   Я вернулся во дворец незадолго до зари и, должен признать, находился не
в лучшем  виде.  Я  немного  злоупотребил  изысканными  яствами,  крепкими
напитками и девичьим вниманием. Ну, не девичьим, а, скажем так, юной  дамы
по имени Славачесть Гнашская. Она происходила из очень почтенной  семьи  и
обладала исключительной  гибкостью,  равной  которой  я  не  встречал  вне
цирковой арены. Моя старая  приятельница,  Женщина-Змея  Гальда  могла  бы
поучиться у нее кое-каким штукам. Не прибегая к помощи рук,  она  могла...
но я отвлекаюсь.  Скажем  только,  что  я  был  весьма  утомлен,  и  этого
достаточно.
   Во дворце была какая-то  кутерьма,  и  повсюду  носились  гвардейцы.  В
обычном состоянии я ни за что бы не прошел мимо, не  поинтересовавшись,  в
чем дело, но у меня голова была как чугунный котел, и  страшно  клонило  в
сон. Я заметил, что меня пропустили внутрь без лишних  расспросов,  и  это
само по себе странно. Первая реакция  любого  уважающего  себя  дворца  на
какое-либо потрясение, как правило, заключается в запирании  наглухо  всех
входов и выходов, и тем не менее  стража  позволила  мне  войти,  даже  не
посмотрев на меня. Я устало поднялся  по  лестнице  и  доплелся  до  своей
двери.
   Я подошел к ней как раз вовремя,  чтобы  остановить  отряд  вооруженных
людей, намеревавшихся взломать ее.
   - В чем проблема? - осведомился я хриплым шепотом.
   - Именем его величества, откройте! - прорычал старший офицер.
   Возможно, впрочем, он и  не  рычал,  но  суть  слов  его  от  этого  не
менялась.
   Будучи не в настроении спорить с такой луженой  глоткой,  я  порылся  в
карманах, нашел ключ и отпер дверь. Меня бесцеремонно отпихнули в  сторону
и ворвались в комнату. Там не было ничего  подозрительного.  Я  это  точно
знал. Я подождал, пока им не надоест шарить по всем  углам  и  заглядывать
под стол и они не выйдут. Даже не подумав извиниться,  они  направились  к
соседней двери.
   Утром у меня будет достаточно времени выяснить, что же творится,  решил
я. Теша себя мыслями о мягкой постели, я ввалился внутрь и запер за  собой
дверь. Комната была ярко освещена.
   В моем любимом кресле сидела Свежероза.
   Я прислонился к  стене  и  зажмурился,  подождав,  пока  шум  в  голове
поутихнет. Когда я набрался сил открыть глаза, она еще сидела  на  том  же
месте.
   -  Мастер  Гомер?  -  тихо  произнесла  она.  Она  обладала   идеальным
сложением, этакий эталон  женской  красоты,  обернутый,  насколько  я  мог
судить, в шелк. Цвета были темными и насыщенными, темно-синими и зелеными.
Одежды тесно облегали изгибы ее тела, но еще более привлекало  мой  взгляд
то, чего они не скрывали. Ах, этот бок,  это  бедро!  И  в  моей  спальне!
Ущерб,  нанесенный  мне  Славачестью,  разом  позабылся.   Я   выпрямился,
пригладил рукою волосы, одернул одежду...
   Свежероза неуверенно ответила на мою  улыбку.  Возможно,  это  была  не
самая ободряющая из моих улыбок. Я заметил, что ее волосы чуть  рыжеватые,
а  глаза  -  темно-синие.  Именно  глаза   сказали   мне,   что   это   не
простушка-служанка, с которой можно справиться всего парой льстивых слов.
   Я осторожно поклонился.
   - Госпожа моя, вы оказали мне большую честь, почтив своим посещением.
   - Боюсь, я также подвергаю вас большой опасности. Вы не присядете?
   Шатаясь, доплелся я до соседнего кресла. Она чуть нахмурилась,  заметив
неуверенность моих движений. Я  рухнул  на  мягкие  подушки  и  как  идиот
уставился на нее.
   Она недовольно нахмурилась.
   - Мне кажется, мы уже встречались. Я приношу вам свою  самую  искреннюю
благодарность за вашу храбрость.
   - Я счастлив, сударыня.
   На губах ее мелькнула слабая улыбка. О, эти губы!
   - Правда? Боюсь, я почти  не  заметила  вас  тогда.  Я  была  несколько
потрясена. Мне стоило бы обратить на вас больше внимания  и  поблагодарить
тогда  же.  Собственно,  я  узнала  о  вашей  роли  в  той  истории   лишь
впоследствии.
   - Как дела у Зига?
   Она снова нахмурилась.
   - Его нога, должно быть, уже зажила.
   Я ждал. Она сменила тему.
   - Боюсь, я снова пришла просить вас о помощи.
   Боги, да она могла бы ходить по мне  в  туфлях  на  шпильках,  если  бы
захотела. Увы! Мое дело было безнадежным. Передо мной в очереди стояли  по
меньшей мере трое. Ладно, ну и пусть.
   - Так просите же, сударыня!
   - Долж