заблаговременно.
   - Увы,  августейшая  чета  уже  за  столом,  мастер  Омар,  а  протокол
запрещает кому-либо присоединяться к ним после того, как они приступили  к
трапезе. Если хотите, я могу устроить так, что вы  сможете  посмотреть  на
них издали. Позже я могу объявить о вашем выходе  под  фанфары,  если  это
поможет.
   - Боюсь, не очень. Ладно, покажите мне жерт... слушателей.


   Я смотрел на царскую трапезу из-за мраморной  перегородки.  Белоснежные
скатерти, золотая посуда, сияющие канделябры. Должно быть, в зале  обедала
сотня человек, но меня интересовал  только  один  стол.  Мой  таинственный
придворный исчез, вне всякого сомнения, в ту  скрытую  политическую  нишу,
где обычно обитал. Заметно присмиревший Башнедуб шептал мне на ухо имена и
титулы.
   Царь выделялся сразу. Высокочести было тогда  за  сорок,  и  он  правил
шестнадцатый год. Это был крупный мужчина, склонный к тучности, но все  же
впечатляющий. Длинные волосы медового цвета падали ему на плечи, рыжеватая
борода была раздвоена на конце. Он слегка напоминал своего предка - Верна,
- но сходство это сводилось к обычному  для  варваров  цвету  волос.  Мать
Высокочести была северянкой, так что внешностью своей он был обязан скорее
ей, а не своему  прапрапрапрапрапрапрадеду.  Возможно,  чтобы  подчеркнуть
свою скромность, он нарядился в темные тона, и это тоже  выделяло  его  из
яркого окружения. Он обладал громким голосом, еще более громким  смехом  и
жизнерадостным  характером.  Меня  привело  в  восхищение   то,   как   он
поддерживал разговор за столом,  не  узурпируя  внимание,  как  это  часто
бывает у монархов, ненавязчиво вовлекая в  него  всех,  сидящих  рядом.  Я
видел, как он подшучивает над остальными и заигрывает с дамами,  но  никто
не ощущал себя обиженным. Раз или два кто-то отпускал шутки и в его адрес,
и его смех звучал так же громко и весело, как и  всех  остальных.  Впервые
увидев его воочию, я начал понимать причину  его  популярности.  Какую  бы
политику он ни  проводил,  Высокочесть  оставался  незаурядной  личностью.
"Славный" - слово, редко применимое по отношению к царям, но  к  нему  оно
подходило без всякого сомнения.
   В своем суждении о царице Мореяшме я был не столь уверен. Как и он, она
обладала некоторой склонностью к полноте, но  ее  горничные  одели  ее  со
вкусом. Ее волосы были серебряными  и  приятно  оттеняли  темные  глаза  и
смуглый цвет  кожи,  более  темный,  чем  у  большинства  окружающих.  Она
исполняет роль, подумал я, - ведет  себя  так,  как  положено  вести  себя
царице на людях. В личной жизни она могла держаться совсем по-другому,  но
я не мог представить себе, как именно.
   Царевна Соловьина достигла уже того возраста, когда принцесс и  царевен
выдают обычно замуж. Она отличалась такой же темной кожей,  как  ее  мать.
Обыкновенно я предпочитаю описывать  юных  дам  как  красавиц,  но  должен
признать, что на мой вкус она была  чересчур  хрупка.  Моему  критическому
взору  улыбки  ее  показались  вымученными,  а  движения  -  неуверенными.
Необходимость сидеть на людях была для нее тяжким испытанием, хотя отчасти
ее застенчивость можно было объяснить юным возрастом. Она до странного  не
интересовалась  молодыми  людьми,  тщетно  искавшими  ее  внимания,   что,
разумеется, можно было объяснить отсутствием здесь ее возлюбленного.
   Царевич Быстроклинок находился на пороге мужественности. Хотя царевичи,
как правило, отличаются не по годам  выраженным  интересом  к  прекрасному
полу, он был еще слишком молод, чтобы гоняться за девицами. Он  героически
пытался не заснуть, из последних сил борясь с зевотой.  Он  не  производил
впечатление малолетнего монстра, затевающего заговор  против  собственного
отца, но это вовсе не означало, что никто не строит подобных планов в  его
пользу.
   Значит, вот она какая, царствующая семья Верлии.
   Я переключил внимание на хозяина, князя  Огнеястреба.  Я  снова  убедил
себя, что вижу сходство с  легендарным  предком  времен  Освобождения,  но
снова  это  сходство  сводилось  к  общим  чертам.   Дусс   был   типичным
представителем народа Междуморья, и Огнеястреб - тоже. Он был высок, смугл
и мрачен. Его глаза находились в постоянном движении; остальная часть лица
оставалась неподвижна. По его лицу я не мог прочесть ничего. В зале  стоял
слишком громкий шум, чтобы я  мог  разобрать  слова,  поэтому  приходилось
оценивать  реплики  говоривших  по  произведенному  ими  эффекту.  Похоже,
Огнеястреб  шутил  редко,  но,  если  такое   случалось,   смех,   которым
встречались его шутки, казался мне слегка натянутым. Я решил, что его юмор
может быть едким и даже злым.
   Этот, решил я, опасен.
   Его жена, княгиня Розосвета? Высокая, смуглая, поразительная. Возможно,
расцвет ее красоты и миновал уже, и все  же  в  этом  зале,  где  красавиц
хватало сверх меры, она  была,  несомненно,  самой  потрясающей  женщиной.
Впрочем, напряжение, вызванное необходимостью развлекать царскую семью  на
протяжении почти двух недель, проявлялось в  ее  внешности.  Она  казалась
нервной, встревоженной... или это только  мерещилось  моему  возбужденному
воображению?  Честно  говоря,  я  не  поклялся  бы,  что  она  ведет  себя
подозрительно.  Никто   бы   не   заподозрил   в   ее   поведении   ничего
настораживающего.
   Два юных пажа, прислуживавших царской чете, были  ее  сыновьями  -  так
объяснил мне Башнедуб.
   Я принялся изучать старших дворян, сановников, и придворных, и  молодых
сорвиголов, и старых лис. Я не обнаружил ничего интересного, ибо не  знал,
кто из них что из себя представляет. Жаль, что  у  меня  не  было  лучшего
провожатого. Однако, если-бы я спросил своего молодого  спутника,  кто  из
присутствующих может замышлять что-то против царя,  он  решил  бы,  что  я
сошел с  ума.  Кто  все-таки  нанял  меня  в  такой  спешке?  Кто  поручил
безымянному  бюрократу  предложить  мне  эту  бесценную  взятку?  Цари  по
определению имеют больше влияния на двор, чем кто бы то ни было другой.
   И если Высокочесть не намеченная жертва, значит, он наиболее  вероятный
заговорщик. Что он мог задумать?


   Вы верите в привидения? Лично я - да.  Я  слишком  часто  встречался  с
ними, чтобы отрицать их существование, хотя и должен признать,  они  редки
и, как правило, очень застенчивы. В тот вечер в Тихих Водах я почувствовал
присутствие одного.
   Веранда с трех сторон открывалась в сад - каменные арки вели на лужайки
с декоративными кустами,  маленькими  бассейнами,  журчащими  фонтанами  и
ночными цветами, наполнявшими воздух своим ароматом. Трудно было  сказать,
где кончается сад и начинается помещение. Дальний  конец  этого  странного
зала находился уже во дворце и  был  уставлен  мягкими  диванами  и  убран
богатыми коврами,  но  даже  там  царил  полумрак.  Мои  слушатели  сидели
небольшими группами между  пальмами  в  кадках,  скульптурами  и  большими
ониксовыми вазами, в которых стояли розы. Из  всех  присутствующих  только
меня ярко осветили.  Идеальная  сцена  для  убийства.  Любой  маломальский
профессионал мог бы запросто накинуть шелковый шнурок на шею  кого  угодно
из присутствующих.
   У меня не было сомнений в том, какую  тему  выбрать.  Мы  находились  в
Тихих Водах. Я не мог не воздать хвалу его основателю.
   Молча ждал я, пока наступит тишина.
   - Ваши величества, - произнес  я,  когда  стихли  последние  сдавленные
хихиканья и шепот. -  Господа...  Я  поведаю  вам  о  мальчишке-посыльном,
призванном богами на великие дела.
   Многие из лиц были чуть  видны.  Я  нашел  самого  царя  и  намеревался
посматривать в ту сторону, но, стоя сам под  светом,  с  трудом  различал,
какие из теней в летней ночи - слушатели, а какие -  статуи,  или  кресла,
или кусты. Кое-кто из моих  слушателей  выпил  больше,  чем  следовало,  и
поначалу они пытались шепотом комментировать мой  рассказ  соседям.  Но  я
говорил, и постепенно они примолкли,  и  вскоре  слышны  были  только  мой
голос, и журчание фонтанов, и далекие звуки лютни.
   Мне показалось, когда  я  начинал  рассказ,  что  у  меня  четырнадцать
слушателей,  хотя  пару  я  мог  и  не  заметить.  Чуть  погодя  их  стало
тринадцать.  Я  почувствовал  себя  немного  лучше.  Потом  -  двенадцать.
Отлично! Теперь я знал, что за игра здесь идет. Я мог забыть свои опасения
насчет убийства и не гадать больше, что мне делать, если я вдруг  насчитаю
пятнадцать. Одним из исчезнувших был сам царь, как я  и  подозревал.  Кого
еще не хватало, я не понял -  я  был  слишком  занят  рассказом.  В  конце
концов, это было не мое дело.
   Я пообещал дать им час, и я сдержал свое слово.  Никто  не  заметил  их
отсутствия. Да что там, никто даже не кашлянул.
   Но когда мы вместе с моими слушателями перенеслись из трущоб  Альгазана
на  просторы  Зимней  Войны,  я  почувствовал,  что   к   нашей   компании
присоединился еще кто-то. Можете  назвать  это  игрой  моего  воображения.
Можете приписать это на счет нервного напряжения после трех  очень  долгих
дней и двух очень бурных ночей. Я не претендую на то, что отчетливо  видел
кого-то;  скорее  я  просто  ощущал  его  присутствие.  Раз  или  два  мне
показалось, что кто-то прячется в тени сбоку от меня, но, когда я  обращал
взгляд в ту сторону, он ускользал куда-то. Можно ли  чувствовать  смех?  В
тот вечер мне это удалось. Интересно, не дракон ли это смеялся -  говорят,
у драконов своеобразное чувство юмора. Мне кажется, это  Дусс  слушал  мой
рассказ в тот вечер, и я надеюсь, он ему понравился. Я изобразил "Генерала
Голову" чуть больше и храбрее, чем он был на самом деле. В  основанном  им
самим доме это было вполне уместно. Разумеется, я следил за тем, чтобы  не
принизить достоинств и "Генерала Отваги".
   Когда я описывал, как Вандок скрылся в пещере, чтобы искать спасения  у
Хола, я каким-то образом понял, что  призрак  ушел.  Я  довел  рассказ  до
конца.
   Я часто вижу слезы на глазах слушателей. Я редко  ощущаю  их  на  своих
собственных глазах.
   На веранде снова сидели четырнадцать человек - значит, я выполнил  свою
задачу.


   На этом, собственно, и  кончается  моя  история,  рассказ  о  рассказе.
Публика  рукоплескала  и  выкрикивала  что-то  одобрительное.  На  веранду
хлынули слуги со свечами, напитками и музыкантами.
   Вблизи царь оказался не менее  яркой  личностью.  Он  пожал  мне  руку,
поздравил, пожаловал перстень со своего пальца и отпустил несколько  шуток
насчет найма меня в качестве царского референта.
   Царица также не уступала ему в обаянии - впрочем, она  была  бы  такой,
утоми я всех своим рассказом до бесчувствия.
   Князь Огнеястреб холодно поблагодарил меня и на глазах у  всех  передал
мне туго набитый золотом кошель. При этом  он  не  удержался  от  ехидного
замечания относительно моих источников информации, более точных,  чем  его
собственные архивы, и предложил,  чтобы  кто-нибудь  из  его  архивариусов
побеседовал со мною утром.  Я  не  стал  говорить,  что  с  одним  из  его
архивариусов уже знаком и что этот парень такое вытворяет  по  ночам...  -
общаясь с царями, поневоле усваиваешь такт.
   Вслед за этим меня отпустили, как какого-нибудь заурядного лютниста.
   Что ж, бывает.
   Обыкновенно я расстраиваю такие попытки, продолжая разговор до тех пор,
пока благородные дворяне не забывают о том, что я не их круга, но  в  этот
вечер мне не терпелось доползти до своей комнаты.  Честно  заработав  свой
ночлег, я рухнул в постель со вздохом облегчения, сменившимся криком боли.
Острый  предмет  под  простыней,  на  который  я   приземлился,   оказался
бриллиантом размером с хорошую клубнику.
   Теперь я знал,  по  чьему  наущению  меня  пригласили  выступать  перед
венценосными особами Верлии. Крав  был  тут  ни  при  чем,  господа!  Царь
наверняка советовался со  своим  собственным  богом.  Наверняка  это  Верл
воспользовалась возможностью отблагодарить меня за  услугу,  оказанную  ей
много лет назад. Мое  мастерство  неплохо  вознаграждалось  и  раньше,  но
никогда не получал  я  гонорара,  сравнимого  с  этим  алмазом.  Это  была
воистину царская награда, да и божественная тоже.
   Я больше никогда не видел безымянного  придворного  и  не  разговаривал
больше ни с кем из царской семьи. Когда я проснулся, их кортеж уже тянулся
по дороге, возвращаясь в Утом.
   Разговоров об  архивах  или  архивариусах  тоже  больше  не  возникало.
Честнодоблесть проводил меня до ворот замка. Он предлагал мне коня,  но  я
отказался. На некоторое время я был сыт верховой ездой по горло.
   Кто была та  счастливая  дама?  Кто  проскользнул  обратно  на  веранду
одновременно с возвращением царя? Ага! То, что я  сказитель,  не  означает
еще, что я сплетник. Это было давно и далеко отсюда. Открыть ее имя  здесь
и сейчас не принесло бы никому вреда, но, если бы я и захотел, я  не  смог
бы этого сделать. Она была одна из фрейлин царевны, и я не обратил на  нее
особого внимания, когда наблюдал за  царской  четой  за  обедом.  Меня  не
представили ей позже. Я не мог спросить ее имени в присутствии царя.  Вряд
ли она отличалась  замечательной  красотой;  скорее,  очарованием  юности.
Должен признаться, я испытал некоторое разочарование  от  того,  что  царь
преследует одну из подруг собственной дочери, однако он обладал репутацией
бабника, и его люди спускали это ему с рук. В конце  концов,  добрые  цари
встречаются не так уж часто.
   Жаль, что я не успел познакомиться с Высокочестью получше.  Он  пал  от
руки убийцы всего через две недели после описанных  мною  событий.  Царица
Мореяшма  правила  страной  как   регент   до   совершеннолетия   царевича
Быстроклинка.



18. ЧЕТВЕРТЫЙ ПРИГОВОР

   - Ты кончил? - прорычал купец.
   - Я кончил этот рассказ, ваша честь. Если хотите, у меня в  запасе  еще
много...
   - Трепло! Брехун несчастный! Мы зря тратили на тебя время!
   - Но мне казалось, для того-то все  и  придумали?  Убить  время  долгой
зимней ночью...
   - Заткнись! - бросил солдат. Он  казался  не  менее  рассерженным,  чем
бургомистр, и значительно более опасным. - Ты обещал рассказать нам что-то
важное, а угостил очередной небылицей. Во-первых,  со  смерти  Высокочести
прошло уже полсотни лет.
   - Не совсем! - запротестовал я. - Сорок пять или сорок шесть.
   - Молчать! - Он сжал рукоять меча. - А сорок пять лет назад тебя еще не
было и в помине.
   - Изложение от первого лица...
   - Цыц! Ты лжец, повторяющий древние слухи и сплетни.
   Я огляделся и не увидел  ни  одного  сочувственного  лица.  Даже  Гвилл
смотрел на меня мрачно, стараясь не заснуть от своего пива. Фриц плотоядно
скалил зубы.
   - Где же твои доказательства, майстер Омар?  -  произнесла  актриса.  -
Покажи нам этот замечательный алмаз!
   - Увы, майне даме, его давно уже нет. Я таскал его  с  собой  несколько
месяцев, так и не зная, что с ним делать. Потом,  наверное,  потерял,  или
одна из моих подружек пошарила по моим карманам, пока я спал.
   - Даже если то, что ты нарассказал тут, правда, - буркнул купец, -  это
ничего не меняет. Высокочесть  не  представляет  собой  для  нас  никакого
интереса. Нам нужен его правнук или правнучка  -  ребенок  Звездоискателя,
сына Быстроклинка.
   Фриц встал и потянулся.
   - Мне надо выйти за дровами. Не вынести ли заодно и мусор?
   Снова все взгляды обратились к капитану Тигру. Тот пожал плечами.
   - Почему бы и нет? Как говорила ее  светлость  несколько  минут  назад,
самое время свершиться  правосудию.  Мы  достаточно  долго  терпели  этого
бродягу.
   Фриц тронулся с места... Я открыл рот...
   - Оставьте его, - произнес негромкий, скрипучий голос.
   Все повернулись к старухе. Она смотрела в огонь, совершенно поглощенная
этим занятием.
   - Сударыня? - осторожно переспросил солдат. Впрочем, не он один казался
удивленным этой внезапной сменой настроений.
   - Оставьте его, - тихо повторила она, не оглядываясь. - В  его  словах,
возможно, есть правда.
   - Но это невозможно, сударыня! Я могу допустить, что он  был  в  Верлии
подростком лет двадцать назад, но сорок пять... - Неосторожная  фраза.  На
его месте я не стал бы напоминать ей, что мое зрение лучше, чем ее.
   На мгновение все в помещении затаили дыхание.
   Она вздохнула, так и не отрывая взгляда от угольев.
   - Я помню Высокочесть, и он был такой, каким описал его  майстер  Омар.
Несомненно, история приукрашена, и все же  эти  сказители  довольно  точно
передают их друг другу, и я осмелюсь сказать, что подобное  событие  имело
место. Оставьте его.
   Тигр пожал плечами и отпустил меч.
   Гвилл вздохнул с облегчением.
   - Если нам надо сделать выбор между рассказами майстера Тиккенпфайффера
и майстера  Омара,  мне  кажется,  в  последней  больше  профессионального
блеска... - Он прервался, чтобы чихнуть, но продолжать не стал.
   Никто не обратил на эти слова никакого внимания.
   Фриц зарычал, как голодный лев, по ошибке прыгнувший на колючий куст. В
ярости шагнул он к двери, где напялил меховую доху, похоже, сшитую из шкур
нескольких медведей. В комнату на мгновение ворвался  ветер,  пошевеливший
мох на полу, потом тяжелая дверь со стуком захлопнулась.
   - Розалинда, детка, - произнесла старуха, обращаясь  к  камину.  -  Мне
кажется, настало время рассказать этим людям, кто ты.
   Девушка сжалась, как бы пытаясь сделаться незаметной.
   - Д-да,  с-сударыня.  -  Она  в  страхе  огляделась  по  сторонам,  ища
спасения, - ни дать ни взять заяц, загнанный сворой борзых.
   - Почему бы тебе не сходить за ларцом? - Старуха так и не оглянулась ни
разу.
   - Д-да, суд-дарыня! - Девушка встала и поспешила вверх по лестнице.
   Фрида вскочила и схватила меня за плечо.
   - Иди за мной! Быстро!
   Она забежала за стойку, схватив на ходу фонарь, и исчезла на  кухне.  Я
удивленно встал и последовал за ней, путаясь в штанинах Фрицева костюма.
   Кухня оказалась меньше, чем я ожидал. Почти все место  в  ней  занимали
большой стол, колода для разделки туш и большая чугунная плита,  в  данную
минуту остывшая. Слабый запах свежего хлеба сохранился в ней, наверное, со
вчерашнего дня. Должно быть, Фриц, входя сюда, бился лбом о многочисленные
окорока, медные кастрюли и сетки с луком, свисавшие  с  балок.  Среди  них
болтались три ощипанные куриные  тушки.  Две  стены  были  целиком  заняты
полками, на которых выстроились ряды банок, глиняных горшков и сыров, зато
посреди стены, противоположной плите, красовалось окно. Фрида сражалась  с
щеколдами на ставне.
   Я взял ее за руку - моя рука  запуталась  в  рукаве  -  и  отвел  ее  в
сторону.
   - Дорогая,  -  мягко  произнес  я.  -  Нам  совершенно  не  обязательно
любоваться пейзажем. Все равно в такой темноте он не так хорош.
   - Кретин! - выпалила она, выдергивая руку. - Он ведь убьет тебя!
   - Многие рассчитывали на это, и ни одному пока не удалось. -  Она  была
почти одного со мной роста, но не совсем. Я улыбнулся, глядя ей в глаза  -
полные страха, сердитые голубые глаза. Да, такими глазами можно любоваться
часами.
   - Он ведь не шутит, Омар! Он любил  это  чудовище.  Ты  оставил  его  в
дураках. Он все  это  время  мечтал  отомстить  тебе!  Я  видела,  как  он
разделывал людей на котлеты за куда меньшее. А потом бросит тебя в  сугроб
и оставит умирать, точно тебе говорю!
   - Тогда подари мне хоть один бесценный поцелуй, любовь моя, чтобы я мог
отправиться к богам, улыбаясь. Всего один поцелуй, и  все  остальное,  что
было со мной в жизни, исчезнет как дым.
   - Ох, глупец, ну пойми же ты, сейчас не время  шутить!  -  Фрида  снова
занялась ставнем.
   Я повернул ее лицом к себе и обхватил руками.  Концы  рукавов,  свисая,
болтались за ее спиной.
   - Неужели ты не понимаешь, о Богиня Любви, что только твои пухлые губки
привели меня обратно? Искры веселья  в  твоих  глазах,  румяный  жар  щек?
Конечно же, я знаю, что такую красоту всегда стерегут драконы,  но  сердце
мое оставалось здесь с весны, со дня, когда я впервые увидел тебя. Никакие
у