, что во всем этом замешан сам  великий
Кразат.
   Ториан задержал дыхание.
   - Штах? Балор?
   - Или Файл. Его знают под всеми этими именами.
   - А тебе никогда не приходило в  голову,  что  ты  можешь  быть  слугою
Фуфанга, о Меняла?
   -  Разве  не  все  боги  равно  покровительствуют  нам?   -   терпеливо
поинтересовался я. Мне не раз доводилось дискутировать на эту тему, но  ни
к чему определенному эти дискуссии так и не привели. - Если мой дух сейчас
и в смятении, так только из-за спертого воздуха. Поэтому не трудно ли тебе
приподнять эту плиту -  совсем  чуть-чуть,  чтобы  я  мог  подложить  туда
камешек?
   - Отлично придумано, - согласился он.
   Так мы и сделали, и долгожданное дуновение вечернего воздуха  коснулось
наших усталых тел. Слабый отсвет дал нам знать, что в окнах  особняка  все
еще горит свет.
   - Ничто не мешает нам продолжить беседу, - сказал я, - при условии, что
мы не будем повышать  голоса.  Теперь  твоя  очередь.  Какова  же  история
Ториана?
   Последовала пауза, а за ней -  вздох,  длившийся,  казалось,  несколько
минут, что свидетельствовало о необычно большом объеме легких.
   - Увы! Мне не о чем рассказывать. В сравнении с твоей история Ториана -
все равно что дорожная грязь в сравнении с  цветущим  лотосом.  Во-первых,
моя недолгая  жизнь  совершенно  лишена  событий,  достойных  рассказа,  а
во-вторых, мне далеко до тебя в умении строить  повествование,  не  говоря
уже  о  приятности  голоса.  Ты  пришел   из   чудесных   далеких   стран,
переполненный невероятными историями. Ты был свидетелем геройским подвигам
и деяниям богов. Рядом с  твоею  павлиньей  пышностью  я  покажусь  жалкой
гусеницей в грязи птичьего двора.
   - Какое вдохновенное начало! - с искренним восхищением сказал я. - Молю
тебя, продолжай!
   - Ты так снисходителен! Мой точный возраст неизвестен,  но  мать  часто
говорила мне, что я родился год или два спустя  после  Великого  Затмения,
случившегося в Танге, - иногда она говорила так, а иногда - этак. Выходит,
по моим расчетам,  мне  двадцать  три  или  двадцать  четыре  года.  -  Он
помолчал. - Нет, давай будем считать, двадцать четыре или двадцать пять.
   - Твоя страсть к точности заслуживает уважения.
   - Это мой пунктик. Ладно, продолжим. Назвали меня, само собой, в  честь
Ториана, почитаемого в Пульсте как бог истины. Второстепенный бог,  честно
говоря, но от этого не менее почитаемый. В  день,  когда  мне  исполнилось
шестнадцать, я поклялся быть всегда достойным  его  покровительства  и  со
свойственной мне в те годы юношеской горячностью пообещал вырывать у  себя
по зубу за каждое лживое слово, которое  произнесу  вольно  или  невольно.
Конечно,  здесь  довольно  темно,  но,  если  хочешь,   можешь   потрогать
пальцем...
   Я заверил Ториана, что уже обратил внимание на  великолепное  состояние
его зубов.
   - Отлично. Так вот, родился я в маленьком городке, расположенном  менее
чем в трех днях ходьбы отсюда.
   От вопроса, где он приобрел столь заметный акцент жителя Полрейна, я на
всякий случай воздержался.
   - Называется он Сессмарш. Жалкий  городишко,  со  стенами  из  дерна  и
кирпича-сырца. Его покровитель, Уркл, добрый бог, но так стар  и  немощен,
что, как говорится, мимо горшка промахивается. Короче,  Сессмарш  попал  в
вассалы Занадону Непобедимому, городу Майаны и Балора, которому  и  платит
дань золотом и молодыми людьми.
   Мой отец... - Его голос задрожал  и  прервался  -  эффект,  которого  я
обычно стараюсь избегать, хотя ему он удался очень и очень неплохо. -  Мне
нелегко говорить об этом, Омар.
   Я умолял его не впадать в отчаяние, ибо не имел намерения расспрашивать
его о том, что ему хотелось бы сохранить в тайне. Разумеется, он отмел все
мои возражения.
   - Ты был настолько откровенен, рассказывая мне свою жизнь, что было  бы
стыдно утаивать от тебя хоть малую ресничку моей. Ладно, про  отца  потом.
Знай же, что моя мать была четвертой  из  семи  сестер.  Дед  мой,  будучи
человеком в высшей степени образованным, дал своим  дочерям  имена  звезд.
Итак, мать моя звалась Кассиопеей. Имена же моих теток  были:  Альдебаран,
Сириус, Полярная, Алгол, Бетельгейзе и Альфа Дракона.
   -   Несущественные   на   первый   взгляд   детали   всегда   добавляют
достоверности, - с уважением пробормотал я.
   - Я это уже заметил. Так вот,  бабка  моя  не  перенесла  родов  бедной
тетушки Альфы и умерла в тот же день. Дед  ненадолго  пережил  ее.  Так  и
вышло, что семь его дочерей, осиротев, продолжали жить в большом и богатом
доме, который он выстроил в самом центре Сессмарша.  Они  зарабатывали  на
жизнь вышивкой и росписью кофейных сервизов, которые  продавали  прохожим,
не выходя из дома, через окно.
   Мирно и спокойно текла их уединенная жизнь - если, конечно,  совместное
существование семи дев можно назвать уединенным. Они обходились без  слуг,
а провизию и все необходимое покупали, также не выходя из дома, у  уличных
торговцев. В общем, такая жизнь их вполне устраивала.
   - Весьма трогательная картинка, -  заметил  я,  -  неплохой  задел  для
романтической истории. Они, конечно, все были красавицы?
   - Не совсем. У Полли были  кривые  зубы,  а  у  тети  Сириус  -  вполне
заметные усы.
   - Правда? Прости меня за то, что вмешиваюсь в твое  повествование,  но,
излагая его в следующий раз, мой тебе совет, опусти эту деталь.  Она  мало
что добавляет к достоверности.
   - Весьма признателен тебе за добрый совет. Теперь об отце. Отец мой был
бродяга, плут и мошенник. Собственно, по роду занятий он был -  теперь  ты
поймешь,  почему  я  не  решался  говорить   об   этом   -   странствующим
рассказчиком.
   Я ухмыльнулся в темноте, но промолчал.
   - Однажды утром этот забулдыга имел несчастье остановиться у  окна,  из
которого достойные девы торговали своими изделиями,  и  сумел  увлечь  мою
мать беседой. Случись  при  этом  кто-то  из  ее  сестер,  не  сомневаюсь,
результат оказался бы совсем другим. Но поскольку она  была  в  ту  минуту
одна, она не смогла устоять перед его красноречием и пригласила его в  дом
отдохнуть от уличной жары и отведать ее пирожков с повидлом.
   - Ни разу не бывал в Сессмарше, - сказал я, - хоть и давно мечтал  туда
заглянуть.
   - Убей меня, не знаю зачем. Что же до прискорбного инцидента, о котором
я рассказываю, - продолжал Ториан, - подробности  его  мне  неизвестны.  Я
уверен,  что  совместную  жизнь  моих  родителей   можно   назвать   очень
счастливой, хотя она вряд ли  длилась  дольше  двадцати  -  двадцати  пяти
минут. Ну, самое большее, полчаса.
   - В этом есть своя романтика.
   - Ну, это зависит от точки зрения. Мои тетки оказались снисходительны и
не устраивали моей матери сцен. Да и ко мне, когда  я  появился  на  свет,
относились хорошо. Нет, право же, они были очень добры ко мне, так  что  в
детские годы я даже забыл, кого из этих славных дам звать "мамой", а  кого
"тетей".
   - Наверное, у тебя было очень одинокое детство?
   - Несомненно, именно таким должно оно казаться тебе, выросшему совсем в
других, более обыденных условиях. Но мне,  не  знавшему  иной  жизни,  оно
представлялось  совершенно  нормальным.  Правда,  теперь  я  вижу,  что  в
тогдашней моей диете имелся явный избыток сладкого. Я никогда  не  выходил
из дома, чтобы поиграть с другими детьми, однако дом был просторен, к тому
же у него имелась большая плоская крыша, на  которой  мы  спали  в  жаркую
погоду. Я проводил там целые дни, глядя вниз, на сонную  жизнь  маленького
городка. Этого мне вполне хватало.
   - И сколько это продолжалось? -  спросил  я  в  ожидании  надвигающейся
трагедии.
   - Я как раз приступаю к этой части моего повествования. Как я  говорил,
Сессмарш уже несколько веков платит дань Занадону. Тем самым он вроде  как
обретает защиту от других врагов, хотя одним  богам  известно,  какую  это
вызывает  у  этих  других  врагов  ненависть.  Денежная  дань  не  слишком
обременительна, ибо Занадон  не  особо  нуждается  в  золоте.  Зато  нашим
сессмаршским юношам приходится проводить свои лучшие  годы  в  Занадонском
войске, и эта почетная обязанность их почему-то не очень радует.
   Вот почему граждане Сессмарша стараются  уберечь  своих  сыновей  всеми
возможными средствами. В детском возрасте мальчиков, как правило, наряжают
девочками и воспитывают соответственно. А достигнув зрелого возраста,  они
обыкновенно переселяются на время к родственникам в других городах. Весьма
разумный выход из неприятного положения.
   - С ума сойти можно.
   - Именно  поэтому,  следуя  местной  традиции,  мать  наряжала  меня  в
девчачьи одежды и все мои отроческие  годы  учила  меня  вести  себя,  как
девочка. И мои тетки тоже принимали в этом активное участие. Одним словом,
совместными усилиями они  добились  того,  что  я  и  сам  поверил,  будто
отношусь к нежному полу.
   Он сделал большой глоток вина, громко рыгнул и продолжал рассказ:
   - Меня научили управляться с иглой и готовить  пищу.  В  то  время  как
обычному мальчику полагалось учиться владеть  мечом  и  луком,  лемехом  и
мотыгой, я вышивал передники и носовые платочки. Я освоил ткацкий станок и
прялку и, кроме того,  замечательно  играл  на  лютне.  Короче  говоря,  я
искренне полагал, что я женщина - просто младше матери и ее сестер.
   - Но не мог же ты, достигнув зрелости...
   - Увы, даже тогда, - с горечью вздохнул он. - У матери и теток не  было
родственников в деревне, к которым они могли бы на время отослать меня.  А
я не  общался  ни  с  кем  посторонним,  и  этот  обман  так  и  оставался
нераскрытым, в том числе и мною самим.
   - Но когда у тебя начала расти борода...
   - Разве не говорил я, что у тети Сириус были пышные усы? Вот я и верил,
что мне тоже не повезло, только сильнее. Я купался и спал один - откуда  ж
мне было знать, что под передничком у меня имелись и другие отличия?  Даже
плоская грудь мало меня смущала, ибо таким  же  недостатком  страдали  мои
тетки -  старые  девы.  Преисполнившись  убеждения,  что  боги  за  что-то
наказали  меня  особым  уродством,  я  в  конце   концов   перестал   даже
показываться на крыше. Я оставался в доме и  проводил  дни  за  изысканной
вышивкой или не менее изысканной готовкой, не зная общества, кроме  матери
и ее сестер.
   Он тяжело вздохнул.
   - Мне трудно сказать, сколько  продолжалась  такая  жизнь.  Полагаю,  я
должен  быть  благодарен  форканцам.  Поток  беженцев  из  захваченных   и
разоренных врагом Пряных Земель докатился до ворот Занадона  Непобедимого,
вызвав вполне естественную тревогу его  военачальников.  Городские  власти
спешно начали укреплять свое войско. Именно  поэтому,  вместо  того  чтобы
послать, как обычно,  сборщиков  податей,  они  просто-напросто  назначили
каждому городу количество сильных юношей, которых надо прислать в Занадон,
и этим вроде бы  незначительным  изменением  процедуры  невольно  прервали
безмятежное течение моей жизни.
   Марионеточные  правители   Сессмарша,   получив   такое   распоряжение,
принялись исполнять его с обычным для холуев рвением, ибо только так могли
они уберечь от  войны  своих  собственных  отпрысков.  С  этой  целью  они
внимательно  прислушивались  ко  всем  слухам.  И   настал   день,   когда
исполнитель постучался и в наш дом.
   - Должно быть, это стало для тебя ужасным потрясением?
   - О, я ничего и  не  знал  о  его  визите  -  я  был  на  кухне  и  пек
пирожные-корзиночки. Его принимала тетя Сириус, чью внешность я  тебе  уже
описывал. Тем не менее, - со вздохом продолжал Ториан, - моей матери и  ее
сестрам стало ясно, что какие-то слухи  все-таки  просочились.  В  тот  же
вечер тетя Бетельгейзе, которой досталась короткая соломинка, отвела  меня
в свою  комнату  и  открыла  мне  некоторые  физиологические  подробности,
ускользавшие прежде от моего внимания. Должен признаться, я был  потрясен.
Я разрыдался, ибо именно так учили меня выражать свое огорчение. Я зарыдал
еще громче, когда тетя объяснила, что  исполнители  неминуемо  вернутся  и
обыщут дом и что у меня нет другого выхода, кроме как бежать. В мир,  куда
я еще не ступал ногой...
   Тут я не выдержал.
   - Ты смеешь смеяться над моим горем, несчастный?
   - Нет, нет, нет! - поспешно вскричал я,  утирая  слезы.  -  Я  потрясен
постигшим тебя горем. Звуки, которые ты слышишь, происходят единственно от
едва сдерживаемых рыданий.
   - В таком случае прости мне мой гнев. Но рассказ на  этом,  собственно,
кончается. Той же ночью я наскоро  сшил  себе  кое-какую  мужскую  одежду,
сложил в котомку немного булок с огурцами и пирожных-корзиночек на  дорогу
и в первый раз за всю свою жизнь шагнул  за  порог  дома,  где  родился  и
вырос.
   Так глубоко был я тронут этой историей, что с трудом мог сдержать дрожь
в голосе.
   - И как давно это все случилось?
   - Тому четыре полных дня, - с горечью ответил он.  -  На  следующее  же
утро мне повстречался этот мужлан, капрал Фотий, верхом  на  своем  дохлом
пони. Убежденный, что он нуждается в добром  собеседнике,  дабы  скоротать
день, я сам наивно окликнул его, никак не ожидая,  что  вместо  ответа  он
огреет меня дубовой палицей по уху. Когда я  пришел  в  себя,  я  был  уже
закован в цепи. В таком состоянии ты меня и застал.
   - Твой гнев вполне понятен. Но  ты  забыл  рассказать,  откуда  у  тебя
взялся этот не заживший еще шрам. Такие  раны  обычно  наносятся  длинными
зазубренными форканскими клинками. Обыкновенно их получают  те  несчастные
воины, которые, потеряв коня и щит, но предпочитая смерть позорному плену,
осмеливаются сразиться с конным противником.
   - Ах, это? - рассмеялся Ториан. - Должно быть, ты придаешь ему  слишком
большое значение, друг мой Омар. Нет, я покидал родной дом по  водосточной
трубе. Мне никогда еще не приходилось  заниматься  недостойными  забавами,
обычными для любого нормального мальчишки. По неопытности своей,  а  также
из-за спешки я напоролся на гвоздь, вот и все.
   - А отметина от стрелы на ляжке?
   - Наступил на хвост спящей кошке. Она меня укусила.
   - Не может быть!
   - Ты сомневаешься в моей правдивости?
   - Нет, нет, клянусь! - Я потянулся за кувшином, но обнаружил,  что  тот
уже пуст. - Мне никогда еще не доводилось слушать истории замечательнее, и
если нам с тобой удастся покинуть Занадон живыми, я буду рад - нет, просто
счастлив - взять  тебя  в  ученики,  ибо  вижу  в  тебе  подлинный  талант
рассказчика.
   - Но это так, ерунда, - запротестовал он. - Заурядный бытовой  анекдот,
трагедия без  назидательной  морали.  И  хотя  твое  любезное  предложение
глубоко  тронуло  меня,  я,  боясь  показаться   неблагодарным,   все   же
рассчитываю сделать совсем иную карьеру.
   - Позволь узнать, какую именно?
   -  Подумываю  наняться  кому-нибудь  в  услужение.  У  меня  талант   к
растительным композициям.
   - А как тогда быть с капралом Фотием?
   - Разумеется, после того, как разделаюсь с этим засранцем.



7. ИСТОРИЯ БАЛОРА

   - Ну теперь-то наконец мы можем отправиться дальше?  -  спросил  Ториан
после долгого молчания.
   - Терпение! Только когда я уверюсь в том, что город  спит  и  никто  не
будет с подозрением коситься на нашу одежду и бронзовые ошейники.
   - Что касается меня, моя одежда этим ошейником  и  ограничится,  ибо  я
потерял свою повязку где-то по дороге. Надеюсь, твои  боги  ниспошлют  мне
что-нибудь взамен?
   - Они привели меня сюда не без причины, так что, полагаю, они  сохранят
мне жизнь. Впрочем, я могу служить им и в цепях. Поживем - увидим.
   Действительно, рабство еще не  самое  худшее:  рабов  по  крайней  мере
кормят. Нищенство - другая занятная  профессия,  не  такая  уж  неприятная
(если только представители закона не  выказывают  излишней  рьяности).  По
крайней мере мой опыт говорит мне, что нищие, как  правило,  спят  гораздо
спокойнее купцов. Помнится, в царском  дворце  я  едва  не  умер  голодной
смертью, зная, что каждый кусок, подаваемый мне на  золотом  блюде,  может
быть отравлен. С другой стороны, я жил по-царски в пустыне, где  мои  жены
ухитрялись волшебным образом готовить нечто восхитительно вкусное чуть  ли
не из песка.
   Совсем другое дело - беглые рабы. Они притягивают к себе несчастья, как
раненая антилопа - гиен. Перед ними закрыты  все  двери  -  от  дворца  до
сортира. Помнится, в бытность мою беглым рабом... впрочем, я отклоняюсь от
своего рассказа.
   Меня  сильно  беспокоили  наши  ошейники.  Я  никак  не  мог  придумать
подходящую одежду,  которая  закрывала  бы  шею.  Похоже,  моего  спутника
одолевали те же мысли, ибо он произнес со вздохом:
   - Возможно, нам стоило пилить не цепи, а сами ошейники.
   - На это ушли бы дни.
   - Тоже верно. Разумеется, - добавил он довольным тоном, - у меня-то его
видно только со спины. С какой стати ты так обошелся со своей бородой?  Не
борода, а бурый мох какой-то...
   - Мое ремесло требует, чтобы я выглядел странником.
   Он неодобрительно фыркнул.
   - Ну и куда мы пойдем?
   Я почесался и попробовал принять  положение  поудобнее.  Как  бы  я  ни
притворялся, что это меня не беспокоит, теснота была  ужасающей  даже  для
меня, не говоря уж о Ториане. Я не знал ответа на его вопрос. Я  пришел  в
Занадон и исполнил волю богов. Возможно, когда я усну, мне откроется,  что
делать дальше.
   - Я уже тысячу раз оказывался в чужом городе без гроша в кармане  и  ни
разу еще не умер. В нашем случае, думаю, мне стоит пойти в храм.
   - Почему в храм? - спросил он после долгого молчания.
   - Ну, - самым беззаботным тоном ответил я, -  насколько  мне  известно,
жрецы не могут быть рабами. Если мы попросимся добровольцами в жрецы,  нас
избавят от ошейников.
   - Воистину твои мозги протухли, как недельная пахта! Ты что,  не  видел
этих заплывших жиром, безбородых жрецов у ворот? Ничего не могу сказать  о
Майане как таковой, но рогатая богиня известна под многими именами. Богиня
Страсти всегда требует от своих служителей полного  отречения  от  людских
страстей. О Метала, прежде чем они избавят  нас  от  ошейников,  мы  можем
лишиться и более ценных для нас предметов.
   - Ты, должно быть, особо переживаешь за них -  только-только  узнав  их
назначение?
   Снова послышался рык хищника в лесу, и я понял, что  слишком  испытываю
чувство юмора моего спутника.
   -  Возможно,  это   предположение   заслуживает   более   внимательного
рассмотрения, - согласился я. - И все-таки я по-прежнему  намерен  идти  в
храм.
   - Объясни!
   - Не так громко. Все очень просто. Ты слышал легенду о Балоре?
   - Подобных баек не меньше, чем листьев в лесу.
   - Тогда я тебе расскажу. Последняя история на сегодня - и мы приступаем
к действию.
   - Только покороче!
   - Постараюсь.
   Теперь я уже почти не  сомневался,  что  этому  юному  гиганту  суждено
сыграть в эти беспокойные дни какую-то довольно важную  роль,  хотя  какую
именно - пока не знал. Планируя свой побег, я поначалу искал его  общества
лишь  потому,  что  не  люблю  приключений  в  одиночку  -   диалог   куда
занимательнее никем не прерываемого монолога, - но боги устроили так,  что
мы оказались вместе, не спрашивая, хочу я того или нет.
   Поэтому я поведал ему историю Балора - я сам услышал  ее  впервые  года
два назад, когда собирал рассказы  в  дельте  Натипи,  к  югу  от  Берегов
Небесного Жемчуга. Иногда эти места  называют  еще  Серебряными  Берегами.
Города там такие древние, что даже трудно  себе  представить,  сколько  им
столетий. Собственно, они настолько  древние,  что  умирают  от  старости,
утратив былые знания и позабыв легенды.
   Когда-то, давным-давно, кто-то из друзей - ловцов жемчуга  из  Рейма  -
впервые сказал мне, что морские боги ненавидят дерево. Когда  я  посмеялся
над его словами, ловцы жемчуга  показали  мне  устои  причала,  источенные
морскими рачками, потом взяли с собой на погружение, показав почти целиком
изъеденные обломки  кораблей  на  мелководье.  Когда  я  и  здесь  выказал
некоторое недоверие, они