два месяца ему исполнится двадцать четыре.
   Слуги  убрали  пустые  блюда  и  поставили  на  стол  новые.  Мальчишка
буквально смел  первую  перемену.  Возможно,  через  несколько  минут  его
стошнит... прямо на ковры. Пами и сам  чувствовал  себя  почти  так  же  -
словно верблюд лягнул его в живот.
   - Твой бог сказал тебе, кто отец Верна?
   Не прекращая жевать, Дусс мотнул головой, но испуг  в  глазах  показал,
что у него есть подозрения на этот счет.
   Даже драконы не любят сообщать новости такого сорта.


   Змеиная  Яма  почти  опустела;  зрители,  весело  распевая  или   пьяно
переругиваясь,  расходились  по  темным  переулкам.  Телохранители   Пами,
сомкнувшись, проложили ему путь через шумную, зловонную толпу и спустились
с ним в темный, дымный подвал.  На  полу  среди  объедков  и  перевернутых
скамей валялись упившиеся до бесчувствия, многие громко храпели.
   Дусс вскрикнул  и  бросился  в  угол,  куда  было  свалено  грудой  еще
несколько тел. Кое-кто уже оклемался настолько, что мог сидеть.  У  одного
свернута шея, и было совершенно очевидно, что этот уже не пошевелится. Все
они принесли устроителям боев хорошие деньги, и отделали  их  так,  словно
они сразились со всей альгазанийской армией.
   Когда Пами подошел поближе, Дусс отчаянно обнимал  самого  крупного  из
них, не обращая внимания на то, что перепачкал кровью новую одежду.
   Первый же взгляд на Верноместь развеял все  сомнения  в  том,  кто  его
отец. У старшего брата были более светлые волосы и рыжеватая борода - явно
чувствовалась кровь варваров, и Вандок был известен своим огромным ростом.
Во всех остальных отношениях вид у  него  был  весьма  плачевный.  Он  был
оглушен, весь в крови. Ему даже дышать было  больно.  Даже  с  посторонней
помощью он едва ли мог держаться на ногах. Он смотрел на Дусса, словно  не
узнавая.
   Вздохнув при мысли о новой обивке экипажа, Пами послал домой  верхового
гонца с распоряжением найти лекаря.
   Дусс пытался объяснить брату, в чем дело,  но  в  конце  концов  сменил
тактику и просто приказал великану довериться ему и  делать  то,  что  ему
скажут.   Верн   на   удивление   легко   подчинился.   Даже   с    учетом
полубессознательного состояния, его покорность этому  мальчишке  позволяла
сделать вывод, что лидером в семье станет Дусс, если уже не стал.  Пами  в
первый раз пришло в голову, что у него будет два ученика, а не один.
   Когда он доставил своих подопечных  домой,  уже  занимался  рассвет,  и
семья  пребывала  в  панике.  Даже  жена  его  поднялась,  и  оделась,   и
потребовала от него объяснений, давать которые он отказался.
   Врач осмотрел бойца, не скрывая брезгливости.  На  исходе  первого  дня
Мустаир доложил, что двое братьев потребили еды больше, чем вся  дворцовая
обслуга, вместе взятая. Пами приказал ему не скупиться  и  давать  братьям
побольше мяса.
   На второй день Мустаир сообщил, что старший брат переживает из-за своей
возлюбленной.
   - Скажи ему, пусть напишет ей письмо, и проследи, чтобы  его  доставили
по адресу, - предложил Пами, будучи  абсолютно  уверен,  что  ни  один  из
братьев не умеет писать. - Кстати, не можешь ли ты устроить ему  небольшое
искушение? Ничего вульгарного, конечно... Пару помоложе...  хорошеньких...
Я имею в виду, если они поймут, что их старания будут вознаграждены?..
   Как вышколенный мажордом, Мустаир знал, что на уме у его господина, еще
до того, как тот произносил это вслух.
   - Да будет так, как повелит паша, - ответил он, ничуть не изменившись в
лице.
   Как вышколенный мажордом, Мустаир прекрасно понимал также разницу между
сплетнями и важной информацией. На третий день  он  доложил,  что  наживка
проглочена,  а  вторая  девушка  вернулась  к  исполнению  обычных   своих
обязанностей. Позволив себе  слабый  намек  на  улыбку,  он  добавил,  что
здоровяк почти наверняка девственник.
   Письмо так и не было написано.


   Если подумать, полученные старшим братом травмы были даже кстати. Он не
мог бы работать, а это значило, что чудесное вмешательство Пами спасло его
от голодной смерти. Братья могли понять, что они попали в  заключение,  но
что это еще лучший вариант. Они  простые  смертные  -  как  устоять  перед
внезапно свалившейся роскошью, пищей в невиданных количествах? Ведь им  не
нужно  теперь  целыми  днями  работать  за  кусок  хлеба,  им  не  о   чем
тревожиться.
   На то, чтобы Дусс открыл старшему брату, что отцом его является ужасный
Вандок, было отведено три дня.
   Это давало Пами время разработать план войны.


   Для организации вторжения  ему  требовались  деньги,  оружие,  бойцы  и
корабли. Восставшее население потребовало бы денег, оружия и вождя. И  то,
и  другое  требовало  великолепной  разведки  и  точного  плана,  а  этого
невозможно было добиться без организованного подполья в самом  Междуморье.
Вот чего недоставало тем, кто до хрипа  спорил  о  грядущем  восстании  за
обеденным столом. Эти самозваные заговорщики никогда не  пытались  окинуть
взглядом всю стоящую перед ними задачу - да они и не представляли себе  ее
размеров, сложности, времени, которое уйдет на ее выполнение.
   - У Пами были связи при дворе эмира, в руководстве армией, родственники
среди богатых альгазанийских купцов. Если  восстание  вообще  возможно,  с
организацией мог справиться только он. Что более важно, теперь у него  был
внук Утрозвезда, имя которого могло поднять людей.
   Поразмышляв над этим три дня, он решил, что это все-таки  возможно.  На
это должно было уйти не меньше пяти лет. Вандок старел, но до сих  пор  не
избрал себе законного наследника, так  что  сохранялся  шанс  на  то,  что
смерть его вызовет некоторое смятение в стане неприятеля. Пами мог собрать
и подготовить армию в изгнании и подпольное сопротивление на месте. Он мог
нанести удар зимой, когда перевалы  закрыты:  главной  ошибкой  Утрозвезда
было то, что он недооценил способности противника к быстрому реагированию.
   Но все это было не так уж и важно. Пами ничего не мог поделать с Холом,
богом Вандока. История показывала, что маленькие  боги  не  могли  устоять
перед Холом.
   Размышляя трезво,  он  приходил  к  выводу,  что  все  это  предприятие
безнадежно.
   Пами не надеялся, что сможет объяснить все это тигру.


   На утро четвертого дня он пригласил сыновей Белорозы  на  неофициальную
беседу в сад. Он распорядился, чтобы их  нарядили  в  одежды  их  предков,
чтобы они знали,  какими  их  увидят  люди,  если  они  решат  продолжать.
Понимая, что они будут ощущать себя в этой одежде неуютно, он  сам  оделся
так же, хотя делал это в четвертый или пятый раз с тех пор,  как  попал  в
Альгазан. Он обнаружил, что или утратил навыки одеваться сам,  или  просто
состарился. Ему почему-то не хватало еще одной  руки.  Ему  пришлось  даже
прибегнуть к помощи слуги. Но все равно он  никак  не  мог  отделаться  от
мысли, что при первом же неосторожном движении одежды спадут с него.
   Он приказал поставить кресла в укромном уголке сада,  накрыть  на  стол
легкие закуски и  освежающее  питье  и  поставить  рядом  еще  один  стол,
поменьше. Он захватил с собой Баргара и положил на столик, чтобы  тот  мог
следить за разговором.
   Когда братья показались на дорожке, Пами встал с кресла. Острый  взгляд
мальчишки увидел бога, и он поклонился сначала ему и только потом хозяину.
Старший брат повторил все за ним.
   Пами поразило, как изменился паренек. Дусс утратил отчасти свою худобу,
и при свете дня видно  было,  какой  острый  ум  светится  в  его  глазах.
Стройный  и  смуглый,  Гордуспех   вполне   убедительно   казался   внуком
Утрозвезда. Он неуверенно улыбался, но теребил в руках сверток, в  котором
наверняка лежал Крав, его бог-дракон. Значит, предвидел возможность  того,
что по окончании разговора его за ухо вышвырнут из дворца. Реалист!
   Разбитое лицо Верна тоже почти приобрело человеческий вид. Его  руки  и
правая нога были перевязаны, и из-под одежды проглядывали другие  повязки.
Он  был  богатырского  телосложения,  мускулист,  и  его   флегматичность,
казавшаяся  поначалу  просто  тупостью,   представлялась   теперь   скорее
спокойной уверенностью и проявлением отваги. Его внешность впечатляла,  но
не оставляла сомнения: в его жилах течет варварская кровь. Как могут  люди
поверить ему?
   Пами  предложил  своим  гостям  сесть.  Те   неуверенно   повиновались,
продолжая озираться по сторонам. Должно быть, им никогда еще не доводилось
видеть такой роскоши, хотя по альгазанийским меркам дворец  Пами-паши  был
довольно скромным.
   Прежде чем сесть самому, он поклонился им.
   -  Позвольте  выразить  мое  почтение  внукам  Утрозвезда  и   сыновьям
Белорозы, его героической дочери.
   Мальчишка улыбнулся. Мужчина не сказал  ничего,  недоверчиво  глядя  на
хозяина все еще заплывшими серыми глазами.
   Пами налил вина, разбавив кубок мальчика водой.
   - Есть ли что-то, чего вам не хватает? Мой дом - к вашим услугам. -  Он
надеялся, что они не воспримут эти слова слишком буквально.  -  Мои  слуги
будут рады исполнить любое ваше пожелание.
   Дусс покосился на брата и сдержал улыбку.
   - Вы очень великодушны, паша, - произнес мужчина.
   Разговор не клеился. Пами-паша не имел с этими двумя  абсолютно  ничего
общего. Им не о чем было говорить, только о деле.
   - Я полагаю, это у вас там Крав? - Он показал на сверток.
   Дусс кивнул, вдруг беспокойно нахмурившись,  и  покосился  на  тигровую
фигурку на столе.
   - Вы не видели раньше таких странных одежд? Такие носят жители у вас на
родине, в Междуморье. Так вот, они  используют  верхнюю  часть  для  того,
чтобы носить там при необходимости своих богов. Видите, так  они  ближе  к
сердцу.
   Паренек снова  улыбнулся.  Он  сунул  сверток  за  пазуху.  Со  стороны
казалось, что у него с одной стороны выросла грудь.
   - Надеюсь, ты чувствуешь себя лучше, Верноместь? -  повернулся  Пами  к
старшему.
   - Я очень благодарен вам за все, что вы для меня сделали, паша. -  Речь
верзилы гортанностью напоминала язык его предков.
   - Для меня большая честь помогать сыновьям Белорозы.
   Дусс беспокойно посмотрел на брата.
   Что-то в лице Верна заставило предположить, что оно покраснело бы, если
бы не кровоподтеки.
   - Даже сыну Вандока, рожденному от публичного изнасилования?
   - В том нет твоей вины. Скажи, как ты относишься к Вандоку?
   - Мне хочется убить себя от сознания, что я тоже его отпрыск, - буркнул
здоровяк. - Он просто чудовище.
   - Будь у тебя шанс, пошел бы ты войной на него?
   Верзила скривил разбитые губы.
   - С радостью!
   - Но возможно ли это? - возбужденно спросил младший.
   Пами вздохнул:
   - Три дня я только об этом и думал. Честно говоря, я не думаю, что  нам
это удастся. Варвары сильны. Поднять народ и еще раз  потерпеть  поражение
будет ужасным преступлением. На то, чтобы подготовиться к этой войне, если
такое вообще возможно, уйдут годы. Впрочем, я должен признать, что сыновья
Белорозы смогли бы поднять больше сторонников, чем любой другой вождь.
   - И сын Вандока? - презрительно бросил Верн.
   Даже увалень-грузчик был не так глуп, как казалось, или это  его  умный
брат как следует наставлял его. Он коснулся самой сути проблемы.
   Пами пригубил вино. Нет, это невозможно. Сбрей старшему  брату  бороду,
выкрась ему волосы черным, и все равно в нем безошибочно узнают варвара.
   Что тогда с младшим? Он был неглуп и достаточно молод,  чтобы  учиться,
хотя список вещей, которые необходимо знать вождю повстанцев, сам по  себе
может  смутить  кого  угодно:  стратегия,  тактика,  снабжение,   финансы,
экономика, риторика, политика... Скорее всего паренек даже  не  знал  пока
таких слов. Он и говорил-то на родном языке не очень хорошо.
   Сколько времени потребуется? Дуссу нет еще  четырнадцати.  Десяти  лет,
возможно, и хватит - но Пами уже пятьдесят. Он может и не дожить.
   - Я спросил моего бога, что я могу сделать, - печально произнес  он.  -
Баргар велел мне выслушать Дусса и верить ему. Я поверил  тебе,  сынок!  Я
продолжаю верить тебе, и я чту своего бога. Но  чаяния  моего  народа  его
мало интересуют. Он бог моей  семьи  и  никого  больше.  Он  может  просто
пытаться облегчить мою скорбь, дав мне надежду, и  я  вижу,  что  не  могу
поверить в нее. Это безнадежно. Как бы я ни желал  вышвырнуть  варваров  с
родной земли и восстановить свободу и демократию, мой ответ - нет.
   Два молодых лица смотрели на него со страхом и разочарованием.
   - Вы оба можете остаться здесь, у меня на службе. Я обещаю,  что  жизнь
ваша будет гораздо приятнее, чем была до сих пор.
   - Но Крав сказал Дуссу...
   - При всем моем уважении к Святому Краву,  Верноместь,  да  и  к  моему
любимому Баргару тоже, они всего лишь  малые  божества.  Все  боги  Страны
Множества Богов, какой она была когда-то, не выстоят против Хола.
   Мужчина с удивленным видом посмотрел на брата.
   Мальчишка торжествующе ухмылялся.
   - Ты забыл пророчество, паша!
   Сердце Пами подпрыгнуло у него в груди.
   - Чье пророчество?
   - Самого  Хола!  -  вскричал  Дусс.  -  Когда  он  приказывал  Ханнаилу
вторгнуться в Междуморье, кто как не он обещал, что потомки Ханнаила будут
править вечно? Ну вот! Как ты думаешь, почему наша мать позволила  Вандоку
изнасиловать ее?
   На пару минут этот неслыханный вопрос лишил Пами речи.
   - Это Крав тебе сказал? - спросил он наконец.
   - Нет, - признался Дусс. - Я сам додумался. Но это же  очевидно,  разве
нет?



12. ИНТЕРЛЮДИЯ

   Еще одно дерево треснуло в лесу. Огонь в камине  продолжал  гудеть,  но
сквозь щели ставней  блестел  лед,  и  по  спине  моей  пробежал  зловещий
холодок. Будь я суеверен, я принял бы это за знамение.
   - Все остальное - уже история,  -  сказал  солдат.  -  Разумеется,  ему
потребовалось шесть лет. Но результат хорошо известен всем.
   Купец заснул, откинув голову  на  спинку  кресла  и  оглашая  помещение
малопочтенным храпом. Актриса держалась увереннее; она  созерцала  меня  с
заметной неприязнью, которой, клянусь, я не заслужил.
   Я неуверенно оглядел собравшихся. Продолжалось ли еще наше  состязание?
Способен ли даже я превзойти этот рассказ?
   - Боюсь, что не всем, капитан. Точность вашего повествования потрясает.
Молю вас, поведайте нам, что произошло в те шесть лет?
   - Увы, это неизвестно точно. Эти страницы утеряны или лежали  где-то  в
другом месте. Во всяком случае, я их не нашел.
   - Действительно, жаль.
   Старый солдат каким-то образом  сумел  оживить  у  меня  перед  глазами
своего предка. Он сделал Долгопамять Баргарского очень похожим на капитана
Тигра. Более того, я подозревал, что капитан Тигр тоже  нашел  возможность
преуспеть на  старости  лет.  Мне  казалось  даже,  я  знал,  что  это  за
возможность, но к этому рассказу мы не были еще готовы.
   Фриц потянулся, сонно улыбаясь, как лев перед тем, как выйти на охоту.
   Старуха подавила зевок и поправила муфту.
   - Я полагаю, майстеру Омару надо дать возможность отыграться. Можешь ты
управиться поскорее, рассказчик?
   Я мог попытаться затянуть рассказ до наступления весны.
   - Конечно, сударыня. Майне либе дамен унд геррен, вот  вам  "Рассказ  о
вернувшемся домой голубке".



13. ОТВЕТ ОМАРА НА РАССКАЗ СОЛДАТА

   Спустя тридцать лет после  поражения  поднятого  Утрозвездом  восстания
руины Кайлама поглотил дремучий лес.
   Покарав все семь городов Междуморья,  Вандок  вернулся  на  место,  где
погиб его отец. Он согнал всех оставшихся в живых жителей  и  заставил  их
собирать горючее: дрова, деревья, мебель, лодки, книги,  заборы,  рыбацкие
сети - все, что еще не сгорело в городе. Из  всего  этого  он  воздвиг  на
месте, где погиб его отец и где он в первый раз надругался над  Белорозой,
погребальный костер. Он не разрешал остановиться до тех пор, пока  большой
зал не оказался забит под самые стропила, а на день верховой езды в округе
не осталось ни единой щепочки.
   Потом он поджег костер, и огонь горел несколько дней.  Крыша,  конечно,
рухнула. К досаде  царя,  некоторые  стены  устояли.  Когда  руины  остыли
настолько, что можно было подойти, он обнаружил, что  камень  сплавился  в
твердое зеленое стекло, и никакими усилиями невозможно было его разрушить.
Раздосадованный, он уехал, и нет  свидетельств  того,  что  он  когда-либо
возвращался на это место.
   Со временем на берегу  в  нескольких  милях  к  югу  выросла  небольшая
рыбацкая деревушка, но в сам Кайлам жители так и не вернулись.  На  месте,
где он стоял когда-то, выросли деревья. Зола в старом дворце  превратилась
в плодородную почву, но то ли зал был слишком глубокий и затененный, то ли
воды не хватало, только лес отказывался расти в  базилике,  и  так  она  и
стояла, и на месте купола огромная дыра зияла под открытым небом.  Пол  ее
был  покрыт  ковром  трав  и  цветов,  в  основном  кустами   белых   роз.
Естественный сад обрамляли странной формы руины, напоминавшие застывших  в
танце великанов. Это был странный, неземной памятник скорбным событиям.
   Как-то летним днем два человека подошли к этому месту с противоположных
сторон. И тот, и другой плохо знали лес, но слышали про стеклянный  сад  и
сумели найти к нему дорогу. Они никогда  еще  не  встречались  и  даже  не
связывались друг с другом, но все же оказались в  нужное  время  в  нужном
месте.
   Они передвигались с опаской, ибо Междуморье вообще было опасным местом.
Когда следующее поколение варваров подрастало у себя в степях, их посылали
на юг поразвлечься на год. Им полагалось вернуться  с  собранием  страшных
трофеев, доказывающих, что они уже взрослые и стали  настоящими  убийцами.
Еще они угоняли с собой толпы юношей и девушек, чтобы принести их в жертву
Холу.  Каждые  несколько  лет  царь  сам   возглавлял   более   масштабную
карательную  экспедицию,  дабы  показать  южанам,  что   такое   настоящая
жестокость.
   Да и местные жители были почти так же опасны. И кто мог укорять  их  за
это? Все, что создавали они за свою жизнь, в одночасье могло стать добычей
варваров. Их урожай и жилище сжигали без всякой причины, их детей угоняли.
Они жили в потаенных убежищах  в  холмах,  возделывая  спрятанные  в  лесу
грядки. Многие вообще забыли, что такое цивилизация, постепенно одичали  и
теперь мало чем отличались от зверей, обитавших в  лесу,  и  охотились  на
тех,  кто  слабее.   Поэтому   осторожность   путников   казалась   вполне
естественной.
   Первым к саду подошел юноша лет двадцати. Точнее, ему было двадцать лет
и один месяц плюс-минус  пара  дней.  Роста  он  был  среднего,  стройный,
мускулистый. Его волосы и коротко остриженная бородка были темными,  глаза
тоже темными. И хотя на лице его играла улыбка, он мог быть и  опасен.  Он
был одет в  обычный  для  этих  мест  наряд,  но  неброской  расцветки,  в
коричневых тонах. В эту летнюю жару руки и ноги его оставались  открытыми.
На поясе висел меч, и в любую секунду он мог им воспользоваться.
   Выйдя к развалинам, он прислонился к березовому стволу  и  прислушался.
Он слышал пение птиц и жужжание насекомых. Только когда он убедился в том,
что ничего и никого здесь больше  нет,  он  подошел  к  руинам,  осторожно
пробираясь к самому низкому месту стены. Даже здесь стена  была  выше  его
роста. Часть высоты он одолел по обгоревшему стволу. Забравшись на  стену,
он оглядел внутренность базилики. Там никого  не  было.  Он  подождал  еще
немного.
   Второй человек подошел к развалинам с противоположной стороны.  Он  шел
не так остерегаясь, хотя и осторожно. Оба были примерно одного сложения  и
- на первый взгляд - примерно одного возраста. Этот отличался  каштановыми
волосами, серыми глазами... насколько я помню, он  был  чисто  выбрит.  Он
тоже одевался в неброские цвета, только в одежде его  преобладали  зеленые
тона, за пазухой он, похоже, что-то припрятал.  Если  не  считать  длинной
палки через плечо, на которой болтался походный узел, он был безоружен.
   То ли Зеленому костюму больше везло